Однако время не существует и без изменения (для нас
в настоящем исследовании не должно составлять разни-
цы, будем ли мы говорить о движении или изменении).
Ибо когда не происходит никаких изменений в нашем
мышлении или когда мы не замечаем изменений, нам не
будет казаться, что протекло время, так же как тем басно-
словным людям, которые спят в Сардинии рядом с героя-
ми, когда они пробудятся: они ведь соединят прежнее «те-
перь» с последующим и сделают его единым, устранив по
причине бесчувствия промежуточное [время]. И вот, если
бы «теперь» не было каждый раз другим, а тождественным
и единым, времени не было бы; точно так же, когда «те-
перь» становится другим незаметно для нас, нам не ка-
жется, что в промежутке было время. Если же не замечать
существования времени нам приходится тогда, когда мы
не отмечаем никакого изменения и душа кажется пребы-
вающей в едином и нераздельном [«теперь»], а когда чув-
ствуем и разграничиваем, говорим, что время протекало,
то очевидно, что время не существует без движения и из-
менения.
Итак, что время не есть движение, но и не существует
без движения — это ясно. Поэтому, когда мы исследуем,
что такое время, нужно начать [именно] отсюда [и выяс-
нить], что же такое время в связи с движением. Ведь мы
вместе ощущаем и движение и время; и если даже темно
и мы не испытываем никакого воздействия на тело, а
какое-то движение происходит в душе, нам сразу же ка-
жется, что вместе с тем протекло и какое-то время. И на-
оборот, когда нам кажется, что прошло какое-то время,
вместе с тем представляется, что произошло какое-то дви-
жение. Следовательно, время есть или движение, или
нечто связанное с движением, а так как оно не движение,
ему необходимо быть чем-то связанным с движением.
Так как движущееся движется от чего-нибудь к чему-
нибудь и всякая величина непрерывна, то движение сле-
дует за величиной: вследствие непрерывности величины
непрерывно и движение, а вследствие движения — время;
ибо сколь велико [было] движение, столько, как нам всег-
да кажется, протекло и времени. А что касается предыду-
щего и последующего, то они первоначально относятся к
месту. Здесь, конечно, они связаны с положением, но так
как в величине имеются предыдущее и последующее, то
необходимо, чтобы и в движении было предыдущее и
последующее — по аналогии с теми. Но и во времени есть
предыдущее и последующее, потому что одно из них всег-
да следует за другим. Предыдущее и последующее сущест-
вуют в движении и по субстрату тождественны с движени-
ем, хотя бытие их иное, а не движение. И действительно,
мы и время распознаем, когда разграничиваем движение,
определяя предыдущее и последующее, и тогда говорим,
что протекло время, когда воспримем чувствами предыду-
щее и последующее в движении. Мы разграничиваем их
тем, что воспринимаем один раз одно, другой раз другое,
а между ними — нечто отличное от них; ибо когда мы
мыслим крайние точки отличными от середины и душа
отмечает два «теперь» — предыдущее и последующее, тогда
это [именно] мы и называем временем, так как ограни-
ченное [моментами] «теперь» и кажется нам временем. Это
мы и положим в основание [последующих рассуждений].
Итак, когда мы ощущаем «теперь» как единое, а не
как предыдущее и последующее в движении или как тож-
дество чего-то предыдущего и последующего, тогда нам
не кажется, что прошло сколько-нибудь времени, так как
не было и движения. Когда же есть предыдущее и после-
дующее, тогда мы говорим о времени, ибо время есть не
что иное, как число движения по отношению к предыду-
щему и последующему.
Таким образом, время не есть движение [само по се-
бе], но [является им постольку], поскольку движение за-
ключает в себе число. Доказательством этому служит то,
что большее и меньшее мы оцениваем числом, движение
же, большее или меньшее, — временем, следовательно,
время есть некоторое число. А так как число имеет двоя-
кое значение: мы называем числом, с одной стороны, то,
что сосчитано и может быть сосчитано, а с другой — то,
посредством чего мы считаем, то время есть именно
число считаемое, а не посредством которого мы считаем.
Ибо то, посредством чего мы считаем, и то, что мы счи-
таем, — вещи разные.
И как движение всегда иное и иное, так и время.
А взятое вместе всякое время одно и то же, так как по
субстрату «теперь» одно и то же, только бытие его различ-
но. «Теперь» измеряет время, поскольку оно предшеству-
ет и следует; само же «теперь» в одном отношении тожде-
ственно, в другом нет: оно различно, поскольку оно
всегда в ином и в ином времени (в этом и состоит его сущ-
ность как «теперь»), с другой стороны, «теперь» по суб-
страту тождественно. Ибо, как сказано, за величиной сле-
дует движение, а за движением, как мы утверждаем, —
время; подобным же образом точке соответствует движу-
щееся [тело], по которому мы узнаем движение, а также
предыдущее и последующее в нем. Это [тело] по субстрату
остается тем же самым — точкой, камнем или другим
чем-нибудь, а по определению становится иным, так же
как софисты считают иным [человеком] Кориска в Ликее
и Кориска на рыночной площади. И он различен именно
потому, что каждый раз находится в другом месте. «Те-
перь» следует за движущимся [предметом] подобно тому,
как время [следует] за движением: ведь мы узнаем предыду-
щее и последующее в движении по движущемуся [пред-
мету], а поскольку предыдущее и последующее могут быть
сосчитаны, существует и «теперь», так что и в них по суб-
страту «теперь» есть тождество (ибо предыдущее и после-
дующее принадлежит движению), бытие же его различно,
ибо «теперь» существует, поскольку можно сосчитать
предыдущее и последующее. И это наиболее понятно:
ведь и движение [познается] через движущееся [тело] и
перемещение — через перемещаемое, так как перемещае-
мое есть определенный предмет, а движение — нет. Таким
образом, в одном отношении «теперь» всегда тождествен-
но, в другом же нет, ибо таково и перемещаемое тело.
Ясно также, что если времени не будет, то не будет
и «теперь» и, если «теперь» не будет, не будет и времени,
ибо вместе существуют и перемещаемое с перемещением
и число перемещаемого с числом перемещения. Время
есть число перемещения, а «теперь», как и перемещаемое,
есть как бы единица числа. Время и непрерывно через
«теперь», и разделяется посредством «теперь», так как и в
этом отношении оно следует за перемещением и переме-
щаемым, ибо движение и перемещение едины благодаря
перемещаемому телу, которое едино не по своему суб-
страту (ведь оно может и остановиться), но по определе-
нию, [поскольку оно движется]: ведь оно разграничивает
предыдущее и последующее движение. В некотором отно-
шении оно соответствует точке, так как точка и соединяет
длину и разделяет: она служит началом одного [отрезка] и
концом другого. Но если брать ее в таком смысле, поль-
зуясь одной точкой как двумя, то она необходимо остано-
вится — если одна и та же точка будет началом и концом.
А «теперь» вследствие движения перемещаемого тела
всегда иное; следовательно, время есть число не в смысле
[числа] одной и той же точки, поскольку она начало
и конец, а скорее как края одной и той же линии, и не в
смысле ее частей, и это как в силу нами сказанного (тогда
нужно будет пользоваться средней точкой как двумя, так
что произойдет остановка), так еще и потому, что «те-
перь», очевидно, не есть частица времени и не делит дви-
жение, так же как точки не делят линию, а вот два отрезка
линии составляют части одной. Итак, поскольку «теперь»
есть граница, оно не есть время, но присуще ему по со-
впадению, поскольку же служит для счета — оно число.
Ведь границы принадлежат только тому, чьими граница-
ми они являются, а число этих лошадей — скажем, де-
сять — может относиться и к другим предметам.
Что время таким образом есть число движения в отно-
шении к предыдущему и последующему и, принадлежа
непрерывному, само непрерывно — это ясно.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Наименьшее число, взятое вообще, есть двойка. Но
как число чего-нибудь, оно в одних случаях есть [на-
именьшее], в других — нет; например, для линии в отно-
шении множества наименьшим [числом] будут две линии
или одна, а в отношении величины наименьшего числа
нет, так как всякая линия делима. То же относится и ко
времени: наименьшее по числу — одно или два, а по ве-
личине такого нет.
Ясно также, что время не называется быстрым и мед-
ленным, а большим и малым, долгим и коротким. По-
скольку оно непрерывно, оно долгое и короткое, по-
скольку оно число — большое и малое, а быстрым и
медленным не бывает; ведь ни одно из чисел, служащих
для счета, не может быть быстрым и медленным.
И, взятое сразу [в определенный момент], время по-
всюду одно и то же, а как предшествующее и последую-
щее — не одно и то же, так же как изменение, происходя-
щее теперь, едино, а прошедшее и будущее — разные.
Время не есть число, которым мы считаем, а подлежащее
счету. Ему прежде и после всегда приходится быть иным,
так как «теперь» различны. Число же ста лошадей и ста
людей одно и то же, различны лишь предметы, к которым
оно относится, т. е. лошади и люди. Далее, как в движе-
нии одно и то же может повториться снова и снова, так и
во времени, например год, весна или осень. Мы не только
измеряем движение временем, но и время движением —
вследствие того, что они определяются друг другом, ибо
время определяет движение, будучи его числом, а движе-
ние — время. И говорим мы о большом и малом времени,
измеряя его движением, так же как [измеряем] число
[предметами], подлежащими счету, например число лоша-
дей одной лошадью; именно с помощью числа мы узна-
ем количество лошадей и, наоборот, [считая] по одной
лошади, число лошадей. То же относится ко времени и к
движению: временем мы измеряем движение, а движени-
ем время. И это имеет разумные основания, так как дви-
жение соответствует величине, а время движению вслед-
ствие того, что они все представляют собой количества,
они непрерывны и делимы; движение обладает этими
свойствами, потому что такова величина, а время — пото-
му что таково движение. Мы измеряем так же и величину
движением, и движение величиной; мы говорим «боль-
шая дорога», если [нам предстоит] много идти, и, наобо-
рот, о «большом переходе», если дорога велика; так же и
о времени соответственно движению, и о движении соот-
ветственно времени.
Так как время есть мера движения и нахождения [тела]
в состоянии движения, причем оно, [время], измеряет
движение путем отграничения некоторого движения, ко-
торое перемерит целое (как локоть длину путем определе-
ния некоторой величины, которая служит мерой для всей
[длины]); и так как для движения «быть во времени» —
значит измеряться временем и самому ему и его бытию,
ибо время вместе измеряет и движение и бытие движе-
ния, и находиться движению во времени значит именно
то, что бытие его измеряется. Отсюда ясно, что и для
всего прочего нахождение во времени означает измерение
его бытия временем. Ведь находиться во времени значит
одно из двух: во-первых, существовать тогда, когда суще-
ствует определенное время; во-вторых, в том смысле, в
каком мы говорим о некоторых вещах, что они «в числе».
Это указывает [для вещи] или что [она] часть числа, его
состояние и вообще что-нибудь от числа, или что у нее
имеется число. А так как время есть число, то «теперь»,
предшествующее и все подобное им так же находятся во
времени, как единица, нечетное и четное в числе (так как
они нечто от числа, а те — от времени), предметы же на-
ходятся во времени, как в числе. Если это так, то они охва-
тываются числом, как предметы, находящиеся в месте,
местом. Очевидно также, что находиться во времени не
значит существовать, когда существует время, так же как
находиться в движении и месте не значит существовать,
когда существуют движение и место. Если же находиться
в чем-нибудь будет иметь именно такое значение, тогда
всякий предмет будет находиться в любом другом, и не-
бесный свод будет в просяном зерне, так как, когда суще-
ствует зерно, существует и Небо. Но это, разумеется,
совпадение, однако в другом значении необходимо соот-
ветствие: у предмета, находящегося во времени, должно
быть какое-то время, когда он существует, и у находяще-
гося в движении должно быть тогда движение.
Так как быть во времени — значит быть в числе, то
можно взять время большее всякого, в котором находится
что-либо, существующее во времени; поэтому все находя-
щееся во времени необходимо объемлется временем, как
и все другое, что находится в чем-нибудь, например как
находящееся в месте объемлется местом. И в каком-то от-
ношении вещи подвергаются воздействию со стороны
времени — как мы имеем обыкновение говорить: «точит
время», «все стареет от времени», «все со временем забы-
вается», но не говорим: «научился [от времени]» или «сде-
лался от времени молодым и красивым», ибо время само
по себе скорее причина уничтожения: оно есть число дви-
жения, движение же лишает [существующее] того, что ему
присуще. Отсюда ясно, что вечные существа, поскольку
они существуют вечно, не находятся во времени, так как
они не объемлются временем и бытие их не измеряется
временем; доказательством этому [служит] то, что они, не
находясь во времени, не подвергаются воздействию со
стороны времени.
Так как время — мера движения, то оно будет и мерой
покоя, ибо всякий покой во времени. Не надо думать, что
находящееся во времени так же необходимо движется,
как и все находящееся в движении: ведь время есть не
движение, а число движения, в числе же движения воз-
можно быть и покоящемуся. А именно, покоится не вся-
кое неподвижное, а то, что, будучи по природе способ-
ным к движению, лишено его, как об этом было сказано
раньше. Быть же в числе означает, что существует какое-
то число предмета и что бытие предмета измеряется чис-
лом, в котором он находятся, так что если предмет во вре-
мени, то [он измеряется] временем. Время же будет изме-
рять и движущееся и покоящееся, поскольку одно дви-
жется, другое покоится; а именно, оно измерит, как вели-
ко их движение или покой, так что движущийся предмет
не прямо будет измеряться временем, поскольку он пред-
ставляет собой некоторое количество, а поскольку его
движение [есть нечто] количественное. Таким образом,
все, что не движется и не покоится, не находится во вре-
мени, так как находиться во времени — значит измерять-
ся временем, а время есть мера движения и покоя.
Очевидно также, что из несуществующего не все будет
находиться во времени, например все то, что иначе [как
несуществующим] быть не может, как, например, соизме-
римость диагонали квадрата с его стороной. Вообще, если
время есть мера движения само по себе, а всего прочего
[лишь] по совпадению, то ясно, что для всех [вещей],
бытие которых оно измеряет, это бытие будет заключать-
ся в покое или движении. Таким образом, все гибнущее и
возникающее и вообще все [вещи], которые иногда суще-
ствуют, иногда нет, должны находиться во времени, так
как всегда может быть время большей величины, которое
превысит как [время] их собственного существования, так
и то, что измеряет их сущность. А из [вещей] несуществу-
ющих, но которых объемлет время, одни уже были, как,
например, был когда-то Гомер, другие будут, например
то, что когда-нибудь произойдет, смотря по тому, в какую
сторону простирается время, и если в обе стороны, то и
были и будут; а то, что никогда не объемлется временем,
не было, не есть и не будет. Есть и такого рода несущест-
вующие [предметы], противоположности которых суще-
ствуют вечно, например несоизмеримость диагонали
[квадрата с его стороной] будет всегда, и это не будет во
времени; не будет, следовательно, [во времени] и ее соиз-
меримость вследствие того, что этого никогда не будет,
потому что оно противоположно вечно существующему.
А все [вещи], противоположности которых существуют не
всегда, могут быть и не быть, и им свойственны возник-
новение и гибель.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
«Теперь», как было сказано, есть непрерывная связь
времени: оно связывает прошедшее с будущим и вообще
есть граница времени, будучи началом одного и концом
другого. Но это не так заметно, как для пребывающей на
месте точки. Ведь «теперь» разделяет в возможности. И по-
скольку оно таково, «оно» всегда иное, поскольку же свя-
зывает, всегда тождественно, как [точка] в математиче-
ских линиях: ведь в мысли это не всегда одна и та же
точка, ибо при продолжающемся делении она [каждый
раз] иная, поскольку же это одна точка, она всюду тожде-
ственна. Так же и «теперь»: с одной стороны, оно деление
времени в возможности, с другой — граница обеих частей
и их объединение, а разделение и соединение одного
и того же тождественно, только бытие их различно.
Таково одно из значений [слова] «теперь», другое же —
когда время к нему близко. Говорят: «он придет теперь»,
потому что придет сегодня, «он теперь пришел», потому
что пришел сегодня. А события в Илионе произошли не
теперь, и нет потопа теперь; хотя время [от нас] до них
непрерывно, но они не близки нам. «Когда-то» и «когда-
нибудь» говорим мы о времени в тех случаях, когда отде-
ляем его от настоящего, например «когда-то была взята
Троя» и «когда-нибудь будет потоп», так как эти [собы-
тия] надо отграничить от «теперь». Пройдет, следователь-
но, некоторое количество времени до этого события и
протекло от события в прошлом. Если же нет времени,
которое не было бы «когда-нибудь», то всякое время
будет ограниченным. Что же, следовательно, время пре-
кратится? Нет, если движение существует вечно. Будет ли
время всегда разным или повторно тем же самым? Ясно,
что, каким будет движение, таким и время: если оно,
[движение], когда-нибудь станет таким же точно и еди-
ным, и время будет одним и таким же точно, если же нет —
не будет. Так как «теперь» есть конец и начало времени,
только не одного и того же, а конец прошедшего и начало
будущего, то, подобно кругу, который в одном и том же
[месте] и выпукл и вогнут, и время всегда начинается и
кончается. Поэтому оно и кажется всегда различным: ведь
«теперь» служит началом и концом не одного и того же,
иначе в одном и том же сразу окажутся две противопо-
ложности. И оно никогда не прекратится, потому что
всегда начинается.
«Уже» обозначает часть будущего времени, близкую
к настоящему неделимому «теперь». «Когда ты пойдешь?» —
«Уже [иду]» — так как близко время, когда он пойдет.
«Уже» обозначает также и часть прошедшего времени, не
отдаленную от «теперь». «Когда ты пойдешь?» — «Уже
пошел». А «Илион уже взят» мы не говорим, так как
слишком далеко от «теперь». «Только что» также обозна-
чает часть прошедшего, близкую к настоящему «теперь».
«Когда ты пришел?» — «Только что» — если время близко
к нынешнему «теперь», а «давно»— если оно далеко.
«Внезапно» есть то, что выходит из своего обычного со-
стояния в течение неощутимого по своей малости време-
ни, а всякое изменение по природе есть выхождение из
обычного состояния. В определенное время все возникает
и гибнет, поэтому одни называли [время] мудрейшим, а
пифагореец Парон, наоборот, невежественнейшим, по-
тому что со временем все забывается; и это правильнее.
Ясно, что время само по себе скорее будет причиной
уничтожения, чем возникновения, как сказано и раньше
(ведь изменение само по себе есть выхождение из себя), а
причиной возникновения и бытия — [только] по совпаде-
нию. Достаточным свидетельством тому служит то, что
ничто не возникает, не будучи таким-то образом в движе-
нии и действии, а уничтожается и то, что не движется;
именно это мы и привыкли называть разрушением от вре-
мени. Однако не время его вызывает, а просто во времени
бывает по совпадению и такое изменение.
Итак, что время существует, и что оно такое, и во
скольких значениях говорится о «теперь», и что такое
«когда-нибудь», «только что», «уже», «давно» и «внезап-
но», обо всем этом сказано.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
После того как мы все это так рассмотрели, ясно, что
всякое изменение и все движущееся существуют во вре-
мени: ведь «быстрее» и «медленнее» приложимо ко всяко-
му изменению, так как обнаруживается во всех них. Я на-
зываю более быстро движущимся то, что прежде [другого]
достигает предназначенного, проходя одинаковое рассто-
яние и двигаясь равномерным движением, например, при
перемещении, если оба [предмета] движутся по окруж-
ности или оба по прямой; то же относится и к прочим
видам движения. Но «прежде» относится ко времени: ведь
мы говорим «прежде» и «после», имея в виду отстоящую
от «теперь», а «теперь» — граница прошедшего и будуще-
го; следовательно, если [моменты] «теперь» находятся во
времени, то во времени будут и «прежде» и «после», ведь,
в чем находится «теперь», в том и отстояние от «теперь».
В противоположном смысле говорится «прежде» по отно-
шению к прошедшему и будущему времени: для прошед-
шего мы говорим «прежде» о более отдаленном от «те-
перь», «после» — о более близком; для будущего «прежде» —
значит ближе; «после» — дальше. Следовательно, так как
«прежде» относится ко времени и следует за каждым дви-
жением, то ясно, что всякое изменение и всякое движе-
ние происходят во времени.
Достойно рассмотрения также то, каково отношение
времени к душе и почему нам кажется, что во всем суще-
ствует время — и на земле, и на море, и на небе. Или по-
тому, что время, будучи числом, есть какое-то состояние
или свойство движения, а все упомянутое способно дви-
гаться? Ведь все это находится в некотором месте, а время
и движение всегда существуют совместно — как в воз-
можности, так и в действительности. Может возникнуть
сомнение: будет ли в отсутствие души существовать время
или нет? Ведь если не может существовать считающее, не
может быть и считаемого, а следовательно, ясно, что [не
может быть] и числа, так как число есть или сосчитанное,
или считаемое. Если же ничему другому не присуща спо-
собность счета, кроме души и разума души, то без души
не может существовать время, а разве [лишь] то, что есть
как бы субстрат времени; например, если существует без
души движение, а с движением связаны «прежде» и «после»,
они же и есть время, поскольку подлежат счету.
Может также возникнуть вопрос: для какого именно
движения время есть число? Или для всякого? Ведь во
времени все возникает, гибнет, растет, качественно меня-
ется и перемещается; поскольку все это есть движение,
постольку время есть число каждого движения. Поэтому
оно есть число непрерывного движения вообще, а не ка-
кого-нибудь определенного вида. Но в настоящий момент
происходят и другие движения [кроме данного], для каж-
дого из которых время должно быть числом. Что же, су-
ществует, следовательно, другое время и вместе будут два
равных времени? Конечно, нет: ведь всякое равное и со-
вместно [идущее] время тождественно и одно; по виду же
одинаковы времена и не совместно [идущие]. Ведь если,
[например], это собаки, а это лошади, причем тех и дру-
гих семь, то число их одно и то же, точно так же и для
движений, заканчивающихся вместе, время одно и то же,
хотя одно движение может быть быстрее, другое — мед-
леннее, одно — перемещение, другое — качественное из-
менение. Однако время одно и то же и для качественного
изменения, и для перемещения, если только число одина-
ково и происходят они совместно. И вот поэтому-то дви-
жения различны и происходят отдельно друг от друга, а
время везде одно и то же, так как и число для равных
и совместных движений всюду едино и одно и то же.
Так как первичное движение — перемещение, а в нем —
движение по кругу и каждая [вещь] исчисляется родствен-
ной ей единицей: монады — монадой, лошади — лоша-
дью, то и время измеряется каким-нибудь определенным
временем, причем, как мы сказали, и время измеряется
движением, и движение временем (это значит, что време-
нем определенного движения измеряется количество и
движения и времени). Следовательно, если первичное
есть мера всего родственного, то равномерное круговое
движение есть мера по преимуществу, так как число его
наиболее доступно [для определения]. Ни качественное
изменение, ни рост, ни возникновение не равномерны, а
таково только перемещение. Оттого время и кажется дви-
жением небесной сферы, что этим движением измеряют-
ся прочие движения, и время измеряется им же. Отсюда и
обычная поговорка: человеческие дела называют кругово-
ротом и переносят это название на все прочее, чему при-
сущи природное движение, возникновение и гибель. И это
потому, что все перечисленное оценивается временем и
приходит к концу и к началу, как бы определенным обра-
зом чередуясь, ибо и само время кажется каким-то кру-
гом. А оно, в свою очередь, кажется кругом потому, что
оно мера подобного движения и само им измеряется.
Таким образом, называть совершающееся [в мире] вещей
круговоротом — значит утверждать, что существует
какой-то круг времени, — и это потому, что время изме-
ряется круговращением: ведь измеренное не обнаружива-
ет ничего другого, кроме меры, разве только в целом
[имеется] несколько мер.
Правильно также говорится, что число овец и собак,
если оно одинаково, тождественно, а сама десятка не
тождественна и десять [предметов] не тождественны —
так же как не тождественны треугольники — равносто-
ронний и разносторонний. По фигуре, однако, они тож-
дественны, ибо оба треугольники. Ведь тождественным
называется то, в чем нет специфического отличия, а не
то, в чем [такое] отличие имеется. Например, [равносто-
ронний] треугольник отличается от [разностороннего]
треугольника специфическим [для треугольников] отли-
чием, следовательно, [эти] треугольники разные. И одна-
ко по фигуре они не отличаются, но принадлежат к одно-
му и тому же разряду. Потому — что, [например], такая-то
фигура — круг, а такая-то — треугольник, но из треуголь-
ников один [будет] равносторонний, а другой — разносто-
ронний. Фигура их, правда, тождественна (ибо [и тот и
другой] треугольник), но как треугольники они не тожде-
ственны. И число, конечно, тождественно, ибо число
одних [предметов] не отличается [от числа других] специ-
фическим [для числа] отличием, однако десятка [в том и
другом случае] не тождественна, так как различны пред-
меты, к которым она относится: в одном случае это соба-
ки, в другом — лошади.
Итак, о [самом] времени и о том, что при [нашем] рас-
смотрении оказалось с ним близко связанным, сказано.
КНИГА ПЯТАЯ (Е)
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Все изменяющееся изменяется или по совпадению,
например, когда мы говорим: «[вот] вдет образование»,
так как вдет [человек], которому случилось быть образо-
ванным, или вообще говорится об изменении вследствие
изменения чего-нибудь в предмете, например когда мы
говорим, имея с виду части [предмета], что (тело выздо-
равливает, потому что выздоравливает глаз или грудь, а
они суть части тела как целого). Но существует и то, что
движется не по совпадению и не потому, что [движется]
другое, относящееся к его частям, но само по себе и пер-
вично. Это есть способное двигаться само по себе, но раз-
личное для каждого вида движения, например способное
к качественному изменению, а [в области] качественного
изменения, — исцелимое и способное нагреваться, как
нечто различное.
То же относится и к движущему: одно движет по со-
впадению, другое вследствие того, что в нем [движет]
какая-нибудь часть, третье первично само по себе, напри-
мер врач исцеляет, а рука ударяет.
Раз существует первое движущее, существует и движи-
мое, далее, то, в чем происходит движение, т. е. время, и
помимо [всего] этого из чего и во что идет движение, ибо
всякое движение [вдет] из чего-нибудь и во что-нибудь;
ведь [1] изначально приводимое в движение [2], то, во что
движение приходит и [3] из чего [исходит], различны,
как, например, [различны] дерево, теплое и холодное: из
них первое «что», второе «во что», третье «из чего». Что до
движения, то ясно, что оно [происходит] в дереве, а не в
форме, ибо ни форма, ни место, ни количество не приво-
