ВООБРАЖЕНИЕ И ТВОРЧЕСКИЕ СПОСОБНОСТИ

 

В целом, миф постоянно напоминает, что на Земле имели место грандиозные

события, и что это "славное прошлое" можно частично восстановить. Имитация

парадигматических жестов имеет также положительные стороны: ритуал

заставляет человека расширить границы своих возможностей, осознать свое

место рядом с богами и мифическими героями для того, чтобы быть способным

совершать их действия. Прямо или косвенно, но миф содействует "возвышению"

человека. Это тем более очевидно, что в архаических обществах изложение

мифологических традиций остается прерогативой немногих. В некоторых

обществах люди, изустно излагающие миф, подбираются среди шаманов и

целителей, или среди членов тайных братств. В любом случае тот, кто излагает

миф, должен был доказать свое призвание и должен быть подготовлен

старейшинами. Испытуемый должен обязательно отличиться или своими

мнемоническими способностями, или своим воображением, или литературным

талантом.

 

Воспроизведение мифа не обязательно стереотипно. Иногда его варианты

существенно отличаются от оригинала. Конечно исследования, осуществленные в

наше время этнологами и фольклористами, не могут претендовать на раскрытие

процесса мифологического творчества. Удалось зарегистрировать варианты мифа

или фольклорной темы, но не был зафиксирован момент создания нового мифа.

Всегда речь шла о более или менее измененных вариантах предшествующего

текста.

 

Во всяком случае, эти исследования высветили роль творческого индивида в

разработке мифов и в передаче их. Очень возможно, что роль эта была еще

больше в прошлом, когда "поэтическое творчество", как сказали бы сегодня,

имело общую природу с экстатическим опытом и было ему подвластно.

Следовательно, можно догадываться об "источниках вдохновения" в архаическом

обществе: это "кризисы", "голоса", "видения", "откровения", короче говоря,

некий религиозный опыт, сопровождаемый и обогащенный множеством

исключительно живых и драматичных образов и сценариев. Именно посвященные в

тайны экстаза и тайны Вселенной питают, преумножают и перерабатывают

традиционные мифологические мотивы. В конечном счете именно творческая

активность в плане религиозного воображения обновляет традиционную

мифологическую ткань. Отсюда следует, что роль творческих личностей была

более значительной, чем это можно предполагать. Специалистам в области

сакрального, от шаманов и до сказителей, певцов, удавалось в конечном счете

внушить соответствующим сообществам по крайней мере некоторые из своих

воображаемых видений. Конечно, успех подобных видений был подготовлен

существующими схемами: видение, которое шло вразрез с традиционными образами

и сценариями, могло оказаться неприемлемым для данного сообщества. Роль

целителей, шаманов и старейшин в религиозной жизни архаических обществ

хорошо известна. Все эти люди так или иначе проникли в тайны экстатического

опыта. Отношения между традиционными схемами и индивидуальными новаторскими

переоценками их не остаются неизменными: под влиянием сильной религиозной

личности традиционная канва претерпевает изменения.

 

Одним словом, религиозный опыт, передаваемый с помощью впечатляющего

фантастического сценария, может передать всей общине модели и источники

своего собственного вдохновения. В архаических обществах, как и везде,

культура создается и возобновляется, благодаря творческому опыту нескольких

индивидуумов. Но поскольку архаическая культура организуется вокруг мифов,

которые постоянно переосмысляются и углубляются специалистами в области

сакрального, общество в целом ориентируется на ценности, открытые и

распространенные такими личностями. В этом смысле миф помогает человеку

преодолеть границы своих возможностей и побуждает его возвысится "до уровня

великих".

 

ГОМЕР

 

Следовало бы изучить связь между великими религиозными личностями, прежде

всего реформаторами и пророками, и традиционными мифологическими схемами.

Мессианские и милленаристские движения народов бывших колоний составляют,

можно сказать неограниченное поле для исследований. В какой-то мере можно

восстановить то влияние, которое Заратустра оказал на иранскую мифологию, а

Будда ~ на традиционную мифологию Индии. Что касается иудаизма, то о

существенной "демифизации", осуществленной пророками, известно уже давно.

 

Размеры этой небольшой книги не позволяют нам обсудить эти проблемы со

вниманием, которое они заслуживают. Мы считаем необходимым остановиться на

греческой мифологии; не столько на ней самой, сколько на некоторых моментах,

связывающих ее с христианством.

 

Трудно без внутреннего трепета говорить о греческой мифологии. Ведь именно в

Греции миф вдохновлял и направлял эпическую поэзию, трагедию и комедию, а

также пластические искусства, с другой стороны, именно в греческой культуре

миф был подвергнут длительному и углубленному анализу, из которого он вышел

радикально "демифизированным". Взлет ионийского рационализма совпал со все

более и более разъедающей критикой "классической" мифологии, нашедшей свое

выражение в произведениях Гомера и Гесиода. Если во всех европейских языках

слово "миф" означает "вымысел", то это потому, что греки провозгласили это

уже двадцать пять веков тому назад.

 

Хотим мы этого или нет, но все попытки интерпретации греческого мифа, по

крайней мере, в пределах культуры западного типа, более или менее

обусловлены критикой греческих рационалистов. Как мы увидим, эта критика

редко была направлена против того, что можно было бы назвать "мифологическим

мышлением" или против форм поведения, которые им определяются. Критика

прежде всего относилась к поступку богов, как о них было рассказано у Гомера

и Гесиода. Как отнесся бы Ксенофан к полинезийскому космогоническому мифу

или к абстрактному ведическому мифу, такому как, например Ригведа? Но как

это узнать? Важно подчеркнуть, что мишенью атак рационалистов явились

взбалмошное поведение и капризы богов, их несправедливые поступки, а также

их "аморальность". И основные критические нападки совершались, исходя из все

более возвышенной идеи о Боге: истинный Бог не может быть аморален,

несправедлив, ревнив, мстителен, невежественен и т.д. Подобная же критика

была предпринята и усилена позднее и христианскими апологетами. Тезис, что

божественный миф, представленный поэтами, не может быть истинным, возобладал

сначала среди интеллектуальной греческой элиты и позднее, после победы

христианства, во всем греко-романском мире.

 

Однако, следует помнить, что Гомер не был ни теологом, ни мифографом. Он не

претендовал на то, чтобы представить систематически и в исчерпывающем виде

всю целостность греческой религии и мифологии. Если, как говорит Платон,

Гомер и воспитал всю Грецию, то предназначал он свои поэмы для аудитории все

же достаточно узкой ~ для членов военной и феодальной аристократии. Его

литературный гений обладал непревзойденным очарованием, его произведения в

высшей степени способствовали объединению и формированию греческой культуры.

Но, поскольку он не писал трактат о мифологии, то в его задачу не входило

перечисление всех мифологических тем, которые имели хождение в греческом

мире. Он не имел намерения также обращаться к религиозным и мифологическим

концепциям других стран, не представляющим большого интереса для его

аудитории, по преимуществу патриархальной и военной. О так называемых

ночных, тонических и погребальных мотивах в греческой религии и мифологии,

от Гомера мы не знаем почти ничего.

 

Важность религиозных идей сексуальности и плодовитости, смерти и загробной

жизни раскрывается нам более поздними авторами или археологическими

находками. Именно эта гомеровская концепция богов и мифов о них утвердилась

во всем мире и усилиями великих художников классической эпохи была

окончательно закреплена в созданной ими вневременной вселенной архетипов.

Излишне упоминать здесь о величии и благородстве Гомера, и его роли в

формировании западноевропейского сознания. Достаточно перечесть произведения

Вальтера Отто "Боги Греции", чтобы окунуться в этот великолепный мир

"совершенных форм".

 

Конечно гений Гомера и классическое искусство придали ни с чем несравнимый

блеск этому божественному миру, но это не значит, что все что они опустили,

было неясно, мрачно, низменно и посредственно. Например, существовал Дионис,

без которого нельзя понять Грецию и которого Гомер только вскользь упомянул

намеком на случай из его детства. А ведь мифологические фрагменты, спасенные

историками и эрудитами, вводят нас в духовный мир, не лишенный величия. Эти

мифы не гомеровские и не "классические" в общем смысле этого слова, являются

скорее народными. Не испытав разрушительного влияния рационалистической

критики, они в течение многих веков, сохранялись на периферии высокой

культуры. Не исключено, что остатки этой народной мифологии, видоизмененные

и христианизированные, еще существуют в греческих и других средиземноморских

верованиях наших дней. Мы еще вернемся к этой проблеме.