ЭКСПАНСИЯ ПОРТУГАЛИИ В БАССЕЙНЕ ЗАМБЕЗИ. ПОРТУГАЛЬЦЫ И МОНОМОТАПА 3 страница

На наш взгляд, подписание соглашения было со стороны мо­номотапы вовсе не предательством интересов африканского на­селения, а вынужденным актом с целью выиграть время, необ­ходимое для подготовки вооруженного отпора. Последующие со­бытия показали, что мономотапа вовсе не собирался выполнять условия соглашения, которые так и остались на бумаге. По-видимому, сами португальцы догадывались, что мономотапа ведет с ними сложную игру, чтобы воспользоваться их помощью для укрепления своей власти, а потом отделаться от них. Доказа­тельством существования у португальцев подозрений и сомнений в отношении искренности мономотапы может служить тот факт, что португальцы добивались отправки к Диогу Мадейре в ка­честве заложников двух сыновей мономотапы. Они должны бы­ли жить в Тете, обращены в христианство и воспитаны по-евро­пейски[30] [137, т. III, с. 369; 281, с. 41].

В течение ряда лет двое из сыновей мономотапы жили в доме Диогу Мадейры, были крещены под именами Филиппа и Диогу и получили воспитание и образование под руководством монахов-доминиканцев.

Когда известие о кабальном договоре, навязанном мономотапе, достигло Мадрида, оно вызвало подлинное ликование ис­пано-португальского королевского двора. Король Филипп III в предвкушении золота и серебра, которые, по его расчетам, долж­ны были теперь потоком хлынуть из Африки в его казну, начал принимать спешные меры, для того чтобы столь неожиданно свалившееся на него богатство не выскользнуло из рук. Это вид­но из его письма-инструкции вице-королю Индии (март 1608 г.), в котором он приказывает произвести реорганизацию колониаль­ной администрации в Восточной Африке. С этой целью в Юго-Восточную Африку был назначен капитан-жерал — высшее должностное лицо, который, в свою очередь, назначал капитанов отдельных фортов и регионов. Король повелевал построить или усилить ключевые крепости вдоль всего побережья, а также в глубинных районах. Согласно высочайшей воле, главная задача капитан-жерала должна была состоять в поисках и эксплуата­ции золотых и серебряных рудников. Король подчеркивал в дан­ном письме, что хорошо знает о размерах и богатстве этих руд­ников, и настаивал на их скорейшей разработке [212, с. 34; 281, с. 41]. В то же время он рекомендовал, чтобы будущий капи­тан-жерал не вмешивался во внутренние дела верховного прави­теля Мономотапы, дабы не оказаться втянутым в сложные пери­петии африканской политики. Сама дата этого письма (март 1608 г.) заставляет думать, что все эти чрезвычайные меры сле­дует поставить в связь с теми выгодами, которые Мадрид на­деялся получить от договора, подписанного 1 августа 1607 г.

Мономотапа, явно по наущению португальцев, решил нака­зать племена, помогавшие Матузианье. Одним из таких племен было племя монгас, жившее в нижнем Замбези. Выехав в этот район, мономотапа приказал казнить вождя этого племени — союзника Матузианье. По словам Бокарро, «монгас его очень оплакивали и были возмущены его казнью» [137, т. III, с. 373]. Это событие привело к началу нового восстания. Монгас соеди­нились с Матузианье и нанесли мономотапе сильное поражение. Сам верховный правитель был ранен, а один из его сыновей убит. Монгас намеревались снова атаковать войска мономотапы на следующее утро, но отказались от своего намерения, так как узнали, что на помощь им явился посланный Диогу Мадей­рой отряд португальцев [там же, с. 374], который «нашел в жалком положении наследственного вождя величайшего и са­мого развитого племени Южной Африки» [403, т. 2, с. 386].

Мономотапа двинулся со своей армией к р. Магида Кошена, где ждал его Матузианье. Только благодаря помощи порту­гальцев мономотапа избежал в этом сражении полного разгро­ма и сумел нанести поражение Матузианье. Бокарро так описы­вает эту битву: «Матузианье появился со своей армией, которая состояла более чем из 20 тысяч человек, построенных в виде полумесяца, и в таком порядке он атаковал и окружил армию мономотапы с громкими криками и с таким грохотом барабанов и труб, что, казалось, обрушились небеса. Сам он с третью своих людей атаковал португальцев и дрался храбро, подбад­ривая своих людей, но его храбрость ничего ему не дала, так как он быстро был разбит португальцами и обращен в бегство. Другие две трети армии Матузианье атаковали мономотапу, и их натиск был очень силен, и, если бы португальцы не помогли там, где его люди были больше всего ослаблены, он бы навер­няка потерпел поражение». Будучи ранен и потеряв мно­го людей, Матузианье отступил в горы. Вскоре, собравшись с силами, он атаковал дворец мономотапы и проник в «апар­таменты» его главной жены, которой случайно удалось бежать [137, т. III, с. 379]. На помощь мономотапе поспешил Диогу Ма­дейра, которому в конце концов удалось нанести окончательное поражение Матузианье. Сам Матузианье был вскоре предатель­ски убит агентом мономотапы, и организованная оппозиция вла­сти верховного правителя была сломлена [137, т. IV, с. 81—82].

В июле 1609 г. в Сену прибыл новый капитан-жерал — Эстеван де Атайде. Послы мономотапы потребовали подарков («куруа»), которые по традиции каждый новый португальский ко­мандующий должен был посылать правителю Мономотапы при вступлении в должность. Э. де Атайде посулил дать ткани, но не выполнил своего обещания.

После подавления восстания Матузианье мономотапа чув­ствовал себя достаточно сильным, чтобы отделаться от порту­гальцев. Действия колонизаторов, которые хищнически грабили страну, их неуемная алчность, жестокость и необузданный про­извол вызывали всеобщую ненависть к ним.

Отказ платить «куруа» был, несомненно, не причиной, а по­водом открытого выступления мономотапы против португальцев, к которому он готовился, очевидно, уже давно. Мы полагаем, что правление Гатси Русере может быть разделено на два эта­па, тесно связанных между собой: 1596—1609 гг.— период внеш­ней лояльности мономотапы по отношению к португальцам, ис­пользуемой для укрепления своего политического и военного могущества; 1609—1627 гг.— период сопротивления европейским захватчикам.

1609 год стал тем рубежом, когда Гатси Русере перешел от накапливания сил к качественно новому курсу своей политики — открытой борьбе против колонизаторов. Дополнительный свет на этот вопрос проливает Бокарро, согласно которому «мономотапа, видя, что Диогу Карвалью (Мадейра) не посылает ему товары, которые он обещал за рудники, и не говорит больше о них, и не платит ему куруа, которую он был обязан платить, и что купцы свободно пересекают его земли, покупая его золото и не платя ему за свои права, приказал отнять у них все това­ры и ткани, которыми они торговали в его землях. Это было сделано по всему его королевству, было захвачено много соб­ственности и несколько португальцев, и их кафры-торговцы, пы­тавшиеся сопротивляться этому грабежу, были убиты. Этот захват, который приказал провести король, кафры называют „эмпата"» [там же, т. III, с. 384]. Конфискацией португальской собственности, проведенной по всей стране, и убийством несколь­ких купцов мономотапа бросил открытый вызов португальцам, решив пресечь их произвол и избавиться от их контроля. Тогда Атайде начал войну против Мономотапы, получив поддержку со стороны португальских офицеров, которым военные действия су­лили рабов, золото и другую добычу. Отряд под командованием Атайде, состоявший из 125 солдат, был слишком мал для такого предприятия, но командир надеялся получить помощь от пле­мен, враждебных мономотапе. Атайде начал активно готовиться к боям, приказав построить форт, огороженный двойным ча­стоколом, получивший название Санту-Эстеван, который должен был стать базой для операций против мономотапы. В это время в Лиссабон пришло известие о том, что в Голландии, готовится отплыть в Индию сильный флот. 10 октября 1611 г. король издал инструкцию о том, что капитан-жерал должен срочно усилить гарнизон Мозамбика, который тогда состоял всего из 25 солдат [там же, с. 386]. Получив этот приказ, Атайде в марте 1612 г. со своим отрядом отправился из Тете в Мозамбик, откуда смог вернуться только через семь месяцев.

Мономотала отправил послов к Атайде повторить свое обе­щание отдать рудники Чикоа, если Атайде уплатит куруа, но капитан-жерал отказался даже принять послов. Этот отказ уп­латить куруа следует объяснить тем, что, по-видимому, стояв­шие во главе войска португальские офицеры в отличие от пор­тугальских купцов были заинтересованы в войне, так как она сулила им рабов, золото и другую добычу, в то время как состояние мира и мирная торговля не давали им практически ни­чего. «Вина за эти ошибки,— таинственно сообщает Бокарро,— ложилась не столько на дона Эстевана, сколько на некоторых лиц, которые были с ним и которые советовали ему искать с мономотапой не мира, а войны, ибо за счет войны они сущест­вовали и богатели, и дон Эстеван погиб» [там же].

В июле 1613 г. из Мадрида пришел приказ об отставке Э. де Атайде. Он сложил с себя командование и отправился в Индию, но по дороге, в Мозамбике, умер, оставив собствен­ность в золоте, слоновой кости и т. п. стоимостью 110 тыс. крузадо[31] [там же].

Преемником Атайде стал Диогу Мадейра. Мадейре пришлось вести тяжелую борьбу против восставшего вождя Чомбе, «вас­сала форта Сена», восьмитысячное войско которого имело 150 кремневых ружей и мушкетов и две пушки, стрелявшие кам­нями. Это восстание примечательно в том отношении, что оно может считаться началом нового этапа в истории африканского сопротивления, который характеризуется потерей португальца­ми монополии на использование огнестрельного оружия.

В начале 1614 г. Мадейра получил письмо от мономотапы, в котором тот писал, что если Мадейра пришлет ему товаров на 4 тыс. крузадо, которые обычно дарили ему вступающие на должность капитан-жерала, то сможет взять себе серебряные рудники Чикоа. Мадейра тотчас же послал требуемые товары. Взамен правитель каранга прислал человека, который должен был передать ему рудники. 15 апреля 1614 г. Мадейра вышел из Тете с сотней португальских солдат, с 600 воинами-банту и многочисленными рабами, несшими имущество и съестные при­пасы. 8 мая экспедиция достигла Чикоа, где Мадейра построил форт, названный им Сан-Мигел [137, т. IV, с. 148]. Посланец мономотапы не смог или (что более вероятно) не захотел ука­зать местонахождение рудников, а вождь Чикоа бежал, как только стала известна цель экспедиции. По требованию Мадей­ры мономотапа прислал другого человека, по имени Черема. Когда Мадейра спросил его о местонахождении рудников, Чере­ма «притворился, что ничего не знает о них, и сказал, что, ког­да ему нужно серебро, он приносит в жертву овец и куриц, ко­торых они называют „музимос", и потом во сне они указывают ему, где находится серебро» [137, т. III, с. 399]. Несмотря на подарки и увещевания, Черема показал только отдельные поте­рянные куски руды, но не сказал, где находятся сами рудники. Мадейра приказал жестоко избить его и бросить в тюрьму и «охранять так, чтобы ни один кафр не мог говорить с ним» [там же, с. 400]. Тогда Черема попросил о встрече с Мадейрой и сказал, что он не показывает рудники «из страха перед мономотапой, который, хотя и послал его показать их, тайно прика­зал ему не делать этого» [там же].

Из-за отсутствия достаточного количества провизии Мадей­ра и его войско не могли долго находиться в Чикоа и 24 июня 1614 г., покинув этот край, прибыли в Сену. Там Мадейра полу­чил инструкцию от короля отправить солдат в Мозамбик из-за угрозы голландского нападения. Выполнив этот приказ и не бу­дучи в состоянии вести войну против мономотапы, Мадейра ре­шил задобрить его подарками, послав ткани и шелковое знамя. Он вернул мономотапе его сына Филиппа (Диогу остался в Тете, причем так преуспел в богословии, что помогал священнику ве­сти службу в церкви [137, т. III, с. 372]). Филипп вернулся к отцу в португальском костюме. Тот приказал ему тотчас же переодеться в традиционную одежду каранга. Позднее Филипп, преследовавший свои цели, бежал к португальцам в Тете, где Мадейра принял его как родного сына и даже подарил ему одно из своих поместий [там же, с. 406—408]. Взбешенный изменой сына, мономотапа обещал награду всякому, кто убьет предате­ля. Он принял решение начать войну против португальцев. По словам Е. Аксельсона, «главной причиной этого решения моно­мотапы было, конечно, его нежелание отдать Чикоа. Отказ пор­тугальцев платить куруа... разрушил веру в них у мономотапы. Посольства Мадейры и укрытие Мадейрой Филиппа были афронтом к нему как к отцу и верховному вождю. Убийство од­ного туземца в Чикоа было последней каплей» [212, с. 45].

18 марта 1615 г. войска мономотапы атаковали форт Сан-Мигел. На осажденных обрушился град стрел, «большинство из которых были отравленными и которые посылались с такой си­лой, что многие из них разбивали на куски балки в крепостной стене» [137, т. III, с. 410]. Штурм продолжался два дня. 20 марта в Сан-Мигел прибыл Диогу Мадейра с подкреплени­ем, и войска мономотапы вынуждены были отступить. Но Ма­дейра понимал, что выдержать длительную войну против моно­мотапы с имеющимися силами он не сможет. Поэтому он пред­принимает активные шаги с целью заинтересовать Мадрид в своем предприятии, чтобы получить достаточную помощь. Такую заинтересованность алчный королевский двор, как хорошо по­нимал Мадейра, мог проявить только в одном случае — если он увидит блеск благородных металлов.

В феврале 1616 г. Мадейра направил в Европу двух эмис­саров, которые несли с собой несколько показанных Черемой кусков серебряной руды. Один из них, монах Франсиску д'Авелар, достиг Гоа и, вручив доклад вице-королю Индии, просле­довал в Лиссабон, а оттуда в Мадрид, где привезенные им об­разцы руды и документы, подтверждающие, что они найдены в Чикоа, вызвали шумное ликование королевского двора [там же, с. 412—413].

 

«Известия о том, что найдено серебро,— писал по этому поводу Бокарро,— вызвали великую радость и во дворе и во всей Португалии, и с доста­точным на то основанием, ибо благодаря открытию и завоеванию серебряных рудников, которые, как говорят, существуют на территории мономотапы, ко­ролевство Португалия будет гораздо богаче, чем теперь, ибо эти рудники очень многочисленны» [137, т. III, с. 413].

 

Сам доклад Диогу Мадейры не сохранился. Однако в нашем распоряжении имеется любопытный документ — отчет о заседа­нии Совета по делам заморских владений, на котором обсужда­лись известия, принесенные посланцем Мадейры [79, т. II, док. 29, с. 176]. Этот документ дает возможность судить и о со­держании доклада Мадейры и об устной информации, сообщен­ной его посланцем в Лиссабоне и Мадриде. По-видимому, из­лагая эти сведения, документ констатирует, что в Юго-Восточ­ной Африке имеется много различных металлов — золота, меди, железа и свинца. В то же время в документе отмечается, что «солдаты умирают от голода, так как съестные припасы про­даются по очень высокой цене... многие чувствуют себя очень плохо из-за климата». Далее излагается по сути дела стратеги­ческий и тактический план колонизации Юго-Восточной Африки, авторство которого, несомненно, принадлежит Диогу Мадейре. «Опытные люди считают,— говорится в документе,— что завое­вание следует проводить с небольшим числом людей и с боль­шим количеством тканей и что с их помощью можно вести вой­ну лучше, чем с оружием (и это мнение разделяет и Диогу Симоэнс Мадейра)... Достаточно дать подарки вождям, чтобы они отказались от оружия. Опытные люди считают, что самое большее нужно 200 хороших солдат и что, если их хорошо во­оружить аркебузами, этого будет достаточно для власти над всей Мономотапой, как показал опыт Диогу Симоэнса... с дву­мястами португальцами можно пройти все земли Мономотапы» [там же, с. 177]. Этот документ, на наш взгляд, примечателен в двух отношениях. Во-первых, он не оставляет камня на камне от теорий тех португальских и других буржуазных историков, которые пытаются доказать, будто целью португальской коло­ниальной политики было заключение дружественных и равно­правных союзов с Мономотапой и другими ранними африкански­ми государствами. Совет по делам заморских владений прямо и недвусмысленно говорит о мерах, необходимых для установ­ления португальской «власти над всей Мономотапой». Во-вто­рых, в этом документе раскрывается подлинный смысл так на­зываемого торгового обмена, который вели португальские коло­низаторы с африканскими вождями и на который любят ссы­латься апологеты колонизации как на пример «гуманных и рав­ноправных отношений португальцев с туземными племенами». Как видно из этого документа, широко практиковавшаяся порту­гальцами торговля тканями, а также их подарки вождям в виде различных тканей были вовсе не актами гуманности и добро­желательства, а хитрой и коварной тактикой, рассчитанной на то, чтобы задобрить и подкупить родо-племенную верхушку, а затем навязать свою власть всему племени или народу. Считая, что «с помощью тканей можно вести войну лучше, чем с ору­жием», они рассматривали торговлю не как самоцель, а лишь как тактическое средство в борьбе за установление своего моно­польного господства.

В 1619 г. в Тете прибыл снова назначенный капитан-жералом Нуно Алвариш Перейра с инструкциями короля Филиппа сохра­нять хорошие отношения с мономотапой и продолжать поиски золотых, серебряных и медных рудников[32]. На нового капитан-ж-ерала возлагалась задача — захватить столь желанные рудни­ки. Перейре предписывалось «приступить к завоеванию с [до­статочным] числом дисциплинированных солдат, привыкших к климату Мономотапы, обменяв для этого солдат, посланных из Лиссабона, на солдат, находящихся в крепости Мозамбик».

Однако все усилия конкистадоров завладеть рудниками на­талкивались на упорный отказ жителей страны открыть их ме­стонахождение. Эти неудачи приводили королевский двор в та­кое отчаяние, что он даже хотел прекратить свою колониальную экспансию в этом районе. Так, в марте 1622 г. король писал: «Принимая во внимание незначительность успеха, полученного от мер, принятых до сих пор для открытия точного местонахож­дения серебряных рудников Мономотапы... я приказываю пре­кратить завоевание» [137, т. IV, с. 172—173].

 

Из письма короля от 31 апреля 1631 г. видно, что и в это время порту­гальцам еще не удалось обнаружить серебряных и медных рудников, которые они так упорно и тщетно искали [137, т. IV, с. 216].

 

Буржуазные историки обходят молчанием тот поразительный исторический факт, что в течение многих десятилетий народ Мо­номотапы, несмотря на всевозможные ухищрения колонизато­ров, отражал их посягательства. Эпопея героической и полной актами самопожертвования борьбы аборигенов за спасение при­родных богатств своей страны должна быть яркими буквами вписана в историю борьбы народов Африки против колониа­лизма.

В 1627 г. мономотапой стал сын Гатси Русере — Капранзине. В ноябре 1628 г. Перейра направил к нему своего эмиссара Жерониму де Барруша, но новый мономотапа приказал убить посла и объявил «эмпата» (конфискацию имущества европей­цев) по всей стране[33] [137, т. II, с. 414—415]. Некоторые исто­рики объясняли эти акции мономотапы отсутствием или недоста­точностью подарка, который прислал ему Перейра. Это объясне­ние представляется малоубедительным. В действительности мо­номотапа был обеспокоен растущей активностью португальцев, и их упорными попытками завладеть рудниками и установить контроль над его страной. Это беспокойство не осталось незаме­ченным португальцами. Они склонны были объяснить его тем, что, как говорится в одном документе того времени, «его [моно­мотапы] колдуны, которых он часто использовал, заставили его думать, что открытие этого серебра будет погибелью для его империи» [79, т. II, док. 29, с. 173]. Если свидетельство этого документа соответствует действительности, то, как мы видим, «колдунам» мономотапы отнюдь нельзя отказать в дальновид­ности и политическом чутье. Как бы то ни было, мономотапа Капранзине принял смелое решение оказать вооруженное сопро­тивление захватчикам. Во главе большого войска мономотапа атаковал форты Массапа и Луанзе. По свидетельству современ­ника, капитан форта Массапа «спрятался со своими неграми в домах, где они жили, и, когда император (т. е. мономотапа.— А. X.) послал позвать его, он отказался пойти и защищался до ночи. Затем почти чудом ему удалось улизнуть неузнанным бла­годаря сильной грозе... Он послал предупреждение всем порту­гальцам, рассеянным по стране макаранга, чтобы они отступи­ли в форты... укрепились и подготовились к обороне» [137, т. II, с. 415].

Португальцы в Сене и Тете сформировали войско из 250 ев­ропейцев и 15 тыс. африканцев и двинулись на помощь своим осажденным соотечественникам. Решительная битва произошла около Луанзе в декабре 1628 г. Капранзине был разбит, и пор­тугальцы преследовали его до Зимбабве.

Подробности этих событий помогает восстановить дошедшее до нас письмо, отправленное в Рим 2 февраля 1630 г. монахом Луи, который, по-видимому, играл в них заметную роль. Он пи­сал: «Я пошел в Сену и получил от ее капитана и жителей необ­ходимые подкрепления и двинулся с ними в Алвауре... и, не найдя там врага, мы пошли в Массапа, где обнаружили армию императора, насчитывавшую 100 тысяч человек, в то время как наших было не более 15 тысяч. Несмотря на это неравенство сил, уповая на помощь Бога, наша маленькая армия атаковала эту великую армию и с Божьей помощью обратила ее в бегство. Одержав эту победу, мы двинулись с нашей армией к Зимбабве, где находится двор, и там я построил маленькую церковь и воз­двиг крест» [там же, с. 427]. Как видно из документов, второе поражение Капранзине было нанесено в мае 1629 г., после чего он был объявлен низложенным. Португальцы провозгласили но­вым мономотапой своего ставленника Мануза[34] — дядю Капран­зине [там же, с. 429]. Как говорится в одном официальном до­кументе того времени, Мануза «был поставлен у власти порту­гальцами от имени и как вассал их короля и принял и гаран­тировал все условия, которые португальцы сочли подходящими для славы Евангелия и короны Португалии» [там же]. 24 мая 1629 г. португальцы заставили Мануза подписать кабальный до­говор, в котором он признал себя вассалом короля Португалии. Согласно этому договору мономотапа давал португальцам раз­решение на то, чего они больше всего домогались,— искать и эксплуатировать рудники драгоценных металлов. Он обязался также в течение года изгнать из страны всех мусульман, а затем разрешить португальцам убивать их и конфисковывать их иму­щество. Он отказался от своих претензий на земли, подчиненные капитану Тете, и сам обязался посылать три куска золота каж­дому новому капитану Мозамбика. Миссионерам было позволе­но строить церкви и соборы по всей стране и обращать в хри­стианство «всех, кто захочет принять святое крещение». Моно­мотапа освободил португальских послов от унизительных цере­моний, обязался обращаться с капитаном Тете с великим уваже­нием и допускать его к себе в любое время и без подарка, от­крыть страну для португальских торговцев и не укрывать бег­лых рабов [137, т. II, с. 406—407; т. IV, с. 224].

Через восемь месяцев после подписания этого кабального до­говора Мануза согласился исповедовать христианство и был кре­щен викарием Тете, получив христианское имя Филипп [там же].

Договор, заключенный с марионеточным правителем, получил полное одобрение мадридского двора. Как пишет историк Даффи, «в первый раз в истории колонии португальцы добились не­легкого господства над большей частью племен макаранга» [281, с. 46].

Приветствуя пропортугальскую ориентацию нового мономотапы, король Филипп IV направил ему в апреле 1631 г. письмо, в котором писал: «Мои вице-короли Государства Индии также написали мне... что просветленный истинным светом Святого Духа вы пришли к познанию нашей святой католической веры и приняли святое крещение, каковое есть главное сокровище и начало счастья в этой и вечной жизни, и что вы стали моим вас­салом и собираетесь сохранить эти намерения и продолжать дружеские связи с Государством Индии, предлагая необходи­мую помощь и покровительство для открытия рудников. Я счи­таю нужным сообщить вам, что я получил огромное удовлетво­рение от всего этого» [137, т. IV, с. 224].

Само собой разумеется, что «огромное удовлетворение» ко­роля было связано не столько с перспективой «вечной жизни» для мономоталы, сколько с перспективой открытия и захвата рудников, о которых он упоминает только вскользь. Между тем именно они, а не «святое крещение», были главным сокровищем в его глазах. По мнению короля, наконец-то пришло время, ког­да баснословные богатства страны каранга будут в его распо­ряжении.

В своей, так сказать, «внутренней» корреспонденции король и его приближенные были куда откровеннее. Так, вице-король граф Линьяриш сообщал королю в январе 1630 г. о своем ре­шении сдать в аренду «конкисту на реках Куамы» (т. е. земли Мономотапы) «как для того, чтобы поддержать этого короля (Манузу)... так и для того, чтобы попытаться завладеть всеми богатствами этой страны, а если удастся, и уничтожить мавров, которые там очень опасны для интересов Вашего Величества» [39, док. 127, с. 399].

В апреле 1631 г. король направил вице-королю Индии ин­струкции принять меры для открытия и разработки золотых, се­ребряных и медных рудников. Кроме того, вице-королю предпи­сывалось позаботиться, чтобы была построена надежная кре­пость в центре страны и чтобы были укреплены устья рек Келимане и Луабо. Три куска золота, которые обязался посылать мономотапа, предписывалось отправлять в Мадрид королю.

 

«Зная, что одно из главных условий договора, заключенного с мономота­пой, когда мои капитаны поставили его во владение этим королевством,— откровенно писал король, называя вещи своими именами,— состояло в том, что он должен быть моим вассалом и давать по три куска золота капитанам Мозамбика и что они должны посылать ему взамен какой-либо подарок, счи­таю нужным сообщить вам, что, поскольку эти три куска золота даются как знак подчинения и вассалитета, следует представлять мне лично эту дань» [137, т. IV, с. 216—221].

 

Между тем Капранзине, оправившись от поражения, не ос­тавил намерений изгнать европейцев. К 1631 г. он объединил под своими знаменами большое число враждебно настроенных к португальцам вождей, включая верховного вождя Маники.

Освободительная война, начатая против португальцев наро­дом каранга под руководством Капранзине, которая, как и мно­гие другие антипортугальские движения, обходится полным мол­чанием буржуазными историками, заслуживает внимания не только благодаря широким масштабам, которые она приняла, но и как замечательное свидетельство солидарности различных племен и растущей среди них тенденции к консолидации своих сил в общей борьбе против завоевателей.

В результате нескольких сражений было убито от 300 до 400 португальцев. Гарнизоны осажденных фортов Сена и Тете составляли всего соответственно 13 и 20 португальцев. В 1632 г. на помощь осажденным в этих фортах пришел капитан Мозам­бика Соуза де Менезиш во главе войска из 300 португальцев и 12 тыс. африканцев, который и нанес Капранзине решающее поражение [310, с. 572]. По словам Даффи, «Лиссабон был окрылен добрыми новостями и упрямо возродил планы эксплуа­тации неоткрытых рудников, но все попытки были бессистемны­ми и, как всегда, безуспешными. Первым практическим резуль­татом того, что они имели марионеточного мономотапу, была энергичная экспансия миссионерской активности и крах афри­канского сопротивления. Отдельные португальцы с помощью по­дарков или подкупов, а также взяток и угроз смогли овладеть великими путями на Замбези» [281, с. 47].

Еще к концу XVI в. португальцы окончательно вытеснили арабских купцов как из бассейна Замбези, так и с побережья Индийского океана. С помощью своей марионетки-мономотапы португальцы открыли иа Замбези ряд факторий, установив мо­нополию на торговлю в этом районе. Образовался контролиру­емый ими единый торговый район Марамука. Здесь, а также в построенных ими в XVII в. факториях и фортах Бокото, Тафуна, Читомборвизи, Хвангва, Дамбараре португальские купцы вели оживленную торговлю с африканцами [199, с. 215].

В марте 1633 г. в Восточную Африку были отправлены две каравеллы под командованием Жуана да Кошта [137, т. IV, с. 237]. Они везли 23 специалиста по горнорудному делу во главе с Видес-и-Албарадо, который до этого работал на золотых рудниках в Перу. Ознакомившись с положением на месте и расспросив местных жителей, Албарадо заявил в отчете коро­лю, что земли каранга и Маника богаты золотом и серебром и что, если рудники будут правильно эксплуатироваться, «Ваше Величество может иметь от них больше дохода, чем от всех Индий, принадлежащих Кастилии» [там же]. Для этого Алба­радо предлагал заселить «эту огромную и богатую страну» ев­ропейцами, ибо в то время там было всего лишь 200 португаль­цев. По его мнению, необходимо было организовать иммигра­цию, объявить свободу торговли и учредить таможни. Албарадо предложил послать в Восточную Африку тысячу женатых муж­чин с семьями. Это число, по его мнению, было достаточным, чтобы отвоевать страну у «диких племен». «Этим землям не нужно больше ничего, и благодаря этому Ваше Величество ста­нет владыкой мира, как Вы того заслуживаете» [212, с. 99].

Кроме того, он предложил послать в эти места 50 или 60 миссионеров-францисканцев, «так как там нет ни одного ту­земца, который был бы настоящим христианином, а те немно­гие, которые были крещены, имеют по три или четыре жены» [там же]. В другом письме Албарадо утверждал, что ни в Но­вой Испании, ни в Перу нет рудников, которые могли бы срав­ниться с рудниками Мономотапы. Для подтверждения своих за­явлений он послал королю слитки золота, серебра, меди и олова. Это событие, которому португальцы придавали исключитель­но большое значение, зафиксировано в ряде источников. Так, в, хронике, составленной в 1634—1635 гг. Б. де Резенди, мы чи­таем: «Вплоть до настоящего времени на территории Его Вели­чества не было найдено никаких золотых или серебряных руд­ников. И только в нынешнем 1634 г., когда было обнаружено, что в землях макаранга имеются серебряные рудники, которые находятся меньше чем на расстоянии пушечного выстрела от Сены, взятые из них образцы были посланы Его Величеству» [137, т. II, с. 411].