Основные парадигмы и методологические подходы к изучению девиантного поведения

Исследования девиаций имеют многолетнюю историю, достаточно многочисленны и по сей день вызывают активный интерес и дискуссии обществоведов и правоведов. Теории девиантного поведения в определенной мере взаимосвязаны, хотя и формировались на основе различных методологических подходов. Эта взаимная связь неслучайна, поскольку их творцы испытывали на себе влияние ярких правовых, антропологических, психологических и социологических идей своего времени.

На ранних этапах изучения отклоняющегося, чаще всего преступного поведения, в начале и середине XVIII столетия, особое значение имел спекулятивно-метафизический подход. Метафизики, выдвигая свои умозрительные обоснования преступности и преступного поведения, не стремились их применить на практике, сделать полезными, достоверными, то есть подтвердить или опровергнуть, опираясь на факты, доступные эмпирическому наблюдению.

Поэтому в силу недостаточной аргументированности и абстрактности спекулятивно-метафизических воззрений относительно природы девиации в социальной науке XIX века формируется и начинает доминировать позитивистский подход, основанный на принципах эмпиризма (наглядность, объективность, проверяемость, причинность, практическая польза и др.). В соответствии с постулатами позитивизматеории девиантного поведения должны быть столь же доказательными и общезначимыми, как и естественнонаучные концепции. Под влиянием позитивизма в социологии девиантного поведения стали формироваться индивидоцентрический и социоцентрический подходы к изучению отклонений. В рамках первого подхода исследователи были сосредоточены на изучении природы и психологии человека в качестве основных источников девиации. Сторонники социоцентрической ориентации в числе главных причин отклонений рассматривали социальные отношения, социальную структуру, среду, ситуации, субкультуру и социальный контроль.

Сформировавшиеся к этому времени методологические подходы по исследованию отклонений можно рассматривать как однофакторные и многофакторные. К однофакторным относятся попытки найти условия девиации и преступности, апеллируя только к теоретическому анализу одного комплекса причин, например, в сфере биологии человека или экономических отношений. Многофакторный подход сложился позднее под влиянием позитивизма как реакция на определенную ограниченность однофакторного и предполагал, что отклонения в поведении не могут быть обусловлены одним, хотя и очень важным комплексом причин, а зависят от ряда разнородных и потому теоретически несвязных факторов.

Коль скоро в XX веке в поведенческих науках широко используются различные подходы и методы к исследованиям девиации, выбор которых был часто продиктован социальной позицией и методологической культурой исследователя или целой научной школы, актуальным стало использование понятия « парадигма».

По мнению известного американского историка и методолога науки Томаса Куна, научной парадигмой являются «признанные всеми научные достижения, которые в течение определенного времени дают научному сообществу модель постановки проблем и их решения».[109] Кун выдвинул тезис о том, что научные дисциплины развиваются посредством смены парадигм. Как утверждает современное науковедение, социальные науки считаются зрелыми, состоявшимися, если приобретают парадигмальный статус. Таким статусом, в частности, обладают социология и психология. Более того, эти науки о человеческом поведении находятся на стадии многовариантного парадигмального развития.

Теорию же можно определить как абстрактную модель структуры объекта конкретной науки, включающую основные научные категории, принятые в качестве исходных в рамках данной парадигмы, а также совокупность более или менее достоверных и логически взаимосвязанных суждений (выражаемых в форме законов, принципов или менее общих положений), раскрывающих сущность исходных категорий, связей и отношений между ними.

Если термин «теория» интерпретируется исследователями без особых разночтений, то понятие «парадигма» в целом неоднозначно. Так, Гюнтер Висведе считает, что под парадигмой следует понимать «образ мышления или направление науки».[110] Более того, не вполне определилось научное сообщество и с типологизацией социологических парадигм. Так, американский исследователь Джордж Ритцер выделяет три парадигмы в современной западной социологии:

q фактуалистскую,

q дефиниционистскую,

q социально-бихевиористскую. ^[111]

Иногда их трактуют как парадигмы «социальных фактов» (Э.Дюркгейм), «социальных дефиниций» (М.Вебер), «социального поведения» (Б.Скиннер), связывая с именами выдающихся социологов.

В некоторых современных криминологических и социологических работах по исследованию преступности и других отклонений в качестве основы теории выступают либо этиологическая, либо дефиниционная парадигмы. В рамках этиологического объяснения девиация рассматривается как «готовый» факт, а внимание исследователей направлено на поиск его корней в причинной связи явлений. Эта традиция характерна для отечественной криминологической школы. Дефиниционная парадигма состоит в том, что внимание ученого обращено к изучению процессов, ведущих к пониманию и определению того или иного действия как девиантного и той или иной личности как девианта.

При анализе положений и выводов современных теорий девиантного поведения будем ориентироваться на более устоявшуюся типологию парадигм, предложенную американским социологом Дж.Кинлочем. По его мнению, следует выделить

q органико-структурно-функционалистскую,

q конфликтно-радикальную,

q социально-бихевиористско-психологическую парадигмы. ^[112]

Социологи-функционалисты, исследуя феномены девиации и девиантов, обращают внимание на реально наблюдаемые, проверяемые последствия, которые связаны с теми или иными социальными фактами, имеющими четкую функциональную определенность.

Социологи, разделяющие конфликтологическую парадигму, считают, что источники отклонений нужно искать в несбалансированности классовых интересов, борьбе различных социальных групп, страт. Иными словами, главный интерес их исследований состоит в анализе социальной структуры общества, например, капиталистической системы, выступающей основным источником социальных конфликтов и противоречий.

Сторонники социально-бихевиористско-психологической парадигмы, описывая отклонения, делают акцент на психологии личности, индивидуальном смысле действий и взаимодействии индивидов. Для социологов-интеракционистов важно исследовать проблему относительности девиации и значение институтов социального контроля.

В современной социологической литературе по проблемам отклонений выделяют также

q традиционный,

q модернистский,

q постмодернистский

подходы.[113] Сторонники традиционного подхода разделяют в целом принципы этиологического объяснения девиаций и заняты исследованием и объяснением причин подобного поведения. Модернисты пытаются, как правило, осознать значение этого феномена путем его понимания, интерпретации, с помощью исследования социальной реакции на него. В начале 1990-х годов в западной социологии и криминологии проводятся исследования в рамках «постмодернистской перспективы», которые часто представляют собой эклектическое соединение различных подходов и теорий. Основные выводы постмодернистов, начиная с Д.Лиотарда и М.Фуко, полны скептицизма и состоят в том, что сама социальная реальность девиантна,[114] «феномен девиации - интегральное будущее общества»,[115] «следует отказаться от надежд, связанных с иллюзией контроля».[116]

Исследования девиантного поведения с различных методологических позиций, подходов и парадигм привели к формированию целого ряда научных школ и направлений. В Западной Европе традиционно их разделяют на:

q классическую,

q позитивистскую,

q культурологическую.

В США обычно научные школы в криминологии и социологии группируют как классическую, социалистическую, типологическую, статистическую (картографическую), психиатрическую и социологическую. Причем в современной девиантологии и криминологии доминируют социологические школы.

К основным из них западноевропейские специалисты относят:

q теории социальных процессов (концепции контроля и стигматизации);

q социоструктурные теории (теории субкультур, конфликта культур и дифференциальных возможностей);

q радикальные теории.^[117]

В отечественной социальной науке в наибольшей мере распространено деление научных школ и направлений на биологические, психологические и социологические.

Условность подобных классификаций достаточно очевидна, поскольку все большее значение для изучения девиантного поведения приобретает в настоящее время междисциплинарный подход, в рамках которого широко осуществляются социально-биологические, социально-психоло-гические и социально-экономические исследования.

 

2.2 Предыстория антропо-биологических исследований девиантного поведения

Развитию антропо-биологического направления исследований девиантного поведения предшествовали спекулятивно-метафизические работы европейских классиков уголовного права: Ч.Беккариа (1738-1794), Д.Говарда (1726-1790), И.Бентама (1748-1832), П.Фейербаха (1775-1833) и других.

Один из создателей классической школы итальянец Чезаре Беккариа первым дал сокрушительную оценку современной ему итальянской юстиции, особенно тех судей, которые накладывали произвольные и чрезмерные наказания. Беккариа искренне полагал, что наказание необходимо лишь для того, чтобы предупредить противоправное поведение. Он думал, что люди оценивают свои поступки рационально, осознавая боль и похвалу. По его убеждению, сама боязнь наказания заставит людей вести законопослушный образ жизни. При этом Ч.Беккариа требовал, чтобы мера наказания в большей степени исходила из того вреда, которое преступное действие причиняет обществу, а не потерпевшему. Беккариа, анализируя философские и правовые идеи своих предшественников просветителей-гуманистов Руссо, Вольтера, Гоббса, Монтескье, сформулировал в фундаментальной работе «О преступлениях и наказаниях» (1764) ряд правовых принципов:

 

«Лучше предупреждать преступления, чем наказывать». [118]

«Хотите предупредить преступление? Сделайте так, чтобы законы были ясными, простыми, чтобы вся сила нации была сосредоточена на их защите». [119]

«Должна быть соразмерность между преступлениями и наказаниями». [120]

«Единственным и истинным мерилом преступлений является вред, который они причиняют нации». [121]

«Цель наказания заключается не в истязании и мучении человека... цель наказания заключается только в том, чтобы воспрепятствовать виновному вновь принести вред обществу и удержать других от совершения того же». [122]

«Смертная казнь не может быть полезна, потому что она подает людям пример жестокости...». [123]

«Уверенность в неизбежности хотя бы и умеренного наказания произведет всегда большее впечатление, чем страх перед другим, более жестоким, но сопровождаемым надеждой на безнаказанность». [124]

Идейное влияние классика на современных ему ученых, европейское сообщество и практику правоприменения было огромным. Очень высоко оценил правовые принципы Беккариа прусский король Фридрих Второй. В Уголовном кодексе Франции 1871 года были практически внедрены многие идеи великого гуманиста. Однако кодекс все еще игнорировал различия между правонарушителями и ситуациями преступлений. Пересмотренный в скором времени уголовный закон этой страны позволял судьям рассматривать обстоятельства преступления, но все еще не учитывал иррациональные аспекты намерений и мотивов поведения преступников.

Важный вклад в развитие социально-правовых идей Ч.Беккариа внес талантливый английский ученый Иеремия Бентам. Анализируя несовершенство уголовного законодательства, он обосновал ряд прогрессивных принципов назначения наказания преступникам:

 

q «должно, чтобы зло наказания превосходило выгоду преступления»;

q «чем менее неминуемость наказания, тем более должна быть строгость его»;

q «чем важнее преступление, тем более можно решиться на наказание жестокое для вящей надежды предупредить преступление»;

q «одинаковые наказания за одинаковые преступления не долженствуют быть налагаемыми на всех преступников без изъятия. Надлежит принимать в уважение обстоятельства, имеющие влияние на чувствительность». ^[125]

Таким образом, представители классической школы, анализируя преступность, законодательство, пенитенциарную систему и жесточайшую практику наказания своего времени, искренне считали, что при выборе личностью моделей противоправного поведения рациональность является основополагающим мотивом.

По мнению классиков, человек сознательно контролирует свою судьбу в соответствии со своей свободной волей, а преступление есть результат его собственного выбора. И если человек выбирает зло, то должен нести уголовную ответственность за это. Поскольку преступник взвешивает все «за» и «против», то выбор преступного поведения имеет исключительно рациональный характер. Поэтому, усиливая наказание, общество должно сделать преступление менее привлекательным, что и будет сдерживать людей от искушения.

Вместе с тем нельзя не видеть, что классики юриспруденции заметно ограничивали сферу отклоняющегося поведения, обращаясь в основном к исследованию юридических аспектов феномена преступности. Неслучайно известный российский правовед, исследователь классической школы профессор С.В.Познышев писал, что «сторонники классического направления полагают, что наука уголовного права должна изучать преступление и наказание только как юридические явления, должна быть строго юридической наукой».[126] В силу определенной ограниченности классическая школа фактически не исследует личность преступника, биологические и социально-психологические вопросы отклоняющегося поведения.

Слишком упрощая, рационализируя мотивы преступления и ошибаясь относительно иных причин преступного поведения, представители классической школы привнесли в социально-правовую теорию и юридическую практику великие идеи неотвратимости наказания и, что особенно важно, его гуманизации и превенции преступлений. Эти идеи живы и перспективны по сей день. В различных вариациях они составляют основу уголовного законодательства многих стран мира.

Наибольшая критика досталась классикам за метафизичность методологии их исследований, поскольку основным методом познания, которым они пользовались, было, по образному выражению американского социолога Э.Сатерленда, «кресло, на котором они сидели во время написания своих книг».[127] Отсюда методологическая ограниченность, умозрительность, оторванность от опыта теоретических идей и построений, выводов о природе девиации, предельно схематичное представление о личности преступника и обстоятельствах преступления. Представители классической школы не смогли дать удовлетворительного объяснения феномена преступного поведения с позиций своего метафизического, абстрактного и, по сути, однофакторного подхода, что способствовало дальнейшему поиску новых идей и созданию теорий.