Генеалогия фанатизма

Сиоран. Искушение существованием

О РАЗЛОЖЕНИИ ОСНОВ

О РАЗЛОЖЕНИИ ОСНОВ Союз с уныньем черным заключу против души своей И стану самому себеврагом. У. Шекспир. Ричард III

Генеалогия фанатизма

Сама по себе всякая идея нейтральна или должна быть таковой, но человекее одушевляет, переносит на нее свои страсти и свое безумие; замутненная,преображенная в верование, она внедряется во время, принимает облик события,и совершается переход от логики к эпилепсии... Так рождаются идеологии,доктрины и кровавые фарсы. Склонные к инстинктивному идолопоклонству, мы превращаем в безусловныеценности наши грезы и наши интересы. История есть не что иное, как шествиелжеабсолютов, череда воздвигнутых по каким-то поводам храмов, деградациядуха перед лицом Невероятного. Даже когда человек отходит от веры, оностается порабощенным ею; сначала он тратит силы на то, чтобы создатьподобия богов, а затем рьяно им поклоняется, так его потребность в вымысле,в мифологическом, одерживает победу над очевидностью и страхом казатьсясмешным. Эта жажда поклонения виновна во всех его преступлениях.Безосновательно любя некоего бога, человек принуждает и других любить его,готовый уничтожить их в случае несогласия. Нет такой нетерпимости, такойидеологической непреклонности или такого прозелитизма, которые необнаруживали бы животную подоплеку энтузиазма. Стоит человеку утратить свою способность быть безразличным, как он тут же становится потенциальнымубийцей; стоит ему преобразовать свою идею в бога -- последствия оказываютсянепредсказуемыми. Убивают всегда во имя богов или их суррогатов: бесчинства,порожденные богиней Разума, стимулируемые национальными, классовыми илирасовыми идеями, сродни буйству Инквизиции или Реформации. Эпохирелигиозного рвения "славны" кровавыми подвигами -- Тереса деХесус¹ не случайно была современницей сожжений на костре, иЛютер² не случайно жил во времена массовых 14 убийств крестьян. Во время мистических припадков стенания жертвсливались со стонами экстаза... Виселицы, тюрьмы и каторжный труд процветаюттолько под сенью веры -- этой навсегда заразившей дух потребности в вере.Сам дьявол бледно выглядит рядом с обладателем истины, собственной истины.Мы несправедливы ко всяким Неронам¹ и Тибериям², ведьне они же придумали понятие "еретический";, они были всего лишь выродившимисямечтателями, развлекавшимися массовыми убийствами. Настоящие преступники --это те, кто насаждает ортодоксию в религиозной или политической сфере, те,кто проводит границу между правоверным и раскольником. Как только мы отказываемся признать возможность смены идей, начинаетсякровопролитие... Рука твердо убежденного в своей правоте человека тянется ккинжалу; горящие глаза предвещают убийство. Никогда никому не был опасенколеблющийся, пораженный гамлетизмом дух: злое начало обитает в напряженииволи, в неспособности к квиетизму, в прометеевой мании величия племени,пламенеющего идеалами, переполняемого убеждениями, которое, начав глумитьсянад сомнением и ленью -- пороками более благородными, чем все егодобродетели, -- вступает на путь погибели, вступает в историю, этунеприличную смесь пошлости и апокалипсиса... Там царят уверенность инепреложность; подавите их, а главное -- уничтожьте их последствия, и вывосстановите рай. Ибо что такое Грехопадение, как не погоня за истиной иуверенность в ее обретении, как не страсть к догме и торжество догмы? Врезультате рождается фанатизм -- смертный грех, который прививает человекулюбовь к активности, к пророчеству, к террору, -- лирическая проказа,которой он заражает души, подчиняет их, перемалывает или воспламеняет...избегают фанатизма только скептики (или же лентяи и эстеты), так как ониничего не предлагают в силу того, что, будучи подлинными благодетелямичеловечества, они разрушают его пристрастные мнения и анализируют егопсихозы. В большей безопасности я ощущаю себя рядом с Пирроном³,нежели с апостолом Павлом, по той причине, что мудрость колких шуток мнемилее разнузданной святости. В пламенном духе обнаруживается замаскированныйхищный зверь; нет, право же, никакой защиты от когтей пророка... Кто быперед вами ни проповедовал, будь то во имя неба, града земного или покакому-либо иному поводу, удалитесь от него: сатир вашего одиночества, он непростит вам, если вы будете жить вне его истин и его порывов; он хочетразделить с вами свою истерию -- единственное свое достояние, -- навязать еевам и обезобразить вас ею. Существо, не одержимое верой и не пытающеесяпередать ее другим, выглядит странно на этой земле, где одержимостьспасением делает жизнь невыносимой. Оглядитесь вокруг: повсюду проповедующиеларвы; каждое учреждение выполняет какую-нибудь миссию; в мэриях -- своиабсолюты по образцу храмовых; государственные ведомства с их уставами --метафизика для обезьян... Все изощряются в поисках способов исправлениявсеобщей жизни. Этим занимаются даже нищие, даже безнадежно больные.Тротуары мира усеяны реформаторами, и ими же до краев набиты больницы.Желание стать первопричиной событий действует на каждого подобноумопомешательству, подобно сознательно принятому на себя проклятию. Общество-- это настоящий ад, населенный спасителями! Вот потому-тоДиоген⁴ со своим фонарем и искал человека безразличного... Стоит мне лишь услышать, как кто-нибудь искренне говорит об идеале, обудущем, о философии, услышать слово "мы", произнесенное с непреклоннойуверенностью, или же услышать, как кто-нибудь ссылается на "других",объявляя себя выразителем их мнений, -- я тут же начинаю видеть в нем своеговрага. Я вижу в нем несостоявшегося тирана, палача-любителя, столь нененавистного, как тираны и палачи высшего класса. Дело в том, что всякаявера утверждает некую форму террора тем более устрашающего, чтопроповедниками становятся "чистые". Мы не доверяем прохвостам, мошенникам ибалагурам, а ведь вовсе не они несут ответственность за великие судорогиистории. Ни во что не веря, они, однако, не лезут к вам в душу и не пытаютсянарушить ход ваших тайных мыслей. Они просто оставляют вас наедине с вашейбеспечностью, вашей никчемностью или с вашим отчаянием. Однако именно имобязано человечество редкими мгновениями процветания: они-то и спасаютнароды, которых истязают фанатики и губят "идеалисты". У них нет доктрин, аесть только капризы, корысть и простительные пороки, вынести которые втысячу раз легче, нежели принципиальный деспотизм, ибо все виды жизненногозла коренятся в той или иной "концепции жизни". Закоренелому политикуследовало бы заниматься глубоким изучением античных софистов¹ ибрать уроки пения, да еще коррупции... Фанатик, тот коррупции не подвержен; за идею он готов и убить, и пойтисам на смерть. Будь он тираном или мучеником, в обоих случаях он, преждевсего, чудовище. Нет существ более опасных, нежели те, кто пострадал заверу: великие преследователи выходят из рядов мучеников, которым не отрубилиголову. Страдание отнюдь не утоляет жажду власти, а, напротив, до крайностиобостряет ее. Поэтому духу живется вольготнее в обществе хвастуна, чем вобществе мученика; и ничто ему так не противно, как зрелище смерти за идею.Измученный возвышенным и непрерывной резней, он грезит о провинциальнойскуке во вселенском масштабе, об Истории, где застой стал бы таким, что наего фоне сомнение воспринималось бы как событие, а упование -- как бедствие.