ФОРМА ПРЕДМЕТА. 6 страница

— Ну ладно, завтра так завтра. Пойду, не буду вам мешать. — Саша пожал ребятам руки и зашагал дальше.

Миновав небольшой темный коридор, он оказался на рабочем участке. Здесь непрерывно горели лампы дневного света и стояли заводские ванны, переделанные в гидропонные установки, а также великое множество разнокалиберных емкостей, превращенных в горшки с землей. В этих ваннах и горшках росли невысокие, бледные и чахлые помидоры, картофель и огурцы. Но даже в таком виде, в этом подземном мире, где все было заковано в бетон и арматуру, растения выглядели как послания с другой планеты. В каком­то смысле так оно и было — планета, на которой они произрастали, уже три года как лежала в руинах.

Миновав несколько ванн с растущими в них помидорами, Саша вдруг услышал знакомую мелодию. Оттуда, где обычно работал Кирилл, доносилась Ванина песня! Та самая, с последней большой вечеринки, в день, когда началось их вынужденное заточение. Тогда неожиданно включился свет, и всем вдруг показалось, что подземный плен — это не навсегда. Как легко было поддаться иллюзии, что они просто задержались на базе чуть подольше, чтобы вволю повеселиться. У людей было совершенно непередаваемое настроение — наступающее понимание, что произошло нечто непоправимое и жизнь никогда уже не будет той, что прежде, но при этом теплилась надежда, что в очередной раз пронесет и все вернется на круги своя.

Саша замер на месте и вспоминал, как стоял, сжимая в руке бутылку виски, в обнимку с одной из эмо­девчонок, пошатывался от выпитого и смотрел на безумные танцы тех, кто волей случая угодил в подземную ловушку. А потом и сам бросился к танцующим, забыв обо всем и предавшись безудержному веселью... Вспомнил, как уже полностью убитый побежал в какую­то комнату, упал в ворох тряпья и попытался заснуть, борясь с подступающей тошнотой и силясь отогнать от себя ощущение того, что это, наверное, последняя вечеринка в его жизни...

Дослушав песню до конца, Саша еще немного постоял, погрузившись в воспоминания, а потом подошел к импровизированной сельхозфабрике.

— Привет, Кирилл! — крикнул он щуплому парню, сосредоточенно ковырявшемуся возле одного из «горшков». Рядом с ним стояли маленькие колонки от компьютера, к которым был подключен потертый MP3­плеер. Играла уже другая мелодия, какое­то регги.

— Здорово тогда было, да?

Кирилл повернулся. Невысокого роста, худой и сутулый, с вечно красными глазами, он был одет в старые потрепанные джинсы и сшитую из нескольких футболок многослойную фуфайку. То тут, то там на самодельной одежке проглядывали логотипы Сашиной группы. По жестокой иронии судьбы теперь все жители базы носили такую амуницию, отчего порой создавалось впечатление, что вся эта разношерстная, по сути, публика стала завсегдатаями какого­то нахлобученного фан­клуба. На базе хранился весь тираж фирменных маек группы, сделанный незадолго до катаклизма. «Да, мы добились, чего хотели, — каждый носит майки с нашей символикой, — усмехнувшись, подумал Саша. — Жаль только, что это произошло не совсем так, как планировалось».

Разумеется, свои прежние вещи люди сохранили, однако старались одевать их не часто, лишь в самых исключительных случаях. Даже самая простенькая личная вещица была для каждого своего рода ниточкой к прошлому, когда все одевались, как хотели, стараясь как­то выделиться из толпы или произвести впечатление на друзей.

Впрочем, само понятие «толпа» уже давно переместилось в разряд устаревших и лишенных смысла.

— Ну да, здорово было... наша последняя вечеринка... — задумчиво протянул Кирилл. — Привет, Сань. Это я трек у Лени скинул с телефона, вот слушаю иногда, вспоминаю... Ну что, много сегодня накопал? — спросил он, меняя тему.

— Да как обычно, — отмахнулся Саша.

— Все по­старому?

— Ну да, земля и земля. Хорошо хоть земля, а не цемент, — ответил Саша, рассматривая грязь под ногтями на правой руке.

— Давно пора оставить эту затею, — сказал Кирилл. — В прошлый раз­то ничего хорошего не вышло. Да и потом, откуда нам знать, есть там люди или нет? Столько времени уже прошло, и ни слуху ни духу, вот уже два года.

Кирилл являлся ярким представителем тех обитателей подземелья, для которых на первом месте стояли насущные проблемы маленького мирка базы. Что же касается неведомо где спрятанного коридора в метро, так этот вопрос их интересовал меньше всего.

Появление сталкера сильно взбудоражило обитателей базы, потом он ушел, по­обещав вернуться с подмогой. Но время идет, а все остается по­прежнему — со стороны ворот глухая тишина и никакого подтверждения, что все услышанное жителями базы от Валеры действительно правда. Правда, а не красивый миф, придуманный, чтобы обрести хоть какую­то надежду на то, что мир не ограничен мрачными стенами этого, пусть и не маленького, подземного убежища и где­то остались еще люди, до которых реально добраться. Сталкер как будто показал удивительный фильм, и какое­то время все представляли себя его героями. Но потом рутина дней в полной изоляции подземелья вытеснила эту надежду. Поначалу все даже по очереди несли вахту у входа, ждали сталкера с подмогой. Однако эта инициатива быстро сошла на нет — начинания, не касающиеся жизненно важных дел, лишены всякого смысла для музыкантов, паталогически неорганизованных даже в подобных условиях. Силовик время от времени пытался на всех давить и отдавал какие­то распоряжения, но это было смешно — как всегда, его никто не слушал.

Вскоре большинство обитателей базы практически забыли про метро, работая, занимаясь своими делами и находя для себя какие­то мелкие радости. Кирилл, например, не покладая рук копался в оранжерее.

Недавно, кстати, в одной из своих энциклопедий он обнаружил, что маленькие грибы, которыми был покрыт пол в одной из заброшенных комнат, являются сырьем для изготовления целой кучи разных средств, от ядов и галлюциногенов до сильного обез­боливающего. Из них и делался раствор для трубок от микрофонных стоек, которые Саша видел в руках у парней в комнате для ловли крыс.

Саше нечего было ответить Кириллу. Настроения прекратить расчистку глухого коридора давно уже назревали на базе. Но Саша относился к числу тех, кто считал совершенно необходимым продолжать копать — несмотря ни на что, порой даже не думая, зачем это делается, — копать, рыть, вгрызаться в этот завал, пока есть силы и электричество, чтобы освещать постепенно и неохотно уг­лубляющуюся нору.

Прошлая попытка закончилась неудачно, тут Кирилл был абсолютно прав. Узкий мрачный коридор, найденный ими во время визита сталкера, спустя несколько месяцев работы вывел к лестнице, которая заканчивалась комнатой с тяжелой металлической дверью. Проход в помещение был завален не землей, а строительным мусором и кирпичной крошкой, поэтому разгребать его было трудней — мягкие и непрочные лопаты из цветного металла гнулись и ломались.

Отрытая комната преподнесла жуткий сюрприз — десяток человеческих трупов, высушенных до состояния мумий. По всей видимости, эти люди тоже искали убежище и пытались скрыться под землю, но, к сожалению, выбрали не ту дверь. В помещении было на удивление тепло, даже душно. Не хотелось даже думать, что тут творилось в момент катастрофы и каковы были последние минуты этих мучительно умиравших людей. На обитателей базы это открытие произвело очень тягостное впечатление. Многие из ребят и одного­то покойника ни разу в жизни не видели, а тут сразу несколько, да еще умершие вот так, ужасной смертью... Каждый понимал, что легко мог бы оказаться на месте этих несчастных, и собственное положение показалось едва ли не сказочным.

Поэтому уже тогда многие засомневались в необходимости искать проход к «Парку Победы». В конце концов, на базе есть дела и поважнее.

Найденная комната тут же получила название «Кладбище», и название это прочно закрепилось в умах. Смерть пока, слава богу, обходила маленький мирок музыкантов стороной, но отныне и без того не сильно занимавший людей вопрос, куда девать отошедших в мир иной, считался решенным.

Однако остались и те, кто все еще верил в слова сталкера, и они продолжали раскопки. Саша торчал в этой мрачной кишке больше всех, и ему иногда казалось, что у не­го просто начинает съезжать крыша. Порой, в моменты отчаяния, он сам уже не мог с уверенностью сказать, для чего это делает и зачем, — настолько привычным стали для него дни, когда он с утра уходил в тоннель с лопатой и возвращался только поздно вечером. Одинаковые и тяжелые, как стальные шарики от подшипников...

— Землю в бочке оставил? — прервал Кирилл Сашины размышления. — Надо пойти забрать. Просеять, посмотреть, нет ли каких семян. Пойдем, я тебе кое­что покажу.

Они обошли журчащие устройства с кустами помидоров и огурцов и оказались в уг­лу, где под большой лампой в горшке зеленел какой­то маленький кустик. Приглядевшись, Саша вздернул брови и посмотрел на Кирилла:

— Это то, что я думаю?

— Уверен, — у Кирилла горели глаза. — Одуванчик, Сань. Настоящий. Сам пророс под светом, прикинь? Вот выхаживаю теперь. Говорят, из них можно салаты неплохие делать. Вроде их и раньше многие любили есть, а сейчас наши­то оглоеды как обрадуются такой прибавке к рациону...

Кирилл мечтательно улыбнулся и напомнил Саше то ли хорька, то ли суслика из старого­старого мультика про ледниковый период. Что­то там с одуванчиками тоже было связано, правда, уже невозможно было вспомнить, что именно.

Кирилл вздохнул, заморгал и отошел к столу, на котором лежало несколько инструментов, все из металла желтых оттенков. «Бронзовый век, — вдруг подумал Саша, разглядывая утварь, изготовленную из старых тарелок для ударных. — Такой вот извращенный постиндустриальный бронзовый век».

Когда стало налаживаться хозяйство, потребовались разнообразные инструменты. Самым простым способом изготовления различных металлических предметов — ножей, скребков, лопат — оказалось производство из ломаных и потрескавшихся тарелок для ударных, которых на базе было навалом. Потом в ход пошло и кое­что из нового «железа». Особенно ценились тарелки райд, так как они больше, тверже и толще остальных. Из райда можно было изготовить даже топор. Крэши и хеты уходили на предметы поменьше. У Саши был бледно­желтый нож из «Сэбиана», служивший ему верой и правдой уже полтора года.

Покопавшись, Кирилл взял какую­то лопатку и стал ковырять ею землю вокруг одуванчика.

— Я, пожалуй, пойду домой. Устал сегодня что­то сильно, — сказал Саша.

— Давай, — протянул Кирилл, не оборачиваясь. — Я пока тут поковыряюсь, надо еще кое­что сделать.

Он часто любил задерживаться в оранжерее допоздна, его электрическое солнце не садилось круглые сутки, и Кирилл с удовольствием работал, пока не начинал валиться с ног от усталости.

Подхватив лопату, Саша развернулся и пошел в сторону темневшего вдалеке проема, за которым находился вход на территорию основной базы. Раньше там было несколько репетиционных комнат, а теперь находилась основная жилая часть. Музыканты жили там же, где когда­то репетировали, оставив за собой те помещения, где застала их катастрофа. Спали на матрасах из поролона и ковролина, играли, ловили крыс, по очереди готовили на всех еду в специально оборудованной столовой. Только Силовику так и не досталось комнаты рядом со всеми остальными, и он по­прежнему жил недалеко от лестницы наверх, около холла.

Впереди показались первые двери жилой части подземелья, а чуть подальше уже светился теплым желтым прямоугольником вход на базу. Саша прошел еще один пролет коридора и нос к носу столкнулся с ментом.

Силовик стоял возле своей двери и сосредоточенно приделывал к ней какую­то ерунду.

Саша присмотрелся и увидел табличку с гордой надписью «Участковый», обломанную с правой стороны и привинченную к фанерной двери двумя саморезами.

Силовик закончил ковыряться, залихватски сдвинул на затылок видавшую виды ушанку с кокардой и удовлетворенно рассматривал свое творение.

— Каково, а? — немного гнусаво и как­то особенно, как могли делать только менты, растягивая гласные, сказал он. — Тут, правда, было написано «Участковый врач», а я укоротил. В одной из комнат нашел. Хоть видно, что за человек живет, какая должность. Не то что вы — живете там в бедламе, как хиппи какие­то, — сказал Силовик назидательно и уставился на Сашу своими рыбьими глазами, ожидая произведенного эффекта.

Кто такие хиппи, боец скорее всего представлял себе очень приблизительно.

— Ну ты и псих, — коротко сказал Саша и пошел дальше.

Силовик ничего ему не ответил, немного постоял и нырнул обратно в свою нору.

В последнее время Силовик поуспокоился и только иногда цеплялся к кому­нибудь по мелочам, поэтому ребята перестали обращать на него внимание.

Саша прошагал последнюю часть коридора, от которого во все стороны ответвлялись боковые проходы, местами освещенные, местами темные. Обитатели подземелья уже давно обследовали все помещения в этой части бомбоубежища и теперь планомерно обустраивали их под разные хозяйственные нужды.

Оставив позади последний изгиб коридора, Саша зашел на территорию «большой» базы и поздоровался с отдыхавшими после работы металистами. Они занимались обслуживанием той части хозяйственных помещений, где стояли силки на крыс и была рассыпана приманка, изготовленная из отходов Кириллова производства. Эти помещения соприкасались с массой непроходимых для людей коммуникаций и шахт, но для маленьких серых зверьков они были, наверное, просто королевскими апартаментами — крыс тут всегда было больше, чем где бы то ни было на базе.

Саша миновал еще несколько темных, нежилых помещений и оказался дома — этот уголок базы принадлежал ему и его друзьям.

— Нет, ну почему я должен каждый раз таскать воду сам? — услышал Саша, подходя к проему между двумя колоннами, завешенному ковролином и слабо освещенному изнутри лампой.

Обиженный голос Максима нельзя было спутать ни с чем другим.

— Парни, ну что опять за склока? — прислоняя к стене свою неизменную лопату и откидывая в сторону кусок ткани, заменявший дверь, громко спросил Саша.

Их комната, как ни странно, не сильно изменилась с тех времен, когда ее наполняли всегда готовые для репетиции комбики, гитары, барабанная установка и вокальная линия, давно уже разобранные и распиленные для хозяйственных нужд. Меньше всего изменилась так называемая зона отдыха, где стояли два больших дивана и стол, вокруг которого Саша так любил сидеть с друзьями, обсуждая какие­нибудь важные вопросы или просто болтая о чем угодно. Диваны и по сей день остались на своих местах. Еще две тахты, уже сделанные впоследствии из деревянных паллетов, найденных в цеху, с матрасами из стекловаты, плотно обернутой несколькими слоями прозрачной пленки, стояли у противоположной стены, полностью заклеенной флаерами, плакатами и рекламками. Эту своеобразную коллекцию ребята начали собирать, как только дела пошли в гору и их концертный график ощутимо уплотнился. На каждом плакате или флаере можно было прочитать названия клубов и городов, в которых всем им довелось выступать. Последний наклеенный стикер зазывал народ на выступление группы третьего июня в клубе «Матрица» в Нижнем Новгороде, ныне, скорее всего, так же, как и Москва, стертом с лица земли. По крайней мере, концерты и веселые молодежные вечеринки там уже не проводили, в этом Саша не сомневался.

Максим и Паша, сидя каждый на своей тахте, обиженно смотрели друг на друга. Ваня, поджав ноги, молча сидел на своей кровати в углу и, как обычно, копался в телефоне.

— Тебя, кстати, это тоже касается, — сказал Максим. — Договаривались, что все по очереди носят, а тут началось — Саша не может, устал, видите ли, Паша руку повредил, и что? Все на мне. А я, может, хочу чем­то своим заняться, а не могу, и все из­за вас. — Максим, кажется, бухтел уже не первую минуту и успел основательно распалиться в процессе разборки.

Саша вздохнул. Подобные разговоры возникали не в первый раз, их сценарий, в общем­то, был всегда одним и тем же, и все его давно знали, но ритуал ссоры предстояло пройти до конца. Более того, такие разборки существовали в группе всегда, они происходили и задолго до начала замкнутой жизни на базе. Сейчас лишь поменялись некоторые поводы для них, только и всего.

— Максим, — примирительно сказал Саша, снимая через голову толстовку. — Ну что ты так нервничаешь? Сейчас все решим. Ты извини, но у всех своя работа... Я в норе копаюсь целый день... И Паша тоже не может сейчас тебе помогать, сам понимаешь, почему... Придумаем что­нибудь, все равно.

— Нет, ну как же так, мы же договари­вались­то по­другому. Если все будут динамить, ничего хорошего из этого не выйдет, — не унимался Максим. Саша уже собрался успокоить Максима более весомыми аргументами, как внезапно Ваня оторвался от своего мобильного телефона и сказал:

— Парни, я написал новую песню.

Все сразу притихли. Саша замер, открыв рот и собираясь что­то ответить Максу, но тут же забыв, что именно. Ваня написал новую песню... Эта новость одновременно потрясла, удивила и обрадовала Сашу.

Бо́льшую часть времени Ваня молчал. Когда стало окончательно понятно, что они замурованы в этом бетонном склепе и мира, в котором все жили раньше, больше не существует, он стал очень немногословен и ушел в себя. Утрата, навалившаяся на каждого из живущих на базе людей, была ужасна, но Ваня, как человек очень впечатлительный, видимо, пострадал больше всех. Он толком ничего не умел делать руками, все у него разваливалось и не ладилось, поэтому работу ему доверяли только для того, чтобы хоть чем­то занять, — например, просеивать и перебирать землю, которую Саша и его помощники приносили на Кириллову «ферму». Ваня мог задумчиво, медленно и безрезультатно копошиться в ней несколько часов подряд.

До катастрофы Ваня являлся лидером группы и автором всех песен. И каждый новый успех, каждая новая победа являлась для Вани стимулом к творчеству, к поискам оригинальных тем и свежих решений. Раньше, когда Иван показывал новую песню или делился какой­нибудь очередной своей идеей, Саша часто не понимал, как такое вообще можно было придумать. А сейчас, когда многоликий мир, из которого Иван черпал вдохновение, сгорел в огне и ему на смену пришли эти унылые казематы, а люди, жадно внимавшие его словам, благодарные слушатели тех сотен залов и площадок, на которых группе довелось побывать, превратились в пепел... Трудно даже представить, что творится теперь у Ивана в душе...

Погруженный в свои мысли, он односложно отвечал на вопросы, все попытки разговорить его были безуспешны. С некоторых пор Саша с ребятами старались его особо не трогать.

А недавно Ваня начал что­то писать маленькими карандашиками из «Икеи» на белых листах бумаги из практически полной пачки, найденной случайно. «Наверное, ведет дневник», — решил Саша, когда впервые застал его за этим занятием.

У всех обитателей базы наверху остались родные и близкие, и участь их была для всех очевидна. Что ж... ядерный удар это не майская гроза с дождичком... Однако большинство все же нашло в себе силы как­то преодолеть эту утрату. Кто­то успокоил себя мыслью, что родным тоже чудом удалось спастись, кто­то просто пережил и заглушил душевные раны повседневной работой... Кто­то с головой ушел в новые знакомства и начал строить новую жизнь — как, например, эмо­девчонки и юные панки, борцы с системой.

Но почему­то Ване приспособиться к сложившейся ситуации оказалось труднее всего. Незадолго до катаклизма он женился на девушке, которую безумно любил. И по­этому по сей день явно не находил себе места, не мог перестроиться и жить в новых условиях. Он перебирал землю, многократно перечитывал все случайным образом сохранившиеся на базе книги и журналы, набор которых был очень странным — пуб­лика собралась разная, и литература была соответствующей. У Силовика, кстати, даже сохранилась Конституция РФ, которой он иногда размахивал у кого­нибудь перед носом.

Сейчас Ванино внимание было приковано к научной статье по астрономии, которую читал один из музыкантов Кирилла во время подготовки к дипломной работе — кажется, что­то про Марс.

Недавно с Ваней приключилось весьма странное событие, неслабо напугавшее Сашу с парнями и двух старичков­рокеров, невольно ставших свидетелями.

Около недели назад Саша проснулся посреди ночи от шума и какой­то возни, доносившейся из­за занавеси. Вскочив с постели, он увидел, что Ванина койка пустует, и бросился к выходу, не на шутку испугавшись. Выскочив в коридор, он почти налетел на старичков, Симыча и Саныча, которые под руки вели Ивана. Тот был в полуобморочном состоянии. Из рассеченной брови стекала маленькая струйка крови. Когда старики подвели его к кровати, он рухнул на нее и через несколько мгновений уже безмятежно спал, ровно и глубоко дыша.

Переведя дух, Саша на дрожащих ногах вернулся к своей кровати, сел на нее и спросил у стариков, что произошло.

Оказывается, Иван умудрился, не просыпаясь, встать, выйти из комнаты и пройти через все коридоры базы аж до площадки, на которой начиналась лестница наверх, к закрытому выходу из бомбоубежища. Там, скорее всего, он споткнулся, упал и, все так же не приходя в себя, стал кричать что­то бессвязное. Эти крики разбудили стариков­рокеров и Силовика, комнаты которых находились ближе всего к лестнице.

Саныч и Симыч, до смерти перепуганные, выскочили из своей комнаты и бросились Ване на помощь — подняли его, все еще спящего, и привели через всю базу обратно.

Саша живо себе представил Ваню, с бледным лицом и полузакрытыми глазами бес­шумно идущего по темным, притихшим коридорам, — и содрогнулся. Если бы он вдруг увидел такую картину, то испугался бы не на шутку, понятно, почему Симыча и Саныча так трясло.

На следующий день Ваня вел себя как обычно, видимо абсолютно не помня ночного происшествия, а приставать с расспросами к нему никто не стал. Поэтому подробности случившегося странного события остались невыясненными. Больше Ваня по ночам не гулял, но этот приступ лунатизма все же насторожил Сашу. Он очень беспокоился за друга и хотел ему как­то помочь, но совершенно не понимал, что тут можно сделать.

В самом начале их заточения, когда еще оставалась какая­то надежда на спасение, прямо в разгар хмельной вечеринки Ваня сочинил фристайл — песню, ставшую впоследствии своеобразным гимном для обитателей базы.

Но потом наступили довольно тяжелые времена, надежда на скорое избавление быстро угасла, и начался тяжелый труд, в котором Ване не нашлось достойного применения. Он замкнулся в себе, потерял интерес к окружающему и тихо бродил по базе, как привидение, почти ни с кем не разговаривая и думая о чем­то своем.

Немудрено, что услышанное от Вани несколько минут назад так удивило Сашу и, судя по выражению лиц, остальных ребят.

— О чем песня­то? — нарушил повисшую тишину Максим.

Ваня встал, пересек комнату, взял стоявшую в углу гитару, сел обратно на кровать и начал наигрывать грустную мелодию. Пару минут подбирал более походящее разрешение аккордов, остановился на одном варианте и запел.

 

На Марсе классно: красные пески,

крутые горы и кратеры,

Безумно красивые каналы рядом

с экватором —

Ничто не сравнится с тамошними закатами,

Правда, холодновато и давленье, мягко

говоря, низковатое.

Зато две луны на небе, и очень яркие

звезды —

Это из­за низкой плотности воздуха. Жаль,

что так поздно

Земляне получили снимки с этой

прекрасной планеты —

Тут было еще прикольней до местного

конца света:

Летом цвели пышным цветом диковинные

растения,

Невиданно высокие из­за слабого

притяжения,

Шумели гигантскими кронами в лесах,

скверах и парках,

Где в их тени прятались местные жители,

когда жарко.

Они были похожи на нас, не во всем,

конечно, но все­таки,

В целом, без какой­то там оголтелой

экзотики:

Иная форма ушей, пальцы рук другие

по длине,

Но умирать им было так же страшно,

как тебе или мне...

 

Марс, бог войны, не слышащий молитвы,

Вали с Олимпа, пушки на пол, к черту битвы,

В топку военные карты с планами

наступлений —

Засыпаем окопы, разбираем укрепленья.

 

Египтяне в спешке ворочали каменные

блоки:

Пирамида — не шутка, тут нельзя

не уложиться в сроки.

Они орошали посевы, делали из тростника

пергамент,

Славили Ра и жестоко расправлялись

с врагами.

А на красной точке в иссиня­черном

южном небе ночном,

Пока рабы отдыхали от проделанного днем,

Пока жрецам снились блудницы,

а фараону — кошмары,

Самолеты и ракеты заполоняли радары.

Пара ударов, еще пара, попытки перехвата —

Забавная все­таки штука этот ваш

«мирный» атом:

Высокие технологии, культура богатая,

А теперь — только красные пески,

крутые горы и кратеры,

Безумно красивые каналы рядом

с экватором,

Но некому больше любоваться тамошними

закатами:

Крутится вокруг солнца рыжий

безжизненный глобус,

А вокруг него, в свою очередь, Деймос

и Фобос...

 

Марс, бог войны, не слышащий молитвы,

Вали с Олимпа, пушки на пол,

к черту битвы,

В топку военные карты с планами

наступлений —

Засыпаем окопы, разбираем укрепленья.

 

Почему вдруг песня о Марсе?

Саша сначала не понял, но затем, когда зазвучали новые и новые строки, все становилось ясно. Песня была грустная и трогательная, она навевала щемящую тоску по безвозвратно ушедшему в прошлое прекрасному миру, окружавшему людей вместо этих бетонных лабиринтов.

Ваня закончил петь. Несколько мгновений все молчали, погруженные в свои мысли.

— Круто, — сказал Паша. — Очень круто.

Все остальные молчали, потрясенные песней и удивленные самим фактом ее появления.

— Давайте запишем ее, — сказал Ваня и обвел взглядом всех остальных.

— Давайте, — все еще обиженно буркнул Максим.

— Ну конечно, давайте запишем. Не только же траву жевать, копаться в земле да ловить крыс, в конце­то концов. Когда начнем? — Саша, сказав это, посмотрел на Ванька.

— Да хоть завтра, — сказал Иван. — Есть же компьютер и гитара... эту­то песню нам не придется делать в студийном качестве и подгонять под различные форматы и требования каких­нибудь радиостанций, — он горько усмехнулся. — А завтра на собрании скажем, что хотим занять вечером время в репетиционной, попробуем ее поиграть живьем.

Компьютер действительно был, и даже не один. На базе стояли хорошие рабочие компы, подключенные когда­то к Интернету, плюс сохранилось несколько ноутбуков, которые многие из музыкантов вечно таскали с собой.

Интернет, конечно, дело прошлое. Но сами компьютеры остались, а с ними и много разной информации, электронные книги и фильмы, давно уже всеми обитателями базы многократно прочитанные и просмотренные. Особенно ценным в сложившейся ситуации оказался ноутбук Кирилла, в котором была большая папка с информацией по садоводству и земледелию.

Ваня встал с кровати и сел за стол, на котором стоял комп. Он что­то забормотал себе под нос, будто бы прикидывая.

— Так, вот этот и этот трек, это все написанные до... А сюда вот эти два... это уже после... и, конечно, «Жечь электричество», наверное, его лучше даже сюда переставить... — Ваня щелкал мышкой и создавал на рабочем столе какие­то папки, перетаскивая в них файлы. Давно Саша не видел его таким оживленным. «Может быть, Иван еще придет в норму, и мы получим обратно того самого интересного и общительного парня, которым он был до взрыва», — подумалось ему.

— А может быть, мы еще сделаем клип? — словно услышав Сашины мысли, громко сказал Ваня.

Клип. Сама идея снимать клип в нынешних условиях казалась полнейшим безумием — ну зачем снимать клип? Для кого? Чтобы показать его горстке борющихся за выживание под землей людей? Чтобы часть из них, посмотрев, одобрительно покачала головой, а некоторые покрутили пальцем у виска, и только? Силовик, например, будет не закрывая рта глумиться над ними, если узнает об этой затее.

— Я уже придумал основную идею. Сань, у тебя же остались на компьютере базы записи с твоей камеры? Остров Русский... Ты там снимал, я помню... Израиль, еще какие­нибудь красивые картинки? Вы с Максом на прошлой неделе их пересматривали, я видел. Так вот, возьмем эту нарезку, все что есть, виды природы, моря, леса всякие, реки, по­ля... А параллельно нарисуем граффити с видом Марса и запустим потом видеоряд наоборот. Я нашел в статье отличную картинку, возьмем ее за основу, покажем Милане и Диме, они что­нибудь офигенное нарисуют, справятся, я уверен. Краски есть. Снимем все на твою же, Сань, камеру, останется только смонтировать за вечер, и все. Несложная совсем задача.

Все с удивлением смотрели на Ивана.

На базе хранилась масса всякого барахла, необходимого для разных креативных затей, связанных с музыкальной деятельностью, в том числе, действительно, большой запас красок для граффити, который лежал почти нетронутым, потому что масштабного применения этому как­то не нашлось. В том, что Милана и Дима справятся, сомнений быть не могло. Другое дело, найдут ли они время и вообще не сочтут ли эту идею без­умной, тем более что им и так было чем заняться. Их сыну Андрюшке только­только исполнился годик, и с ним сейчас была масса хлопот, особенно учитывая условия, в которых проходило его детство.