Самопроизвольность же свойственна и всем прочим
живым существам, и многим неодушевленным предме-
там; например, мы говорим: лошадь пришла «сама собой»
(aytomatos), так как, придя, она спаслась, но пришла не
ради спасения. И треножник сам собой упал; стоял он
ради того, чтобы на нем сидели, но не ради сидения упал.
Отсюда ясно, что мы говорим «самопроизвольно» [или
«само собой»], когда среди [событий], происходящих
прямо ради чего-нибудь, совершается нечто не ради слу-
чившегося, причина чего лежит вовне; а «случайно» —
о [событиях], происходящих самопроизвольно, но по вы-
бору у [существ], обладающих способностью выбора. Ука-
занием на это служит [выражение] «напрасно», которое
употребляется, когда за тем, что было предпринято ради
другого, не следует то, ради чего оно было предпринято.
Например, прогулка предпринята ради действия желудка,
если же желудок после прогулки не подействовал, мы го-
ворим «он напрасно гулял» и «напрасная прогулка», так
как существующее ради другого, когда не достигается
цель, ради которой оно естественно было, и есть напрас-
ное. А если кто-нибудь скажет, что он купался напрасно,
так как солнце не затмилось, то это будет смешно: ведь
купание было не ради этого. Такова же самопроизволь-
ность (to aytomaton) и по своему наименованию: когда
само (ayto) возникает напрасно (matnn); ведь камень упал
не ради того, чтобы ударить кого-нибудь, следовательно,
камень упал самопроизвольно, так как он мог упасть,
сброшенный кем-нибудь и ради удара.
Но больше всего следует отличать [самопроизвольное]
от случайного в происходящем по природе: ведь когда
что-либо происходит вопреки природе, тогда мы говорим,
что оно произошло не случайно, а скорее самопроизволь-
но. Эта самопроизвольность, однако, иная: в других слу-
чаях причина лежит вовне, здесь же — внутри.
Итак, что такое самопроизвольность, и что такое слу-
чай, и чем они отличаются друг от друга, об этом сказано.
Что касается разряда причин, и то и другое относится к
причинам «откуда начало движения»; ведь они всегда
принадлежат к причинам либо природным, либо [возни-
кающим] по размышлении, однако число их неопреде-
ленно. Так как самопроизвольность и случаи — причины
таких [событий], для которых причиной может быть
разум или природа, когда какая-либо из них становится
причиной по совпадению, а ничто [происходящее] по со-
впадению не может быть первичнее того, что [происхо-
дит] само по себе, то ясно, что и причина по совпадению
не может быть первичнее причины самой по себе. Следо-
вательно, самопроизвольность и случай есть нечто вто-
ричное по сравнению с разумом и природой; таким обра-
зом, если даже в очень большой степени причиной мира
была самопроизвольность, необходимо [все-таки], чтобы
прежде разум и природа были причинами как многого
другого, так и Вселенной.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Что причины существуют и что их столько по числу,
сколько мы указали, — это очевидно, ибо такое же число
включает вопрос «почему». А именно, последнее «почему»
приводит или к [определению] «что именно есть» в
[вещах] неподвижных (например, в математике в послед-
нем итоге дело сводится к определению или прямой, или
соизмеримого, или чего-нибудь иного), или к тому, что
первое вызвало движение (например: «почему воевали?»,
«потому, что ограбили»), или к «чего ради» («чтобы власт-
вовать»), или к материи, в вещах возникающих.
Итак, что причины именно таковы и их столько — это
ясно, и, так как их четыре, физику надлежит знать обо
всех, и, сводя вопрос «почему» к каждой из них — к мате-
рии, форме, движущему и к «ради чего», он ответит как
физик. Часто, однако, три из них сходятся к одной, ибо
«что именно есть» и «ради чего» — одно и то же, а «откуда
первое движение» — по виду одинаково с ними: ведь че-
ловек рождает человека. И вообще это применимо к тем
[предметам], которые, будучи движимы, сами приводят в
движение (а те, которые не таковы, не относятся к физи-
ке, так как они двигают, не имея в себе ни движения, ни
начала движения, но оставаясь неподвижными. Поэтому
и существует три области исследований: одна — о [вещах]
неподвижных, другая — хотя и о движущихся, но не гиб-
нущих, третья — о подверженных гибели). Таким обра-
зом, на вопрос «почему» отвечает и тот, кто сводит его
к материи, и к тому, «что именно есть», и к первому вы-
звавшему движение.
При изучении причины возникновения большей за
частью применяют следующий способ: наблюдают, что за
чем появилось, что первое произвело или испытало
[какие-либо действие], и так все время по порядку. Нача-
ла же, вызывающие физическое движение, двоякого рода:
из них одно не природное, так как не имеет в себе самом
начала движения. Таково то, что двигает, не двигаясь; на-
пример, совершенно неподвижное и первое для всего, та-
ково также «что именно есть» и форма, ибо они цель и
«ради чего». Следовательно, если природа вещей есть
«ради чего», то и эту [причину] следует знать, и нужно
всесторонне ответить на вопрос «почему», например: [1] по-
тому, что из этого необходимо следует вот это (причем
или вообще следует из этого, или в большинстве случаев),
и [2] если должно произойти вот это, то оно будет как за-
ключение из посылок; и [3] потому именно, что это суть
бытия; и [4] в силу того, что так лучше — не вообще
лучше, а в отношении сущности каждой [вещи].
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Прежде всего надо сказать, почему природа относится
к разряду причин «ради чего», затем относительно необ-
ходимости — как проявляется она в природных [явлени-
ях]. Ведь на эту причину ссылаются все: дескать, так как
теплое или холодное или что-то подобное по своей при-
роде таково, то в силу необходимости существует и возни-
кает вот что; и если даже упомянут о другой причине, то,
едва коснувшись ее, оставляют в покое; один это делает
с любовью и враждой, а другой с разумом.
Трудность состоит в следующем: что препятствует
природе производить не «ради чего» и не потому, что так
лучше, а как Зевс, который посылает дождь не для роста
хлебов, а в силу необходимости; ведь поднявшееся вверх
[испарение] должно охладиться и после охлаждения, сде-
лавшись водой, спуститься вниз, а когда это произошло,
хлебу приходится расти. Подобным же образом, если хлеб
погибает на гумне, дождь идет не для того, чтобы погу-
бить его, а это произошло по [случайному] совпадению.
Так что же препятствует, чтобы таким же образом обсто-
яло в природе дело и с частями [животных], чтобы, на-
пример, по необходимости передние зубы вырастали ост-
рыми, приспособленными для разрывания, а коренные —
широкими, годными для перемалывания пищи, так как
не ради этого они возникли, но это совпало [случайно]?
Так же и относительно прочих частей, в которых, по-ви-
димому, наличествует «ради чего». Где все [части] со-
шлись так, как если бы это произошло ради определенной
цели, то эти сами собой выгодно составившиеся [сущест-
ва] сохранились, те же, у которых получилось иначе, по-
гибли и погибают, как те «быкорожденные мужеликие»,
о которых говорит Эмпедокл.
Рассуждения, которыми пытаются преодолеть затруд-
нения, таковы, а если какие-либо другие, то в том же
роде; однако невозможно, чтобы дело обстояло таким об-
разом. Все упомянутое, так же как все природные [обра-
зования], возникает или всегда одинаково, или по боль-
шей части, но это никак [не может быть] с теми, которые
образуются случайно или самопроизвольно. Ведь считает-
ся, что не случайно и не вследствие простого совпадения
идут частые дожди зимой, но [это будет иметь место, ]
если [они пойдут] под знаком Пса; так же [не случайна]
жара под знаком Пса, но [она будет случайна] зимой.
Если, таким образом, что-нибудь существует, как нам ка-
жется, или вследствие [случайного] совпадения, или ради
чего-нибудь, но ни по совпадению, ни самопроизвольно
ему быть невозможно, то оно будет ради чего-нибудь. Но
ведь все такие [явления] существуют по природе, как при-
знают это и сами рассуждающие о них; следовательно,
имеется [причина] «ради чего» в том, что возникает и су-
ществует по природе.
Далее, там, где есть какая-нибудь цель, ради нее дела-
ется и первое, и последующее. Итак, как делается [каждая
вещь], такова она и есть по [своей] природе, и, какова она
по [своей] природе, так и делается, если что-либо не по-
мешает. Делается же ради чего-нибудь, следовательно, и
по природе существует ради этого. Например, если бы
дом был из числа природных предметов, он возникал бы
так же, как теперь [создается] искусством; а если бы при-
родные [тела] возникали не только благодаря природе, но
и с помощью искусства, они возникали бы так, как им
присуще быть по природе. Следовательно, одно [возника-
ет] ради другого. Вообще же искусство в одних случаях за-
вершает то, что природа не в состоянии произвести, в
других же подражает ей. Если, таким образом, [вещи], со-
зданные искусством, возникают ради чего-нибудь, то,
очевидно, что и существующие по природе, ибо и в со-
зданных искусством и в существующих по природе [ве-
щах] отношение последующего к предшествующему оди-
наково.
Яснее всего это выступает у прочих живых существ,
которые производят [вещи] без помощи искусства, не ис-
следуя и не советуясь, почему некоторые недоумевают,
работают ли пауки, муравьи и подобные им существа, ру-
ководствуясь разумом или чем-нибудь другим. Если по-
степенно идти в этом же направлении, то мы обнаружим,
что и в растениях полезные [им части] возникают с
какой-то целью, например листья ради защиты плода. Так
что если по природе и ради чего-нибудь ласточка строит
гнездо, а паук [ткет] паутину и растения производят лис-
тья ради плодов, а корни растут не вверх, а вниз ради пи-
тания, то ясно, что имеется подобная причина в [вещах],
возникающих и существующих по природе. А так как
природа двояка: с одной стороны, [она выступает] как ма-
терия, с другой — как форма, она же цель, а ради цели су-
ществует все остальное, то она, [форма], и будет причи-
ной «ради чего».
Ошибки бывают и в том, что создано искусством: не-
правильно написал грамотный [человек], неправильно
врач составил лекарство; поэтому ясно, что они могут
быть и в творениях природы. Если существуют некоторые
[вещи], созданные искусством, в которых «ради чего» [до-
стигается] правильно, а в ошибочных «ради чего» намеча-
ется, но не достигается, то это же самое возможно и в тво-
рениях природы, и уродства суть ошибки в отношении
такого же «ради чего». И в первоначальном строении жи-
вотных если «быкорожденные» не были способны дойти
до какого-нибудь предела или цели, то это произошло,
вероятно, вследствие повреждения какого-нибудь начала,
как теперь [бывает вследствие повреждения] семени. Не-
обходимо, далее, чтобы прежде возникло семя, а не сразу
животное и «первые цельноприродные» [существа] были
семенем.
Далее, и в растениях имеется «ради чего», хотя и не так
отчетливо; что же, и у них, следовательно, наподобие
«быкорожденных мужеликих», возникали «лозорожден-
ные масличноликие» или нет? Ведь это нелепо, а должно
было быть, раз было у животных. Кроме того, в таком
случае из семени должно было вырастать всему, что при-
дется.
Вообще, утверждающий это отвергает природные су-
щества и [самое] природу, ибо природные существа — это
те, которые, двигаясь непрерывно под воздействием како-
го-то начала в них самих, достигают некоторой цели. От
каждого начала получается не одно и то же для каждых
[двух существ], однако и не первое попавшееся, но всегда
[движение направлено] к одному и тому же, если ничто не
помешает. «Ради чего» и «ради этого» могут оказаться и в
случайном; например, мы говорим, что случайно пришел
чужестранец и, заплатив выкуп, ушел, когда он поступил
так, как будто для этого пришел, а пришел он не ради
этого. И это произошло по совпадению, так как случай
принадлежит к числу причин по совпадению, как мы ска-
зали раньше. Но когда подобное происходит всегда или
по большей части, то нет ни совпадения, ни случайного,
а в природных [вещах] всегда происходит так, если ничто
не помешает. Странно ведь не предполагать возникнове-
ния ради чего-нибудь, если не видишь, что движущее [на-
чало] обсудило решение. Однако ведь даже искусство не
обсуждает, и, если бы искусство кораблестроения находи-
лось в дереве, оно действовало бы подобно природе, так
что если в искусстве имеется «ради чего», то и в природе.
В наибольшей степени это очевидно, когда кто-то лечит
самого себя: именно на такого человека похожа природа.
Итак, что природа есть причина, и притом в смысле
«ради чего», — это ясно.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
А то, что [существует] по необходимости, необходимо
ли оно в силу условия, или просто само по себе? В насто-
ящее время полагают, что [существование] по необходи-
мости заключено в [самом] возникновении, как если бы
кто-нибудь вообразил, что стена возникла в силу необхо-
димости потому, что тяжелые [предметы] по своей приро-
де стремятся вниз, а легкие — на поверхность, в результа-
те чего камни и основание оказались внизу, земля по
своей легкости — наверху, а на поверхности — преимуще-
ственно дерево, как самое легкое. Конечно, стена возник-
ла не без этих материалов, однако и не благодаря им —
разве только с их материальной стороны, — но ради укры-
тия и охраны. То же и во всем прочем, где имеется «ради
чего»: [возникает] оно не без [вещей], заключающих в
себе необходимую природу, но и не благодаря им — если
только не брать их как материю, — а ради чего-нибудь.
Например, почему пила так сделана? Чтобы она была
такой-то и ради такой-то [цели]. Но то, ради чего она
[сделана], не может осуществиться, если она не будет же-
лезной, следовательно, ей необходимо быть железной,
если должны существовать пила и ее работа. Итак, необ-
ходимость [здесь] существует в силу условия, а не как
цель, ибо необходимость заключена в материи, а «ради
чего» — в определении.
Необходимость в математике и в вещах, возникающих
по природе, в некотором отношении очень сходны, а
именно: если прямая линия есть вот это, то треугольник
необходимо имеет углы, равные двум прямым. Но нельзя
сказать, что если последнее [положение правильно], то
[правильно] и первое, а только: если оно неправильно, не
будет [правильно и определение] прямой. Там же, где
происходит возникновение ради чего-нибудь, наоборот:
если цель будет поставлена или уже имеется, то и предше-
ствующее будет существовать или уже имеется; если же
[предшествующего] не будет, то, как там, [в математике],
отсутствие следствия снимает начало, так и здесь [снима-
ется] цель и «ради чего». Они, [(цель и «ради чего»)], ведь
также начало, но [начало] не действия, а рассуждения (а там,
[в математике], начало только рассуждения, так как дей-
ствия нет). Таким образом, если должен быть дом, то
чему-то необходимо произойти, или наличествовать, или
быть, и вообще необходима материя для того-то, напри-
мер кирпичи и камни, если [речь идет] о доме; конечно,
не благодаря им имеется [определенная] цель: они, [кир-
пичи и камни], нужны [только] как материя — и не бла-
годаря им будет существовать [дом]. Однако, если их во-
обще не будет, не будет ни дома, ни пилы: дома — если не
будет камней, пилы — если железа; и там, [в математике],
не будет начал, если треугольник не будет [иметь углов,
равных] двум прямым.
Ясно, таким образом, что в природных [явлениях] не-
обходимость — это так называемая материя и ее движе-
ния. И физику надлежит говорить о причинах обоего
рода, больше же о [причине] «ради чего», ибо она причи-
на [определенной] материи, а не материя — причина
цели. И цель, ради которой [что-нибудь происходит], и
начало исходят из определения и рассуждения, так же как
и в [вещах], созданных искусством: раз дом [должен быть]
такой, то по необходимости должно произойти и быть в
наличии то-то, а если здоровье есть то-то, необходимо
произойти и быть тому-то. Так же, если человек есть то-
то, тогда [должно произойти] то и то, а если [будет] то
и то, то [в свою очередь потребуется] то-то. Может быть,
и в самом определении имеется необходимость. Предпо-
ложим, что распиливание определено как некоторого
рода разделение, но последнее не произойдет, если пила
не будет иметь зубьев такого-то качества, а эти зубья не
будут такими, если их не сделать железными. И в самом
определении некоторые части суть как бы его материя.
КНИГА ТРЕТЬЯ (Г)
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Так как природа есть начало движения и изменения,
а предмет нашего исследования — природа, то нельзя остав-
лять невыясненным, что такое движение: ведь незнание
движения необходимо влечет за собой незнание природы.
Определив то, что относится к движению, надо попытать-
ся подойти таким же образом и к последующему. Так вот,
движение, по всей видимости, есть [нечто] непрерывное,
а бесконечное проявляется прежде всего в непрерывном;
поэтому, определяя непрерывное, приходится часто поль-
зоваться понятием бесконечного, так как непрерывное
бесконечно делимо. Кроме того, движение невозможно
без места, пустоты и времени. Ясно, что поэтому, а также
потому, что они общи всему и причастны всякой [вещи],
следует предварительно рассмотреть каждое из них, так
как изучение частного должно следовать за изучением
того, что обще всему. И прежде всего, как мы сказали,
[речь пойдет] о движении.
Из существующего одно существует только в действи-
тельности, другое — в возможности и действительности;
одно есть определенный предмет, другое — количество,
третье — качество; то же относится и к прочим категори-
ям сущего. В категории отношения об одном говорится в
смысле избытка и недостатка, о другом — как о действу-
ющем и претерпевающем и вообще как о движущем и по-
движном, ибо движущее есть движущее [лишь] по отно-
шению к подвижному, а подвижное таково [лишь] по
отношению к движущему. Но движения помимо вещей не
существует: ведь все меняющееся меняется всегда или в
отношении сущности, или [в отношении] количества, или
качества, или места, а ничего общего, как мы сказали,
нельзя усмотреть в вещах, что не было бы ни определен-
ным предметом, ни количеством, ни качеством, ни
какой-либо другой категорией. Так что если, кроме ука-
занного, нет ничего сущего, то и движение и изменение
ничему иному не присущи, кроме как указанному. Каж-
дый же из этих [родов сущего] присущ всему двояким об-
разом, например: определенному предмету, с одной стороны,
как форма его, с другой — как лишенность; в отношении
качества — одно есть белое, а другое черное; в отношении
количества — одно завершенное, другое — незавершен-
ное; равным образом и в отношении перемещения —
одно вверх, другое вниз или одно легкое, другое тяжелое.
Таким образом, видов движения и изменения имеется
столько же, сколько и [родов] сущего.
А так как в каждом роде мы различали [существую-
щее] в действительности и в возможности, то движение
есть действительность существующего в возможности, по-
скольку [последнее] таково; например, [действительность]
могущего качественно изменяться, поскольку оно спо-
собно к такому изменению, есть качественное изменение;
[действительность] способного к росту и к противолежа-
щему — убыли (ибо общего имени для того и другого нет)
есть рост и убыль; [действительность] способного возни-
кать и уничтожаться — возникновение и уничтожение,
способного перемещаться — перемещение.
А то, что все это есть движение, ясно из следующего
[примера]. Когда то, что может строиться, поскольку мы
называем его таковым, становится действительностью,
оно строится, и это есть строительство; то же относится и
к обучению, лечению, катанию, прыганию, созреванию,
старению. Так как некоторые [вещи] существуют и в воз-
можности, и в действительности, только не одновременно
и не в отношении одного и того же (как, например, теп-
лое в возможности, но холодное в действительности), то
многие [из них] будут действовать друг на друга и испы-
тывать воздействия друг от друга, ибо каждая такая вещь
будет действующей и вместе с тем испытывающей воздей-
ствие. Таким образом, движущее физически [всегда] по-
движно, ибо все подобное приводит в движение, будучи и
само движимым. Некоторым кажется, что все [вообще]
движущее движется, но, как обстоит в этом отношении
дело, будет ясно из других [книг], ибо существует нечто
движущее, что остается неподвижным; а действитель-
ность существующего в возможности, когда [оно] прояв-
ляет деятельность, но не само по себе, а поскольку способ-
но к движению, и есть движение. Я говорю «поскольку»
вот в каком смысле. Медь есть статуя в возможности, од-
нако действительность меди, поскольку она медь, не есть
движение: ведь не одно и то же быть медью и быть в воз-
можности чем-то способным к движению, так как, если
бы это было прямо и по определению то же самое, то дей-
ствительность меди как таковой была бы движением, но
это, как сказано, не то же самое. (Это ясно из рассмотре-
ния противоположностей: ведь возможность быть здоро-
вым и возможность быть больным — [вещи] разные,
иначе болеть и здравствовать было бы одно и то же; а то,
что лежит в основе, что выздоравливает и заболевает, будь
то влага или кровь, тождественно и едино.) А так как они,
[действительность какой-либо вещи и ее способность к
движению], не одно и то же, как не одно и то же цвет
и способное быть видимым, то очевидно, что движение
есть действительность возможного, поскольку оно воз-
можно.
Итак, что именно это есть движение и что состояние
движения наступает тогда, когда действительность будет
[именно] такой — ни раньше, ни позже, — это ясно. Ведь
каждая [вещь] иногда может проявить деятельность, а
иногда нет. Например, то, что может строиться, и дея-
тельность того, что может строиться, поскольку оно
может строиться, есть строительство. В самом деле, дея-
тельность того, что может строиться, есть либо строитель-
ство, либо [само] строение. Но когда есть строение, уже
нет того, что может строиться: то, что может строиться,
построено. Следовательно, необходимо, чтобы деятель-
ностью [того, что может строиться], было строительство.
Строительство же есть некоторое движение.
Конечно, то же рассуждение подойдет и к другим дви-
жениям.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Что [все это] сказано правильно, ясно также из того,
что говорят о движении другие, и из того, что нелегко опре-
делить его иначе. Ведь никто не смог бы отнести ни дви-
жение, ни изменение к другому роду. Это станет очевид-
ным, если рассмотреть, как представляют его некоторые:
они говорят, что движение есть разнородность, неравен-
ство и не-сущее; однако ничему из этого нет необходи-
мости двигаться, будет ли оно разнородным, неравным
или не существующим, и изменение как в направлении
к ним, так и от них происходит не в большей степени,
чем от противолежащего. Причина же, почему они поме-
щают движение в такие [разряды], состоит в том, что дви-
жение кажется чем-то неопределенным, а начала второго
ряда — неопределенными вследствие того, что основаны
на лишенности: ведь ни одно из них не представляет
собой ни определенного предмета, ни качества, ни про-
чих категорий. А почему движение кажется неопределен-
ным, это зависит от того, что его нельзя просто отнести
ни к возможности сущего, ни к его деятельности; так,
[например], ни возможное количество, ни количество в
деятельности не должны с необходимостью двигаться. И
все же движение кажется некоторой деятельностью, хотя
и незавершенной. Причина этого в том, что возможное,
деятельностью чего [является движение], не завершено, и
поэтому трудно понять, что такое движение: надо ли его
отнести к лишенности, или к возможности, или просто
к деятельности, но ничто из этого не представляется до-
пустимым. Остается, стало быть, указанный выше способ
[понимания]: движение есть некая деятельность, [и при-
том] такая деятельность, которую мы описали; увидеть
ее, правда, трудно, но она тем не менее вполне допус-
тима.
Движется и то, что приводит в движение, как было
сказано выше, — [по меньшей мере] все, что в возмож-
ности подвижно и неподвижность чего есть покой (ибо,
чему присуще движение, для того неподвижность есть
покой). Воздействие на подобную [вещь], поскольку она
такова, и есть приведение в движение: оно осуществляет-
ся прикосновением, так что одновременно [и само движу-
щее] испытывает воздействие. Поэтому движение есть
действительность подвижного, поскольку оно подвижно;
оно происходит от прикосновения движущего [к движи-
мому], так что одновременно и [движущее] испытывает
воздействие. Форму же всегда привносит движущее —
будь то определенный предмет или определенное качест-
во или количество. И эта форма будет началом и причи-
ной движения, когда [движущее] движет; например, чело-
век в действительности создает человека из того, что было
человеком в возможности.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Теперь становится ясной и та [кажущаяся] трудность,
что движение происходит в подвижном: ведь оно есть
действительность последнего, [осуществляемая] под воз-
действием способного двигать. И деятельность способно-
го двигать также не есть что-либо иное: действительность
должна быть у обоих, ибо способное двигать является та-
ковым благодаря возможности, а [фактически] движу-
щее — благодаря [своей] деятельности, но оно оказывает
действие на подвижное, так что им обоим в равной мере
присуща одна деятельность — подобно тому как одинаков
промежуток от одного к двум и от двух к одному, а также
[расстояние] при подъеме и спуске. Ведь они существуют
как одно, хотя определение у них не одно. Так же обстоит
дело с движущим и движимым.
Здесь, однако, имеется логическая трудность. Ведь,
пожалуй, необходимо, чтобы у действующего и испыты-
вающего воздействие была разная деятельность. Ведь в
одном случае имеется действие, в другом — претерпева-
ние, причем итог и цель первого есть деяние, второго же —
страдательное состояние. Так как оба суть движения, то,
если они различны, в чем же они находятся? Конечно,
или [1] оба в том, что испытывает воздействие и приводит-
ся в движение, или [2] действие в действующем, а претер-
певание в испытывающем воздействие (если же и послед-
нее следует назвать действием, то оно будет омонимом).
Но если правильно второе, то движение будет в движу-
щем, ибо то же соображение будет справедливо и для дви-
жущего, и для движимого. Таким образом, или все движу-
щее будет двигаться, или обладающее движением не будет
двигаться. Если же и то и другое — и действие и пре-
терпевание — будут в движимом и испытывающем воз-
действие и, [например], обучение и изучение — две вещи
разные — окажутся в ученике, тогда, во-первых, деятель-
ность каждого не будет присуща каждому, а во-вторых,
обнаружится нелепость, что два движения будут двигаться
вместе: каковы же будут [при этом] качественные измене-
ния, если их два в одном и ведут они к одной форме? Это
невозможно. Но, положим, деятельность будет одна. Од-
нако [и в этом случае] получится нелепость, ибо для двух
различных по виду [вещей] окажется та же, и притом
одна, деятельность, и выйдет, что если обучение и изуче-
ние и [вообще] действие и претерпевание есть одно и то
же, то между тем, чтобы обучать и учиться, действовать и
испытывать воздействие, не будет разницы, так что обуча-
ющему необходимо будет всему учиться и действующему
страдать.
Или, может быть, нет ничего нелепого в том, чтобы
деятельность одного находилась в другом (ведь обучение
есть деятельность способного обучать, однако проявляю-
щаяся в другом: оно не обособлено [от других людей], но
есть [деятельность] такого-то, проявляющаяся в таком-
то), и ничто не препятствует в двух [вещах] находиться
одной деятельности, только не так, чтобы они были тож-
дественны по бытию, а как существующее в возможности
относиться к действующему. И нет необходимости обуча-
ющему учиться, даже если действовать и испытывать воз-
действие есть одно и то же — конечно, не в том смысле,
что у них одно определение, указывающее их суть бытия,
как, например, плащ или верхнее платье, а как дорога из
Фив в Афины и из Афин в Фивы, о чем мы говорили и
раньше. Ибо не всякое тождество присуще [вещам], тож-
дественным в каком-то одном отношении: оно присуще
только тем, у которых тождественно бытие. И даже если
обучение тождественно с учением, это еще не значит, что
обучать и учиться одно и то же, так же как если расстоя-
ние между двумя удаленными друг от друга [предметами]
одно, то проходить это расстояние отсюда туда и оттуда
сюда не будет одним и тем же. Вообще говоря, ни обуче-
ние с учением, ни действие с претерпеванием не тождест-
венны в собственном смысле слова, а только то, к чему
они относятся, — движение, ибо деятельность этой [ве-
щи] в другой и этой второй [вещи] под воздействием пер-
вой различно по своему определению.
