Португалия

Одни из самых выдающихся достижений эры европейской экс­пансии выпали на долю Португалии, маленькой, относительно бедной страны, которая стала метрополией морской империи, ох­ватывавшей огромные территории в Азии, Африке и Америке. В начале XVI в. население Португалии едва превышало 1 млн чело­век. За пределами нескольких небольших городов экономика была преимущественно натуральной. Вдоль морского побережья наиболее важными несельскохозяйственными занятиями были ры­боловство и солеварение. Существовала небольшая, но динамич­ная внешняя торговля. Почти весь экспорт приходился на продук­ты первичного сектора: соль, рыба, вино, оливковое масло, фрук­ты, пробку и кожи. Импорт состоял из пшеницы (несмотря на свое небольшое по численности население и сельскохозяйствен­ную ориентацию, страна не обеспечивала себя зерном) и таких промышленных товаров, как ткань и металлические изделия.

Как смогла эта маленькая, отсталая страна так быстро устано­вить господство над огромной империей? На этот вопрос невоз­можно дать простой и краткий ответ. Тому способствовали многие факторы, не все из которых могут быть квантифицированы. Одним из таких факторов была крупная удача: в то время, когда Португалия совершила прорыв в Индийский океан, страны этого региона были необычайно слабы и разобщены по причинам, не за­висящим от развития событий в Европе. Другим, менее случай­ным, но тем не менее счастливым, фактором были накопленные знания и опыт португальцев в строительстве кораблей, технике навигации и в смежных науках, — наследие трудов принца Ген­риха Мореплавателя. Был и еще один фактор, менее очевидный, но не менее важный: рвение, мужество и жадность людей, кото­рые рискнули пересечь моря во славу Бога и короля и в поисках богатства.

В период ранних открытий и успехов в Азии португальцы об­ращали мало внимания на свои африканские и американские вла­дения. Торговля специями и сопутствующими товарами обещала быстрые и обильные доходы королю и купцам, в то время как ос­воение жарких и диких тропиков Бразилии и Африки стало бы дорогой, долгой и рискованной авантюрой. На протяжении XVI в. в среднем 2400 человек, большинство из которых были молоды­ми, сильными мужчинами, ежегодно направлялись на поиск удачи за морем, преимущественно на Востоке. Однако в 1530-х гг. пор­тугальская корона была встревожена деятельностью французских флибустьеров вдоль побережья Бразилии и попыталась основать поселения на материке. Король предоставил земельные пожалова­ния частным лицам, несколько схожие с пожалованиями англий­ской короны лорду Балтимору и Уильяму Пенну в XVII в., наде­ясь таким путем закрепить поселенцев без особых для себя затрат. Однако первые колонии не добились процветания. Местное ин-

дейское население, находящееся на низкой стадии развития и часто враждебное, не обеспечивало ни рынков сбыта для порту­гальской промышленности, ни рабочей силы для бразильской эко­номики. Лишь после того, как в 1570-х гг. в Бразилии началось внедрение сахарного тростника с островов Мадейра и Сан-Томе, для выращивания которого стал использоваться труд рабов-афри­канцев, Бразилия стала интегральной частью мировой экономики. Вскоре, однако, Португалия попала под власть Испании (1580 г.), и хотя Филипп II обещал сохранять и защищать Пор­тугальскую империю, она страдала от нападений голландцев и других европейцев как на Востоке, так и на Западе. Португаль­ские планы развития и эксплуатации африканской империи посто­янно откладывались вплоть до XX в.

Королевская монополия на торговлю специями вызвала появ­ление издевательских кличек типа «король-бакалейщик» или «Его Перечное Величество», но реальность, стоящая за этими термина­ми, была совершенно иной, чем можно предположить. Прежде всего, Португалия так и не смогла установить эффективный кон­троль за источниками поставок специй. Действительно, в первые годы ее ураганного вторжения на Индийский океан она прервала традиционные сухопутные поставки специй в Восточное Среди­земноморье, тем самым временно оттеснив венецианцев от высоко­доходной посреднической торговли ими. Однако традиционные пути торговли специями были впоследствии реанимированы и к концу XVI в. товаропоток по ним был даже еще большим, чем прежде, — фактически он даже превосходил поставки, осущест­вляемые португальским флотом. У такого развития событий были две главные причины. Во-первых, силы португальцев были слиш­ком ограниченными. Даже на пике их морского могущества в 1530-х гг. они имели лишь около 300 морских судов, причем часть из них использовалась для плаваний в Бразилию и Африку. С таким флотом было невозможно контролировать большую часть двух океанов. Во-вторых, для обеспечения своей монополии коро­на должна была полагаться или на королевских чиновников, или на подрядчиков, которые брали в аренду, или в «кормление» (farming) часть монопольных прав. В обоих случаях дело страда­ло от неэффективности и мошенничества. Королевские чиновни­ки, хотя и наделенные большими полномочиями, получали низкое жалование и часто дополняли его взятками от контрабандистов или доходами от самостоятельного занятия нелегальной торгов­лей. Разумеется, королевские подрядчики также имели мощные стимулы к нарушению условий подписанных ими контрактов, когда это было возможно.

Торговля специями была самой известной, но не единственной отраслью торговли, которую португальские короли пытались мо­нополизировать в фискальных целях. Еще до открытия пути во­круг мыса Доброй Надежды португальская корона монополизиро­вала торговлю с Африкой, наиболее ценными предметами экспор-

которой были золото, рабы и слоновая кость. С открытием Америки спрос на рабов вырос в огромной степени, и португаль­ские короли были первыми, кто получил от этого выгоду. Насто­ящими работорговцами были частные лица, которые действовали по королевской лицензии, отдавая за нее часть прибыли. В XVIII в. открытие месторождений золота и алмазов в Бразилии подарило короне новое Эльдорадо. Как и прежде, она пыталась монополизировать торговлю и запретила вывоз золота из Порту­галии, но безуспешно. Контрабандные поставки обычно осущест­влялись на английских военных кораблях, имевших особый ста­тус в португальских водах по условиям заключенных договоров.

Монополистические притязания короны не ограничивались эк­зотическими продуктами Индии и Африки, но распространялись и на товары, производившиеся внутри страны, такие как соль и мыло, а также на бразильский табак, торговля которым была одной из наиболее прибыльных. То, что корона не могла монопо­лизировать, она пыталась обложить налогами. Наиболее харак­терным в этом отношении был случай с основным предметом экс­порта Бразилии — сахаром. Однако буквально все товары, вовле­ченные и во внешнюю, и во внутреннюю торговлю, облагались тя­желыми налогами. В начале XVIII в. почти 40% стоимости това­ров, легально отправляемых из Лиссабона в Бразилию, приходи­лось на таможенные сборы и другие налоги.

Причиной учреждения монополий и высокого налогообложе­ния было, разумеется, стремление к максимизации фискальных доходов. Но, принимая во внимание продажность королевских агентов и неэффективность их деятельности, фискальных плате­жей было нетрудно избежать, что и практиковалось повсеместно. Более того, чем выше были налоги, тем больше было желание от них уклониться. Таким образом, для короны возникал порочный круг. В результате португальские короли, как и испанские, были вынуждены делать займы. По большей части они занимали сред­ства на короткий срок под высокие проценты, под залог будущих поставок перца и других ходовых товаров. Кредиторами были в большинстве своем иностранцы — итальянцы и фламандцы — или собственные подданные короля, «новые христиане».

«Новыми христианами» эвфемистически именовались порту­гальские подданные еврейского происхождения. Некоторые из них на самом деле перешли в христианство, но многие тайно ис­поведовали свою старую религию и придерживались националь­ных обычаев, или по крайней мере их часто подозревали в этом. Король Мануэль в 1497 г. отдал распоряжение о насильственном обращении евреев в христианство, подражая примеру испанских королей, но в течение нескольких десятилетий репрессии для обеспечения выполнения этого распоряжения не применялись. В Действительности «новые» и «старые» христиане, евреи и корен­ные португальцы, продолжали жить вместе в гармонии и даже вступали между собой в браки, причем в таких масштабах, что к

концу XVI в., по некоторым оценкам, около трети португальского населения в той или иной мере имело примесь еврейской крови. Однако впоследствии Португалия обзавелась своей собственной инквизицией, рвение которой в деле сохранения и распростране­ния истинной веры не уступало рвению испанской инквизиции. Граждан поощряли доносить друг на друга, имена доносчиков держались в тайне, а вся тяжесть доказательства своей невинов­ности ложилась на обвиняемых. Даже такой невинный поступок, как ношение нарядной одежды в субботу, мог рассматриваться в качестве «доказательства» принадлежности к запрещенной вере. В результате таких действий инквизиции атмосфера взаимной по­дозрительности и недоверия в течение столетий отравляла жизнь португальцев, а сама Португалия потеряла значительные матери­альные активы и многих умелых рабочих и специалистов, кото­рые переехали в страны, отличавшиеся большей религиозной тер­пимостью, особенно в голландские Нидерланды.