Диалоги об Александре Асадчем и его книге

– Автор, безусловно, знает, зачем и для чего он обратился к нам. Мы можем предполагать. Не знаю, как тебе, мне для предположения нужен некоторый разбег.

Александр Асадчий, имя которого красуется на обложке этой книги, – это же тот самый Саша, помнишь? Пятнадцать лет назад мы (филолог-первокурсник, филолог-третьекурсник, филолог-аспирант, еще парочка филологов) поняли, как всем этим странным ребятам, которые приходили на наш факультет, потому что «любили литературу», и неизменно вылетали едва ли не с первой сессии, потому что «все не то» и «никакого творчества», нужна литературная студия. И мы, вдохновленные примером и благословением профессора В.С. Баевского, который сам в прежние времена успешно руководил литературной студией, «запустили проект» под названием «Персона». Немыслимо представить себе начало и значительный кусок жизни «Персоны» без Саши, точнее, Сашки (в то время, по-моему, его только так и называли). Ты помнишь, с ним было нелегко, он всегда спорил, порой казалось, что спорит даже тогда, когда повода нет, но подразнить хочется. Его речь пестрела литературоведческими терминами, цитатами из классиков, философскими выкладками, правда, нередко оказывалось, что значения термина он не знает (или знает приблизительно), классиков таких в природе не существует, а философские размышления – вовсе не плод глубоких раздумий, просто «сейчас в голову пришло». Он вел протоколы наших заседаний, я перечитывала их накануне 15-летнего юбилея «Персоны»: в этих протоколах нет почти ничего из того, что происходило на заседаниях, есть комментарии, шаржи и шутки протоколиста, но вот что удивительно, именно Сашины протоколы в большей степени, чем тщательные записи его преемников на этом поприще, передают дух «Персоны» тех, первых лет, ее существования. Не могу удержаться, приведу два примера.

* * *

Хвалит Л.В. поименно выступавших (самостоятельных автором – мы так понимаем):

– персонально Д. Смагин,

– персонально Н. Фролова

– персонально все остальные

Индивидуальные похвалы продолжаются already 15 minutes.

NB Когда же будут хвалить нас с Андреем?!

Вот Андрея хвалят, вот-вот меня начнут хвалить …

Ну, буду об общем течение заседания. Не хвалят и все тут.

Наконец-то. Дождался. Ясно, что мое выступление было блестящим <…>.

***

Обсуждение еле тлеет. Теплятся угольки в уголках. Извините за мнение. Момент отупения.

– Вспомнился Экзюпери…

– Ну, не говори.

Конечно, главное – это не протоколы или умение затевать шумные споры. Событием становились его стихи, запоминались «лица необщим выражением». А, кстати, помнишь, он тогда читал иначе, чем сейчас. Сейчас – усталая умудренная ирония, вроде «хотите – слушайте, хотите – не слушайте, мне все равно», но тогда – предельно напористо, отчетливо выговаривая слова (даже те, которые можно было бы вслух и не произносить), да еще громко топая ногой, вколачивая в слушателей ритм, «не хотите? слушайте!». Писал хорошо: энергично, умно, звучно. Иногда его тексты при обсуждении разносили в пух и прах, но всем было ясно, что неудача – «творческая», человек не стоит на месте, стремительно движется – вот и «заносит». Он не любил замечаний. Уловленные чьим-то чутким ухом несовершенства его стиха вызывали досаду, причем досаду двунаправленную: на несовершенства и на того, кто их заметил. До сих пор на студии цитируют его двустишие: Не трогай меня, критик, я в печали. / Не так, как я писал, стихи мои звучали.

– Я хочу добавить, что никто, как Асадчий, не развивался так стремительно в творческом плане. При всем том, что он почти никогда не приносил переделанные с учетом замечаний стихи, ему удавалось существенно менять, совершенствовать свою поэтическую манеру, приемы, осваивать все новое и новое тематическое пространство. Я, затаив дыхание ждала, что будет дальше, какой новый творческий взлет? А дальше Саша пропал и на заседаниях студии больше не появлялся.

– Думаю, его уход со студии был вызнан не только тем, что началась «взрослая жизнь» с ее традиционным и вполне благополучным набором: работа (и не просто работа, а карьера), квартира, жена и дети. Дело, думаю, и не в том, что он студию «перерос» или думал, что «перерос». Ему необходимо было остаться одному, без наших обсуждений и добрых поправок, вне нашей филологической среды, которая, безусловно, среда питательная, но уж слишком «руслопрокладывающая»[5]. И нет ничего удивительного в том, что теперь, проведя в свободном плавании несколько лет, он вернулся[6]. Осознать, чего ты достиг, гораздо проще, имея, во-первых, точку отсчета, а во-вторых, тех, кто кроме тебя самого захочет «высчитывать» уровень твоих достижений. Думаю, мы с тобой – подходящие для этого кандидатуры: мы видели, что было, мы не знаем, что увидим в этой книге сейчас, и нам (в силу того, о чем сказано выше) не все равно.

–Не знаю, в качестве кого мы с тобой пойдем по этому делу – свидетелей или соучастников, но я, безусловно, чувствую глубокое небезразличие к творческой судьбе Александра Асадчего, свою отдаленную, но заинтересованную причастность к самозарождению и развитию этого поэтического механизма и свою ответственность прежде всего перед ним.