Глава 1. - Пошел вон, - с досадой отозвался Артус

«Американка»

 

- Пошел вон, - с досадой отозвался Артус. – А хотя, постой. Скажи, возможно ли купить здесь лошадь? Я свою загнал в полукилометре от твоей таверны.

- Свежий конь у женщины, что здесь остановилась. Если вам угодно с ней договориться, то сейчас взойдите на второй этаж, вторая дверь. Она, возможно, там.

- Как мне узнать ее?

- О, господин, ее ни с кем не спутать. Да и внешностью она на вас походит.

- Неужели? – усмехнулся Артус.

- Точно. Можно было бы принять вас за сестру и брата.

Артус встал, плотнее запахнув свой плащ, нащупав шпагу под его полами, и набросил капюшон.

- Похолодало, - произнес он, словно думая о чем-то совершенно постороннем.

Лестница.

Довольно узкий коридор.

Раздался стук.

- Что нужно? – донеслось из-за двери.

- Мне необходима ваша лошадь. Я готов отдать вам за нее цену, что, несомненно, вас достойна.

Долго дверь скрипела всевозможными затворами, пока не отворилась. В проеме появилась женщина, и, опираясь на мушкет, произнесла:

- Простите, я заставила вас ждать, но муж ушел, и приказал его дождаться взаперти.

Как от удара Артус пошатнулся.

- Кажется вам дурно! Обопритесь и войдем, - она произнесла, пытаясь графа в комнату увлечь, и капюшон упал ему на плечи.

- Вы! – вскричала женщина, бледнее смерти.

Граф порывисто схватил ее за плечи.

- Слезы показались в уголках ее красивых глаз:

- Как брата.

- А меня?

- О, брат!

- Тогда скажи мне, где он. Я убью его. Теперь мне нечего терять. Любви ведь нету у меня, а взгляд твоих печальных глаз мне разрывает сердце.

- Брат, ты ошибаешься!

- Как так?

- Ты можешь что угодно мне сказать, но я любима. Молодой принц Кадаваль дарован Богом мне, как исцеление. А тебе же подарил Господь ребенка.

- Что?!

- Ганис, басконский юноша Ганис твой сын. Но берегись ему сказать об этом. Он так юн, и, верно, пылок. А как сильно сын тебя возненавидеть может, можно лишь предполагать.

 

- Э нет, Ганис, ты из трясины вытянул мою повозку, спас мой хлеб. Я угощу теперь тебя обедом.

Юноша с улыбкой поклонился, и они вдвоем вошли в таверну «Два друга». Артус, их заметив, бросился скорее прочь. Так как же быть тому, кто сторонится всякого кривляния душой? Он снял одну из комнат, для того, что бы туда ему несли вино. Граф пил до полусмерти, ожидая полного словесного изнеможения, боясь вернуться к ним, и тут же юноше во всем раскрыться. В своей затее он достиг успеха даже большего, чем был способен рассчитать.

Внизу играли в экарте. Бедняк лет двадцати пяти, мечтая о деньгах, что оказались на кону, внезапно ставкой сделал собственную жизнь, и… проиграл.

- Американка! – разом крикнули безжалостные к чужому горю игроки. – Вы дворянин?

Бедняк с достоинством ответил:

- Да. Но я здесь никого не знаю.

- Эх, тогда нам нужен секундант.

Ганис стремительно поднялся. Бедный дворянин изобразил улыбку пухлыми губами. Смуглое и острое его оригинальное лицо в себе не заключало красоты помимо глаз, великолепных светлых глаз, которые смотрели дерзко, даже проницательно из-под волос, подобных африканской необузданной стихии, беспорядочно разбросанных, и выдававших импульсивную скандальность, что себя уже успела проявить.

- Замечательно, - сказал игрок. - Сейчас к нам приведут второго секунданта. О! А вот и он идет!

Неровными и трудными шагами к ним спустился упомянутый пришелец-секундант. Ганис вскочил ошеломленно. Артус, граф де Эдельвейс, а то был точно он, не поднял на него остекленевших глаз, и губы побелевшие не дрогнули. Он вынужденно опустился на скамью, а юноша сел рядом с ним. Тяжелая рука Ганису опустилась на плече, над самым ухом Лино прошептал:

- Поберегись его. Ведь это господин того, кто поручил тебя мне. И сейчас он совершенно невменяем. Помню, что последний, кто осмелился его коснуться ныне ходит с прострелянной рукой.

По правилам игры «Американка» Александр, а такое имя было у проспорившего, должен перейти в другую комнату, что бы стреляться там с самим собой. Его распоряжению отдали полчаса, он удалился. Граф кривил насмешкой губы, баск не верил в явь происходящего и тяжело дышал. Раздался выстрел, оглушив присутствовавших, навсегда меняя слух и восприятие всем непривычным. К ним вернулся Александр, глупые и суеверные сердца перекрестились.

- Я стрелялся.

- И?

- Увы, но промахнулся.

Пес Отсоа лаем поприветствовал его, как старого товарища. Граф рассмеялся и внезапно, исчерпав себя, случайно опустил измучанную голову Ганису на плече. Не в силах больше овладеть собой он, кажется, уснул.

Тем временем, с улыбкой наслажденья, Лино баловал себя шампанским.

- Если только вы спешите… - произнес Ганис, но Лино оборвал его.

- Я пьян, и никуда сегодня не поеду.