ГЛАВА II

СОЗДАНИЕ ПОРТУГАЛЬСКОЙ КОЛОНИАЛЬНОЙ ИМПЕРИИ (XV—XVII вв.)

 

ПРИЧИНЫ И НАЧАЛО ПОРТУГАЛЬСКОЙ КОЛОНИАЛЬНОЙ ЭКСПАНСИИ В АФРИКЕ (КОНЕЦ XV — НАЧАЛО XVI в.)

 

Первыми европейцами, появившимися в Тропической Африке в роли завоевателей, были португальцы. Уже в начале XV в. они начали колониальные захваты в Западной Африке, в начало XVI в. создали своп опорные пункты на восточном побережье континента, а затем распространили свое господство на многие страны Ближнего, Среднего и Дальнего Востока и Бразилию.

Естественно поставить вопрос: почему именно Португалия и Испания, отсталые в социально-экономическом отношении фео­дальные страны, а не более развитые страны Европы (Гол­ландия, Англия и др.), значительно раньше вступившие на путь капиталистического развития, осуществили огромную по мас­штабам и исключительно важную по последствиям раннюю за­морскую экспансию, которая вызвала гигантские исторические перемены, затронувшие судьбы почти всех народов мира?

Ответ на этот вопрос следует искать в специфических усло­виях развития пиренейских стран — Португалии и Испании.

Причины ранней заморской экспансии Португалии связаны с особенностями ее исторического развития.

Португалия завершила Реконкисту (т. е. изгнала со своей территории арабов, завоевавших в VIII в. Пиренейский полу­остров) в середине XIII в.— почти на два с половиной столетия раньше, чем соседняя Испания. В борьбе с арабами (маврами) окрепла королевская власть, опиравшаяся на купечество при­морских портов Лиссабона и Порту и на мелкопоместных дво­рян (фидалгу). Поддерживаемая этими союзниками, королев­ская власть сумела сломить власть крупных феодалов и под­чинить себе католическое духовенство.

В результате значительно раньше, чем в других пиренейских государствах, в Португалии завершилась консолидация полити­ческой власти и сложилась абсолютистская форма монархического правления. Мелкопоместные дворяне и городская буржуа­зия нуждались в могущественном покровителе; они не могли существовать без сильной руки, карающей все децентралистские тенденции крупных феодалов.

Португалия находилась в стороне от сложных международ­ных конфликтов, в которые были вовлечены почти все другие европейские страны. Географически она была расположена бо­лее благоприятно, чем большинство европейских стран, для пря­мого контакта с западным и северным побережьями Африки. Португальские рыбаки имели долгий опыт плавания в Атланти­ческом океане.

Расположенная узкой длинной полосой вдоль побережья Ат­лантического океана, Португалия развивалась быстрее других пиренейских государств и уже к XV в. превратилась в торго­вую страну с большим морским флотом.

Поскольку Португалия обладала весьма ограниченными есте­ственными ресурсами, фидалгу и купечество обратили свои жадные взоры на еще неведомые заморские территории. Воинст­венные фидалгу, целые поколения которых выросли в беспре­рывных войнах с арабами и для которых война стала главной профессией, теперь остались не у дел и требовали от королев­ской власти организации заморских экспедиций, с которыми они связывали мечты о богатстве и славе. Купцы привозили в Пор­тугалию с таинственного Востока роскошные ткани, драгоцен­ности, диковинные изделия из слоновой кости и, наконец, спе­ции, ценившиеся в Европе невероятно дорого. Все это разжигало аппетиты обедневших португальских фидалгу и мечтавших о но­вых прибыльных рынках купцов. Еще больше распаляли их во­ображение циркулировавшие в XV в. слухи и рассказы арабских купцов и путешественников о том, что в Африке, за пустыней Сахарой, много золота.

Под давлением фидалгу и купечества король Жуан I по­строил сильный военный флот и в 1415 г. захватил североафри­канский порт Сеуту (на территории нынешнего Марокко), поло­жив тем самым начало многовековой одиссеи португальской колониальной экспансии.

Вдохновителем и организатором заморской экспансии Порту­галии стал принц Энрике (1394—1460), известный в литературе под именем Генрих Мореплаватель, хотя он ни разу не участ­вовал в далеких морских экспедициях[2].

В 1420 г. принц Энрике стал великим магистром Ордена Хри­ста — полувоенной, полумонашеской организации. На средства ордена принц основал обсерваторию и мореходную школу в Сагрише и начал посылать экспедицию за экспедицией, чтобы больше узнать о том, «что же спрятано от человеческих глаз в Южном море».

По сообщению хрониста Зурары, Энрике ставил при этом пе­ред моряками пять главных целей: исследовать неизвестные страны, лежащие за мысом Бохадор; установить торговые связи с христианскими народами, если они будут обнаружены; опреде­лить степень и масштабы магометанского влияния; найти хри­стианских союзников для борьбы против магометан; обращать туземцев в христианскую веру [41].

Зурара, разумеется, скромно умалчивает о том, что главная цель Энрике заключалась не столько в том, чтобы завладеть душами новообращенных туземцев, сколько в том, чтобы зав­ладеть золотом, слоновой костью и пряностями, которые были главным предметом вожделений «благочестивого» ин­фанта.

Впрочем, в 40-х годах XV в., ознакомившись с «Книгой» Марко Поло, принц Энрике потребовал от своих капитанов пре­доставлять ему информацию о «христианских королях» на Во­стоке, особенно о христианской стране «царя-священника Иоан­на», а также собирать сведения о морском пути в Индию [43, дек. I, ч. 1].

Вслед за фазой открытия западного побережья Африки, длившейся с 1435 по 1462 г., началась фаза активной коло­ниальной экспансии Португалии в этом районе.

Принц Энрике, понимая огромные экономические выгоды, ко­торые сулило обладание вновь открытыми землями, позаботил­ся о том, чтобы сделать их собственностью португальской коро­ны и гарантировать от посягательств других европейских держав.

Как сообщает Ж. де Барруш, принц обратился к Ватикану с просьбой «отдать в вечное владение короне этого королевства (Португалии) всю землю, как уже открытую, так и ту, которая будет открыта на этом нашем море-океане за мысом Бохадор» [43, дек. I, кн. 1, гл. 7, с. 32].

В 1454 г. римский папа Николай V пожаловал Португалии папскую буллу, по которой Португалия получала права на все земли и острова, «как уже приобретенные, так и те, которые будут приобретены к югу от мыса Бохадор с полным отпуще­нием грехов всем, кто может потерять жизнь во время этих за­воеваний» [323б, с. 21].

 

Буржуазная историография безмерно идеализирует Генриха Мореплава­теля, изображая его как бескорыстного идеалиста, движимого исключительно любовью к богу, науке и знаниям. Так, западногерманский историк Р. Хенннг утверждает, что «не низкая жажда наживы, но подлинно культурные и науч­ные интересы определяли деятельность принца» и что «нет никаких основа­ний обвинять принца в погоне за добычей и грабеже» [189, с. 21; см, также 233, с. 118].

Источники опровергают созданную буржуазной историографией легенду об основоположнике португальской колониальной империи. Состоявший мно­го лет па службе у принца и хорошо его знавший португальский мореплава­тель Дногу Гомиш писал: «...Караваны до 100 верблюдов переходили до ме­ста, названного Томбукту, и в другую страну — Кантор — за золотом, которое там имеется в большом количестве... Об этом слышал принц Энрике, и это побудило его на исследование тех земель по морю, чтобы, установив с ними торговлю, кормить своих дворян» [80, т. I, с. 71].

Другой португальский мореплаватель XV в., Дуарти Пашеку Перейра, в своем знаменитом труде «Изумрудная книга о местоположении земли», хотя и пишет о божественном откровении, снизошедшем на принца Энрике, все же считает, что движущими мотивами предпринятой им экспансии были прежде всего материальные интересы [там же, с. 24].

Есть основания думать, что больше всего принц Энрике заботился о своем личном обогащении. В письме королю Аффопсу V он просил его подтвердить решение о том, что двадцатая часть всех товаров, привезенных из Гвинеи, принадлежит Ордену Христа, доходами которого он мог пользоваться бес­контрольно [там же, с. 147—150]. В 1433 г. принц просил короля освободить его от уплаты короне традиционной «пятины» — одной пятой части награблен­ной добычи, привезенной из Африки,— и король удовлетворил просьбу [там же, стр. 140].

В 1443 г. принц Энрике добился для себя монопольного права на отправ­ку экспедиций в Африку. С этого времени каждый, кто хотел послать кораб­ли и Африку, должен был получить разрешение принца Энрнке, а по завершении экспедиции — отдать ему одну пятую часть добычи [82, т. II, с. 142].

 

Экспедиции Генриха Мореплавателя положили начало пор­тугальской заморской экспансии и работорговле. При нем были открыты около 3500 км побережья от Западной Сахары до Сьерра-Леоне.

Племянник Генриха Мореплавателя король Жуан II (1481 — 1495), энергично продолжавший политику своего дяди, получил в 1493 г. от папы Александра VI подтверждение буллы 1454 г. с добавлением пункта, дающего португальскому Ордену Христа духовную юрисдикцию над вновь открытыми землями «от мыса Бохадор и вплоть до Индии».

В июне 1497 г. Александр VI направил португальскому ко­ролю Мануэлу новую буллу: «Его святейшество разрешает, что­бы он и короли — его наследники владели землями, отвоеванны­ми у неверных без ущерба для тех христианских правителей, которые имеют па них право» [33, с. 90]. В 1499 г. Александр VI издал специальное постановление, которое дало португальскому королю «право патронажа над всеми церквами, построенными па землях, отвоеванных им у народов Африки» [там же]. Эти буллы отдали в руки Португалии всю Африку к югу от Сахары вместе с прилежащими островами.

Не рискуя пойти против воли «наместника Христова», европейские державы вынуждены были признать монопольное право Португалии на обладание Африкой и в течение более чем сто­летия не осмеливались высаживаться на африканских берегах.

«Невмешательство» европейских держав в значительной сте­пени обеспечивалось также исключительно активными диплома­тическими усилиями, которые предпринимала в этом направле­нии сама Португалия. Так, во время подготовки английской экс­педиции к западным берегам Африки король Жуан II направил в Англию дипломатическую миссию во главе с Руи де Соуза, чтобы объяснить своему кузену Эдуарду IV, что отправка им экспедиции в Гвинею будет противоречить воле папы. Миссия должна была уведомить англичан о праве и решении Жуана II овладеть Западной Африкой, чтобы, «после того как король Англии с этим согласится, он запретил кому-либо во всех своих королевствах злоумышлять или отправляться в Гвинею» [260, с. 36].

Таким образом, в XV—XVI вв. Португалия с помощью свя­тейшего престола провозгласила и проводила в жизнь нечто вроде раннего варианта доктрины Монро в отношении Африки к югу от Сахары, претендуя на монопольное влияние в этом огромном регионе.

После открытия Бартоломеу Диашем в 1486 г. мыса Доброй Надежды португальский король Жуан II взялся за осуществле­ние гигантской для того времени задачи — найти и поставить под свой контроль морской путь в Индию, перехватив у Генуи и Венеции исключительно выгодную торговлю с Востоком. Откры­тие морского пути в Индию должно было также покончить и с монополией арабских купцов, которые доставляли из Индонезии, Цейлона и Индии перец, корицу, имбирь, гвоздику в страны Ближнего Востока, откуда генуэзцы и венецианцы перевозили их в Европу. Обилие посредников — арабов, генуэзцев, венециан­цев — намного удорожало стоимость восточных товаров, а во­сточные рынки были совершенно недоступны для купцов боль­шинства европейских стран.

Для осуществления своего плана Жуан II провел огромную подготовительную работу военного и дипломатического харак­тера. В 1487 г. он отправил двух шпионов, Ковильяна и Пайву, в Египет, а оттуда в Индию, чтобы собрать как можно больше информации для предстоящей морской экспедиции. Пайва погиб в пути, а Ковильян после долголетних странствий поселился в 1493 г. в Эфиопии.

 

Когда в 1520 г. в Эфиопию прибыло португальское посольство во главе с Родригу Лимой, Ковильяну было уже больше 70 лет. Священник посольства Франсишку Алвариш записал подробный рассказ Ковильяна о его странствиях и включил в свой отчет о «Земле священника Иоанна» [34]. Во время пре­бывания в Эфиопии Ковильян вел дневник, в который записывал все, что ему удалось узнать о географии и этнографии страны, а также сведения о торговле в Красном море, на восточноафриканском побережье и в Индийском океане. В этом дневнике он также описал золотые рудники Софалы и тор­говлю золотом в Восточной Африке.

Еще в первые годы жизни в Эфиопии Ковильян, рьяно выполняя возло­женные на него шпионские функции, отправил важное донесение королю Пор­тугалии, в котором убеждал его предпринять попытку обогнуть Африку с Запада. Он сообщал, что во время своих странствий он получил сведения, что это вполне возможно и что такое путешествие связано с небольшим риском. К своему донесению он приложил карту, полученную им от одного уче­ного мавра в Индии, на которой довольно точно были обозначены мыс Доброй Надежды и города вдоль восточного побережья Африки. Нет сомнения в том, что его информация не только вдохновила, но и во многом содействова­ла успеху знаменитого путешествия Васко да Гамы в 1498—1499 гг.

 

Жуан II не без основания опасался соперничества со сторо­ны Испании, которая тоже выступала претендентом на господ­ство в Атлантике и Индийском океане. Для того чтобы обезо­пасить себя от противодействия своей сильной иберийской со­седки, Португалия подписала с ней в 1494 г. Тордесильясский договор, который установил линию раздела территорий.

Через одиннадцать лет после экспедиции Бартоломеу Диаша 25 марта 1497 г. из Лиссабона вышла флотилия из трех судок и одного транспорта, которой командовал Васко да Гама (1469—1524). Перед ним была поставлена задача — отыскать морской путь в Индию. Обогнув мыс Доброй Надежды, Васко да Гама взял курс на север и поплыл вдоль восточноафриканского побережья. К своему удивлению, он обнаружил здесь боль­шое число процветающих мусульманских городов.

В найденных и изученных Т. А. Шумовским трех неизвест­ных рукописях Ахмада ибн Маджида, написанных уже после путешествия Васко да Гамы, имеются любопытные сведения, помогающие восстановить мотивы, ход и характер первой порту­гальской морской экспедиции в Азию [195; 32]. Как видно из этих источников, 20 мая 1498 г. Васко да Гама с помощью лоц­мана Ибн Маджида благополучно достиг г. Каликут на Мала-барском побережье Индии. Великий португальский поэт Камоэнс (XVI в.) так описывал прибытие туда португальцев: «Лоц­ман из Мелинды (Малинди.— А. X.) вне себя от восторга вос­кликнул: „Если мое искусство не обманывает меня, перед на­ми — государство Каликута! Вот Индия, которую Вы ищете, и честолюбие ваше будет удовлетворено, если единственное ваше желание — попасть туда!"» [22, с. 108].

Сочинения Ибн Маджида любопытны не только тем, что со­держат живые свидетельства об исторической трагедии, постиг­шей на рубеже XV и XVI вв. народы Востока, но и тем, что повествуют о душевной трагедии, пережитой самим Ибн Мад-жидом, которому довелось стать не только очевидцем, но и в ка­кой-то степени косвенным виновником этих трагических собы­тий. Отправившись с португальцами в Индию, «для того чтобы иметь удовольствие беседовать с ними», Ибн Маджид вскоре испытал разочарование в своих спутниках и вкусил всю горечь вины за содеянное, когда он с удивлением увидел, что приве­зенные им в Индию «приятные собеседники», словно стая го­лодных шакалов, стали рвать на куски тело своей беззащитной жертвы. Удивление в нем быстро сменилось возмущением и гне­вом. Вскипая от негодования, Ибн Маджид написал следующие замечательные слова, которые и теперь, через 500 лет, звучат как дошедшее до нас из глубины веков предупреждение потом­кам и суровое осуждение колонизаторов: «Они... прибыли в Ка­ликут. Там они покупали и продавали, властвовали и притесня­ли, опираясь на подкупленных туземных князьков-самири. Приплыла с ними и ненависть к исламу! Люди предались страху и озабоченности. Оторвалась земля самири [Индия] от мекканской, и закрылся Гвардафуй[3] для проезжающих... Они, [порту­гальцы], приплыли в Индию, приобрели жилища, поселились и стали заводить знакомства, опираясь на самири... О, если бы я знал, что от них будет! (подчеркнуто мною.— А. X.). Люди поражались их поведению» [32, с. 37—39, 96, 97].

В августе 1499 г. Васко да Гама вернулся на родину с гру­зом золота и индийских пряностей. Из 168 сопровождавших его людей в живых осталось лишь 55. Открытие морского пути в Индию произвело в Португалии громадное впечатление. Король Мануэл принял по этому случаю прозвище «Счастливый» и офи­циальный титул «Владыка Индий».

Таким образом, на рубеже XV и XVI вв. Португалия открыла большую историческую эпоху — эпоху тесных контактов и по­стоянного взаимодействия между европейцами и народами Азии и Африки.

Открытие морского пути в Индию сразу же выдвинуло Пор­тугалию на авансцену международной политики, сделав ее пер­воразрядной мировой державой. Открытие и освоение морского пути в Индию, во-первых, давало Португалии огромные эконо­мические, политические и военно-стратегические преимущества по сравнению с другими европейскими державами. В ее руках оказался контроль над важнейшими торговыми путями, связав­шими Европу и Азию. Во-вторых, открытие португальцами мор­ского пути в Индию существенно изменило баланс сил в Евро­пе и на Ближнем и Среднем Востоке. Чтобы извлечь выгоды из своего открытия и стать монопольной обладательницей индий­ской торговли, Португалии было крайне важно блокировать тор­говую деятельность своих соперников, Египта (а после 1517 г.— Османской империи) и Венеции, на старом пути через Красное море. С этим, в частности, были связаны начавшиеся с 1520 г. контакты Португалии с Эфиопией, принявшие вскоре форму по­пыток поставить эту африканскую страну под политический и идеологический контроль и не допустить ее завоевания мусуль­манами [подробнее см. 188].

Понимая, какие выгоды приносит им открытие и монополь­ное обладание морским путем в Индию, португальцы тщательно заботились о сохранении в тайне изготовленных ими морских карт, «они старались по возможности утаивать сведения о своих африканских владениях от всей Европы. Мореплавателям велено было молчать об их путешествиях и открытиях, из хроник вычеркивались соответствующие описания и изымались карты. Самое изготовление карт было объявлено привилегией короля» [190, с. 58]. В связи с этим К. Маркс в «Хронологических вы­писках» отметил: «Португальцы смотрели на морской путь в „страну золота" Индию как на свою исключительную собствен­ность. Они не разрешали иностранцам пользоваться их морски­ми картами, держали в тайне употребление ими компаса в мор­ских плаваниях» [7, с. 98].

Эпоха великих географических открытий составляет страницу славы и позора в истории Португалии. С одной стороны, откры­тия содействовали расширению знаний европейцев о мире, эко­номическим контактам между государствами Европы, Африки, Азии и Америки, взаимному обогащению и взаимопониманию культур Запада и Востока. С другой стороны, она отмечена зверствами и жестокостями португальских навигаторов, варвар­ским разрушением материальных и культурных ценностей, соз­данных цивилизациями на Востоке. Касаясь этого вопроса, ге­неральный секретарь Португальской коммунистической партии Алваро Куньял писал: «Португальцы имеют основания гордить­ся эпопеей географических открытий, совершенных их предка­ми... Но португальский народ не может солидаризироваться с грабежами, насилиями, чудовищными преступлениями, совер­шенными правящими классами в результате этих открытий».

Великие географические открытия в конце XV в. подготовили и ускорили процесс первоначального накопления капитала. Од­ним из непосредственных результатов была так называемая ре­волюция цен. На европейский рынок хлынул громадный поток драгоценных металлов, цены на которые упали вследствие их изобилия и того, что они добывались в колониях принудитель­ным, бесплатным трудом порабощенного населения. Вследствие этого цены на остальные товары резко возросли.

Великие географические открытия явились прологом к коло­ниальному завоеванию многих стран и к возникновению коло­ниальной системы в целом. Колониальная политика правящих классов европейских государств, в том числе и Португалии, представляла собой не обычный торговый обмен, как пытаются доказать некоторые буржуазные историки [205, с. 83—102], а расхищение природных и человеческих ресурсов колоний, за­хват и разграбление целых стран, установление монополий в торговле между Западом и Востоком, хищническую феодальную и рабовладельческую эксплуатацию, работорговлю и истребле­ние целых народов.

В 1500 г. Кабрал открыл Бразилию, назвав ее «островом Вера-Круш», и объявил владением короля Португалии, в знак чего поставил на холме большой деревянный крест, и двинулся через Атлантический океан к берегам Африки. Во время бури недалеко от мыса Доброй Надежды четыре корабля утонули, а шесть кораблей добрались до Малинди, а оттуда прошли к Каликуту. Завязав торговые связи с индийскими городами Кочин и Каннанор и загрузив свои суда пряностями и тканями, Кабрал двинулся в обратный путь [43, дек. I, ч. 1, с. 179, 222].

В июле 1501 г. эскадра Кабрала вернулась в Лиссабон. Не­смотря на потерю нескольких судов, ценность доставленных ею грузов была так велика, что вдвое превысила расходы на экс­педицию. Кабралу за оказанные им услуги была назначена пен­сия 30 тыс. реалов [33, с. 132].

В феврале 1502 г. в Индию была отправлена новая большая экспедиция из 15 судов. Командовать ею было поручено Васко да Гаме. Незадолго до отправки этой экспедиции, как сообщают хронисты, король пожаловал ему титул «адмирала Индийского моря» «в награду за те услуги, которые, как король надеялся, он окажет во время этого путешествия».

Когда эскадра «адмирала Индийского моря» подошла к Кильве, к ней присоединились еще пять кораблей под командо­ванием его двоюродного брата Эстевана да Гамы.

Судя по рассказу хрониста, дальнейшие события развива­лись следующим образом. «Король (шейх.— А. X.) Кильвы был в таком ужасе от прибытия этих судов, что добровольно послал записку Васко да Гаме о том, что он хочет его посетить, и в соответствии с этим было условлено о встрече на корабле, во время которой Васко да Гама захватил его и сказал ему, что если он не станет вассалом и данником короля, его сеньора, то он увезет его как пленника в Индию, а оттуда в Португалию».

Заманив шейха Кильвы в ловушку, Васко да Гама заставил этого богатого правителя признать свою вассальную зависи­мость от португальского короля и платить ему ежегодную дань.

 

Такой метод действий был типичен для португальских колонизаторов. Обычно они требовали от местных правителей уплаты дани и признания вас­сальной зависимости от короля Португалии, в случае же отказа подвергали города разрушению и разграблению, а затем сжигали. Если же местный пра­витель принимал их условия, они взимали с него дань и оставляли в покое, нотолько пока он послушно выполнял их приказы, желания и прихоти.

 

Подойдя в конце октября к Каликуту, Васко да Гама, чтобы запугать жителей города, подверг его артиллерийскому обстрелу и приказал повесить на реях 38 мирных индийских рыбаков, захваченных в гавани. Ночью он приказал снять трупы и отпра­вить в лодке на берег с запиской, что такова будет судьба всех жителей города, если они не признают власть короля Португа­лии. Не получив ответа, разъяренный адмирал приказал на следующий день снова бомбардировать город. Оставив семь кораблей для блокады Каликута, Васко да Гама нагрузил ос­тальные корабли пряностями в Кочине и Каннаиоре и в феврале 1503 г. двинулся в обратный путь. В октябре того же года он вернулся в Португалию и был осыпан новыми королевскими милостями.

После того как Португалия проложила морской путь в Ин­дию, она стала прилагать все усилия для того, чтобы поставить его под свой контроль. Португальская колониальная экспансия, проводившаяся в этих целях, может быть условно разделена на два этапа. Первый этап охватывает период с 1498 по 1509 г. и связан с именем первого вице-короля Индии, Франсиску де Алмейды, второй — с 1509 по 1515 г. и связан с именем жесто­кого и властолюбивого вице-короля Индии Аффонсу де Албукерки.

Для установления эффективного контроля над морским пу­тем в Индию Португалии необходимо было прежде всего иметь в своем распоряжении удобные и безопасные гавани и стоянки для кораблей вдоль западного и восточного побережий Африки. Для прямого военного захвата побережья Африки у порту­гальцев еще не хватало сил. Поэтому на первом этапе своей колониальной экспансии они опасались вооруженных столкнове­ний с еще неведомыми им обитателями недавно открытого кон­тинента. В то же время португальцы делали все для того, чтобы посеять распри и разжечь вооруженные конфликты между раз­личными африканскими государствами, народностями и племе­нами, не дать им возможности объединиться в общей борьбе против европейцев.

Особенно большое значение на этом этапе колониальной экс­пансии придавалось установлению тесных контактов с прави­телями наиболее сильных африканских государств, бдительность которых Португалия всячески пыталась усыпить лицемерными разговорами о своей особой «цивилизаторской» и «христиан­ской» миссии. «Король,— писал Барруш,— предусмотрительно отправлял своих посредников с посланиями к вождям и старал­ся зарекомендовать себя их близким и надежным союзником во всех делах и войнах» [152, с. 38].

Политика налаживания «союзнических» отношений объясня­лась, по-видимому, тем, что Португалия еще не имела, с одной стороны, достаточных средств для колонизации открытых терри­торий, а с другой — ясного представления о военных и других возможностях африканских правителей, о могуществе которых и Европе в то время ходили самые фантастические слухи.

Устанавливая контакты с африканскими правителями, пор­тугальцы старались собрать как можно больше информации об этих странах, и особенно о численности и вооружении их армий.

Сбору этой «разведывательной» информации в Лиссабоне прида­вали исключительно большое значение. Во всех королевских инструкциях содержалось непременное требование выяснять все, что касается населения, размеров и силы африканских госу­дарств. Кроме обычной армии португальский король имел в Аф­рике не менее многочисленную армию лазутчиков и шпионов, Это обеспечивало высокую степень осведомленности португаль­ского королевского двора о внутреннем положении в африкан­ских странах.

Португальская корона требовала сохранения этой информа­ции в глубокой тайне, чтобы поставить в невыгодное положение своих торговых конкурентов в Африке. Особенно строго и неу­коснительно это требование соблюдалось в отношении сведений, касающихся сильных африканских государств, имевших развитые административно-политические и торговые системы и вовлеченных в трансконтинентальные и межконтинентальные торговые связи. Можно предположить, что именно с этим связано то малопонятное на первый взгляд обстоятельство, что ранние пор­тугальские свидетельства о Нижнегвинейском побережье, где существовал ряд таких государств, гораздо сдержаннее и бед­нее информацией, чем рассказы о менее развитых обществах Верхнегвинейского побережья [292, с. 396].

К середине XVI в. португальцы уже собрали довольно полную и разностороннюю информацию о наиболее крупных африкан­ских государствах в Африке, особенно на ее западном побе­режье.

Первое, что выясняли португальские лазутчики,— это нали­чие или отсутствие в стране золота. Португальских колонизато­ров, привыкших смотреть на заморские страны как на источник легкого и быстрого обогащения, прежде и больше всего интере­совало золото, все прочие естественные богатства, с точки зре­ния конкистадоров, не имели особого значения.

«Золото искали португальцы на африканском берегу, в Ин­дии, на всем Дальнем Востоке,— писал Ф. Энгельс,— золото было тем магическим словом, которое гнало испанцев через Атлантический океан в Америку; золото — вот чего первым де­лом требовал белый, как только он ступал на вновь открытый берег» [10, с. 408].

В 1481 г. португальцы построили свой первый форт в Золо­том Береге, назвав его Эльмина («рудник»). Отсюда они надея­лись начать поиски африканского золота. Кроме того, форт мог быть использован в случае вторжения испанцев или других ев­ропейских конкурентов. Характерно, что этот первый порту­гальский форт в тропиках был основан по соглашению с мест­ным вождем, а не в результате захвата. Португальская экспеди­ция во главе с Диогу д'Азамбужу, явившись кместному вождю Караманза с предложением дружбы и союза, стала добиваться от него разрешения на строительство крепости. В конце концов, как сообщает португальский хронист Руи де Пина, порту­гальцы с помощью богатых подарков сумели уговорить Караманза, и он дал разрешение воздвигнуть форт при условии «со­хранения мира и справедливости». Однако местное население всеми мерами противилось намерению чужеземцев построить крепость. Их лишали пресной воды, разрушали по ночам уже построенные сооружения, «а них совершали внезапные нападе­ния и пр. Чтобы запугать население Золотого Берега, Азамбужу прибегал к жестоким репрессиям и даже сжег дотла большое селение [132, с. 70—78].

Построив крепость, португальцы, по сообщению хронистов, стали еще хуже обращаться с народом. Самуэль Браун, врач из Базеля, в 1620 г. писал, что он слышал рассказы о том, как издевались колонизаторы над населением Золотого Берега. Они отобрали у местного правителя (которого он называет королем Фету) почти все его привилегии и доходы, включая доход от так называемого налога на рыбу. «Они плохо обращались с на­родом, и торговцы золотом перестали носить золото в крепость. Тогда португальцы решили, что смогут получить силой то, что им не давали добровольно» [276, с. 19]. Они начали войну и двинулись в глубинные районы. Однако жители сделали завалы на дорогах из больших деревьев и отрезали португальцам путь к отступлению. Португальское войско оказалось в ловушке. Оно страдало от нехватки продовольствия и отсутствия воды. Афри­канцы подожгли лес, и все 900 португальских солдат погибли [там же]. Ни одному из них не удалось вернуться в форт, чтобы сообщить о случившемся.

Вслед за Эльминой португальцы построили вдоль побережья целую серию фортов [152, с. 38], которые должны были слу­жить не только надежными военными базами и плацдармами для завоевания африканских народов, но также и военной за­щитой от покушений со стороны «цивилизованных» соперников из Европы. Франция, Англия и другие европейские державы ни­когда полностью не признавали папскую буллу, которая щедро отдала Новый Свет Испании, а Африку — Португалии. Так, французские торговые компании начали посылать свои корабли на западноафриканское побережье. Французские, английские и испанские пираты то и дело нападали на португальские суда и топили их, предварительно очистив трюмы от золота, слоновой кости и рабов. Только с 1500 по 1531 г. потери португальцев от морского разбоя составили около 300 судов [276, с. 20].

Португальцы считали гвинейскую торговлю своей монопо­лией и со всеми, кто пытался ее нарушить, обращались как с контрабандистами. Они запрещали местному населению торго­вать с англичанами, французами и другими европейцами. Тем не менее многие африканские вожди, знавшие по личному опы­ту или по рассказам других о жестокости и хитрости португаль­ских завоевателей, охотно вступали в торговые отношения с англичанами или французами, так как, по выражению одного аф­ганского историка, «предпочитали зло, которое они не знали, злу, которое они знали» [там же, с. 21].

После колонизации островов Зеленого Мыса в 1460-х годах португальцы приобрели удобно расположенную базу для проникновения на материк. Королевский двор привлек на эти острова многочисленных колонистов, пожаловав им большие поместья и привилегию свободно торговать с материком. Иная система была использована для колонизации побережья. Сенегамбия и Верхняя Гвинея стали использоваться как место ссылки преступников. Эти ссыльные и их потомки — мулаты чаще всего установились посредниками в бартерной торговле золотом и ра­бами между португальскими торговцами и местными вождями. Некоторые из этих ссыльных проникли вплоть до Томбукту. Они содействовали распространению португальского языка в качест­ве своеобразного «торгового языка» («лингва франка») вдоль западноафриканского побережья [88, т. I, с. 31; 235, с. 25].

По свидетельству Барруша, в 1469 г. король Португалии сдал в аренду на пять лет торговлю Гвинеи лиссабонскому не­гоцианту Фернану Гомишу при условии, что он будет выплачи­вать королю ежегодную ренту в 200 тыс. рейсов. Кроме того, по условиям контракта Фернан Гомиш должен был ежегодно «открывать» 100 лиг (1 лига = 5 км) побережья [43, дек. I, кн. 2, гл. 2]. В 1471 г. моряки Ф. Гомиша достигли дельты Нигера и назвали эту часть Гвинейского побережья Коста-да-Мина («Бе­рег рудника») [там же].

В одном раннем португальском источнике — книге Антониу Галвана, изданной в 1555 г. и основанной в значительной степе­ни на Барруше, читаем: «Около этого времени были открыты острова Сан-Томе и Принсипи... а также материк, во внутренних районах которого находится королевство Бенин... Человек, сде­лавший эти открытия, был слугой короля по имени Секейра» [76, с. 27]. Обследовав Бенинский залив, португальцы обнаружили, что там можно покупать рабов. И вскоре в этот район, названный португальцами «Невольничьими реками»[4], стали ре­гулярно приходить каравеллы из Португалии за «живым то­варом».

Однако в течение более чем десятилетия португальцы не входили еще в прямой контакт с государством Бенин, которое находилось в некотором удалении от моря и было с ним слабо связано, так как торговые и политические интересы Бенина были ориентированы в сторону глубинных районов.

Первые упоминания источников о контактах португальцев с государством Бенин относятся к 1486 г., когда в район «Неволь­ничьих рек» по поручению короля Жуана II прибыл его агент Аффонсу д'Авейру. К сожалению, не сохранилось никакого описания его путешествия, но известно, что он проник в хинтерланд. «Невольничьих рек» и, побывав в Уготоне, достиг затем г. Бе­нина. По словам крупнейшего знатока истории Бенина нигерий­ского историка А. Райдера, «на людей, привыкших к маленьким европейским городам, зажатым в тесное пространство между своими стенами, огромные размеры великого города Бенина произвели сильнейшее впечатление и убедили в том, что здесь, имеется государство гораздо большего значения, чем мелкие, княжества, которые они до этого встречали на Гвинейском побе­режье. Оба — согласно традиции это был Озолуа...— проявил живой интерес к иностранцам» [382, с. 30].

По свидетельству хрониста Гарсиа де Резенди, оба решил; направить вместе с д'Авейру в Лиссабон в качестве посла свое­го родственника, правителя княжества Уготон, «человека очень знающего и умного» [128, с. 41].

Описание первого посольства Бенина к королю Португалии мы находим в хронике Руи де Пина: «Король Бенина направил в качестве посла к королю Португалии негра, одного из своих губернаторов... так как он желал больше знать об этих странах, поскольку прибытие людей из этих стран было необычайным со­бытием. Посол был человеком, умевшим хорошо говорить и имевшим природный ум. В Португалии в его честь устраивались большие торжества и ему были показаны многие интересные вещи. Он возвратился в свою страну на королевском судне, а король при его отъезде подарил ему и его жене богатые тка­ни. Он послал ценные подарки и королю Бенина. Кроме того, о«послал католических священников с инструкциями настав­лять их в вере и строго осуждать ереси, идолопоклонство и по­читание фетишей, распространенные среди негров этой страны. С ними отправились также и новые агенты короля, которые должны были остаться в этой стране и торговать перцем и дру­гими товарами» [132, с. 78—79]. Этот рассказ подтверждается и сведениями, приводимыми Гарсией де Резенди.

Королевские аген