АНТИСОЦИАЛЬНАЯ ЛИЧНОСТЬ

Наиболее тяжелая патология Супер-Эго встречается у пациентов с антисоциальным личностным расстройством — у психопатов в узком смысле слова. Такие пациенты лгут психотерапевту, вполне сознавая, что они делают. Они представляют себе “моральные” требования внешней реальности и на словах их почитают, но не понимают, что эти требования есть настоящая система морали, которую другие интернализовали. Вместо этого они воспринима­ют моральные требования окружающих как общепринятую систе­му предупреждения об опасности, которую используют развращен­ные люди (такие, как они сами) и которой подчиняются наивные и трусливые.

Эти пациенты могут лгать и обманывать — и это им удается. Они знают, что их могут поймать, но не понимают, что их ложь и об­ман влияют на внутреннее отношение к ним других людей. По­скольку они не способны относиться к другим с подлинной любо­вью, они не чувствуют разницы между любовью других людей и безжалостной эксплуатацией или манипуляцией. Они разрушают саму возможность эмоциональных взаимоотношений с терапевтом, не понимая, что делают.

Их способность эффективно лгать отражает какую-то степень интеграции Я, но она основана на патологическом грандиозном Я нарциссической личности и полностью идентифицируется с прин­ципом удовольствия. У некоторых таких пациентов грандиозное Я пропитано агрессией, поэтому им свойственен Эго-синтонный поиск удовлетворения садистических стремлений. Есть континуум, на одном конце которого находится пассивный, эксплуатирующий, паразитирующий на других психопат, на другом — откровенно са­дистический преступник. Социальные условия, в которых можно выражать примитивную агрессию и жестокость, — это естествен­ная среда для такой структуры личности.

За редкими исключениями, психотерапия таким пациентам про­тивопоказана. Явно садистических представителей этой категории лечить в ситуации обыкновенной психотерапии слишком опасно, стремление к садистическому триумфу, выражающемуся в интен­сивном презрении к терапевту и прямой финансовой или еще ка­кой-то его эксплуатации, может вызывать страх у терапевта. У пассивных же и паразитирующих психопатов лишь конфронтация терапевта, который показывает им их антисоциальное поведение, пробуждает мощную параноидную регрессию в переносе, сопровождающуюся активизацией садистической грандиозности, что делает их похожими на открыто агрессивный тип таких пациентов (вдоба­вок они проецируют эту тенденцию на терапевта).

Один пациент, антисоциальная личность с садистическими чер­тами характера начал психотерапию под давлением своей семьи, а также для того, чтобы избежать уголовной ответственности в связи с участием в кражах со взломом. Он честно говорил со мною о запланированном им ограблении. Он косвенно, но достаточно ясно, дал мне понять, что сумеет защитить себя в том случае, если я за­хочу об этом рассказать полиции. Трудно передать мощнейшее чув­ство превосходства и уверенности в себе, которое излучал этот че­ловек. Его расслабленная улыбка показывала, что он меня глубоко презирает, и временами мое мышление было настолько парализо­вано, что я был лишен способности действовать. Я решил прекра­тить лечение, понимая, что сочетание криминальных проблем и те­рапии — это нечто за пределом моих возможностей.

Другой пациент с антисоциальным расстройством личности, совершавший кражи и паразитирующий на окружающих, но не проявлявший явной жестокости, производивший впечатление хит­реца, изображающего подчинение, воровал разные вещи из моего офиса. Поначалу не будучи уверенным, что именно он виноват в пропажах, я тем не менее обнаружил, что пристально слежу за ним во время сеанса, а потом проверяю, все ли на месте. Когда я од­нажды сказал, что подозреваю его в краже одной мелочи, пропав­шей из комнаты ожидания после его визита, он “признался”, что взял ее и позже вернул эту вещь. Но при этом я не мог заметить в нем никаких признаков вины или стыда, и последующие несколь­ко сеансов (пока терапия не окончилась несколько недель спустя) я с неудовольствием ощущал, что невольно вовлечен в его игру, охраняя свою собственность. Когда я попытался исследовать пси­хологическую сторону такого взаимодействия, пациент отказался в этом участвовать, изумляясь тому, что я так настойчиво хочу об­ратить его внимание на “дело прошлого”.