ШЕСТАЯ ЛЕКЦИЯ

Карлсруэ, 10 октября 1911 г.

На основе того, что было рассмотрено вчера, мы можем приблизиться к самым значительным, сокровенным вопросам христианства и попытаться проникнуть в их истинную сущность. Мы увидим, что, собственно, лишь таким путем сможем мы подойти к пониманию того, чем импульс Христа уже стал для человечества и чем ему еще надлежит стать в будущем. Хотя люди все вновь и вновь подчеркивают, что ответы на высочайшие вопросы не должны быть так сложны, что истина, собственно, должна быть дана простейшим способом непосредственно каждому человеку, и хотя в связи с этим говорят, например, что апостол Иоанн уже в глубокой старости выразил квинтэссенцию всего христианства истинными словами: "Дети, любите друг друга!" - все же отсюда никто не должен заключать: я, мол, познал сущность христианства, охватил сущность всей истины для людей уже простым произнесением слов "Дети, любите друг друга!" Ибо для того, чтобы так просто произнести эти слова, для этого у апостола Иоанна уже имелись многие предпосылки. Во-первых, мы знаем, что эти слова он произнес к концу своей долгой жизни, что в той его инкарнации лишь на девяносто пятом году своей жизни, он почувствовал себя вправе произнести их; это свидетельствует о том, что эти слова, произнесенные любым другим человеком, не обладают той же силой, как у апостола Иоанна.

Но он достиг также и другого. Он является автором - несмотря на оспаривание критики - "Евангелия от Иоанна", "Апокалипсиса" и "Посланий Иоанна". То есть он не говорил всю жизнь: "Дети, любите друг друга," - но он, например, написал труд, который относится к сложнейшим трудам человечества, Апокалипсис; и труд, который по проникновению в душу человека относится к интимнейшим и глубочайшим, "Евангелие от Иоанна". Право произнести эти слова он приобрел своей долгой жизнью и тем, что он создал в ней. Если кто-то пройдет такую же жизнь и создаст то, что создал он, а затем повторит за ним слова: "Дети, любите друг друга", - лишь тогда, в сущности, против этого ничего нельзя будет возразить. Но мы должны понять и другое, а именно, что вещи, которые могут быть охвачены лишь немногими словами, тем самым, что мы в состоянии их выразить всего лишь в нескольких словах, могут означать очень многое - но они могут быть и ничего не говорящими. И когда мудрые слова, которые при соответствующих предпосылках обозначают что-то очень глубокое, человек произносит, не обладая этими предпосылками, и думает сказать этим что-то очень глубокое, то это подчас напоминает рассказ об одном властелине, который однажды посетил тюрьму и которому был выведен один из заключенных, вор. Властелин спросил вора, почему он украл, и вор ответил: потому что был голоден. Конечно, вопрос, как избежать голода, это вопрос, который занимал уже многих людей. Властелин же возразил вору, что он еще никогда не слышал, что при голоде надо воровать; когда человек голоден, надо есть! Без сомнения, это правильный ответ: когда голоден - надо есть, а не воровать. Но дело здесь в том, насколько данный ответ подходит к соответствующей ситуации; потому что тем, что ответ верен, этим еще не сказано, что он имеет значение или вес для разрешения соответствующей проблемы. Также и слова "дети, любите друг друга", произнесенные в глубокой старости устами того, кто написал "Апокалипсис" и "Евангелие от Иоанна", могут быть произнесены из самой сущности христианства - и те же слова, произнесенные устами другого человека, могут быть только фразой. Поэтому мы должны все-таки понять, что для уразумения христианства нам не избежать того, чтобы издалека собирать необходимые для этого факты, и именно для того, чтобы позже применить их к простейшим истинам повседневной жизни.

Вчера мы должны были приступить к роковому для современного мышления вопросу, к тому, как обстоит дело с той частью четырехчленного существа человека, которую мы называем "физическим телом". Мы увидим, что затронутая вчера троичность воззрений - эллинизма, иудейства и буддизма - продвинет нас дальше в понимании сущности христианства. Но сначала, если мы хотим разобраться в судьбе физического тела, нам не избежать вопроса, который действительно является средоточием всего христианского мировоззрения; потому что этим мы затрагиваем ни больше ни меньше, как самый существенный, центральный вопрос христианства: как же обстоит дело с Воскресением Христа? Не должны ли мы допустить, что для того, чтобы понять христианство, нам важно понять и вопрос Воскресения? Что это важно, для этого нам достаточно лишь вспомнить то, что находится в первом Послании Павла к коринфянам[11] (15.14-20):

"А если Христос не воскрес, то и проповедь паша тщетна, тщетна и вера наша.

Притом мы оказались бы и лжесвидетелями о Боге, потому что свидетельствовали бы о Боге, что Он воскресил Христа, Которого Он не воскрешал, если мертвые не воскресают;

Ибо, если мертвые не воскресают, то и Христос не воскрес;

А если Христос не воскрес, то вера ваша тщетна: вы еще во грехах ваших;

Поэтому и умершие во Христе погибли.

И если мы в этой только жизни надеемся на Христа, то мы несчастнее всех человеков.

Но Христос воскрес из мертвых, первенец из умерших."

При этом мы должны указать, что христианство, как оно распространилось в мире, пошло сначала от Павла. И если мы усвоили себе способность серьезно относится к словам, то мы не должны просто проходить мимо самых серьезных слов Павла и говорить, например, что вопрос о Воскресении мы оставляем невыясненным. Ведь что говорит Павел? - Что вообще все христианство было бы неоправданно и вся вера в Христа была бы бессмысленна, если бы Воскресение не было фактом! Это говорит Павел, от которого пошло христианство как исторический факт. Этим, в сущности, сказано ни много ни мало, как то, что - в смысле Павла - тот, кто отклоняет факт Воскресения, должен отклонить и само христианство.

А теперь перенесемся почти на две тысячи лет вперед, то есть к нашей современности, и спросим у её представителя, каково сообразно просвещению наших дней должно быть их отношение к вопросу о Воскресении. Я сейчас еще не хочу принимать во внимание тех, кто вообще отрицает Иисуса - тогда, конечно, чрезвычайно легко иметь ясность в вопросе Воскресения; и на этот вопрос, в сущности, легче всего ответить так, что Иисус, мол, вообще никогда не жил, поэтому нечего ломать себе голову по вопросу Воскресения. То есть таких людей мы не примем во внимание, но обратимся к тем, кто в середине или в последней трети девятнадцатого столетия совершили переход к привычным представлениям нашего времени, в которых мы и сами еще живем; у них и спросим мы, что должны они думать о Воскресении в соответствие со всей образованностью нашего времени. Обращаясь к человеку, который приобрел большое влияние на образ мышления людей, считающих себя наиболее просвещенными, к Давиду Фридриху Штраусу, мы читаем в его сочинении о мыслителе восемнадцатого века Реймарусе следующее: "Воскресение Иисуса является настоящим шибболетом (см. Книга Судей 12, 6-5), который разделяет не только различные теории самого христианства, но и различные мировоззрения и ступени духовного развития". И почти одновременно мы читаем в одном из швейцарских журналов следующие слова: "Как только я убеждаюсь в действительности Христова Воскресения, этого абсолютного чуда, я наношу рану новейшему мировоззрению. И образованный тем самым шрам на нерушимом, как я думаю, природном порядке, оказался бы незаживающей раной моей системы, мира моих мыслей в целом". Спросим себя: сколько людей в наши дни сообразно характеру современности должны будут подписаться - подпишутся - под этими словами, и сколько людей скажут: "Если бы я был принужден признать Воскресение как исторический факт, то тем самым я подорвал бы всю мою философскую - или иную - систему? " Спросим: как может ужиться Воскресение как исторический факт с мировоззрением современного человека?

Вспомним, что уже в первой (открытой) лекции мы указали на то, каким образом прежде всего следует принимать Евангелия: как описания посвящения. Величайшие евангельские факты это, в сущности, описания фактов посвящения, событий, которые в свое время разыгрывались как храмовые тайны в глубинах мистерий, когда тот или иной человек, который признавался достойным этого, посвящался иерофантом. Такой человек после длительной подготовки проводился через своего рода смерть и своего рода воскресение; ему приходилось также пройти через определенные переживания, которые мы вновь встречаем в Евангелиях, например, как искушение, как переживание на Масличной горе и другие. И поскольку это так, потому и описания древних посвященных, которые не являются биографиями в обычном смысле слова, столь схожи с евангельскими изложениями о Христе Иисусе.

Когда мы читаем об Аполлонии Тианском или о самом Будде, или о Заратустре, или о жизни Озириса, Орфея, когда мы читаем о жизни великих посвященных, то часто бывает так, как если бы мы здесь встречали самые важные жизненные положения, которые описываются в Евангелиях о Христе Иисусе. И хотя мы должны согласиться, что прообразы главнейших событий, которые описаны в Евангелиях, нам необходимо искать именно таким образом, то есть в посвятительных церемониях древних мистерий, тем не менее, с другой стороны, мы видим совершенно ясно, что великая поучительность жизни Христа Иисуса повсюду пронизана в Евангелиях такими частностями, которые в данном случае не могут быть простым повторением мистериальных церемоний, но которые очень точно показывают, что в них описывается непосредственная действительность. Разве не поражает своей непосредственной действительностью, когда в Евангелии от Иоанна описывается следующее (20.1-17):

 

"В первый же день недели Мария Магдалина приходит ко гробу рано, когда было еще темно, и видит, что камень отвален от гроба;

Итак, бежит, и приходит к Симону Петру и к другому ученику, которого любил Иисус, и говорит им: унесли Господа из гроба, и не знаем, где положили Его.

Тотчас вышел Петр и другой ученик, и пошли ко гробу.

Они побежали оба вместе; но другой ученик бежал скорее Петра, и пришел ко гробу первый,

И, наклонившись, увидел лежащие пелены; но не вошел.

Вслед за ним приходит Симон Петр, и входит во гроб, и видит пелены лежащие

И плат, который был на главе Его, не с пеленами лежащий, но особо свитый на другом месте.

Тогда вошел и другой ученик, прежде пришедший ко гробу, и увидел, и уверовал;

Ибо они еще не знали из Писания, что Ему надлежало воскреснуть из мертвых.

Итак, ученики опять возвратились к себе.

А Мария стояла у гроба и плакала; и когда плакала, наклонилась во гроб

И видит двух Ангелов, в белом сидящих, одного у главы и другого у ног, где лежало Тело Иисуса.

И они говорят ей: жена! что ты плачешь? Говорит им: унесли Господа моего, и не знаю, где положили Его.

Сказавши сие, обратилась назад и увидела Иисуса стоящего; но не узнала, что это Иисус.

Иисус говорит ей: жена! что ты плачешь? кого ищешь? Она, думая, что это садовник, говорит Ему: господин! если ты вынес Его, скажи мне, где ты положил Его, и я возьму Его.

Иисус говорит ей: Мария! Она обратившись говорит Ему: Раввуни! - что значит: "Учитель!"

Иисус говорит ей: не прикасайся ко Мне, ибо Я еще не восшел к Отцу Моему; а иди к братьям Моим и скажи им: восхожу к Отцу Моему и Отцу нашему, и Богу моему и Богу вашему".

 

Здесь у нас ситуация, описанная в таких подробностях, которые дают нам почти весь материал для воспроизведения в нашем воображении всей этой картины, - как, например, что один ученик бежал скорее, чем другой, что плат, покрывавший голову, отложен на другое место и так далее. Описание этих частностей не имело бы никакого смысла, если бы оно не относилось к фактам. Но на определённый факт указывалось уже и раньше, а именно, нам говорится, что Мария не узнала Христа Иисуса. И мы подчеркивали: можно ли себе представить, что не видя три дня человека, уже не узнаешь его хорошо знакомый облик? Таким образом, надо считаться с тем, что Христос явился Марии в измененном облике; иначе и эти слова не имели бы никакого смысла. Поэтому мы можем сказать две вещи. Мы действительно должны понять Воскресение как выступивший на план истории акт пробуждения, совершавшийся в священных мистериях всех времен но лишь с той разницей, что отдельных учеников мистерий пробуждал иерофант мистерий, в Евангелиях же указывается, что пробудило Христа то Существо, которое мы обозначаем Отцом, что сам Отец воскресил Христа. Этим нам указывается и на то, что совершавшееся в ином случае в более малом масштабе в глубинах мистерий, однажды было явлено на Голгофе для человечества божественной духовностью, и что для пробуждения Христа Иисуса как иерофант выступило то Существо, которое обозначается Отцом. Таким образом, вознесенное до высочайшего, здесь происходит то, что вообще совершалось лишь в малом и только в мистериях. Это одно.

Второе это то, что с явлениями, ведущими назад к мистериям, сплетены такие описания частностей, что еще и сегодня мы в состоянии до деталей воспроизвести по Евангелиям определенные ситуации, как это мы видим по приведенной картине. Но еще важнее здесь слова, которые должны обладать совершенно определенным смыслом: " Ибо они еще не знали из Писания, что Ему надлежало воскреснуть из мертвых. И ученики опять возвратились к себе."; Спросим же: в чем до сих пор могли убедиться ученики? Так ясно, как только вообще возможно, нам описывается, что пелены остались здесь, а что тела здесь нет, нет в гробнице. Ни в чем другом не смогли убедиться ученики и ничего другого они не поняли, когда теперь они опять возвратились домой. Иначе слова не имели бы никакого смысла. Чем глубже вы проникаете в текст, тем настойчивее вы должны себе сказать: стоявшие у гробницы ученики убедились в том, что пелены были на месте, а тела не было больше в них; и они пошли домой с мыслью: где же теперь тело? кто его вынес из гробницы?

А теперь от убеждения, что тела здесь нет, Евангелия медленно подводят нас к фактам, силой которых, собственно, ученики убеждаются в Воскресении. Что же убеждает их в этом? То, что им как повествуют Евангелия - все чаще стал являться Христос, так что они смогли сказать себе: Он здесь! - и что это зашло так далеко, что Фома, прозванный неверующим, смог прикоснуться к ранам. Словом, мы видим из Евангелий, что в Воскресении ученики убеждаются лишь оттого, что позже сам Христос встречает их как Воскресший. Его явления были для них доказательством этого. И если бы этих учеников - после того, как они мало-помалу пришли к убеждению, что Христос живёт, несмотря на то, что Он умер - спросили о сущностном содержании их веры, то они ответили бы: "У нас есть доказательства, что Он жив!" Но они никогда не говорили бы так, как позже, после пережитого им под Дамаском, говорит Павел. Кто позволит подействовать на себя Евангелию и Посланиям Павла, тот заметит всю глубину различия основного тона Евангелий - в смысле постижения Воскресения - от постижения Павла. Правда, Павел сопоставляет свое убеждение в Воскресении с убеждением Евангелий, потому что, говоря о том, что Христос восстал, он указывает, что Христос после того, как был распят, явился в живом облике Кифе, двенадцати, затем сразу пятистам братьям, и, наконец, из пламенного сияния духа также и ему, как преждевременно рожденному. Так Он являлся и ученикам; на это указывает Павел. И переживание Павлом Воскресшего не отличалось от переживания учеников. Но что он сразу же связывает с этим переживанием под Дамаском, это его прекрасная и легко доступная пониманию теория о существе Христа. Ибо кем становится для него после события Дамаска существо Христа? Оно становится для него "вторым Адамом". И Павел сразу же проводит различие между первым Адамом и вторым Адамом, Христом. Первого Адама он называет праотцом людей на Земле. В каком же смысле? Нам не надо далеко идти, чтобы найти ответ на этот вопрос. Он называет его праотцом людей на Земле, видя в нём первого человека, от которого происходят все остальные люди; то есть для Павла это значит: он тот, кто передал людям по наследству тело, которое они и несут как свое физическое! Таким образом, от "Адама" все люди унаследовали свое физическое тело. Это то тело, которое выступает перед нами во внешней майе и которое смертно; это есть унаследованное от Адама тленное тело, подпавшее смерти физическое тело человека. В это тело - мы можем воспользоваться таким выражением, потому что оно не плохое - облечены люди. "Второго" же Адама, Христа, в противоположность первому Павел рассматривает как обладающего нетленным, бессмертным телом. Павел предполагает, что силой христианского развития люди постепенно смогут заменить первого Адама вторым, вместо тленного тела первого Адама облачиться в нетленное тело второго Адама, Христа. Таким образом, кажется, что от тех, кто именуют себя подлинными христианами, Павел требует не меньшего, как того, что по видимости разбивает все древние мировоззрения. Как первое, тленное тело происходит от Адама, так от второго Адама, от Христа, должно происходить тело нетленное. Так что каждый христианин должен был бы сказать себе: поскольку я происхожу от Адама, у меня тленное тело, каким обладал и Адам; поскольку я вступаю в правильное отношение ко Христу, я получаю от Христа - второго Адама - нетленное тело. Это воззрение вспыхивает для Павла непосредственно из события Дамаска. Другими словами: что хочет сказать Павел? Мы можем выразить это простым схематическим наброском.

Рисунок 5

Adam - Адам

Если в определенный момент времени мы имеем какое-то количество людей (х), то по родословной Павел возводит их всех обратно к первому Адаму, от которого они происходят, и который дал им их тленное тело. В представлении Павла точно так же должно быть возможно и другое. Как в отношении своего человеческого начала люди могут себе сказать: мы родственны, потому что мы происходим от одного и того же прачеловека, от Адама, так - в смысле Павла - они должны себе также сказать: как помимо нашего участия, просто условиями, которые заложены в физическом размножении людей, мы можем довести эти линии до Адама, так мы должны быть в состоянии позволить возникнуть в себе чему-то такому, что нам даст другую возможность. Как "естественные" линии ведут к Адаму, так должно быть возможно провести линии, которые поведут нас уже не к плотскому Адаму с тленным телом, но которые также поведут к телу, но уже к нетленному, и которое силой нашего отношения ко Христу мы также сможем нести нашим существом - по понятию Павла - как теперь мы несем этим нашим существом тленное тело от Адама.

Рисунок 6

Christus - Христос

Нет ничего более неудобного для современного сознания, чем это представление. Ибо, рассмотренное трезво, что оно требует от нас? Оно требует нечто, что для современного мышления является чем-то прямо-таки неслыханным. Это современное мышление долго спорило о том, происходят ли все люди от одного общего прародителя; но это оно еще согласно допустить, что все люди происходят от одного человека, который некогда существовал на земле, доступный сознанию физического плана. Но Павел требует больше, он говорит: "Если в истинном смысле слова ты хочешь стать христианином, то ты должен себе представить, что в тебе может возникнуть нечто, что может в тебе жить и о чём ты должен сказать, что от этого живущего в тебе ты также можешь провести духовные линии ко "второму Адаму", ко Христу - и именно ко Христу, который на третий день восстал из гроба - как все люди могут провести линии к физическому телу первого Адама."

Таким образом, Павел требует от всех, кто называет себя христианами, чтобы они позволили возникнуть в себе тому, возможность чего в них действительно заложена и что подобно тленному телу, ведущему обратно к Адаму, ведёт к тому, что на третий день поднялось из гроба, в который было положено тело Христа Иисуса. Кто с этим не согласится, тот не сможет найти никакого подхода к Павлу, не сможет сказать, что он понимает Павла. Происходя в отношении своего тленного тела от первого Адама, тем не менее, как раз тем, что делаешь существо Христа своим собственным, имеешь возможность приобрести второго родоначальника, того, кто на третий день после предания тела Христа Иисуса земле поднялся из гроба. Пусть, таким образом, для нас прежде всего будет ясно, что это является требованием Павла, как бы неудобно оно ни было для современного мышления. Мы еще подойдем ближе от этого установления Павла к современному мышлению; но только нельзя строить себе другие убеждения по поводу того, что так ясно выступает нам навстречу у Павла, нельзя истолковывать превратно как раз им так ясно выраженную мысль. Конечно, аллегорические объяснения удобны; удобно говорить, что он имел в виду то или это; но все такие толкования не имеют никакого смысла. Если же мы хотим связать с этим смысл, то нам не остается ничего иного - даже если современное сознание сочтет это за суеверие - как представленный Павлом факт, что Христос воскрес на третий день. - Но пойдем дальше.

Здесь я бы теперь хотел привести одно заме­чание, а именно, что такое утверждение, какое сде­лал Павел после того, как сам силой события под Дамаском достиг вершины своей инициации, такое утверждение относительно второго Адама и его воскресения мог сделать лишь тот, кто всем своим образом мышления и своим мировоззрением вышел из Греции; только человек, коренящийся в эллинизме, несмотря на свою принадлежность еврейскому народу; лишь тот, кто в некотором отношении все свое еврейство принес в жертву греческому миропониманию и миронастроенности. Ибо - если мы ближе подойдем к этому вопросу - что, в сущности, утверждает Павел? - То, что любили и ценили греки: внешнюю форму человеческого тела, о чем они испытывали трагическое ощущение, что оно кончается, когда человек проходит через врата смерти, об этом из глубины своего воззрения Павел говорит: оно торжествуя восстало из гроба с воскресшим Христом! - Перебрасывая мост между двумя мировоззрениями, мы лучше всего можем сделать это следующим образом: греческий герой говорит из глубины своего греческого ощущения: "Лучше быть нищим на Земле, чем царем в царстве теней!" Он это говорит, будучи убежден в своем греческом ощущении: то, что он так любит, внешняя форма физического тела, при прохождении через смерть теряется раз и навсегда. На ту же самую почву, на которой взошло это упоенное красотой трагическое настроение, на ту же самую почву вступил Павел, провозвестник Евангелия сначала у эллинов. И мы не отклонимся от его слов, если мы их переведем следующим образом: "То, что вы больше всего цените - физическая форма человека - в будущем не погибнет; Христос же восстал как первый из тех, кто будут пробуждены из мертвых! Физическая форма тела не потеряна, но возвращена человечеству силой Воскресшего Христа!" То, что больше всего ценили греки, это вернул им обратно до мозга костей гречески образованный иудей Павел вестью о Воскресении. Только грек мог так думать и так говорить, но грек, ставший греком благодаря всем тем предпосылкам, которые одновременно давались иудейским происхождением. Только ставший греком иудей мог говорить так, и никто другой.

Как же можем мы приблизиться к этим фактам с точки зрения духовной науки? До сих пор мы знаем только, что Павел требовал нечто, что основательно перечеркивает весь итог новейшего мышления. Теперь мы попытаемся приблизиться к тому, что требовал Павел, с точки зрения духовной науки.

Соберем вместе факты, которые нам известны из духоведения, чтобы с этой стороны создать себе представление о том, что утверждает Павел. Проведём ещё раз перед нашей душой самые простые духовнонаучные истины. Мы знаем, что человек состоит из физического тела, эфирного тела, астрального тела и "я". Если вы спросите кого-нибудь, кто немного - но не очень основательно - занимался духовной наукой, знает ли он физическое тело человека, то, конечно, он ответит вам: я его хорошо знаю, ведь я его вижу, когда перед моими глазами находится человек; остальное - это недоступные чувствам, невидимые члены; их невозможно видеть; физическое же тело я очень хорошо знаю!

Но действительно ли перед нашими глазами находится физическое тело человека, когда мы встречаем человека, владея лишь нашими обычными физическими способностями восприятия и нашим физическим рассудком? Я задаю вопрос: кто видел когда-нибудь физическое тело человека, не владея ясновидческим восприятием? Что находится перед людьми, когда они видят лишь физическими глазами и постигают только лишь физическим рассудком? - Человеческое существо, но оно ведь состоит из физического, эфирного, астрального тел и "я"! И когда перед нами находится, человек, то перед нами находится организованное сочетание, состоящее из физического, эфирного, астрального тел и "я". И говорить, что перед нами находится физическое тело, столь же бессмысленно, как бессмысленно, подавая кому-нибудь стакан воды, сказать: здесь внутри водород! Вода состоит из водорода и кислорода, как человек состоит из физического, эфирного, астрального тел и "я". Общее сочетание физического тела, эфирного тела, астрального, тела и "я" видимо во внешнем мире, как в стакане видна вода. Но ни водород, ни кислород не видны, и сильно ошибся бы тот, кто решил бы, что в воде он видит водород! Но так же ошибается и тот, кто, видя во внешнем мире человека, думает, что видит физическое тело. Наблюдатель, одаренный физическими органами восприятий и физическим рассудком, видит не физическое тело человека, а четырехчленное существо - физическое же тело он видит лишь постольку, поскольку оно пронизано остальными членами человеческого существа. Но в данном случае оно уже изменено настолько же, как и водород в воде, пронизанный кислородом; потому что водород газ, и кислород тоже газ. У нас, значит, два газа; соединенные вместе, они образуют жидкость. Почему же должно казаться непонятным, что человек, каким мы его встречаем в физическом мире, очень не похож на отдельные члены своего существа, на физическое тело, на эфирное тело, на астральное тело и на "я"? Ведь и вода очень не похожа на водород? Так обстоит дело в действительности. Поэтому мы должны сказать: человек не должен полагаться на ту майю, в которой сначала ему предстает физическое тело. О физическом теле человека нам надо думать совершенно иным образом, если мы хотим подойти к сущности этого тела. Здесь дело заключается в том, что само рассмотрение физического тела человека относится к труднейшим проблемам ясновидения, к самым труднейшим! Допустим, что внешний мир совершает с человеком эксперимент, схожий с разложением воды на водород и кислород; такой эксперимент действительно совершается великим миром над человеком при его смерти. Тогда мы видим, как человек слагает свое физическое тело. Но действительно ли слагает он своё "физическое тело"? Собственно, вопрос кажется смехотворным. Ведь что, кажется, может быть яснее, как то, что при смерти человек откладывает свое физическое тело! Но чем же все-таки является то, что человек откладывает при смерти? Это то, о чём по крайней мере приходится сказать, что оно больше не обладает тем важнейшим, чем физическое тело обладает при жизни, а именно, формой, которая с момента смерти начинает разрушаться в отложенном теле. Перед нами распадающиеся вещества с больше не присущей им формой. То, что здесь отбрасывается, это, в сущности, вещества и элементы, которые мы исследуем также и в природе; но это не то, что естественным образом могло бы себе придать форму человека. Физическому же телу человека эта форма присуща в полном значении этого слова.

Обычному ясновидческому взору картина сначала действительно предстает такой, как если бы человек просто откладывал эти вещества, которые затем предаются разложению или сожжению, и как если бы от его физического тела вообще больше ничего не оставалось. Затем это обычное ясновидение послеживает после смерти - в течение того периода времени, когда человек переживает ретроспективное созерцание своей истекшей жизни - тот его комплекс, который состоит теперь из "я", астрального тела и эфирного. Затем, в дальнейшем опыте, ясновидящий констатирует отложение эфирного тела, видит оставшийся на дальнейшее его экстракт и растворение остального в том или ином виде в общем мировом эфире. Таким образом, действительно кажется, что со смертью человек сложил физическое тело с физическими веществами и силами, а через несколько дней и эфирное тело. И, следуя за человеком дальше через период Кама -локи, ясновидящий опять констатирует, что экстракт астрального тела берется в дальнейшую жизнь между смертью и новым рождением, оставшееся же от астрального тела отдается общей астральности.

Таким образом, мы видим: физическое, эфирное и астральное тела откладываются, и физическое тело кажется исчерпанным тем, что остается перед нами как вещества и силы, которые путем разложения или сжигания, или иным способом распадаются на элементы. Но чем больше в наше время будет развиваться ясновидение человека, тем больше он будет уяснять себе следующее: то, что откладывается с физическим телом как физические вещества и силы, все же не является всем физическим телом, что это даже не представляет собой всего облика физического тела; но этим веществам и силам принадлежит еще нечто другое, что мы должны назвать, если мы говорим сообразно положению дела, "фантомом" человека. Этот фантом является духовным формообликом (die Formgestalt des Menschen) человека, который так перерабатывает физические вещества и силы, что они вступают в форму, которая предстаёт перед нами на физическом плане как человек.

Как художник-скульптор не создает статуи, взяв мрамор или что-нибудь другое и слепо колотя в него, отбивая отдельные куски, чему вполне поддается материя, - этот художник-скульптор должен иметь определенную мысль, которую он и запечатлевает в материи, - так и для человеческого тела существует определенная мысль; но существует не так, как мысль скульптора - потому что материал человеческого тела не мрамор или гипс - но как реальная мысль во внешнем мире: как "фантом". Что скульптор запечатлевает своему материалу, это запечатлевается, как фантом физического тела, земной материи, которую после смерти мы видим предаваемой могиле или огню. Фантом необходимо принадлежит физическому телу, он является всей его остальной частью, он важнее, чем вся внешняя материя; ибо внешние вещества, в сущности, суть ничто иное, как то, чем заполняется человеческая форма; они как яблоки, нагружаемые на телегу. Фантом это нечто очень важное! Распадающиеся после смерти вещества, в существенном есть то же самое, что мы встречаем и во внешней природе, с той лишь разницей, что они были охвачены человеческой формой. Если вы глубже задумаетесь - допустите ли вы, что вся работа, произведенная великими божественными духами через эпохи Сатурна, Солнца и Луны, создала лишь то, что со смертью предается элементу Земли? - Нет! Через эпохи Сатурна, Солнца и Луны развивалось совсем не это; развивался фантом, форма человеческого тела. Это и есть то, что нам необходимо уяснить себе, что понять это физическое тело не так-то уж легко. И прежде всего понимание физического тела не должно искаться в мире иллюзии, в мире майи. Мы знаем, что основу, так сказать, зачаток этого фантома физического тела в эпоху Сатурна заложила иерархия Престолов; что далее, в период Солнца, над ним работали Духи мудрости; в период Луны - Духи движения, и на Земле - Духи формы. И лишь благодаря этому физическое тело стало фантомом. Поэтому мы и называем их "Духами формы" по сколько они, собственно, живут в том, что мы называем фантомом физического тела. Таким образом, чтобы понять физическое тело, нам необходимо обратиться к его "фантому".

Теперь думая о начале нашего земного бытия, мы можем сказать: сонм существ высших иерархий, который готовил физическое тело человека в его форме через эпохи Сатурна, Солнца и Луны вплоть до Земли, ввел этот фантом в земную эволюцию. И в действительности первым в физическом теле был фантом, недоступный восприятию физического зрения. Это силовое, совершенно прозрачное тело.

То, что видит физический глаз, это физические вещества, которые человек вбирает в себя, вбирает как пищу, которые и заполняют это невидимое. Когда физический глаз обращается на физическое тело, то в действительности он воспринимает минеральную субстанцию, заполняющую это физическое тело, а совсем не само физическое тело. Каким же образом это минеральное, каковым оно является, поступает в фантом физического тела человека? Чтобы ответить на этот вопрос, вспомним еще раз возникновение, вспомним первое становление человека на нашей Земле.

От Сатурна, Солнца и Луны перешло то сочетание сил, которое в своем истинном облике выступает нам навстречу в невидимом фантоме физического тела и которое как раз для высшего ясновидения предстанёт как фантом, когда от внешнего восприятия отстранишь все то, что как внешняя материя заполняет собой этот фантом. Таким образом, этот фантом и есть то, что было у истока. И в начале своего земного становления человек был бы невидим также и в своем физическом теле. Теперь, допустим, к этому фантому физического тела привносится эфирное тело; стало ли благодаря этому видимым физическое тело как фантом? Конечно, нет, потому что эфирное тело в любом случае невидимо для обычного зрения. Значит, физическое тело плюс эфирное тело все еще недоступны восприятию наших органов чувств, а тем более астральное тело; так что физическое тело как фантом, эфирное тело и тело астральное все еще невидимы в этом их сочетании. Введенное сюда "я" хотя и было бы внутренне воспринимаемо, но опять-таки невидимо внешне.

Итак, таким, каким он дошел до нас от Сатурна, Солнца и Луны, человек оставался бы чем-то невидимым, воспринимаемым только ясновидчески. Из-за чего же он стал видимым? Он вообще не стал бы видимым, если бы не произошло то, что символически описывает Библия и сообразно действительности духовная наука: вмешательство Люцифера. Что же вследствие этого случилось?

Прочтите в "Очерке тайноведения": с пути развития, на котором человек находился, поскольку его физическое тело, эфирное тело и тело астральное были доведены до невидимого, он был сброшен в плотную материю и принял её в себя так, как он её и должен был принять под влиянием Люцифера. Значит, если бы в нашем астральном теле и в нашем "я" не было того, что мы называем люциферической силой, то плотная материя не достигла бы той видимости, в которой она пребывает сейчас. Поэтому мы должны сказать: человека следует представлять невидимым; и лишь под влиянием Люцифера в человека вступили силы, которые делают его видимым в материи. Под влиянием Люцифера в область фантома вступают вещества и силы и пронизывают собой этот фантом. Как если бы в прозрачный стакан мы налили окрашенную жидкость, вследствие чего он сам нам кажется окрашенным, тогда как вообще-то он для наших глаз был прозрачен, так должны мы представить себе излияние в форму фантома человека люциферических силовых влияний, посредством которых человек на Земле был приведен к способности принять в себя соответствующие вещества и силы, которые приводят его невидимую саму по себе форму к видимости.

Что, таким образом, делает человека видимым? Люциферические силы во внутреннем существе человека делают его видимым, так, как он выступает перед нами на физическом плане; иначе его физическое тело всегда оставалось бы невидимым. Поэтому алхимики и утверждали всегда, что в своей истинной сущности физическое тело человека со стоит из той же субстанции, из которой состоит и совершенно прозрачный, кристально ясный "камень мудрых". Физическое тело действительно состоит из абсолютной прозрачности, и лишь люциферические силы в человеке привели его к непрозрачности и явили его нам непрозрачным и осязаемым. Отсюда вы видите, что человек ли