Глава 7. Тусовщики оставили общежитие

Тусовщики оставили общежитие. Я обновляю свой веб-сайт и жую (точнее пытаюсь) закуски из торгового автомата: батончик баунти, который на вкус ни чем не отличается от маундс, и пакетик чёрствого мадлен, печенья в форме ракушки, от которого хочется пить. Вместе они подняли уровень сахара в моей крови до рабочего состояния.

Так как у меня нет новых фильмов на рецензии для «Киноманки» (я отрезана от самого хорошего, чистого и чудесного, что есть в Америке — кинематографа), я вожусь с планом сайта. Создаю новый баннер. Редактирую старый обзор. Вечером Бридж присылает электронку:

 

 

Вчера вечером ходила в кино с Мэттом и Черри М (м от мишурной). И угадай что? Тоф спросил о тебе!!! Я ответила, что у тебя всё хорошо, но ты С НЕТЕРПЕНИЕМ ждёшь каникул в декабре. Думаю, он понял намёк. Мы с минуту поговорили о его группе (всё ещё никаких выступлений, конечно), но Мэтт всё время корчил гримасы, так что пришлось уйти. Ты же знаешь, какого он мнения о Тофе. О! И Черри попыталась уговорить нас пойти на последнюю слезовыжималку твоего отца. Я ЗНАЮ.

Поганка, возвращайся домой.

Бридж

 

 

Мишурной. Эффектно привлекательный, но дешёвый или неискренний. Да! Это про Черри. Я только надеюсь, что Бридж не сильно навязывалась, несмотря на моё желание получить письмо от Тофа. И не могу поверить, что Мэтт все ещё так странно себя ведёт, хотя мы больше не встречаемся. Тоф всем нравится. Ну, иногда он раздражает менеджеров, но потому что склонен забывать рабочий график, а затем сообщать по телефону, что заболел.

Я перечитываю письмо, надеясь на появление слов: «Тоф говорит, что безумно любит тебя и будет ждать целую вечность». Размечталась.

Просматриваю любимую доску объявлений, чтобы узнать мнение народа о новом фильме отца. Рецензии на «Решение» не особо радужные, хотя фильм гребёт деньги лопатой. Один постоянный пользователь, clockworkorange88, написал: «Фильм отсосал… грязные яйца. Будто я пробежал в июле милю в кожаных штанах».

Звучит правдиво.

Через какое-то время я начинаю скучать и забиваю в поиск «Как Вода для шоколада». Хочу удостовериться, что всё прочитала перед написанием эссе. Конечно, у меня не две недели, но ещё достаточно времени. К примеру, вся ночь.

Бла-бла-бла. Ничего интересного. И только я собираюсь перепроверить электронку, как на глаза попадается следующие строчки:

На протяжении всего романа жар выступает символом сексуального желания. Тита контролирует огонь на кухне, но огонь в её теле — сила чувств и разрушений.

— Анна? — Кто-то стучит в дверь, и я подпрыгиваю на месте.

Нет. Не кто-то. Сент-Клер.

На мне поношенная футболка с жёлто-коричневым логотипом коровы и ярко-розовые фланелевые пижамные штаны с рисунком в виде гигантской клубнички. Никакого лифчика.

— Анна, я знаю, что ты здесь. У тебя свет горит.

— Подожди минутку! — кричу я. — Я сейчас.

Хватаю чёрную толстовку и застёгиваю её до морды коровы прежде, чем резко дёрнуть дверь.

— Привет-прости-за-ожидание. Заходи.

Распахиваю дверь, но Сент-Клер замирает на секунду, просто уставившись на меня. Не могу прочитать выражение его лица. Затем оно расплывается в озорной улыбке, и он заходит внутрь.

— Милая клубничка.

— Заткнись.

— Нет, правда. Очень симпатичная.

И хоть под этим «мило» он не имеет в виду «я хочу бросить свою девушку и начать встречаться с тобой», во мне вспыхивает искра. «Сила чувств и разрушения», так хорошо знакомая Тите де ла Гарза. Сент-Клер стоит в центре моей комнаты и начинает чесать затылок, футболка задирается на одной стороне, выставляя часть голого живота.

Вших! В моем сердце загорается огонь.

— У тебя так... э... чисто, — отмечает Сент-Клер.

Ш-ш-ш. Огонь погашен.

—— Правда?

Знаю, у меня опрятная комната, но я ещё даже не купила хорошее средство для мытья окон. Кто бы ни чистил моё окно последним, он не имел ни малейшего понятия о существовании чистящего средства «Виндекс». Нужно только распылять немного за раз. Большинство людей распыляет слишком много, и раствор затекает в углы, которые потом трудно высушить, не оставляя полос или ворсинок…

— Ага. Аж мурашки по коже.

Сент-Клер оглядывает комнату, беря вещи и рассматривая их, как я у Мередит. Он пристально изучает коллекцию бананов и статуэток слонов, выстроенных в ряд на комоде. Берет стеклянного слоника и морщит лоб.

— Это моё прозвище.

— Слон? — Он качает головой. — Прости, я не врубился.

— Анна Олифант. Банановый Слон. Моя подруга собирает их для меня, а я собираю игрушечные мосты и бутерброды для неё. Её имя — Бриджет Сондервик, — добавляю я.

Сент-Клер ставит слона на место и подходит к столу.

— Значит, все могут величать тебя слоном?

— Банановым Слоном. И нет. Определённо нет.

— Прости. Но не за слона.

— Что? Почему?

— Ты поправляешь всё, чего я касаюсь. — Он кивает на мои руки, которые поправляют слона. — Невежливо с моей стороны вот так заходить и трогать твои вещи.

— О, всё нормально, — тараторю я, отпуская фигурку. — У меня можешь касаться всего, что хочешь.

Сент-Клер замирает. Его лицо принимает забавный вид прежде, чем я осознаю, что только что ляпнула. Я имела в виду совсем другое.

Не то чтобы я против…

Но мне нравится Тоф, а у Сент-Клера есть девушка. И даже если бы всё было по-иному, ещё есть Мер. Я никогда не отобью у неё парня, после того как она была так добра со мной в первый день. И во второй. И во все дни на этой неделе.

Кроме того, Сент-Клер просто привлекательный парень. Зачем гнать волну? Улицы Европы ведь кишат красавчиками, правильно? Ухоженными парнями с аккуратными стрижками и в элегантных пальто. Не то чтобы я нашла даже отдалённо такого же красивого как месье Этьен Сент-Клер, но всё же.

Он отворачивает от меня лицо. Это моё воображение или он смутился? Но почему он смутился? Это у меня идиотская улыбка.

— Это твой парень?

Он указывает на обои моего ноутбука — дружескую фотографию с коллегами. Мы её сделали перед полуночной премьерой экранизации одного фэнтезийного романа. Большинство из нас были одеты как эльфы или волшебники.

— Который с закрытыми глазами?

— ЧЕГО?

Он думает, что я встречаюсь с парнем а-ля Геркулес?

Геркулес — помощник управляющего. Он на десять лет меня старше, и, да, это его настоящее имя. Но он весьма мил, настоящий гуру японских ужастиков, и забирает волосы в конский хвост.

Конский хвост.

— Анна, я шучу. Этот. С бакенбардами. — Он указывает на Тофа, причину, по которой я так люблю эту фотографию. Наши головы повёрнуты друг другу, и мы заговорщески улыбаемся, как будто разделили личную шутку.

— О. М-м-м... нет. Не совсем. То есть, Тоф почти мой парень. Я уехала прежде... — затихаю от смущения, — прежде чем начались серьёзные отношения.

Сент-Клер не отвечает. После неловкого молчания он прячет руки в карманы и раскачивается на пятках.

— Предусмотрели всё.

— Что?

Я поражена.

— Ту пурвар.

Он указывает подбородком на подушку на моей кровати. Слова вышиты над изображением единорога. Это подарок моих бабушки и дедушки, девиз и герб клана Олифант. Давным-давно мой дедушка переехал в Америку, чтобы жениться на бабушке, но он все ещё предан Шотландии. Он всегда покупает нам с Шонни вещи в цвете фамильного пледа (сине-зелёный фон с чёрными и белыми линиями). Например, моё покрывало.

— Да, я знаю, что это значит. Но откуда ты узнал?

— Ту пурвар. Это на французском.

Превосходно. Девиз клана Олифант, который сверлил мою голову с самого младенчества, оказывается, написан на ФРАНЦУЗСКОМ, а я даже не знала. Спасибо, дедушка. Как будто я уже не похожа на идиотку. Но откуда мне знать, что шотландский девиз будет на французском? Я думала, шотландцы ненавидели Францию. Или это были англичане?

Блин, не знаю. Я всегда считала, что он на латыни или другом мёртвом языке.

— Твой брат?

Сент-Клер указывает на единственную фотографию, которую я повесила над кроватью. Шонни улыбается на камеру и указывает на одну из черепах, которые тянут шею и угрожают оттяпать палец. Мама проводит исследование на тему репродуктивных привычек каймановых черепах и посещает их выводок на реке Чаттахучи несколько раз в месяц. Мой брат любит ходить с нею, в то время как я предпочитаю безопасность нашего дома. Каймановые черепахи — противные.

— Да. Это Шон.

— Маленький ирландец в семье с шотландскими одеялами.

Я улыбаюсь.

— Это больная тема. Мама влюбилась в имя, но дедушка — отец моего отца — фактически хватил Кондратия, когда он услышал эту новость. Он-то болел за Малкольма, Эвана или Дугала.

Сент-Клер смеётся.

— Сколько ему?

— Семь. Уже во втором.

— У вас большая разница в возрасте.

— Либо он был ребёнком по залёту, либо последней попыткой спасти брак. Мне никогда не хватало дерзости спросить, что именно.

Ничего себе. Не могу поверить, что вот так это выболтала.

Сент-Клер садится на край кровати.

— Твои родители разведены?

Я зависаю над стулом, потому что не могу сесть рядом с Сент-Клером на кровати. Возможно, когда я привыкну к его присутствию, то смогу совершить «подвиг». Но не сейчас.

— Да. Папа ушёл через шесть месяцев после рождения Шона.

— Мне жаль. — И я могу судить, что это действительно так. — Мои живут раздельно.

Дрожу и прячу ладони под мышками.

— Тогда мне тоже жаль. Такое врагу не пожелаешь.

— Всё нормально. Мой отец — ублюдок.

— Мой тоже. То есть, очевидно, что это так, если он бросил нас, когда Шонни был ещё младенцем. А он бросил. Также по его вине я застряла здесь. В Париже.

— Я знаю.

Откуда?

— Мер сказала. Но гарантирую, мой отец куда хуже. К сожалению, он в Париже, в то время как мама одна, за тысячу миль отсюда.

— Твой папа живёт здесь?

Я удивлена. Знаю, что его папа француз, но не могу представить, чтобы родитель отправил своё чадо в школу-интернат, когда они живут в одном городе. Это бессмысленно.

— Он владеет картинной галереей в городе и ещё одной в Лондоне. Всё своё время он тратит на них.

— Как часто ты его видишь?

— Никогда, да и я сам стараюсь с ним не встречаться.

Сент-Клер становится угрюмым, и тут до меня доходит, что я понятия не имею, зачем он пришёл, так что я прямо спрашиваю его об этом.

— Я разве не сказал? — выпрямляется он. — О! Ясно. Я прекрасно понимаю, что если кто-нибудь не придёт и фактически не вытащит тебя отсюда, ты сама на улицу никогда не выйдешь. Так что мы идём гулять.

В животе взбалтывается странная смесь бабочек и пузырьков.

— Сегодня?

— Сегодня.

— Ясно. — Я делаю паузу. — А Элли?

Сент-Клер падает на кровать.

— Планы сорвались, — отвечает он, так неопределённо жестикулируя рукой, что я не решаюсь расспрашивать дальше.

Указываю на пижаму.

— Я не одета.

— Да ладно, Анна. Неужели ты снова хочешь проходить через старое?

Одариваю его подозрительным взглядом, и мне в голову прилетает подушка с единорогом. Кидаю её обратно, и Сент-Клер усмехается, спрыгивает с кровати и бьёт с полной силой. Я пытаюсь схватить её, но безуспешно. Достав меня ещё два раза, Сент-Клер позволяет отобрать «оружие». Он сгибается пополам от смеха, и я бью его по спине. Он пытается отобрать подушку, но я не сдаюсь, и мы тянем её на себя, пока он не отпускает. Я падаю на кровать. Голова кружится, на лице выступил пот.

Сент-Клер плюхается около меня, едва переводя дух. Он лежит настолько близко, что его волосы щекочут мою щёку. Наши ладони почти соприкасаются. Почти. Я пытаюсь выдохнуть, но больше не знаю, как дышать. И затем я вспоминаю, что не надела лифчик…и во мне просыпается параноик.

— Хорошо, — задыхается Сент-Клер. — Вот — вздох, вздох — план.

Я не хочу испытывать к нему чувств. Не желаю всё усложнять. Я хочу быть ему лишь другом, а не ещё одной глупой девчонкой и питать несбыточные надежды. Заставляю себя встать. Мои волосы торчат во все стороны после боя, так что я беру резинку с комода, чтобы убрать их в хвост.

— Надень нормальные штаны. И я покажу тебе Париж.

— Вот так? Таков план?

— Типа того.

— Ничего себе. «Типа того». До чего мы докатились.

Сент-Клер бурчит и бросает в меня подушку. Раздаётся телефонный звонок. Наверное, мама; на этой неделе она звонила каждый вечер. Я хватаю сотовый со стола и собираюсь сбросить звонок, как высвечивается имя. Сердце останавливается.

Тоф.