Размышления накануне радикальной реформы

 

Таким образом, первые шаги М.С. Горбачева в качестве реформатора вряд ли можно признать удачными. Вместе с тем необходимость реформ была очевидна всем, и дальнейшее промедление было бы, естественно, истолковано как бессилие, как неспособность от слов перейти к делу. Статистические показатели как будто улучшились, но люди на себе ощущали другое – усиление дефицита, исчезновение многих ставших привычными импортных, да и отечественных товаров. Гласность все более смело обнажала пороки системы, правящего режима. Руководство страны само поставило себя в положение, когда надо было на что-то решаться, делать выбор.

Политика состоит в принятии множества решений. Время от времени в их ряду появляются важные, стратегические решения, которые затем на много лет определяют развитие страны. Это решения, которые приходится принимать на развилках путей, когда между альтернативными решениями нет плавных переходов, полутонов: идти вверх или вниз, двигаться прямо вперед или возвращаться назад? Такие решения почти никогда не бывают чисто субъективными, отражающими лишь вкусы правителей или борьбу интересов, обычно за ними стоят объективные обстоятельства.

На рис. 4.1 изображена схема принятия таких крупных решений, которую мы используем для пояснений сейчас и которая пригодится нам впоследствии, ибо мы попытаемся, как отмечалось выше, представить логику российских реформ в виде цепи таких решений с оценкой их обоснованности и успешности с точки зрения последствий.

Решение – выбор из набора альтернатив, который делается с учетом сложившихся условий – экономических, социальных, политических, внутренних и внешних. Затем следует принятие решения, причем способность лица, принимающего решение, обеспечить его выполнение входит в число условий.

Важнейшее значение имеют информация и оценка. Речь идет, во-первых, о той степени неопределенности, неизбежной при принятии решений, которая зависит от объективной непредсказуемости последствий, но также и от степени информированности о ситуации. Во-вторых, имеются в виду уровень осознания, понимания ее лицами, принимающими решения, адекватность в постановке целей и задач, в определении альтернатив и последствий исполнения решений. На последствие, а также на само решение влияет его исполнение. Во всяком случае, принимать решение нужно с учетом того, что можно выполнить, какими средствами для этого можно располагать.

Последствия могут быть признаны успешными или неуспешными в зависимости от того, насколько они соответствуют поставленным целям и задачам. Если успеха нет или он сопряжен с опасными побочными последствиями, то возникает вопрос о возможности возврата: как бы дать ход назад и выбрать иную альтернативу. Если возможности возврата нет, можно говорить о необратимости процесса.

 

 

Рис. 4.1 Схема принятия крупных решений

 

Теперь в этих достаточно тривиальных терминах рассмотрим ситуацию, сложившуюся в СССР к 1987 г. Страна перед радикальным выбором. Альтернативы:

1) оставить все как есть, "держать и не пущать";

2) умеренные реформы, частичная либерализация типа оттепели, социализм с человеческим лицом;

3) радикальные рыночные преобразования, расставание с социализмом.

Первый вариант – оставить все как есть – был практически исключен уже при смене лидера в 1985 г. Заметим, что смена лидера в 1964 г., когда потенциал системы уже был практически исчерпан и объективная необходимость рыночных преобразований стала достаточно очевидной, также привела к началу реформы, которая затем была свернута. Произошел возврат, в 1968 г. уже был избран вариант – оставить все как есть.

Но за прошедшие 20 лет условия существенно изменились, разложение планово-распределительной системы зашло очень далеко; власть государства, необходимая для исполнения крупных решений, резко ослабла. Повторить опыт 1960-х гг. – начать реформы, а потом вернуться – было, пожалуй, невозможно, хотя бы потому, что стихийные процессы упадка и приближающегося кризиса набрали силу и никому не удалось бы удержать ситуацию в том виде, в каком ее оставили Л. И. Брежнев и М.А. Суслов.

Третий вариант – радикальный, я думаю, и тогда с точки зрения будущего был лучшим: раньше начнешь, быстрей и с меньшими жертвами добьешься результата. Он по сути был необходим России, чтобы разделаться раз и навсегда с рабско-имперскими традициями, с феодализмом-коммунизмом, чтобы стать свободной и процветающей страной, в которой свобода – предпосылка процветания.

Но радикальные преобразования в короткие сроки и немедленно влекли за собой, несомненно, и наибольшие жертвы в ближайший период. Кроме того, была еще какая-то вероятность эволюционного, градуалистского варианта, хотя основные возможности уже были упущены в годы застоя. Наконец, критически настроенное по отношению к власти, желающее перемен общество было совершенно не подготовлено ни к дополнительным жертвам, ни к смене политических и идеологических формул. Свобода личности, права человека воспринимались еще как чуждые, абстрактные ценности, ради которых никто ничего не был готов платить. Другое дело – гуманный социализм, социальная справедливость в уравнительном духе, ликвидация привилегий властей предержащих.

Таким образом, выбор второго варианта – умеренных реформ – был в тот период практически предопределен. Так что дальше наибольшую важность приобретало само содержание реформ: что делать, какие задачи ставить, чего ожидать. Следует сказать, что в этой части, в плане адекватной оценки условий и ожидаемых последствий, определения целей и задач советское руководство во главе с М.С. Горбачевым оказалось не на высоте, что, впрочем, неудивительно.

Во-первых, в силу самого своего положения оно не могло прямо ставить задачу перехода от социализма к капитализму, отказа от коммунистических идеалов. Значит, с самого начала оно было зашорено рамками социалистического выбора и соответствующими идеологическими штампами.

Во-вторых, все общественные науки, прежде всего экономическая, десятилетия жившие в рамках дозволенного, были не готовы к тому, чтобы дать руководству, уже готовому слушать ученых, объективные оценки ситуации и надежные рекомендации.

 

М. С. Горбачев для информации и оценки готовящихся решений с самого начала постарался привлечь лучших специалистов. Еще до его избрания генеральным секретарем была создана Комиссия Политбюро ЦК КПСС по совершенствованию управления, которую формально возглавил НА. Тихонов, председатель Совета Министров, а реально – молодой и энергичный Н.И. Рыжков, выдвинутый Ю.А. Андроповым на пост секретаря ЦК по экономике. При комиссии была создана научная секция во главе с Д. М. Гвишиани. Он тогда кроме Комитета по науке и технике возглавлял ВНИИСИ (Институт системных исследований), в котором работали С.С. Шаталин и Е.Т. Гайдар. Они были ограждены от идеологических обвинений, следствием которых стала реорганизация ЦЭМИ с увольнением академика Н.П. Федоренко, выдвиженца В. С. Немчинова, и удар по ИМЭМО, закончившийся смертью его директора академика Н.Н. Иноземцева. Им же было позволено от научной секции подготовить первые предложения по реформе. Это, – пишет Е. Т. Гайдар, – были весьма осторожные меры: «предполагалось отказаться от директивных плановых заданий, ввести стимулы, связанные с прибылью, сохранить строгое нормативное регулирование заработной платы, постепенно либерализовать цены по мере стабилизуй положения на отдельных рынках, осуществить осторожные меры по либерализации внешнеэкономических связей, создать рядом с государственным частнопредпринимательский и кооперативный секторы экономики»*. Но прежде всего – финансовая стабилизация, или, как тогда говорили, материально-финансовая сбалансированность. Это была концепция «мягкого выхода из социализма». На обсуждении в ЦК ее подвергли разносу. Д.М. Гвишиани сказал своим сотрудникам: политическое руководство страны не готово к столь радикальным преобразованиям.

* Гайдар Е.Т. В дни поражений и побед. М.: Вагриус, 1996. С. 38.

 

В Академии наук мы с завистью и настороженностью следили за деятельностью молодых коллег. Но позже, уже в 1987–1988 гг., во главе с академиками А.Г. Аганбегяном и Л.И. Абалкиным была создана научная сессия при правительственной Комиссии по экономической реформе. Мы получили возможность через нее доводить свои идеи до верхов. Задним числом могу признать, что на деле эти идеи были робкими, серьезных решений трудных проблем они не давали.

 

Достаточно сказать, что в то время никто не предвидел, что долгожданные реформы могут вызвать кризис или не смогут его остановить, что демократизация может вызвать распад СССР. Подобные прогнозы, уже давно ходившие на Западе (плюс А. Амальрик, еще в 1973 г. предсказавший развал империи), у нас появились только в 1990–1991 г, когда эти опасности стали очевидны.

Возможно, в этом неведении были свои плюсы. Знай о подобных последствиях руководство, оно вряд ли решилось бы вообще на какие-либо действия.