Итак, ясно, что сущее не может быть единым в указан-
ном смысле.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
А то, что говорят физики, идет в двух направлениях.
Одни, полагая в основу сущего единый телесный субст-
рат — или один из трех [элементов], или что-нибудь дру-
гoe плотнее огня и тоньше воздуха, — все остальное по-
рождают из него уплотнением и разрежением, производя
таким образом многое. (Но это противоположности, ко-
торые, вообще говоря, могут рассматриваться как избы-
ток и недостаток, как то «большое» и «малое», о котором
говорит Платон, с той только разницей, что он делает
«большое» и «малое» материей, а «единое» — формой, они
же единый субстрат делают материей, а противополож-
ности — различиями и формами.) Другие же предполага-
ют, что из единого выделяются содержащиеся в нем про-
тивоположности, как говорит Анаксимандр и те, которые
существующее считают единым и многим, как Эмпедокл
и Анаксагор, ибо и они выделяют из смеси все остальное.
Отличаются же они друг от друга тем, что первый призна-
ет чередование этих состояний, второй же — однократное
[возникновение], и тем, что Анаксагор признает беско-
нечные по числу подобочастные и противоположности,
а Эмпедокл лишь так называемые стихии.
По-видимому, Анаксагор считал [подобочастные] ука-
занным образом бесконечными потому, что он признавал
истинным общее мнение физиков, что из не-сущего
ничто не возникает (поэтому-то одни и говорят так: «все
было вместе» и «возникновение того-то есть качественное
изменение», другие же говорят о соединении и разъедине-
нии), а еще потому, что противоположности возникают
друг из друга, следовательно, они содержались одна в дру-
гой. Ведь если все возникающее необходимо возникает
либо из существующих [вещей], либо из несуществую-
щих, а возникновение из несуществующих невозможно (в
этом мнении сходятся все [писавшие] о природе), то они
считали, что отсюда с необходимостью вытекает и осталь-
ное, а именно возникновение из существующих и имею-
щихся в наличии [частиц], но не воспринимаемых нами
ввиду малости их масс. Поэтому-то они и говорят «все
вмешано во всем», ибо видели, как все возникает из
всего, кажутся же [вещи] различными и называются по-
разному в зависимости от того, что в смеси бесчисленных
[подобочастных] преобладает по количеству; вполне же
чистым и целым не бывает ни светлого, ни темного, ни
сладкого, ни мяса, ни кости, но чего имеется больше,
такой и кажется природа предмета.
Если бесконечное, поскольку оно бесконечно, непо-
знаваемо, то бесконечное по количеству или величине не-
познаваемо, сколь оно велико, а бесконечное по виду не-
познаваемо, каково оно по качеству. Поскольку начала
[у Анаксагора] бесконечны и по количеству и по виду, то
познать образованные из них [вещи] невозможно: ведь
мы только тогда полагаем, что познали сложную вещь,
когда узнаем, из каких и из скольких [начал] она состоит.
Далее, если необходимо, чтобы [предмет], часть кото-
рого может быть любой по величине и малости, и сам был
таким же (я говорю о частях, на которые разделяется со-
держащее их целое), и если невозможно животному или
растению быть каким угодно по величине и малости, то
ясно, что это невозможно и для какой-нибудь части,
иначе это относилось бы и к целому. Мясо, кость и другие
подобные им [вещества] суть части животного, а плоды —
части растений; стало быть, очевидно, что невозможно
мясу, кости или чему-либо другому [в этом роде] иметь
любую величину — как в большем, так и в меньшем на-
правлении.
Далее, если все это содержится друг в друге и не воз-
никает, а выделяется, будучи заключено в другом, причем
называется по тому, чего больше, и из любого [вещества]
возникает любое [другое вещество] (например, из мяса
выделяется вода, а мясо из воды), всякое же конечное
тело уничтожается путем [отнятия от него] конечного
тела, то ясно, что каждое [вещество] не может содержать-
ся в каждом. Ибо после изъятия из воды мяса и возник-
новения другого [мяса] путем выделения из остатка, даже
если выделяющаяся [часть] будет все время меньше, все-
таки она не станет меньше некоторой [определенной] ве-
личины. А поэтому, если выделение остановится, не все
будет содержаться во всем (ведь в оставшейся воде мяса
уже не будет), если же оно не остановится, а изъятие
будет происходить все время, то в конечной величине
окажется бесконечное множество равных конечных [час-
тей], что невозможно. Кроме того, если всякое тело после
отнятия некоторой части необходимо становится меньше,
а количество мяса ограничено [определенными предела-
ми] как в большем, так и в меньшем направлении, то
ясно, что из наименьшего [количества] мяса не выделится
никакого тела — ведь оно будет тогда меньше наимень-
шего.
Далее, в бесконечном множестве тел заключено уже
бесконечное количество мяса, крови, мозга; хотя они и
обособлены друг от друга, но тем не менее существуют —
и каждое в бесконечном количестве, а это уже бессмыс-
ленно. А что они никогда не разъединятся, это говорится
не вследствие достоверного знания, но правильно, так как
свойства [вещей] неотделимы. А именно, если будут сме-
шаны цвета и состояния, то после разделения окажется
нечто светлое или здоровое, не будучи ничем иным и без
всякого субстрата. Таким образом, нелеп «разум», стремя-
щийся к невозможному, если он действительно хочет
[все] разделить, в то время как сделать это невозможно ни
в количественном, ни в качественном отношении: в коли-
чественном потому, что не существует наименьшей вели-
чины, в качественном же — из-за неотделимости свойств.
Неправильно [Анаксагор] понимает и возникновение
однородных [веществ]. Ведь иногда глина разделяется на
частицы глины, иногда же нет. И способ, каким получа-
ются кирпичи из дома и дом из кирпичей, не тождествен
с тем, каким вода и воздух друг из друга состоят и возни-
кают. Лучше брать меньше начал и в ограниченном числе,
как это делает Эмпедокл.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Все, конечно, принимают противоположности за на-
чала: и те, которые говорят, что все едино и неподвижно
(ведь и Парменид делает началами теплое и холодное, на-
зывая их огнем и землей), и те, которые говорят о редком
и плотном, и Демокрит со своим полным и пустым, из
которых одно он называет сущим, другое — не-сущим.
Кроме того, [у него полное различается] положением, фи-
гурой и порядком, а это тоже роды противоположностей;
для положения [такие противоположности суть] вверху,
внизу, спереди, сзади; для фигуры — угловатое, [гладкое],
прямое, округлое. Ясно, таким образом, что все считают
начала в каком-либо смысле противоположностями. И это
вполне разумно, так как начала не выводятся ни друг из
друга, ни из чего-либо другого, а, наоборот, из них все,
а это как раз присуще первым противоположностям: они
не выводятся ни из других, так как они первые, ни друг из
друга, поскольку они противоположны. Следует рассмот-
реть, однако, каким образом это получается и из общих
соображений.
Прежде всего надо принять, что ни одной из сущест-
вующих [вещей] не свойственно ни воздействовать на
любую случайную вещь, ни испытывать с ее стороны воз-
действие и что любое не возникает из любого, если только
не брать происшедшее по совпадению. Действительно,
каким образом бледное могло бы возникнуть из образо-
ванного, если только образованное не оказалось бы по
совпадению небледным или смуглым? Но бледное воз-
никает из небледного, и не из всякого, а из смуглого
или промежуточного между ними, и образованное — из
необразованного, однако не из всякого, а только из неве-
жественного или промежуточного, если есть что-либо
промежуточное между тем и другим. Точно так же при ис-
чезании вещь не переходит в первое попавшееся: напри-
мер, бледное не переходит в образованное иначе как по
совпадению, а переходит в небледное и не в любое
[небледное], а в смуглое или промежуточное; таким же
образом и образованное, [исчезая, переходит] в необразо-
ванное, и притом не в любое [необразованное], а в неве-
жественное или в промежуточное, если таковое между
нами имеется.
Подобным же образом обстоит дело и во всех других
случаях, так как не только простые вещи, но и сложные
следуют тому же правилу — только это проходит незаме-
ченным из-за того, что противоположные состояния не
имеют названий. Ибо необходимо, чтобы все слаженное
возникало из неслаженного и неслаженное из слаженного
и чтобы слаженное исчезало в неслаженности, притом не
в любой случайной, а в противоположной [прежней сла-
женности]. И нет никакой разницы, говорим ли мы о
ладе, или порядке, или о составе; очевидно, что рассужде-
ние [во всех этих случаях] остается тем же. Но ведь подоб-
ным образом возникают и дом, и статуя, и любое прочее;
а именно, дом возникает из [предметов], которые были не
сложены, но каким-то образом разделены, а статуя и
любой другой оформленный предмет — из бесформенно-
го состояния; и каждый из этих предметов представляет
какой-то порядок или соединение.
Итак, если это правильно, то все возникающее будет
возникать и все исчезающее исчезать или из противопо-
ложного, или в противоположное, или в промежуточное
между ними. А промежуточные [вещи] состоят из проти-
воположностей (например, цвета из белого и черного);
таким образом, все естественно возникающее будет или
[самими] противоположностями или [состоять] из проти-
воположностей.
До этих приблизительно пор идет с нами и большин-
ство прочих [философов], как мы сказали раньше: все
они, полагая элементы и то, что ими называется начала-
ми, хотя и без [логического] обоснования, все-таки гово-
рят о противоположностях, как бы вынуждаемые самой
истиной. Различаются же они друг от друга тем, что одни
берут [пары противоположностей] первичные, другие —
вторичные, одни — более доступные рассудку, другие
же — чувству. (А именно, одни считают причинами воз-
никновения теплое и холодное, другие — влажное и
сухое, иные — нечетное и четное, а некоторые — вражду
и любовь, а все эти [противоположности] отличаются друг
от друга указанным образом.) Поэтому они говорят в не-
котором отношении одно и то же и одновременно различ-
ное: [по видимости] различное, каким оно и кажется
большинству [из них], [а по существу] одно и то же, по-
скольку оно аналогично, ибо они берут [противополож-
ности] из одного и того же ряда, так как одни из проти-
воположностей заключают в себе другие, другие же
заключаются в них. Именно в этом отношении они гово-
рят и одинаково, и по-разному, то хуже, то лучше: одни о
том, как было сказано раньше, другие о том, что [более
доступно] чувству (ведь общее познается рассудком, част-
ное же — с помощью чувства, так как рассудок имеет дело
с общим, а чувство — с частным); например, большое и
малое [мыслятся] рассудком, редкое же и плотное [вос-
принимаются] чувством. Итак, что начала должны быть
противоположными — это ясно.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Следуя по порядку, надо сказать, существует ли два,
три или большее число [начал].
Одного быть не может, так как противоположное не
одно. С другой стороны, и бесконечного множества [на-
чал] быть не может, так как [в этом случае] сущее будет
непознаваемо. В каждом одном роде имеется одна пара
противоположностей, сущность же есть некий единый
род. И поскольку допустимо, что [сущее состоит] из ко-
нечного числа [начал], лучше взять конечное число, как
это делает Эмпедокл, чем бесконечное; ведь [с их помо-
щью] он считает возможным объяснить все то, что и
Анаксагор с помощью бесконечного числа. Кроме того,
одни из противоположностей первичнее других и иные
возникают из других, например сладкое и горькое, белое
и черное, начала же должны пребывать всегда.
Итак, из сказанного ясно, что не может быть ни одно-
го-единственного [начала], ни бесконечного множества,
если же число их конечно, то имеется некоторое основа-
ние не полагать их только два: ведь тогда возникает труд-
ность, каким образом плотное может естественным путем
сделать что-либо редким или редкое — плотным. То же
относится и ко всякой другой противоположности: ведь
не любовь соединяет вражду и делает из нее что-нибудь и
не вражда из любви, но обе [действуют на] нечто иное,
третье. А некоторые принимают еще большее число
[начал] и из них строят природу существующих [вещей].
Кроме того, если не положить в основу противополож-
ностей какой-то особой природы, то может возникнуть
еще и такое затруднение: мы не видим, чтобы сущность
какой-либо вещи составляли противоположности. Начало
не должно быть тем, что сказывается о каком-либо подле-
жащем, иначе будет начало начал, ибо подлежащее есть
начало и, по-видимому, оно первее сказуемого. Далее, мы
утверждаем, что сущность не может быть противоположна
сущности. Каким же образом из не-сущностей могла бы
возникнуть сущность? Или как не-сущность может быть
первее сущности?
Поэтому, кто считает и первое и второе рассуждения
правильными, должен, если желает сохранить их оба, по-
ложить в основу нечто третье, как делают это утверждаю-
щие, что существует единая природа Вселенной, напри-
мер вода, или огонь, или что-нибудь промежуточное
между ними. По-видимому, промежуточное подходит
сюда скорее, так как и огонь, и земля, и воздух, и вода
уже сплетены с противоположностями. Поэтому не без
оснований поступают те, которые берут отличный от них
субстрат, а из прочих [физиков] те, которые берут воздух,
так как воздух из всех других [стихий] меньше всего обна-
руживает воспринимаемые чувствами различия; за ним
следует вода. Однако все принимающие такое единое [на-
чало] оформляют его противоположностями, например
плотностью и разреженностью или большим и меньшим,
а эти [противоположности], вообще говоря, сводятся,
очевидно, к избытку и недостатку (как было сказано
раньше). По-видимому, и само мнение, что единое, избы-
ток и недостаток суть начала всех вещей, очень древнего
происхождения, только высказывалось оно по-разному:
так, старые [философы] считали двойное [начало] дейст-
вующим, единое — страдательным; наоборот, некоторые
из позднейших полагали скорее единое действующим, а
двойное страдательным.
Таким образом, утверждение, что имеется три элемен-
та, если рассматривать [вопрос] с помощью указанных и
других подобных соображений, представляется имеющим
некоторое основание, как мы уже сказали; но более трех —
ни в коем случае. Ведь для того чтобы испытывать воздей-
ствие, достаточно одного [начала]; если же при наличии
четырех [начал] будет две [пары] противоположностей, то
наряду с каждой из них должно будет существовать нача-
ло какой-то особой промежуточной природы; а если две
[пары] противоположностей могут порождаться друг из
друга, то одна из них будет излишней. Вместе с тем невоз-
можно, чтобы существовало несколько первичных [пар]
противоположностей. Ибо сущность есть некий единый
род бытия, так что начала будут отличаться друг от друга
только тем, что одно из них первично, а другое вторично,
но не по роду их: ведь в одном роде всегда имеется лишь
одна [пара] противоположностей и все [прочие] противо-
положности, по-видимому, сводятся к одной.
Итак, очевидно, что не может существовать ни один-
единственный элемент, ни больше двух или трех; решить
же, два их или три, как мы сказали, очень трудно.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Так вот, мы скажем [по этому поводу] следующее,
начав предварительно с вопроса о всякого рода возникно-
вении, так как естественно изложить сначала общее и уж
после этого рассматривать то, что свойственно каждой
[вещи] в отдельности.
Мы говорим: из одного возникает одно, из другого —
другое, имея в виду или простые [вещи], или сложные.
Я говорю это вот в каком смысле. Человек может стано-
виться образованным, так же необразованное может ста-
новиться образованным или необразованный человек —
человеком образованным. Я называю простым становя-
щимся человека и необразованное, простым возникшим —
образованное, сложным — и возникшее и становящееся,
когда, скажем, необразованный человек становится обра-
зованным человеком. При этом в некоторых случаях го-
ворится не только что возникает «вот это», но и «из вот
этого», например из необразованного образованный, од-
нако так говорится не во всех случаях: не «из человека
стал образованный», а «человек стал образованным». Из
становящегося, которое мы называем простым, одно ста-
новится так, что оно остается таким же, другое не остает-
ся: именно, человек, став образованным, остается челове-
ком и существует, а необразованное и невежественное не
остается ни просто, ни в сочетании.
После этих различений, если взглянуть на все случаи
возникновения с нашей точки зрения, то из них можно
будет уяснить, что в основе всегда должно лежать нечто
становящееся и оно если даже числом едино, то по виду
не едино (выражения «по виду» и «по определению» я
употребляю в одном смысле); ведь не одно и то же быть
человеком и быть невеждой. И одно из них остается, дру-
гое не остается; именно то, чему нет противолежащего,
остается (человек остается), а необразованное и невежест-
венное не остается, так же как не остается сложное, [со-
стоящее] из обоих, например невежественный человек.
Выражение же «возникает из чего-нибудь», а не «стано-
вится чем-нибудь» применяется скорее к тому, что не ос-
тается, например из невежды возникает образованный, а
из человека нет. Впрочем, и по отношению к остающему-
ся говорится иногда так же: мы говорим «из меди возни-
кает статуя», а не «медь становится статуей». Однако по
отношению к тому, что возникает из противолежащего и
неостающегося, говорится и так и так: «из этого становит-
ся то» и «это становится тем» и «из невежды» и «невежда
становится образованным». Поэтому и о сложном говорят
так же: и «из невежественного человека», и «невежествен-
ный человек становится образованным».
Так как [слово] «возникать» употребляется в различ-
ных значениях и некоторые вещи не возникают просто, а
возникают как нечто определенное, просто же возникают
только сущности, то очевидно, что во всех других случаях
[помимо сущностей] в основе должно лежать нечто стано-
вящееся: ведь и количество, и качество, и отношение к
другому, и «когда», и «где» возникают лишь при наличии
некоего субстрата, так как одна только сущность не ска-
зывается о другом подлежащем, а все прочие [категории
сказываются] о сущности. А что сущности и все осталь-
ное, просто существующее, возникают из какого-нибудь
субстрата, это становится очевидным при внимательном
рассмотрении. Всегда ведь лежит в основе что-нибудь, из
чего [происходит] возникающее, например растения и
животные из семени. Возникают же просто возникающие
[предметы] или путем переоформления, как статуя из
меди, или путем прибавления, как растущие [тела], или
путем отнятия, как фигура Гермеса из камня, или путем
составления, как дома, или же путем качественного изме-
нения, как [вещи], изменяющиеся в отношении своей ма-
терии. Очевидно, что все возникающие таким образом
[предметы] возникают из того или иного субстрата. Из
сказанного, таким образом, ясно, что все возникающее
всегда бывает составным: есть нечто возникающее и есть
то, что им становится, и это последнее двоякого рода: или
субстрат, [подлежащее], или противолежащее. Я имею в
виду следующее: противолежит — необразованное, лежит
в основе — человек; бесформенность, безобразность, бес-
порядок есть противолежащее, а медь, камень, золото —
субстрат.
Очевидно, таким образом, если существуют причины
и начала для природных вещей, из которых как первых
[эти вещи] возникли не по совпадению, но каждая соот-
ветственно той сущности, по которой она именуется, [то
следует признать, что] все возникает из лежащего в осно-
ве субстрата и формы. Ведь образованный человек слага-
ется некоторым образом из человека и из образованного,
так как ты сможешь разложить определение [образован-
ного человека] на определения тех двух. Итак, ясно, что
возникающее возникает из указанных [начал].
Субстрат по числу един, по виду же двойствен. (А имен-
но, человек, золото и вообще исчислимая материя — все это скорее некий определенный предмет, и возникающее возникает из него не по совпадению, лишенность же и про-
тивоположность имеют случайный характер.) Форма же, с
другой стороны, едина, как, например, порядок, образо-
ванность или что-либо иное из такого рода предикатов.
Поэтому можно говорить, что имеются два начала, но
можно — что и три; далее, с одной стороны, о них можно
говорить как о противоположностях — таких, например,
как образованное и невежественное, или теплое и холод-
ное, или слаженное и не слаженное, с другой же — нет, так
как противоположности не могут воздействовать друг на
друга. Разрешается же [эта трудность] тем, что субстрат
есть нечто иное, а это [иное] не противоположность.
Таким образом, с одной стороны, начал не больше, чем
противоположностей, а если выразить числом, то два, с
другой же стороны, их не вполне два, а три, так как им
присуще разное: ведь это разные вещи — быть человеком
и быть необразованным, быть бесформенным и быть
медью.
Итак, сколько начал имеется у возникновения при-
родных [тел] и каковы они — сказано; ясно также, что
что-нибудь должно лежать в основе противоположностей
и что противоположных [начал] должно быть два. Но в
другом отношении это не необходимо: ведь достаточно,
если одна из противоположностей будет вызывать изме-
нение своим отсутствием или присутствием. Что касается
лежащей в основе природы, то она познаваема по анало-
гии: как относится медь к статуе, или дерево к ложу, или
материал и бесформенное [вещество] еще до принятия
формы ко всему обладающему формой, так и она отно-
сится к сущности, к определенному и существующему
предмету. Итак, одно начало — этот [субстрат] (хотя он не
так един и существует не в том смысле, как определенный
предмет), другое же — определение и, кроме того, проти-
воположное ему — лишенность. Выше было сказано,
в каком смысле этих начал два и в каком больше. Прежде
всего было сказано, что началами могут быть только про-
тивоположности, затем, что в основе их должно лежать
нечто иное: таким образом начал стало три. Теперь же
было разъяснено, в чем различие противоположностей,
как относятся начала друг к другу и что такое субстрат.
А будет ли сущность формой или субстратом — это еще
не ясно.
Но что начал три, в каком смысле их три и каков их
характер — это ясно.
Итак, сколько начал и каковы они, следует усмотреть
на основании сказанного.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
После этого мы покажем, что только таким образом
разрешается и затруднение древних. А именно, первые
философы в поисках истины и природы существующего
уклонились в сторону, как бы сбитые с пути неопытно-
стью: они говорили, что ничто из существующего не воз-
никает и не уничтожается, так как возникающему необхо-
димо возникать или из сущего, или из не-сущего, но ни
то, ни другое невозможно: ведь сущее не возникает (ибо
оно уже есть), а из не-сущего ничто не может возникнуть,
ибо [при возникновении] что-нибудь да должно лежать в
основе. Таким образом, последовательно умножая выво-
ды, они стали утверждать, что многое не существует, а есть
только само сущее.
Такое мнение они приняли на основании указанных
[соображений]; мы же утверждаем, что, когда что-нибудь
возникает из сущего или из — не-сущего, или когда не-
сущее или сущее действует каким-либо образом, или ис-
пытывает что-нибудь, или становится тем-то и тем-то, то
в каком-то смысле это ничем не отличается от того [слу-
чая], когда врач делает что-либо или испытывает что-ни-
будь или когда из врача что-либо произошло или возни-
кает; так что если последнее говорится в двояком смысле,
то ясно, что и первое, т. е. когда из сущего что-нибудь
возникает и сущее делает или испытывает что-либо. Ведь
врач строит дом не как врач, а как строитель и седым ста-
новится не поскольку он врач, а поскольку он брюнет;
лечит же он и становится невежественным в медицине,
поскольку он врач. А так как мы правильнее всего гово-
рим, что врач делает что-либо или испытывает какое-либо
действие или из врача что-нибудь возникает, если он ис-
пытывает или делает это или становится этим лишь по-
скольку он является врачом, то ясно, что и «возникать из
не-сущего» обозначает: «поскольку оно не-сущее». Вот
этого-то не умея различать, они, [прежние философы], и
сбились с пути и в силу этого непонимания наделали
столько новых ошибок, что стали думать, будто ничто
прочее не возникает и не существует, и пришли к отрица-
нию всякого возникновения. Мы и сами говорим, что
ничто прямо не возникает из не-сущего; однако в каком-
то смысле возникновение из не-сущего бывает, напри-
мер, по совпадению (ведь из лишенности, которая сама
по себе есть не-сущее, возникает нечто, в чем она не со-
держится. Кажется удивительным, а потому и невозмож-
ным, чтобы из не-сущего возникало что-нибудь). Однако
точно таким же образом из сущего не возникает [другое]
сущее, кроме как по совпадению; в этом смысле возника-
ет оно точно таким же путем, как, например, из животного
возникает животное и из определенного животного опре-
деленное животное, например когда собака родится от со-
баки и лошадь от лошади. Ведь собака может родиться не
только от определенного животного, но и от животного
[вообще], но не поскольку оно животное: ведь животное
уже имеется налицо. Если же определенное животное
должно возникнуть не по совпадению, оно возникнет не
от животного [вообще], и также определенное сущее воз-
никает не из сущего [вообще] и не из не-сущего. Относи-
тельно возникновения из не-сущего нами уже сказано,
что оно означает, поскольку оно есть не-сущее. При этом
мы не отрицаем [того положения], что все или существу-
ет, или не существует.
Это один из способов рассуждения [по поводу затруд-
нения ранних философов]; другой же состоит в том, что
одно и то же может рассматриваться с точки зрения воз-
можности и действительности. Но это более подробно из-
ложено в другом сочинении. Таким образом (как мы уже
сказали) разрешаются трудности, вынуждавшие отрицать
некоторые из указанных [положений]: именно из-за этого
прежние [философы] так сильно сбились с пути, ведущего
к [пониманию] возникновения и уничтожения и вообще
изменения. Если бы указанный природный субстрат был
ими замечен, он устранил бы все их незнание.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Коснулись ее и некоторые другие [философы], но не
в достаточной мере. Прежде всего они признают прямое
возникновение из не-сущего, поскольку [считают, что]
Парменид говорил правильно. Затем им кажется, что если
[упомянутая природа] числом едина, то она и в возмож-
ности только одна, а это большая разница. Мы же со
своей стороны говорим, что материя и лишенность — раз-
ные вещи, из коих одна, именно материя, есть не-сущее
по совпадению, лишенность же — сама по себе, и что ма-
терия близка к сущности и в некотором смысле есть сущ-
ность, лишенность же — ни в коем случае. А они считают
«большое» и «малое»» одинаково не-сущим — или то и
другое вместе, или порознь каждое. Так что этот способ
(получения] триады совершенно иной, чем наш: хотя они
дошли до [признания] того, что нужна какая-то лежащая
в основе природа, однако делают ее единой; ведь даже
тот, кто берег [в качестве основы] диаду, называя ее
«большим» и «малым», все-таки делает то же самое, так
как другую [сторону этой основы] он не заметил.
Пребывающая [природная основа] есть сопричина,
наряду с формой, возникающих [вещей] — как бы их
мать; другая же часть этой противоположности — тому,
кто обращает внимание на причиняемое ею зло, — зачас-
тую может показаться и вовсе не существующей. Так как
существует нечто божественное, благое и достойное
стремление, то одно мы называем противоположным ему,
а другое — способным домогаться его и стремиться к нему
согласно своей природе. У них же выходит так, что про-
тивоположное начало [само] стремится к своему уничто-
жению. И однако ни форма не может домогаться самой
себя, ибо она [ни в чем] не нуждается, ни [ее] противопо-
ложность (ибо противоположности уничтожают друг
друга). Но домогающейся оказывается материя, так же
как женское начало домогается мужского и безобразное
