Часть 3. Вероятность риска (5)
Темнота.
Калейдоскоп.
Вспышка...
...и перед ним на столе початая бутылка виски, граненый стакан и распечатанный конверт.
Короткое письмо давно выпало из внезапно ослабевших пальцев. Он пуст, выжат досуха, и в его душе даже нет знакомого хаоса чувств, из которых обычно он не в силах выбрать что-то одно.
Но сейчас не из чего выбирать.
И нечего выплеснуть в удушающую тишину его одиноких апартаментов.
Сейчас. Он. Пуст.
Последний глоток виски прокатывается по его воспаленному пищеводу, но он не чувствует его вкуса. Задумчиво смотрит на бутылку, словно решая, налить еще или ему уже хватит. Но он ничего не решает. Просто в голове крутится глупая мысль, от которой он никак не может избавиться: "Стакан наполовину пуст, стакан наполовину полон". Ему даже наплевать, что в этом нет никакой логики. Он смотрит на бутылку, а стакан... стакан давно и безнадежно пуст.
Письмо Лейлы было отправлено вместе со всеми остальными вещами ее родителям, живущим в протекторате Новая Македония. А у них не сразу нашлось достаточно внутренних сил, чтобы разобрать ее вещи. Так и получилось, что письмо, адресованное ему много месяцев назад, нашло его только сейчас. Со строк на него смотрят разрозненные слова, значения которых он до сих пор с трудом может хотя бы осознать, не то что сложить в своей голове так, чтобы они стали понятны его затуманенному алкоголем сознанию.
"Опухоль", "операционное вмешательство невозможно", "терапия не имеет смысла", "не хотела говорить", "страшно", "полгода, максимум год", "видела, как он смотрит на тебя", "ты смотришь на него", "всего лишь дело времени", "отдаляешься", "теряю тебя", "любит тебя", "присмотрю", " заслоню", "сберегу", "для тебя", "будущее, которого у меня больше нет".
Из этих слов можно сложить простую, понятную и незамысловатую историю o любви, отчаянии, горечи, смирении, жертве... нет, самопожертвовании. Или о даре, который она оставила ему.
И влажные дорожки на его щеках не потому, что он еще не пролил достаточно слез. Их было более, чем достаточно. Вот только он все же переплыл свой океан скорби и наконец-то может ее отпустить. Она останется яркой и светлой частью его памяти, но вот плачет он по ней сегодня в последний раз. Настало время жить дальше. И все же...
"Лейла, почему ты мне не сказала?"
Неслышно подкравшаяся темнота кажется благословением.
Вспышка...
...и он снова стоит перед знакомой громадой старинного особняка.
Только на этот раз он не останавливается перед воротами, а проходит внутрь большого двора, поднимается по ступенькам и, потратив всего несколько секунд на то, чтобы собраться с духом, звонит в дверь.
Казалось бы, непреодолимая стена между ним и Каспером дрогнула в тот день, когда Дин нашел его в душевой казармы, вымокшим, замерзшим и окончательно потерявшим душевное равновесие. Но уже в течение следующей недели до Дина дошло, что де Верн очень тщательно избегает каких-либо встреч с ним. А если им и случалось наткнуться друг на друга, держит дистанцию и общается неохотно, явно стараясь побыстрее избавиться от его общества.
Осознав это, Дин постарался устроить как можно больше якобы случайных встреч, но и во время них молодой аристократ разговаривал с ним исключительно спокойно, даже холодно, предпочитая короткие ответы и общие фразы. Казалось, что де Верн сознательно отталкивает его от себя, не желая проверять, действительно ли Дин изменил свое к нему отношение или это какая-то игра, затеянная с единственной целью - ударить побольнее и в самый неожиданный момент.
Такое положение вещей продолжалось еще где-то недели две. Именно в этот промежуток времени пришло письмо Лейлы. От ненависти к де Верну Дин избавился уже давно, только никак не получалось поставить окружающих его людей и друзей, вроде Ари, об этом в известность. Но если письмо уже и не было способно действительно помочь Дину простить Каспера - в этом больше не было нужды - то, благодаря нескольким строкам, написанным Лейлой, он смог наконец по-настоящему смириться с ее гибелью. И понять, почему она с такой готовностью принесла в жертву свою жизнь.
Какое-то время ему потребовалось для того, чтобы привести свои мысли в порядок, понять, что же он действительно хочет от Каспера, каким бы удивительным это ни казалось для него самого, а поняв, принять решение.
И вот он стоит здесь, нетерпеливо переминается с ноги на ногу и ждет, когда же нерасторопная прислуга удосужится ему открыть.
Двери наконец распахиваются, и его встречает знакомый, внимательный взгляд. Каспер, видимо, уже готовился отправиться во дворец - на нем форменный мундир, не хватает только сабли, но она лежит здесь же, на длинном столе в прихожей.
- Не ожидал, что в обязанности капитана входит доставка солдат на службу, - в удивлении приподнимает он бровь.
- И тебе доброе утро, - ухмыляется Дин в ответ. - Можно войти?
Де Верн молча отступает и пропускает его в дом с таким видом, будто не знает, как реагировать на этот внезапный визит, и в итоге напускает маску спокойного безразличия. В полной тишине они проходят в уже знакомую гостиную.
- Богато живешь, - Дин с наигранным интересом разглядывает комнату. - В этом домине, наверное, слуг больше, чем хозяев.
- Ты здесь уже был, - ровно отвечает Каспер, замирая у окна, из которого открывается вид на заросший зеленью внутренний дворик. - И я живу один.
- Серьезно? - вот теперь интерес в голосе Дина совершенно искренний. - А тебе одному здесь не жутковато? И кто здесь все убирает, готовит еду, стирает, следит за садом?
- У меня контракт со специальной службой, работники которой раз в неделю приходят привести здесь все в порядок. Все остальное я могу сделать и сам, не безрукий, - пожимает плечами Каспер и наконец с легким раздражением интересуется. - Ты зачем пришел? Что тебе от меня нужно?
Значит, хочешь поиграть в непонимание? Зря, есть гораздо более интересная игра - в недомолвки.
- А ты сам не догадываешься?
Ухмылка вышла что надо: в меру ехидная, в меру дружелюбная. Словно говорящая: "Я знаю, что ты знаешь, что я знаю..." Ну так как, продолжим друг над другом издеваться или поговорим откровенно?
Каспер, видимо, уловил это послание, потому что отворачивается от окна, а Дин снова оказывается под прицелом его пристального взгляда, вопрошающего, словно заглядывающего в самую душу.
- Не смеши меня, - наконец говорит де Верн таким тоном, словно ему только что сказали какую-то ерунду. - Всем вокруг прекрасно известно, что ты меня ненавидишь, что винишь за смерть Лейлы. Хотя единственная моя вина состоит в том, что я просто оказался тем самым несчастным идиотом, которого она закрыла своим телом. Я не знаю, зачем она это сделала, но на моем месте мог быть любой другой боец. Еще раз спрашиваю: что тебе от меня нужно?
- Может, я пришел, чтобы отдаться в хорошие руки? Совсем одному, знаешь ли, скучно.
Судя по тому, как моментально каменеет лицо де Верна, шутка не удалась. Впрочем, Дин и так уже осознал, что не стоило этого говорить.
- Не интересуюсь, - отрезает Каспер и кривит губы в злой усмешке. - Хороших рук в столице пруд пруди, думаю, адмирал Драгин будет только рад такому долгожданному подарку.
В этот момент у Дина заканчивается и так не особо большой запас терпения. Стоять здесь, препираться, осыпать друг друга завуалированными издевками, юлить и лгать напропалую? Зачем? Когда это время они могли бы провести, занимаясь совсем другими, более приятными вещами... Он готов поспорить, что кровати в этом доме такие же, как и вся остальная мебель: добротные, устойчивые, мягкие, уютные и, что главное, способные выдержать любовную игру двух не самых хлипких мужчин.
А затем какие-либо мысли вылетают у него из головы, потому что он каким-то образом пересек разделяющее их пространство. На его стороне преимущество в скорости и неожиданности, а так же в том, что он все же сильнее и хоть чуточку, но выше. Да, именно так. Прижать к стене, перехватить руки, вжаться всем телом, просунув колено между ног, а потом утонуть в этих потемневших сердитых глазах и, уже ничего не соображая, впиться в губы властным собственническим поцелуем, глубоким, жадным и нетерпеливым. Выдохнуть в его рот отчаянный от долгого ожидания стон и поймать ответный; почувствовать, как расслабляется напряженное тело в его руках, как учащается чужое дыхание...
Каспер позволяет ему делать с собой все, что угодно, но упрямо не отвечает на поцелуй; он стоит в объятиях Дина, расслабленный, несопротивляющийся, словно великолепно выполненное подобие живого человека, кукла, которой все же нужен кукловод, чтобы она ожила. Сердце Дина бьется, как сумасшедшее, грозя вырваться из груди, пока запал не иссякает. И тогда он отстраняется от де Верна, отпускает его руки, чувствуя, как внутри нарастает безмолвный, но от этого не менее отчаянный и беспомощный крик.
Наконец Де Верн медленно открывает глаза, его пальцы скользят по ткани мундира Дина, ловят его за пуговицу и удерживают именно в тот момент, когда тот уже готов к тому, чтобы развернуться и бежать; оставить позади и попытаться забыть эту нелепую и бесполезную попытку что-то между ними исправить, забыть свою несдержанность, забыть этого человека, с такой искренней невинностью и в то же время так умело сводящего его с ума.
Дин ожидает гнева, упреков, может быть, даже удара; он не в силах даже посмотреть Касперу в лицо и бездумно пялится на его воротник, куда угодно, лишь бы не в глаза. Он вздрагивает, ощутив пальцы на своем подбородке, заставляющие его поднять голову.
- Я люблю тебя, Дин, но я не могу полюбить твою ненависть, - тихий шепот, желанное, но горькое признание. - Я не могу тебе доверять.
Де Верн смотрит на Дина с сожалением, нежностью и непередаваемой грустью, а потом притягивает его ближе. И пусть поцелуй мимолетен, пусть это только прикосновение все еще слегка влажных губ к его губам, но у него заново перехватывает дыхание. В следующую секунду тепло от контакта их тел исчезает, и Каспер стремительно выходит из гостиной.
В комнате темнеет, словно за окном собирается пойти дождь, но это всего лишь очередная, ставшая привычной волна темноты.
Вспышка...
...и он снова в знакомом ему особняке.
Едва ли не молитвенно сложив руки перед собой, Дин сидит в полутемной спальне, воздух в которой пропитан запахом лекарств и напряженным ожиданием. Человек, лежащий на постели, неестественно бледен, лоб покрыт испариной, но, как сказал врач, самое страшное уже позади, жар спал, воспаленные раны понемногу начинают заживать. И можно надеяться, что теперь все будет хорошо. Ведь хуже уже просто быть не может. А раз так, то...
Трое суток практически без сна, память подбрасывает ему лишь обрывки неясных видений. Всего несколько раз он позволил себе сомкнуть глаза лишь для того, чтобы, незаметно погрузившись в дрему, рывком вынырнуть из нее и в панике броситься к раненому. А потом, когда выброс адреналина сходит на нет, снова обессиленно рухнуть в глубокое кресло - Кас еще жив, мечется в бреду и лихорадке, с кем-то спорит, на кого-то сердится и только его одного просто зовет.
А сам Дин... Его трясет от ярости. Все еще. И вряд ли скоро отпустит.
Ярость, которая родилась, когда он случайно услышал не предназначенный для чужих ушей разговор в одном из переходов дворца. В любой другой день он ни за что бы сам не приблизился к опротивевшему ему одним своим видом адмиралу Драгину, но тогда он словно взбесился, в несколько стремительных шагов пересек разделяющее их расстояние и ухватил адмирала за рукав.
- Что ты сейчас сказал про де Верна? - буквально прошипел Дин тому в лицо.
У Драгина же хватило наглости улыбнуться этой своей мерзкой улыбочкой доброго дядюшки и едва ли не пропеть:
- Ну, Дин, зачем же так волноваться? Просто я решил, что небольшой подарок, возможно, заставит тебя обратить на меня хоть немного своего драгоценного внимания. А что может быть лучше такого скромного дара, как голова Каспера де Верна, поднесенная тебе на серебряном подносе?
- Ч..что?!
- Право же, не стоит меня благодарить, - отмахнулся от него адмирал. – Это, в сущности, такие пустяки.
- Как? - только и смог выдавить Дин из себя, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не впечатать кулак в эту лоснящуюся жиром и довольством рожу.
Но нет, придется потерпеть, не сейчас; должен узнать, где Каспер и как его вытащить из той кучи дерьма, в которую парень угодил стараниями этого паскудного адмирала.
- Я уже давно заметил, что Де Верн излишне болезненно воспринимает любые выпады в твою сторону, Дин, - по-приятельски подмигнул ему Драгин, взяв за локоть и отводя в сторону. - А ты знаешь, как это бывает у вечно несдержанной молодежи, у которой кровь слишком сильно бурлит в венах, а переизбыток энергии буквально делает их слепыми и глухими к голосу разума.
- Захар, не заставляй меня ждать, - прорычал он, резким движением вырвав руку из цепких пальцев адмирала. - Что за чертова дуэль? Где де Верн?
Тот посмотрел на него убийственно-саркастичным взглядом и склонил голову набок:
- Ну-ну, не нужно так волноваться. Твое доброе имя находится в абсолютной безопасности. Никто ничего не узнает.
- Что значит "никто ничего не узнает"? - тупо переспросил Дин.
- Ты же знаешь, что по правилам дуэльного кодекса, если у одной из сторон достаточно секундантов, вторая сторона может обойтись без поддержки своих. А де Верн нажил себе в столице слишком много врагов, чтобы кто-то согласился быть его секундантом.
- И? - с нажимом спросил Дин.
- Ах, эти темные роминтенские леса... сколько людей каждый год бесследно пропадает в их чаще, - усмехнулся Захар и поднял руку, намереваясь потрепать Дина по щеке, но он отшатнулся. - Никто не обратит внимания, если в пущу войдут четверо человек, а вернутся только трое. Лес хорошо умеет хранить свои секреты... и секреты других.
- Где конкретно? - рявкнул Дин, у которого ярость переросла в состояние неуправляемого бешенства. Он схватил Драгина за грудки и пару раз хорошенько встряхнул. - Где?!
- Я не понимаю, - растерялся адмирал, - что тебе до...
Дин резко оттолкнул его, вытащил из кобуры пистолет, с неожиданно громким в наступившей тишине щелчком снял с предохранителя и прицелился в голову адмирала:
- Спрашиваю в последний раз, Захар, где сейчас Каспер. Или ты мне сейчас даешь точные координаты или..?
- Мариновское озеро! - взвизгнул перепуганный до чертиков Драгин. - И не смей мне угрожать, щенок, ты..!
Но Дин уже его не слушал, он развернулся и со всех ног бросился по направлению к стоянке служебных катеров.
А потом были прыжки через систему аварийных порталов спецслужб, полет до озера на пределе возможностей летательного аппарата, тихий писк сканнера, запрограммированного на поиск четырех человек, скоростная посадка, больше напоминающая свободное падение, безумный бег и больно хлещущие по его телу ветки деревьев. Два выстрела, практически слившиеся в один, прозвучали совсем рядом, и на него обрушилось леденящее кровь осознание, что он опоздал.
Дальше провал, в котором только мелькают разрозненные образы. Вот на земле перед ним распростерлось окровавленное тело, вот три оглушительных выстрела следуют один за другим, вычеркивая из книги судеб троих незнакомых ему молодых людей, вот он падает на колени и проводит ладонью по голове де Верна, а тот неожиданно открывает глаза и, захлебываясь кровью, шепчет:
- Дин... Дин... ты пришел, ты...
Даже сейчас, когда опасность миновала и Дин точно знает, что Каспер будет жить, ему еще слишком тяжело вспоминать, как близко он подошел к тому, чтобы потерять любимого человека. И, наверное, впервые за долгое время ему не страшно произносить это трудное слово на букву "л".
Неожиданно в комнате слышится приглушенный стон, и Дин срывается с места лишь для того, чтобы в нерешительности замереть, не дойдя до постели одного шага. Его останавливает тусклый от обилия разнообразных лекарств взгляд де Верна. Тот несколько секунд вглядывается в него, словно не может узнать, а затем пытается что-то сказать, но из пересохшего горла вырывается только нечленораздельный хрип. Это заставляет Дина действовать: он выходит из оцепенения, наливает в стакан немного воды и подносит тонкую трубочку к губам раненого.
- Где я? - сделав несколько мелких глотков, наконец спрашивает де Верн.
- Дома.
Каспер кивает и на секунду прикрывает глаза.
- Как ты нашел?
- Приставил ко лбу Захара дуло пистолета, - честно признается Дин. - Я не успел их остановить, прости.
- Ты успел, - слабо шепчет Каспер, пытаясь улыбнуться, затем немного оживляется. - А те?
- Мертвы, - коротко бросает он. - Это было либо они меня, либо я - их. Я предпочел последнее.
- Неприятности?
Дин не сразу понимает, о чем его спрашивает де Верн, и тому приходится пояснить:
- Будут неприятности? У тебя?
- Свидетелей нет, - пожимает плечами он. - Доказать что-либо невозможно, даже если их найдут. В крайнем случае, свалю все на тебя.
Де Верн заметно успокаивается и кивает:
- Хорошо.
Какое-то время в комнате царит тишина.
- Тебе больно? Что-то нужно? - спрашивает наконец Дин, не зная, что еще сказать. - Может, позвать врача?
Каспер отрицательно слегка поводит головой:
- Подойди сюда. Сядь.
Дин осторожно присаживается на самый краешек постели и удивленно заглядывает раненому в глаза, когда тот накрывает его пальцы своей сухой и все еще слишком горячей ладонью.
Они долго молчат - Каспер борется с усталостью и сном, а Дин боится сказать что-нибудь лишнее. Нет, на самом деле он многое хочет сказать де Верну, но всем тем нелестным эпитетам, которые крутятся в его голове, сейчас не время и не место.
- Почему ты меня спас? - неожиданно спрашивает его Каспер.
- А что, я должен был отдать тебя на растерзание тем ублюдкам? - чуть резче, чем хотелось бы, вопросом на вопрос отвечает Дин. - Или принять от Драгина твою голову на серебряном подносе, как он мне обещал?
Раненый делает попытку пожать плечом и тут же морщится от боли:
- Нет человека - нет проблемы.
- Дурак, - хмурится Дин.
- Я что-то не так сказал?
- Тупица.
- Ты ведь меня ненавидишь.
- Идиот, какой же ты идиот, - шепчет Дин, в отчаянии качая головой. - Я. Тебя. Люблю.
Он протягивает руку и убирает со лба моментально притихшего Каспера налипшие на него влажные от пота пряди волос.
Во взгляде де Верна что-то неуловимо меняется, но Дин не может понять, что именно. Он больше не в силах бороться, пытаться убедить в чем-то этого несгибаемого упрямца, на что-то надеяться. Три дня без сна, он слишком устал, неимоверно вымотан и почти совершенно не соображает, если судить по тому, что он только что ляпнул.
- Мне, пожалуй, пора, - мямлит Дин, решив, что лучше уйти самому, чем ждать, пока его отсюда выкинут. - Я засыпаю на ходу, а тебе, наверное, уже осточертело пялиться на мою небритую рожу...
- Останься, - неожиданно перебивает де Верн, чуть пожимая его ладонь, и кивает в сторону свободного пространства на своей большой постели. - Места достаточно.
Дин не может поверить в то, что слышит. Да и можно ли слушать и принимать на веру все, что говорит человек, напичканный антибиотиками и наркотиками?
- Я... Кас, если ты думаешь, что что-то мне должен, забудь об этом...
- Останься, - снова просит де Верн и тихо добавляет, - пожалуйста.
И Дин сдается. Отчасти потому, что ему абсолютно не хочется тащиться домой через весь город; отчасти потому, что мягкая перина постели Каспера словно манит его, обещая уют и покой. Но больше всего его привлекает соблазнительная возможность просто побыть с любимым человеком хоть чуточку дольше и хоть немного ближе.
Больше не тратя время на споры, он выходит в ванную. Минут через десять он уже кидает влажное полотенце на пол, осторожно, стараясь не задеть раненого, забирается под одеяло и блаженно вытягивается на спине.
- Ты не боишься, что я во сне буду пинаться и перетягивать одеяло? - сонно спрашивает Дин, повернув голову к Касперу.
- Огрею капельницей, - слабо улыбается де Верн, прикрывая глаза и явно начиная тоже засыпать, но неожиданно что-то вспоминает и легко толкает его в бок. - Ты не передумал?
- Не передумал что?
- Отдаться в хорошие руки.
И с Дина мигом слетает сон.
- А что? - настороженно спрашивает он, отчаянно надеясь, что это не какая-то жестокая шутка, после которой ему заново захочется пристукнуть де Верна.
- Интересно, - слабо улыбается тот, поворачивая к нему голову, - мои тебе подойдут?
Усталый, но теплый и совершенно открытый взгляд Каспера - это все, что он видит, прежде чем его мир снова погружается в кромешный мрак, в котором вскоре начинает мелькать знакомый калейдоскоп образов.
Вспышка...
...и его рука плавно скользит по обнаженной коже лежащего рядом с ним мужчины: от выемки у основания шеи к плечу и дальше, очерчивая плавный изгиб талии и останавливаясь на бедре.
Каспер недовольно дергает плечом:
- Щекотно.
Дин прекращает его дразнить и притягивает ближе к себе, мимолетно целует в висок, кончик носа и припухлые после сна губы. Утренняя щетина немного колется, но что ему до таких мелочей, у него самого все то же самое и ничуть не лучше.
- Ммм, я готов так просыпаться каждый день, - шепчет Каспер, утыкаясь носом ему в плечо и прижимаясь еще теснее.
- И просыпался бы, если бы тебя не понесло в разведку, - Дин до сих пор не может справиться с легким чувством обиды, хотя и понимает все причины, заставившие де Верна пойти на такой шаг.
- Все еще сердишься на меня?
- Сейчас - нет, - качает он головой. - Но вот закончится эта неделя, ты улетишь, а я снова буду просыпаться один.
Каспер не отвечает, но Дин чувствует влажный след от поцелуя на своей коже.
- Тебе там действительно лучше? - немного поколебавшись, спрашивает он.
- Я занимаюсь работой, которая мне нравится; у меня появились друзья, к которым я без колебаний могу повернуться спиной; я... кажется, я наконец-то нашел себя.
Честный ответ, прямой и бесхитростный. Но до чего же болезненный.
Дин так и не смог изменить отношение друзей и других бойцов к Касперу. А держать его возле себя в то время, когда парень проходит свой личный бесконечный ад, было слишком жестоко. И... нечестно. Де Верн задыхался в атмосфере ненависти, хотя и старался этого не показывать, а Дину было все сложнее отворачиваться от творящегося буквально перед его носом безобразия и делать вид, что ему все равно. Касперу нужно было уйти, и только тогда, возможно, время поможет все исправить. Но, Господи всемогущий! Как же это тяжело - на людях ненавидеть того, кто на деле дороже всего на свете.
Им как-то не представлялось еще возможности поговорить обо всех изменениях, которые произошли в их судьбах за последние несколько месяцев. Сначала он был слишком ошарашен решением Каспера. Дину казалось, что его предают, оставляют за спиной, как что-то, заслужившее лишь мимолетный интерес и не больше.
И он срывался на Каспера по поводу и без повода до тех пор, пока не понял, что тот всегда возвращается к нему. Может пройти неделя, месяц, но в конце концов дверь его квартиры во дворце распахивается и на пороге возникает де Верн, серый от усталости, опять изрядно похудевший, в мятой форме, несущей на себе стерильный запах космических станций и кораблей. И от одной мысли о том, что Каспер пришел к нему явно сразу с орбиты, даже не зайдя домой, чтобы освежиться и урвать хотя бы несколько часов сна, вся накопленная обида, вся терпкая горечь вынужденного одиночества куда-то испаряются. Хочется только сгрести в объятия это невозможно упрямое существо и никуда больше не отпускать.
Но у каждого из них своя работа, его - охранять Императора, де Верна - мотаться по Космосу и далеким чужим планетам, делая их мир хоть немножко, но более безопасным. И наступит один из тех ненавистных дней, когда Каспер снова появится перед ним в походной форме, с мрачной решимостью во взгляде и уже зовущими его в путь искрами далеких звезд в глубине потемневших глаз. А Дин обязательно споткнется о его тяжелый походный рюкзак, в сердцах пнет и схватится за ногу, традиционно вопрошая, каких это кирпичей Каспер туда насовал.
Им обоим будет понятно, что несчастный рюкзак здесь совершенно не при чем, но говорить вслух всякие глупые и никому не нужные слова они тоже не собираются.
И будет короткое прощание, почти без слов и патетичных жестов. К чему они, когда можно просто обменяться взглядами? В его собственных глазах будет одно, предельно простое требование: "вернись живым"; в ответном взгляде Каспера он прочтет молчаливое обещание. Они оба понимают, что и Жизнь, и Смерть находятся далеко за пределами человеческой юрисдикции, но им вполне хватает и того знания, что только эти две дамы стоят на их пути к предстоящей встрече.
А потом будет долгий жадный поцелуй и короткий взгляд глаза в глаза. Каспер уйдет, не оборачиваясь, лишь в тишине комнаты захлопнется за ним дверь, а Дин отойдет к окну и будет долго смотреть на прекрасный императорский сад, не видя перед собой ничего, борясь с вновь проснувшейся в сердце тревогой, с которой ему придется жить еще много долгих дней и ночей. До следующего раза, до долгожданной усталой улыбки, до первого взгляда любимых синих глаз, в которых читается: "Я вернулся домой. К тебе".
- Кстати, давно хотел спросить, - решает сменить тему разговора Дин, - почему ты до сих пор единственный наследник рода? Чего проще, договориться с суррогатной матерью или еще лучше - жениться на дворянке.
- Мне еще рано, - сонно откликается Каспер. - Дурацкие традиции, чтоб их. До двадцати восьми лет я не имею права заводить детей. А жениться я не собирался и так, меня вполне устроит законный консорт.
- Эммм, никогда до конца не врубался в эту вашу систему, - со вздохом признался Дин. - Нет, я знаю, что у Императора есть и жена, и консорт, а у твоего отца была только жена...
- У отца был консорт, - перебил его Каспер. - Только он умер, когда я был еще совсем маленьким. Помню только, что Эрик был всегда очень добр ко мне, внимателен, помню его большие сильные руки, когда он брал меня к себе на плечи и ходил так по всему поместью. После его смерти отец уже никогда не был прежним, а смерть мамы... не знаю, подкосила его окончательно, что ли.
- Разве можно любить двоих людей одновременно? - спросил Дин, немного хмурясь.
- Не знаю, не пробовал, - усмехнулся Каспер. - Впрочем, по-настоящему отец любил только Эрика, а мать... Они были очень хорошими друзьями, но никогда больше не делили постель после моего зачатия. И когда отец потерял их обоих...
- Извини, - остановил поток его воспоминаний Дин. - Наверное, зря я поднял эту тему.
- Ничего. Мы пока многого не знаем друг о друге.
- А времени на разговоры так мало, - подмигнул Дин и снова потянулся к его губам.
И снова поцелуй следует за поцелуем, и в глазах Каспера Дин видит отражение своего собственного нарастающего с каждым мгновением желания, дыхание становится сбивчивым и частым, изредка переходя в тихие стоны.
- Как же тяжело тебя отпускать, - шепчет Дин, когда Каспер опрокидывает его на спину и нависает над ним.
- Я буду возвращаться, - улыбается тот в ответ, склоняясь над ним ниже и щекоча длинной челкой его лоб.
И полузабытый шепот Лейлы жестокой насмешкой отдается в его ушах: "Всегда?"
Но Дин никогда не задаст Касперу этот глупый вопрос. Он уже далеко не так наивен, как прежде. Их профессией является война, в их жизнях столько опасностей, что обещать что-то, настолько не зависящее от собственных желаний и возможностей, просто нереально.
И все же разлучить их могла не только смерть. Каспер наглядно доказал ему, что даже любовь - это риск. Доверие, оказанное ему, - тоже риск. Каждый день, каждый час, каждую минуту они рискуют. Своими жизнями и сердцами, своими секретами и возможной потерей и одиночеством. И все же они сделали свой выбор. Лучше рисковать, жить быстро и без оглядки, отпускать и открывать объятия навстречу, чем сожалеть об упущенных возможностях.
- Я... - ему до сих пор тяжело произносить эту короткую фразу, но Каспер уже давно научился понимать его без слов:
- Я знаю.
И большего не нужно. Дину вполне достаточно того, что человек, которому предназначаются эти несказанные вслух слова, слышит их и в полной тишине.
И снова поцелуй следует за поцелуем, и каждое прикосновение кажется обжигающим, и можно не сдерживаться, а просто играть с партнером, который ничем не уступает тебе. Можно быть нежным или намеренно грубым, можно легко касаться одними кончиками пальцев или сжимать в объятиях так крепко, как только хочется, ведь Кас не сломается, если он слегка не рассчитает силу. Можно не скрывать отчаянную потребность известить весь мир о том, насколько тебе хорошо, или упрямо хранить молчание, побуждая партнера на новые и новые безумства, лишь бы вырвать из тебя хотя бы один приглушенный искренний стон наслаждения. В этой игре нет побежденного и победителя, а правила они придумывают сами на ходу. Условие одно - игра длится до тех пор, пока им обоим хорошо или пока...
Напряжение, скопившееся в его разгоряченном теле, наконец достигает своего пика, но Дин еще несколько долгих секунд держится на его вершине, пока не чувствует знакомую пульсацию внутри. А потом они вдвоем падают в водоворот оргазма, и в этом абсолютном слиянии не ясно, где заканчивается он сам и начинается Кас.
Мгновение кромешного мрака.
Вспышка...
...и Дин пришел в себя на полу каюты на борту крейсера "Джордано Бруно".
По его телу все еще пробегали волны неконтролируемой дрожи, сердце билось так сильно, словно он только что пробежал стометровку, а в липнущем к телу белье ощущалось почти забытое влажное неудобство, которое бывает только после особенно приятного мокрого сна.
Путешествие в прошлое капитана Винчестера, как это не было удивительно, в реальном времени заняло всего час и не оставило после себя никаких неприятных последствий, вроде головной боли, дезориентации и упадка сил. Дин как раз принимал душ, чтобы смыть с себя остатки собственной спермы и немного освежиться, когда в тишину каюты ворвался наполненный беспокойством голос Алисы:
"Дин! Что случилось? С тобой все в порядке?"
Подпрыгнув от неожиданности, он сильно приложился локтем о стену узкой кабинки, уронил мыло и тут же едва на нем не поскользнулся. Восстановив равновесие, Дин от души выругался и только после этого проорал:
- Предупреждать надо! Я едва не убился по твоей милости!
"Ну, прости, что волновалась за тебя, - без капли сожаления в голосе ехидно отозвалась искин. - Я уже не знала, что подумать, когда обнаружила, что доступ в твою каюту полностью заблокирован, а сам ты, судя по показателям твоего состояния, лежишь в глубоком обмороке".
- Ладно, проехали, - немного смягчился Дин.
"Так все же, что случилось?"
- Габриэль случился: нарисовался прямо передо мной собственной мерзопакостной персоной и отправил знакомиться с прошлым капитана Винчестера, - пожал плечами охотник, выключил воду и начал энергично растирать свое тело большим махровым полотенцем.
"В каком смысле "отправил"?" - спросила Алиса.
- Не знаю, как поточнее объяснить, - в затруднении наморщил он лоб. - Понимаешь, я словно был им, капитаном Винчестером, которого ты знаешь. Видел его глазами, чувствовал его эмоции, слышал его мысли так, как будто они были моими собственными. В общем, полное погружение.
"Интересно, - отозвалась искин. - Похоже, возможности архангелов действительно безграничны, жаль, что нет никакой возможности их изучить".
- Лучше не стоит, - усмехнулся Дин. - Их реакцию на попытку изучения я даже не берусь себе представить.
"Ты узнал что-нибудь для себя полезное?" - сменила тему разговора Алиса.
- Не то, чтобы, - скривился Дин, падая в разобранную постель и обнимая подушку. Зевок вырвался уже просто непроизвольно. - Но в чем-то это было очень познавательно.
"До мокрого белья?" - искин не упустила шанса его поддеть.
- И это тоже, - пробормотал он, закрывая глаза.
"До общей побудки осталось всего лишь около трех часов", - сочла своим долгом предупредить Алиса, но Дин уже сладко спал и ничего не слышал.
