Глава XIV ПЯТНИЦА. ТРИНАДЦАТОЕ

Дорога до школы была до того привычной, что я ее уже много лет не замечала. Просто проходила необходимое количество шагов. Сколько их — пятьсот? Семьсот? Никогда не считала. А может, стоит? Вдруг там шестьсот шестьдесят шесть шагов?^[25] Если так, то понятно, почему путь дается мне последнее время особенно трудно.

Я бы так и дошла до класса, не сильно вдаваясь в подробности окружающей меня действительности, но глаз невольно стал выхватывать незначительные мелочи. Как выглядит тропинка под ногами, сколько снега за ночь выпало, какие новые машины оказались припаркованными вдали дороги, как сильно прогнулся забор, через который все перепрыгивают, срезая приличный кусок пути, что нам сегодня готовит небо, подарит ли веселые снежинки или расстроит дождем… Это был мой привычный, ничего не значащий мир, и я не очень понимала, как вписать в него Макса. Ведь он все видит и чувствует иначе, существует в другом ритме, идет вперед с другой скоростью. И как же тогда можно что-то планировать?

Калитка, через которую я постоянно проходила, сегодня почему-то оказалась закрытой, так что мне пришлось идти в обход. И пока шла, наверное, несколько раз успела подумать о Пашке. Вот, надумала — он ждал меня около крыльца. Что-то выглядит опять неважно — бледный, круги под глазами, чуть опухшее лицо. Ему надо больше спать.

— Сердишься? — Колосов шагнул мне навстречу.

Интересно, что придумала бы Катрин, если бы из аэропорта я уехала с Пашкой? Где бы она нас сталкивала с Максом?

— На грустных не обижаются. — Я остановилась и демонстративно внимательно стала рассматривать Колосова. Эх, ты, Пашка! Куда делась твоя веселость? В какой карман ты положил свои шутки? Что бы такого для тебя сделать, чтобы ты перестал хмуриться? — Спасибо за сумку, дошла «по щучьему веленью».

Колосов обвел медленным взглядом площадку, на которой снег успел превратиться в серую кашу, кустики, березу, нависающую над асфальтом, кусты сирени с остатками коричневых заветренных листиков.

— Ты на тренировку пойдешь?

Старую пластинку заело…

Я тоже посмотрела на поникшую березу, на словно опустившиеся на корточки кусты — казалось, они готовились принять на свои головы тяжелые тучи неба, — и мне вдруг пришла простая в своей гениальности мысль.

Подружить Макса с Колосовым у меня никогда не получится, но показать Пашке, что все не так плохо, что можно жить мирно и не страдать, я могу. Пора менять его мнение о Максе, а то он его все за монстра держит. От истины, конечно, далеко, но надо сделать так, чтобы было еще дальше. Наши отношения наладятся, и мы снова станем друзьями. Как раньше, только без тоски в его взгляде и вздохов за моей спиной.

— Пашка, сегодня вечером я приглашаю тебя на вечеринку в мастерскую.

Лицо Колосова болезненно дернулось, но он сдержался.

— Чего отмечаем? — Подтянул к себе ближе рюкзак, привычным движением пару раз стукнув по нему мыском ботинка.

— Открытие большой тайны, что жизнь прекрасна.

— Не помолвку, уже хорошо, — фыркнул Пашка. — А то вы что-то все тянете.

— Ждем твоего благословения.

Выражение Пашкиного лица можно было заносить в учебник по психологии. Оно постоянно менялось: то в нем появлялась надежда, то Колосов становился мрачен, то решителен, но при этом расстроен. Что же у него там в голове творится?

— Плохо ждете, к телефону не подходите.

Да, сотовый свой я так и не нашла. Когда я его видела последний раз? В Москве. Да, в Москве — сидя с Олегом в ресторане, я постоянно смотрела на время. И еще я смотрела на время в аэропорту, когда ждала самолета. А потом… Не хватало его потерять после той жуткой встречи с грузовиком.

— Сегодня вечером ты сможешь передать нам свои напутствия лично.

Теперь можно не сомневаться: праздник выйдет забавный. Что-нибудь произойдет обязательно. Либо синтезатор расколошматят, либо стол перевернут. Повеселимся, одним словом.

— И откуда он такой шустрый взялся, твой Макс? — зло процедил Колосов. — Сидел бы в своей деревне и дальше. Кто он? В прошлый раз ты мне так и не сказала. Как он залез к тебе в окно?

Кажется, в череде положительных качеств Макса наметилось одно отрицательное — забывчивость. Мог бы своим гипнозом подчистить ненужную информацию в Пашкиной башке. Зачем было оставлять память о том вечере, когда Колосов увидел эпохальный визит Макса ко мне в комнату через окно?

— Знаешь, ты тоже кажешься ему не совсем нормальным. Ты, часом, не вампир?

— Я-то чего не так сделал? — Пашка заметно обиделся.

— Задаешь слишком много вопросов, — хмыкнула я. Но Пашка умница, он со всем справится. — Если ты сегодня не придешь, я обижусь.

Колосов мрачно кивнул, и я пошла дальше. Ступеньки крыльца под ногами были скользкие — снег растаял, превратившись в противную жижу. Я чуть не поскользнулась. Может, это какой знак, чтобы я туда не ходила? Надо еще раз прочитать книгу Олега.

— Пойдем, ты меня проводишь до класса. — Не хотелось оставлять Пашку на улице одного. То ли холодно мне становилось, то ли тревожно.

Я не стала оборачиваться. По большому счету неважно, кто проходит мимо, а кто специально идет, чтобы встретиться со мной. Королева сейчас занята, все встречи отложены на вечер.

— Гурьева! А тебе, конечно, уже можно и опаздывать, и учителей не замечать?

Роза Петровна! Как же, кого еще я могу встретить, так сильно опаздывая на урок! Причем на урок литературы.

Пашка молниеносно испарился. И правильно. Чего ему вместе со мной попадать под раздачу? Пускай походит, подумает, настроится на вечер.

Первый, второй урок… Все остается как раньше. Те же звонки, те же легкие пробежки малышей, быстрый шепот девчонок из средних классов, недовольные взгляды выпускников — школа активно обсуждала мое участие в Олимпиаде, стремительный отъезд, неожиданное возращение и мое третье место.

Обе мои ручки почему-то не хотели писать. Словно сговорились, чтобы испортить мне настроение. Какой-то знак?

Лерка Маркелова тоже была на высоте — приглашение на вечеринку приняла не сразу.

— Вернулась, значит? — Лицо у Маркеловой было скучающее. Она смотрела на меня красными от ночного бдения глазами, гладила свою новую питомицу крыску-альбиноса Беллу. — Это тот парень, что приезжал, да? Светленький такой. Говорили, что он из Москвы. — Она говорила медленно, словно припоминая нужные слова.

— Нет, я говорю про Макса. — Все-таки в голове у Лерки каша. Она все путает. — Если сама не хочешь идти, отпусти Беллу. Ей пора развеяться.

Я с тревогой глянула на Маркелову. Ее молчание было непонятно. Я все боялась, что она начнет меня в чем-то обвинять. До сих пор в ушах стоял ее крик: «Все бесполезно! Конец близок! Все умрут!»

Все умрут… Брр, как мрачно.

Учительница по биологии рассказывала о законах эволюции, тыкала указкой в висящую на доске схему. В начале урока она провела опрос, но меня не вызвала. Меня сегодня вообще не замечали — не задавали вопросов, не проверяли домашнюю работу. Может, меня и правда здесь не было? А та, что сидела за партой, была не я.

— В мастерской Макса в шесть вечера, — в который раз повторила я. — И не забудь повязать Белке красивый бантик.

— В мастерской? — Лера, казалось, впервые меня расслышала. Она всегда была чуть заторможенная, а сейчас и вовсе глубоко ушла в свои мысли.

Маркелова ссадила крысу в рюкзак и только потом как-то неопределенно кивнула — то ли придет, то ли не придет. Надо будет еще раз напомнить. Что ей в пятницу вечером киснуть дома? Она отложила ручку и посмотрела в окно. Моя ручка так и не писала, я потянулась за Леркиной и только сейчас заметила, что у нее написано в тетради.

«13 ноября».

— Сегодня разве тринадцатое?

Тринадцатое? Пятница?

— С утра было. — В Леркиных глазах появилась заинтересованность. — А ты чего, день потеряла?

— Пятница? — Можно было и не спрашивать, но я решила уточнить. Реальность с биологией, Олимпиадой и грядущим последним уроком не спеша откололась от меня и, покачиваясь на волнах, поплыла на своем островке-льдине прочь к горизонту.

Тринадцатое! Пятница! Самое несчастливое сочетание, какое только может встретиться! А я-то думала, чего у меня сегодня все не клеится… Карапуз еще тот с пустым ведерком…

— Ты его боишься, пятницы тринадцатого? — Лерка развернулась ко мне.

Теперь меня напугал бы и перебегающий дорогу шкаф. Но такое сочетание… Как же я раньше об этом не вспомнила?

— Ну да, бензопилы там всякие, буйные оживляются…

И как я могла пропустить такую грандиозную дату? Под один только этот день можно уничтожить всех вампиров на Земле. Если еще подкинуть парочку таких же глобальных примет — комету или солнечное затмение, добавить талант Ирины…

Маркелова улыбнулась знакомой ехидной улыбкой готессы со стажем:

— Я приду сегодня.

Часы над входом в класс застыли, изобразив крайнюю степень удивления, — без десяти два, обе стрелки резко подняты вверх, носик, соединяющий их, недовольно насуплен. Я тоже удивлялась, как могла не вспомнить столь очевидной вещи. Календарь-то постоянно у меня перед глазами — висит в прихожей, с левой стороны от двери, и красный квадратик все время установлен на сегодняшнем дне, мама каждое утро передвигает красную рамку указателя. Ах ну да, я же сегодня вышла раньше мамы, она не успела сменить день, иначе еще утром всем праздникам был бы дан отбой. Хотя… А почему нет? Когда же еще веселиться вампирам, как не в такой день…

Я перевела взгляд на доску.

Эволюция, пищевая цепочка, приспособляемость, борьба за выживание. По всему выходило, что человек был, без сомнения, самым достойным кандидатом, чтобы занять верхнюю ступеньку. Но призовая ли она?

Вот они, люди, тридцать человек. Разновихрастые затылки — коротко стриженные, собранные в хвост, подхваченные в пучок, растрепанные, прилизанные. Что они могут против всей той пирамиды, что оказалась у них под ногами, против всяких там китов, львов и пингвинов? Жить с ними они не могут, только уничтожать. Может быть, учебники давно уже пора переписать и поставить наверх вампиров? Таких совершенных, таких безжалостных, таких неподвластных своим эмоциям. Может, они и правда новая ступень развития, а никакая не болезнь? Генетическое изменение, стопроцентное использование всех ресурсов организма. Люди-индиго… Вот оно — то самое новое поколение, о котором столько говорили. Романтизм, сентиментализм, Пушкин, Карамзин — прошлые века. Холодный расчет, бескомпромиссность и идеальная красота. Наш мир состоит из борьбы, и побеждает в нем сильнейший. Побеждает вампир.

Часы качнули головой, вытряхивая из себя задержавшиеся минутки. Так, мои занятия на сегодня закончились. Пойду-ка я домой. Надо еще с Максом утрясти меню, чтобы там не появилось мясо с кровью. И почему я никак не возьму у него номер телефона! Хотя мобильника в его руке я ни разу не видела… Черт! Что-то я разволновалась.

Ступеньки все еще оставались скользкими, и я на них снова чуть не растянулась. Твердая рука вовремя поддержала меня под локоть.

— Спасибо, — обронила я не глядя, собираясь бежать дальше. Стук сердца хотелось заглушить легкой пробежкой. Засиделась я сегодня.

— Пожалуйста, — пропел за спиной знакомый голос.

Я еще успела сделать пару быстрых шагов, но уже все поняла.

Макс стоял на ступеньках и терпеливо ждал, когда я перестану куда-либо бежать и успокоюсь. А я настолько к нему привыкла, что уже не замечаю своего радостного волнения.

— Как гости? — Макс улыбнулся самой спокойной и красивой улыбкой на свете. — Собираются?

— Пошли готовить свои выходные костюмы. — Я уже готова была обнять его, как из дверей повалил на перемену народ, и мне пришлось держать себя в руках. — Что нового?

— Я тоже кое-кого пригласил. — Кажется, Максу самому нравилась игра в «нормальную» жизнь.

— А как насчет тринадцатого числа? Да еще пятницы! Дурных ассоциаций не возникает?

— Что-то не припомню. — По глазам было видно — врет — они у него были веселые. Не страшили его никакие приметы. — Мне всегда казалось, что успех вечеринки зависит не от дня недели, а от того, как она подготовлена. И пятница — обычный день для приглашения гостей. Завтра выходной, сегодня можно подольше погулять. Разве не так?

— Тебе надо почаще смотреть телевизор, — сделала я страшные глаза.

Макс хмыкнул. Кажется, ему хватало настоящей жизни, чтобы увлекаться придуманной.

— Там много лгут. — Макс осторожно, словно боясь напугать резким движением, сошел со ступенек, взял меня под руку. — Что еще плохого с тобой может случиться? Ты уже встретила самого страшного монстра, какой только может быть. У тебя самые сумасшедшие на свете знакомые. Других неприятностей не предвидится. Так чем же нам грозит тринадцатое число?

— Нехорошая примета.

Да что он меня пытает? Как будто сам не догадывается, о чем я. Догадывается, конечно. Недаром же на моей руке теперь живет перстенек с бирюзой.

— До конца дня осталось всего несколько часов, и скоро наступит завтра.

— Тринадцатое ноября. — На самом деле я уже давно сдалась, но для приличия решила еще немного поспорить. А то как-то так выходит, что он все время оказывается правым. — Черная пятница. Неудачный день. Вся нечисть встанет против нас. Будут неприятности.

— Какой ужас! Я испугался! — Голос Макса был сама невинность. Он поправил мою распахнутую куртку, плотнее подтолкнул под нее шарф, застегнул «молнию», критически оценил проделанную работу и, только убедившись, что мой вид соответствует погоде, повел меня через школьную площадку к калитке.

— Потому что день такой, — прошептала я. И, помолчав, добавила: — Потому что я Смотритель. Знаки! Их надо уметь читать. Если они сойдутся вместе и если их определенным образом направить, то они способны уничтожить кого угодно. Даже вампира.

Макс остановился, взял мою руку в свою. Конечно, сейчас он мне все объяснит. Волноваться будет не о чем.

— Я знаю, какой сегодня день. И методы Смотрителей мне известны. Сама говорила, приметы должны быть направлены. — Он на секунду замялся. — Кто их станет направлять? Ты? — Я замотала головой, и Макс тут же привлек меня к себе. — Пока символы просто рассыпаны вокруг нас, они ничего не могут сделать. Черная кошка, тринадцатый трамвай сами по себе безобидны. Главное, что ты в эти знаки вкладываешь.

Я подняла глаза на Макса, но смотрел он не на меня. Я проследила за его взглядом — около школьной калитки стоял Пашка.

— Ты подаешь дурной пример подрастающему поколению, — пробормотал он. — Прогулы могут войти у твоего друга в привычку.

Пашка стоял, прислонившись к столбу, и с нетерпением ждал, когда мы подойдем. В лице его появилось нечто новое, утренняя растерянность растворилась без следа. Он что-то для себя решил, и принятое решение придало ему сил.

— Здравствуй, Павел! — Казалось, Макс понимает Колосова, всю безнадежность его метаний, его страдания. Понимает и хочет помочь.

Рука Макса выбралась из-под моего локтя и легла на талию.

Пашка отметил его жест, поморщился, но глаз от меня не отвел:

— Гурьева, я принимаю твое приглашение! — Колосову пришлось кричать, потому что Макс остановился, лишая меня возможности подойти к калитке. — Я буду на твоем празднике!

— Только без сабли, пожалуйста. — Я с волнением глянула на Макса, а тот был все так же невозмутим.

— Да какие уж теперь сабли… — Пашка уступил нам дорогу.

— Ну и гостей ты назвала, — прошептал Макс, когда мы миновали Колосова и повернули к нашему дому. — Надеюсь, остальные будут столь же достойными людьми?

— Ты же сказал, что я могу приглашать, кого захочу! — удивленно вскинула я на него глаза.

— Значит, все остается в силе, и ты больше не боишься ничего не значащих чисел? — поймал меня на слове Макс.

— Если больше никаких примет не присоединится… — уклончиво ответила я.

— Знаешь, чему учит бессмертие? — Макс заметно сбавил шаг, теперь мы еле шли, изображая из себя гуляющую парочку. А хорошо бы пробродить так до вечера…

— Чему? — Я потерлась носом о его рукав, прогоняя ненужные сейчас фантазии о том, что любое бессмертие понятие условное, что на Земле, где все в принципе конечно, не может существовать ничего бесконечного и что даже у нарисованного луча есть свой предел — листочек в конце концов заканчивается, так же как доска или асфальт.

— Тому, что все в мире относительно. Любую радость или горе можно оценить, только сравнив с чем-то. Для ребенка нет трагедии в том, что уезжает друг. Беда, когда отнимают конфету или заставляют есть суп. — Я фыркнула, и Макс с пониманием кивнул. — Я уже говорил, что никогда не загадываю на будущее, потому что это бесполезно. Будущее непредсказуемо и почти от нас не зависит. Любой прогноз приблизителен. Чаще всего случается то, чего больше всего боишься или ждешь. Я ничего не жду. Ни от пятницы тринадцатого, ни от понедельника шестнадцатого. Поэтому ничего и не случается.

Переубедить его было невозможно. Он был настолько уверен в своих словах, что даже и спорить-то не хотелось.

— Но… ведь… иногда… — Я взяла себя за левую руку. — Сам же подарил мне кольцо! Приметы действуют независимо от того, верим мы в них или нет.

— Примета — вещь неуловимая. Кажется, что символ на твоей стороне, а потом в секунду все вдруг переворачивается, и он уже начинает работать против тебя. Знаешь, как раньше спасались от черных кошек? Не всегда же есть возможность поменять дорогу, если ее перебежал этот зверь?

Я пожала плечами. Меня никогда не волновали черные кошки.

— Три раза плевали через левое плечо и переворачивали головной убор. Достаточно надеть кепку козырьком назад, и уже ничего страшного не произойдет.

Мы остановились. Как, уже пришли? Немедленно удлините мне дорогу от школы до дома!

— О том, что Смотрители используют стечения обстоятельств, мы знаем. Они манипулируют действительностью. Вот в чем их сила. Даже один Смотритель может оказаться сильнее десятка опытных вампиров.

— А на тебя, значит, приметы не действуют? — хмыкнула я. Как же хорошо было с Максом, он был невероятно надежен.

— Я умею держать пальцы крестиком. — Мой любимый поднял руку — пальцы были сложены в знакомую фигуру. — Это здорово предохраняет от всех неприятностей. От всех, кроме одной.

— Какой? — Я быстро огляделась. Что я пропустила на сей раз?

— Я надеюсь, ты придумала костюм на вечер. Хочу, чтобы ты была самой красивой.

— Ну… — протянула я, — есть у меня одно платье… — О костюме я, конечно, не подумала. — Бежевое.

— Хорошо.

А вот и подъезд. Детская площадка, затоптанный куст сирени, припаркованные машины. Белый параллелепипед дома. Я привычно отыскала глазами двенадцатый этаж. Мое окно было открыто. Как же все-таки Макс туда забирается? По стене, цепляясь за невидимые выступы?

Мне вдруг показалось, что он уже там, сидит на подоконнике, свесив на улицу одну ногу.

— Уверен, что тебе не нужна помощь? — прошептала я, прогоняя внезапное видение. — Салатики там порезать…

Макс хмыкнул.

— Я найду, кто будет резать салатики. — Он поднес мою руку к своим губам. — Приходи. Вот все, что от тебя требуется.

Я сделала несколько шагов к входной двери и только тогда заметила, что его рядом со мной нет — Макс остался стоять около машин. Меня ждет еще один сюрприз?

— Не надо беспокоиться о будущем, — донесся до моих ушей его голос. — Умение предвидеть грядущее во многих случаях есть не что иное, как искусство наблюдать прошедшее. А с этим у меня, поверь, все хорошо.