На этом мы кончим наши рассуждения о живом суще-
стве в целом и о частях его тела, а равно и о том, как жить
сообразно с рассудком, в одно и то же время осуществляя
руководство самим собой и оказывая себе послушание.
Но что касается того [начала], которому предстоит быть
руководящим, то его чрезвычайно важно наперед снаб-
дить силой, дабы оно смогло наипрекраснейшим и наи-
лучшим образом осуществить свое руководительство.
Впрочем, обстоятельный разбор этого предмета сам по
себе составил бы особую задачу; если же коснуться дела
лишь попутно, то имело бы смысл в связи с предшеству-
ющим заметить вот что: как мы уже не раз повторяли, в
нас обитают три различных между собой вида души, каж-
дый из которых имеет собственные движения. В соответ-
ствии с этим мы должны сейчас совсем вкратце сказать,
что тот вид души, который пребывает в праздности и за-
брасывает присущие ему движения, по необходимости
оказывается слабейшим, а тот, который предается упраж-
нениям, становится сильнейшим; поэтому надо строго
следить за тем, чтобы движения их сохраняли должную
соразмерность. Что касается главнейшего вида нашей
души, то ее должно мыслить себе как демона, приставлен-
ного к каждому из нас богом; это тот вид, который, как
мы говорили, обитает на вершине нашего тела и устрем-
ляет нас от земли к родному небу как небесное, а не зем-
ное порождение; и эти наши слова были совершенно
справедливы, ибо голову, являющую собою наш ко-
рень, божество простерло туда, где изначально была рож-
дена душа, а через это оно сообщило всему телу прямую
осанку.
Правда, у того, кто погряз в вожделениях или тщесла-
вии и самозабвенно им служит, все мысли могут быть
только смертными, и он не упустит случая, чтобы стать,
насколько это возможно, еще более смертным и приум-
ножить в себе смертное начало. Но если человек отдается
любви к учению, стремится к истинно разумному и уп-
ражняет соответствующую способность души преиму-
щественно перед всеми прочими, он, прикоснувшись к
истине, обретает бессмертные и божественные мысли,
а значит, обладает бессмертием в такой полноте, в какой
его может вместить человеческая природа; поскольку же
он неизменно в себе самом пестует божественное начало
и должным образом ублажает сопутствующего ему демона
(δαίμονα), сам он не может не быть в высшей степени
блаженным (εύδαίμονα). Вообще говоря, есть только один
способ пестовать что бы то ни было — нужно доставлять
этому именно то питание и то движение, которые ему по-
добают. Между тем если есть движения, обнаруживающие
сродство с божественным началом внутри нас, то это
мыслительные круговращения Вселенной; им и должен
следовать каждый из нас, дабы через усмотрение гармо-
ний и круговоротов мира исправить круговороты в собст-
венной голове, нарушенные уже при рождении, иначе
говоря, добиться, чтобы созерцающее, как и требует изна-
чальная его природа, стало подобно созерцаемому, и таким
образом стяжать ту совершеннейшую жизнь, которую
боги предложили нам как цель на эти и будущие времена.
Вот мы, кажется, и покончили с той задачей, которую
взяли на себя в самом начале: довести рассказ о Вселен-
ной до возникновения человека. Что касается вопроса о
том, как возникли прочие живые существа, его можно
рассмотреть вкратце, не вдаваясь без особой нужды в
многословие, чтобы сохранить в этих наших речах долж-
ную меру.
Вот что скажем мы об этом: среди произошедших на
свет мужей были и такие, которые оказывались трусами
или проводили свою жизнь в неправде, и мы не отступим
от правдоподобия, если предположим, что они при следу-
ющем рождении сменили свою природу на женскую,
между тем как боги, воспользовавшись этим, как раз
тогда создали влекущий к соитию эрос и образовали по
одному одушевленному существу внутри наших и жен-
ских [тел], построив каждое из них следующим образом.
В том месте, где проток для выпитой влаги, миновав лег-
кие, подходит пониже почек к мочевому пузырю, чтобы
извергнуть оттуда под напором воздушного давления вос-
принятое, они открыли вывод для спинного мозга, кото-
рый непрерывно тянется от головы через шею вдоль по-
звоночного столба и который мы ранее нарекли семенем.
Поскольку же мозг этот одушевлен, он, получив себе
выход, не преминул возжечь в области своего выхода жи-
вотворную жажду излияний, породив таким образом дето-
родный эрос. Вот почему природа срамных частей мужа
строптива и своевольна, словно зверь, неподвластный
рассудку, и под стрекалом непереносимого вожделения
способна на все. Подобным же образом и у женщин та их
часть, что именуется маткой, или утробой, есть не что
иное, как поселившийся внутри них зверь, исполненный
детородного вожделения; когда зверь этот в поре, а ему
долго нет случая зачать, он приходит в бешенство, рыщет
по всему телу, стесняет дыхательные пути и не дает жен-
щине вздохнуть, доводя ее до последней крайности и до
всевозможных недугов, пока наконец женское вожделе-
ние и мужской эрос не сведут чету вместе и не снимут как
бы урожай с деревьев, чтобы засеять пашню утробы посе-
вом живых существ, которые по малости своей пока неви-
димы и бесформенны, однако затем обретают расчленен-
ный вид, вскармливаются в чреве матери до изрядной
величины и после того выходят на свет, чем и завершает-
ся рождение живого существа. Итак, вот откуда пошли
женщины и все, что принадлежит к женскому полу.
Растить на себе перья вместо волос и дать начало пле-
мени птиц пришлось мужам незлобивым, однако легко-
мысленным, а именно таким, которые любили умствовать
о том, что находится над землей, но в простоте душевной
полагали, будто наивысшая достоверность в таких вопро-
сах принадлежит зрению. А вот племя сухопутных живот-
ных произошло из тех, кто был вовсе чужд философии и
не помышлял о небесном, поскольку утратил потребность
в присущих голове круговращениях и предоставил руко-
водительство над собой тем частям души, которые обита-
ют в груди. За то, что они вели себя так, их передние ко-
нечности и головы протянулись к сродной им земле и
уперлись в нее, а череп вытянулся или исказил свой
облик каким-либо иным способом, в зависимости от того,
насколько совершающиеся в черепе круговращения
сплющились под действием праздности. Вот причина, по-
чему род их имеет по четыре ноги или даже более того:
чем неразумнее существо, тем щедрее бог давал ему
опоры, ибо его сильнее тянуло к земле. Те, которые были
еще неразумнее и всем телом прямо-таки распластыва-
лись по земле, уже не имели нужды в ногах, и потому бог
породил их безногими и пресмыкающимися. Четвертый,
или водный, род существ произошел от самых скудоум-
ных неучей, души которых были так нечисты из-за все-
возможных заблуждений, что ваятелям тел стало жалко
для них даже чистого воздуха, и потому их отправили в
глубины — вдыхать мутную воду, позабыв о тонком
и чистом воздушном дыхании. Отсюда ведет начало поро-
да рыб, устриц и вообще всех водяных животных, глубин-
ные жилища которых являют собою возмездие за глубину
их невежества. Сообразно этому все живые существа и
поныне перерождаются друг в друга, меняя облик по мере
убывания или возрастания своего ума или глупости.
Теперь мы скажем, что наше рассуждение пришло
к концу. Ибо, восприняв в себя смертные и бессмертные
живые существа и пополнившись ими, наш космос стал
видимым живым существом, объемлющим все видимое,
чувственным богом, образом бога умопостигаемого, вели-
чайшим и наилучшим, прекраснейшим и совершенней-
шим, единородным небом.
КРИТИЙ
ТИМЕЙ, КРИТИЙ, СОКРАТ, ГЕРМОКРАТ
Тимей. Ах, Сократ, как радуется путник, переведя
дух после долгого пути, такую же радость чувствую сейчас
и я, доведя до конца свое рассуждение. Богу же, на деле
пребывающему издревле, а в слове возникшему ныне, не-
давно, возношу молитву: пусть те из наших речей, кото-
рые сказаны как должно, обратит он нам во спасение, а
если мы против воли что-то сказали нескладно, да будет
нам должная кара! А должная кара для поющего не в лад
состоит в том, чтобы научить его ладу; итак, дабы впредь
мы могли вести правильные речи о рождении богов, пусть
будет в ответ на нашу мольбу даровано нам целительное
снадобье, изо всех снадобий совершеннейшее и наилуч-
шее, — знание! Сотворив же молитву, по уговору переда-
ем слово Критию.
Критий. Принять-то слово я приму, Тимей, но, как
ты сам вначале испрашивал снисхождения, ссылаясь на
необъятность твоего предмета, так и я сделаю то же самое.
Принимая во внимание, о чем мне предстоит говорить, я
думаю, что вправе требовать еще большего снисхождения.
Сам знаю, что просьба моя, пожалуй, тщеславна и не в
меру странна, однако ж приходится ее высказать. Тебе-то
хорошо: кто, находясь в здравом уме, возьмется доказы-
вать, что ты говорил неправильно? Но моя задача, как я
попытаюсь доказать, труднее, а потому и требует больше-
го снисхождения.
Видишь ли, Тимей, тому, кто говорит с людьми о бо-
гах, легче внушить к своим речам доверие, нежели тому,
кто толкует с нами о смертных, ибо, когда слушатели ли-
шены в чем-то опыта и знаний, это дает тому, кто вздума-
ет говорить перед ними об этом, великую свободу дейст-
вий. А уж каковы наши сведения о богах, это мы и сами
понимаем. Чтобы яснее показать, что я имею в виду, при-
глашаю вас вместе со мной обратить внимание вот на
какую вещь. Все, что мы говорим, есть в некотором роде
подражание и отображение; между тем, если мы рас-
смотрим работу живописцев над изображением тел боже-
ственных и человеческих с точки зрения легкости или
трудности, с которой можно внушить зрителям видимость
полного сходства, мы увидим, что, если дело идет о земле,
горах, реках и лесе, а равно и обо всем небосводе со всем
сущим на нем и по нему идущим, мы бываем довольны,
если живописец способен хоть совсем немного прибли-
зиться к подобию этих предметов; и, поскольку мы не
можем ничего о них знать с достаточной точностью, мы
не проверяем и не изобличаем написанного, но терпим
неясную и обманчивую тенепись. Напротив, если кто
примется изображать наши собственные тела, мы живо
чувствуем упущения, всегда бываем очень внимательны к
ним и являем собою суровых судей тому, кто не во всем
и не вполне достигает сходства.
То же самое легко усмотреть и относительно рассужде-
ний: речи о небесных и божественных предметах мы
одобряем, если они являют хоть малейшую вероятность,
речи о смертном и человеческом дотошно проверяем.
А потому вам должно иметь снисхождение к тому, что я
ныне без всякой подготовки имею сказать, если я и не
смогу добиться во всем соответствия: помыслите, что
смертное не легко, но, наоборот, затруднительно отобра-
зить в согласии с вероятностью. Все это я сказал ради
того, Сократ, чтобы напомнить вам об указанном обстоя-
тельстве и потребовать не меньшего, но даже большего
снисхождения к тому, что имею поведать. Если вам ка-
жется, что я справедливо требую дара, дайте мне его, не
скупясь.
Сократ. Ах, Критий, почему бы нам тебе его не дать?
И пусть уж заодно тот же дар получит у нас и третий —
Гермократ. Ясно же, что немного спустя, когда ему при-
дет черед говорить, он попросит о том же самом, о чем и
вы. Так вот, чтобы он смог позволить себе другое вступ-
ление, а не был принужден повторять это, пусть он строит
свою речь так, как если бы уже получил для нее снисхож-
дение. Так уж и быть, любезный Критий, открою тебе на-
перед, как настроены зрители этого театра: предыдущий
поэт имел у них поразительный успех, и, если только ты
окажешься в состоянии продолжить, снисхождение тебе
обеспечено.
Гермократ. Конечно, Сократ, твои слова относятся
и ко мне, не только к нему. Ну что ж, робкие мужи еще
никогда не водружали трофеев, Критий, а потому тебе
следует отважно приняться за свою речь и, призвав на по-
мощь Пеона и Муз, представить и воспеть добродетели
древних граждан.
Критий. Хорошо тебе храбриться, любезный Гермо-
крат, когда ты поставлен в задних рядах и перед тобою
стоит другой боец. Ну да тебе еще придется испытать мое
положение. Что до твоих утешений и подбадриваний, то
нужно им внять и призвать на помощь богов — тех, кого
ты назвал, и других, особо же Мнемосину. Едва ли не
самое важное в моей речи целиком зависит от этой боги-
ни. Ведь если я верно припомню и перескажу то, что было
поведано жрецами и привезено сюда Солоном, я почти
буду уверен, что наш театр сочтет меня сносно выполнив-
шим свою задачу. Итак, пора начинать, нечего долее мед-
лить.
Прежде всего вкратце припомним, что, согласно пре-
данию, девять тысяч лет тому назад была война между
теми народами, которые обитали по ту сторону Геракло-
вых столпов, и всеми теми, кто жил по сю сторону: об
этой войне нам и предстоит поведать. Сообщается, что во
главе последних вело войну, доведя ее до самого конца,
наше государство, а во главе первых — цари острова Ат-
лантиды; как мы уже упоминали, это некогда был остров,
превышавший величиной Ливию и Азию, ныне же он
провалился вследствие землетрясений и превратился в не-
проходимый ил, заграждающий путь мореходам, которые
попытались бы плыть от нас в открытое море, и делаю-
щий плавание немыслимым. О многочисленных варвар-
ских племенах, а равно и о тех греческих народах, кото-
рые тогда существовали, будет обстоятельно сказано по
ходу изложения, но вот об афинянах и об их противниках
в этой войне необходимо рассказать в самом начале, опи-
сав силы и государственное устройство каждой стороны.
Воздадим эту честь сначала афинянам и поведаем о них.
Как известно, боги поделили между собой по жребию
все страны земли. Сделали они это без распрей: ведь не-
правильно было бы вообразить, будто боги не знают, что
подобает каждому из них, или будто они способны, зная,
что какая-либо вещь должна принадлежать другому, все
же затевать об этой вещи распрю. Итак, получив по праву
жребия желанную долю, каждый из богов обосновался в
своей стране; обосновавшись же, они принялись песто-
вать нас, свое достояние и питомцев, как пастухи пестуют
стадо. Но если эти последние воздействуют на тела телес-
ным насилием и пасут скот посредством бича, то боги из-
брали как бы место кормчего, откуда удобнее всего на-
правлять послушное живое существо, и действовали
убеждением, словно рулем души, как им подсказывал их
замысел. Так они правили всем родом смертных.
Другие боги получили по жребию другие страны и ста-
ли их устроять; но Гефест и Афина, имея общую природу
как дети одного отца и питая одинаковую любовь к муд-
рости и художеству, соответственно получили и общий
удел — нашу страну, по своим свойствам благоприятную
для взращивания добродетели и разума; населив ее благо-
родными мужами, порожденными землей, они вложили
в их умы понятие о государственном устройстве. Имена
их дошли до нас, но дела забыты из-за бедствий, истреб-
лявших их потомков, а также за давностью лет. Ибо вы-
живали после бедствий, как уже приходилось говорить,
неграмотные горцы, слыхавшие только имена властителей
страны и кое-что об их делах. Подвиги и законы предков
не были им известны, разве что по темным слухам, и
только памятные имена они давали рождавшимся детям;
при этом они и их потомки много поколений подряд тер-
пели нужду в самом необходимом и только об этой нужде
думали и говорили, забывая предков и старинные дела.
Ведь занятия мифами и разыскания о древних событиях
появились в городах одновременно с досугом, когда обна-
ружилось, что некоторые располагают готовыми средства-
ми к жизни, но не ранее. Потому-то имена древних
дошли до нас, а дела их нет. И тому есть у меня вот какое
доказательство: имена Кекропа, Эрехтея, Эрихтония,
Эрисихтона и большую часть других имен, относимых
преданием к предшественникам Тесея, а соответственно и
имена женщин, по свидетельству Солона, назвали ему
жрецы, повествуя о тогдашней войне. Ведь даже вид и
изображение нашей богини, объясняемые тем, что в те
времена занятия воинским делом были общими у мужчин
и у женщин и в согласии с этим законом тогдашние люди
создали изваяние богини в доспехах, — все это показыва-
ет, что входящие в одно сообщество существа женского и
мужского пола могут вместе упражнять добродетели, при-
сущие либо одному, либо другому полу.
Обитали в нашей стране и разного звания граждане, за-
нимавшиеся ремеслами и землепашеством, но вот сосло-
вие воинов божественные мужи с самого начала обосо-
били, и оно обитало отдельно. Его члены получали все
нужное им для прожития и воспитания, но никто ничего
не имел в частном владении, а все считали все общим и
притом не находили возможным что-либо брать у осталь-
ных граждан сверх необходимого; они выполняли все те
обязанности, о которых мы вчера говорили в связи с
предполагаемым сословием стражей. А вообще о нашей
стране рассказывалось достоверно и правдиво, и прежде
всего говорилось, что ее границы в те времена доходили
до Истма, а в материковом направлении шли до вершин
Киферона и Парнефа и затем спускались к морю, имея по
правую руку Оропию, а по левую Асоп. Плодородием же
здешняя земля превосходила любую другую, благодаря
чему страна была способна содержать многолюдное войс-
ко, освобожденное от занятия землепашеством. И вот
веское тому доказательство: даже нынешний остаток этой
земли не хуже какой-либо другой производит различные
плоды и питает всевозможных животных. Тогда же она
взращивала все это самым прекрасным образом и в изо-
билии.
Но как в этом убедиться и почему нынешнюю страну
правильно называть остатком прежней? Вся она тянется
от материка далеко в море, как мыс, и со всех сторон по-
гружена в глубокий сосуд пучины. Поскольку же за девять
тысяч лет случилось много великих наводнений (а имен-
но столько лет прошло с тех времен до сего дня), земля не
накапливалась в виде сколько-нибудь значительной отме-
ли, как в других местах, но смывалась волнами и потом
исчезала в пучине. И вот остался, как бывает с малыми
островами, сравнительно с прежним состоянием лишь
скелет истощенного недугом тела, когда вся мягкая и туч-
ная земля оказалась смытой и только один остов еще
перед нами. Но в те времена еще неповрежденный край
имел и высокие многохолмные горы, и равнины, которые
ныне зовутся каменистыми, а тогда были покрыты тучной
почвой, и обильные леса в горах. Последнему и теперь
можно найти очевидные доказательства: среди наших гор
есть такие, которые ныне взращивают разве только пчел,
а ведь целы еще крыши из кровельных деревьев, срублен-
ных в этих горах для самых больших строений. Много
было и высоких деревьев из числа тех, что выращены
рукой человека, а для скота были готовы необъятные па-
жити, ибо воды, каждый год изливаемые от Зевса, не по-
гибали, как теперь, стекая с оголенной земли в море, но в
изобилии впитывались в почву, просачивались сверху в
пустоты земли и сберегались в глиняных ложах, а потому
повсюду не было недостатка в источниках ручьев и рек.
Доселе существующие священные остатки прежних род-
ников свидетельствуют о том, что наш теперешний рас-
сказ об этой стране правдив.
Таким был весь наш край от природы, и возделывался
он так, как можно ожидать от истинных, знающих свое
дело, преданных прекрасному и наделенных способностя-
ми землепашцев, когда им дана отличная земля, обильное
орошение и умеренный климат. Столица же тогда была
построена следующим образом. Прежде всего акрополь
выглядел совсем не так, как теперь, ибо ныне его холм
оголен и землю с него за одну необыкновенно дождливую
ночь смыла вода, что произошло, когда одновременно с
землетрясением разразился неимоверный потоп, третий
по счету перед Девкалионовым бедствием. Но в минув-
шие времена акрополь простирался до Эридана и Илиса,
охватывая Пикн, а в противоположной к Пикну стороне
гору Ликабет, притом он был весь покрыт землей, а
сверху, кроме немногих мест, являл собой ровное про-
странство. Вне его, по склонам холма, обитали ремеслен-
ники и те из землепашцев, участки которых были распо-
ложены поблизости; но наверху, в уединении, селилось
вокруг святилища Афины и Гефеста обособленное сосло-
вие воинов за одной оградой, замыкавшей как бы сад,
принадлежащий одной семье. На северной стороне холма
воины имели общие жилища, помещения для общих зим-
них трапез и вообще все то по части домашнего хозяйства
и священных предметов, что считается приличным иметь
воинам в государствах с общественным управлением,
кроме, однако, золота и серебра: ни того ни другого они
не употребляли ни под каким видом, но, блюдя середину
между пышностью и убожеством, скромно обставляли
свои жилища, в которых доживали до старости они сами
и потомки их потомков, вечно передавая дом в неизмен-
ном виде подобным себе преемникам. Южную сторону
холма они отвели для садов, для гимнасиев и для совмест-
ных летних трапез, соответственно ею и пользуясь. Ис-
точник был один — на месте нынешнего акрополя; теперь
он уничтожен землятрясениями, и от него остались толь-
ко небольшие родники кругом, но людям тех времен он
доставлял в изобилии воду, хорошую для питья как
зимой, так и летом. Так они обитали здесь — стражи для
своих сограждан и вожди всех прочих эллинов по доброй
воле последних; более всего они следили за тем, чтобы на
вечные времена сохранить одно и то же число мужчин и
женщин, способных когда угодно взяться за оружие, а имен-
но около двадцати тысяч.
Такими они были, и таким образом они справедливо
управляли своей страной и Элладой; во всей Европе и
Азии не было людей более знаменитых и прославленных
за красоту тела и за многостороннюю добродетель души.
Теперь, что касается их противников и того, как шли
дела последних с самого начала. Посмотрим, не успел ли
я позабыть то, что слышал еще ребенком, и выложу свои
знания перед вами, чтобы у друзей все было общим. Но
рассказу моему нужно предпослать еще одно краткое по-
яснение, чтобы вам не пришлось удивляться, часто слыша
эллинские имена в приложении к варварам. Причина
этому такова. Как только Солону явилась мысль восполь-
зоваться этим рассказом для своей поэмы, он полюбопыт-
ствовал о значении имен и услыхал в ответ, что египтяне,
записывая имена родоначальников этого народа, перево-
дили их на свой язык, потому и сам Солон, выясняя зна-
чение имени, записывал его уже на нашем языке. Записи
эти находились у моего деда и до сей поры находятся у
меня, и я прилежно прочитал их еще ребенком. А потому,
когда вы услышите от меня имена, похожие на наши,
пусть для вас не будет в этом ничего странного — вы зна-
ете, в чем дело. Что касается самого рассказа, то он начи-
нался примерно так.
Сообразно со сказанным раньше, боги по жребию раз-
делили всю землю на владения — одни побольше, другие
поменьше — и учреждали для себя святилища и жертво-
приношения. Так и Посейдон, получив в удел остров Ат-
лантиду, населил ее своими детьми, зачатыми от смерт-
ной женщины, примерно вот в каком месте: от моря и до
середины острова простиралась равнина, если верить пре-
данию, красивее всех прочих равнин и весьма плодород-
ная, а опять-таки в середине этой равнины, примерно в
пятидесяти стадиях от моря, стояла гора, со всех сторон
невысокая. На этой горе жил один из мужей, в самом на-
чале произведенных там на свет землею, по имени Еве-
нор, и с ним жена Левкиппа; их единственная дочь зва-
лась Клейто. Когда девушка уже достигла брачного воз-
раста, а мать и отец ее скончались, Посейдон, воспылав
вожделением, соединяется с ней; тот холм, на котором
она обитала, он укрепляет, по окружности отделяя его от
острова и огораживая попеременно водными и земляны-
ми кольцами (земляных было два, а водных — три) все
большего диаметра, проведенными словно циркулем из
середины острова и на равном расстоянии друг от друга.
Это заграждение было для людей непреодолимым, ибо
судов и судоходства тогда еще не существовало. А островок
в середине Посейдон без труда, как то и подобает богу,
привел в благоустроенный вид, источил из земли два род-
ника — один теплый, а другой холодный — и заставил землю
давать разнообразное и достаточное для жизни пропитание.
Произведя на свет пять раз по чете близнецов мужско-
го пола, Посейдон взрастил их и поделил весь остров Ат-
лантиду на десять частей, причем тому из старшей четы,
кто родился первым, он отдал дом матери и окрестные
владения как наибольшую и наилучшую долю и поставил
его царем над остальными, а этих остальных — архонтами,
каждому из которых он дал власть над многолюдным на-
родом и обширной страной. Имена же всем он нарек вот
какие: старшему и царю — то имя, по которому названы
и остров, и море, что именуется Атлантическим, ибо имя
того, кто первым получил тогда царство, было Атлант.
Близнецу, родившемуся сразу после него и получившему
в удел крайние земли острова со стороны Геракловых
столпов вплоть до нынешней страны гадиритов, называе-
мой по тому уделу, было дано имя, которое можно было
бы передать по-эллински как Евмел, а на туземном наре-
чии — как Гадир. Из второй четы близнецов он одного
назвал Амфереем, а другого — Евэмоном, из третьей —
старшего Мнесеем, а младшего Автохтоном, из четвер-
той — Эласиппом старшего и Местором младшего, и, на-
конец, из пятой четы старшему он нарек имя Азаэс, а
последнему — Диапреп. Все они и их потомки в ряду
многих поколений обитали там, властвуя над многими
другими островами этого моря и притом, как уже было
сказано ранее, простирая свою власть по ею сторону Ге-
ракловых столпов вплоть до Египта и Тиррении.
От Атланта произошел особо многочисленный и почи-
таемый род, в котором старейший всегда был царем и
передавал царский сан старейшему из своих сыновей, из
поколения в поколение сохраняя власть в роду, и они
скопили такие богатства, каких никогда не было ни у
одной царской династии в прошлом и едва ли будут
когда-нибудь еще, ибо в их распоряжении было все необ-
ходимое, приготовляемое как в городе, так и по всей стра-
не. Многое ввозилось к ним из подвластных стран, но
большую часть потребного для жизни давал сам остров,
прежде всего любые виды ископаемых твердых и плавких
металлов, и в их числе то, что ныне известно лишь по на-
званию, а тогда существовало на деле: самородный ори-
халк, извлекавшийся из недр земли в различных местах
острова и по ценности своей уступавший тогда только зо-
лоту. Лес в изобилии доставлял все, что нужно для работы
строителям, а равно и для прокормления домашних и
диких животных. Даже слонов на острове водилось вели-
кое множество, ибо корму хватало не только для всех про-
чих живых существ, населяющих болота, озера и реки,
горы или равнины, но и для этого зверя, из всех зверей
самого большого и прожорливого. Далее, все благовония,
которые ныне питает земля, будь то в корнях, в травах, в
древесине, в сочащихся смолах, в цветах или в плодах, —
все это она рождала там и отлично взращивала. Притом
же и всякий нежный плод и злак, который мы употребля-
ем в пищу или из которого готовим хлеб, и разного рода
овощи, а равно и всякое дерево, приносящее яства, на-
питки или умащения, например, непригодный для хране-
ния и служащий для забавы и лакомства древесный плод,
а также тот, что мы предлагаем на закуску пресытившему-
ся обедом, — все это тогда под воздействием солнца свя-
щенный остров порождал прекрасным, изумительным и
изобильным. Пользуясь этими дарами земли, цари уст-
роили святилища, дворцы, гавани и верфи и привели в по-
рядок всю страну, придав ей следующий вид.
Прежде всего они перебросили мосты через водные
кольца, окружавшие древнюю метрополию, построив путь
из столицы и обратно в нее. Дворец они с самого начала
выстроили там, где стояло обиталище бога и их предков,
и затем, принимая его в наследство, один за другим все
более его украшали, всякий раз силясь превзойти предше-
ственника, пока в конце концов не создали поразитель-
ное по величине и красоте сооружение. От моря они про-
вели канал в три плетра шириной и сто футов глубиной, а
в длину на пятьдесят стадиев вплоть до крайнего из вод-
