Выходец из какого-то злосчастного племени, он меряет своими шагамибульвары Запада. Влюбленный во все родины подряд, он больше не связываетсвоих надежд ни с одной из них: застывший во вневременных сумерках,гражданин мира -- чуждый всем мирам, -- он бездействует, безымянный ибессильный. Народы, сами не имеющие судьбы, не могут наделить судьбой исвоих сыновей, которые, привлеченные иными горизонтами, влюбляются в них, азатем исчерпывают их, чтобы в конце концов превратиться в 88 призраков собственного восхищения и собственной усталости. Поскольку имнечего любить у себя дома, они находят место для своей любви в иных краях,где их энтузиазму удивляются туземцы. Чувства, вызванные чрезмернойвостребованностью, ветшают и вырождаются, и в первую очередь это касаетсячувства восхищения... И вот чужестранец, утомленный многими дорогами,восклицает: "Я сотворил себе бесчисленных кумиров, воздвиг повсюду несметноеколичество алтарей и преклонил колена перед легионом богов. Теперь же, уставот богослужений, я растратил еще и все имевшееся у меня исступление. Запасабсолютов не безграничен. Душа, подобно стране, расцветает только внутрисобственных границ: я заплатил за то, что нарушил их, признав в Бесконечномсвое отечество, начав поклоняться чужим богам, сотворив себе алтарь изстолетий, в которых не было места моим предкам. Я уже забыл, откуда пришел:в храмах у меня нет веры, в градах -- пыла, в кругу мне подобных --любопытства, на земле -- уверенности. Дайте мне одно определенное желание, ия переверну мир. Избавьте меня от этой постыдной необходимости совершатьпоступки, которые оборачиваются каждое утро комедией воскресения, каждыйвечер -- фарсом положения во фоб, а в интервале -- мучительной скукой... Ямечтаю о том, чтобы чего-то хотеть, а все, что я хочу, представляется мне неимеющим цены. Словно вандал, изнывающий от грусти, я бесцельно брожу сам несвой, не зная, в какой еще угол направиться... чтобы найти некоегопокинутого бога, бога-атеиста, чтобы заснуть под сенью его последнихсомнений и его последних чудес". Скука завоевателей Париж давил на Наполеона, по его собственному признанию, как "свинцовыйплащ": от этого погибли десять миллионов человек. Такие последствия бываютот "болезни века", когда переносчиком ее становится какой-нибудь Рене наконе1. Эта болезнь, зародившаяся в праздности салонов XVIII в., визнеженности чересчур трезвомыслящей аристократии, обернулась бедой в самыхотдаленных деревнях: крестьянам пришлось расплачиваться своей кровью заопределенный, чуждый их натуре тип эмоциональности, а вместе с ними пришлосьрасплачиваться целому континенту. Пораженные Скукой исключительные натуры,испытывая отвращение к тому месту, где они находятся, и любовь ко всем темместам, где их нет, пользуются энтузиазмом народов лишь для приумноженияколичества кладбищ. Этот кондотьер, рыдавший над "Вертером" и Оссианом, этотОберман, проецировавший собственную душевную пустоту во внешний мир и, пословам Жозефины, способный расслабляться не более чем на несколькомгновений, имел тайную миссию: опустошить землю. Завоеватель-мечтательпредставляет собой чудовищное бедствие для людей; однако те, зачарованныеего несуразными проектами, вредоносными идеалами и нездоровыми амбициями,обожествляют его. Ни одно воистину разумное существо не стало объектомкульта, не оставило в истории имени, не отметило своей печатью ни единогособытия. Невозмутимая по отношению к точным концепциям или к прозрачнымидолам, толпа возбуждается при виде того, что не поддается контролю, привиде лжетаинств. Кто и когда принял смерть во имя строгости 89 закона? Каждое новое поколение воздвигает памятники палачам предыдущегопоколения. Надо, однако, отметить, что жертвы, стоит им поверить в славу, вэтот триумф одиночки, в это всеобщее поражение, идут на смерть охотно... Человечество боготворит лишь тех, кто несет ему смерть. Царства, жителикоторых мирно угасли, редко остаются в истории; то же касается и мудрыхкнязей, которых их подданные всегда презирают. Чернь любит роман, даже еслиего интрига развивается ей в ущерб: скандал в области нравов -- это основачеловеческого любопытства и подземное течение любого события. Неверные женыи рогоносцы дали комедии, трагедии и даже эпосу почти всю совокупность ихтем и сюжетов. Поскольку у честности -- от "Илиады" до водевиля -- нет нибиографии, ни очарования, то забавлять и интересовать может только огласкабесчестья. Поэтому совершенно естественно, что человечество предлагает себязавоевателю в качестве добычи, что оно жаждет, чтобы его растоптали, чтонарод без тиранов не может о себе ничего рассказать, что совокупностьбеззаконий, совершенных тем или иным народом, служит единственным признакомего присутствия и его жизненной силы. Народ, утративший склонность кнасилию, вырождается; количество совершенных им изнасилований может многосказать нам о его инстинктах и его будущем. Выясните, начиная с какой войныон перестал практиковать в широких масштабах этот вид преступления, и выобнаружите первый признак его заката. А определив момент, начиная с котороголюбовь превращается для него в церемониал, а постель -- в условие половыхспазмов, вы поймете, когда начался его упадок, когда лишился он своеговарварского наследия. Всемирная история -- это история Зла. Убрать из процесса становлениячеловека катастрофы -- это все равно что представить себе природу без временгода. Если вы не внесли своего вклада в какую-нибудь катастрофу, то выисчезнете без следа. Мы интересны другим теми несчастьями, которые рассыпаемвокруг себя. "Я никому и никогда не доставлял страданий!" -- самое странноевосклицание твари из плоти. Как только мы увлекаемся каким-нибудь персонажемиз настоящего или прошлого, мы подсознательно задаем себе вопрос: "Сколькимсуществам он причинил горе?" Как знать, не мечтает ли каждый из нас получитьпривилегию убивать всех себе подобных? Но привилегия эта досталась лишьнемногим, причем никогда не была полной, и это ограничение объясняет, почемуземля пока еще населена. Косвенные убийцы, мы составляем инертную массу,множество объектов перед лицом подлинных субъектов Времени, перед лицомвеликих преступников, которым удались их преступления. Но давайте утешимся: наши ближайшие или отдаленные потомки отомстят занас. Ибо нетрудно представить себе момент, когда люди перережут друг другаиз отвращения к самим себе, когда Скука окажется сильнее их предрассудков иколебаний, когда люди выйдут на улицы, чтобы утолить жажду крови, и когдагрезы о разрушении, питаемые на протяжении жизни стольких поколений,осуществятся в поступках каждого...
