Глава 11. Со стороны виднее 32 страница
– Как получится. – Сначала мне надо поговорить с Лауди, – вспоминаю я. – Я с ним уже поговорил, – к моему огромному удивлению сообщает Снейп. – Он отправился прямиком в гриффиндорскую башню и заверил твою подругу, что с тобой все в порядке, а также взял с нее и со всех остальных слово не бегать сегодня по школе. – Спасибо, сэр… – Пожалуйста. Кстати, мисс Уизли очень просила тебя написать ей. Ну, это не проблема. Я достаю из висящей на спинке дивана мантии галеон и, сжав его пальцами, быстро диктую сообщение: «Джинни, Через несколько секунд галеон нагревается, и появляются крошечные красные буквы: «По крайней мере, говорить ты можешь. Но я все равно не верю. До завтра. Посмеиваясь, я убираю галеон на место. Все-таки она прелесть. И как же противно ее обманывать! Но я уверен, она поймет мои мотивы, когда эта война закончится, и все узнают правду. Выпитое зелье действует мгновенно. Я успеваю только скинуть ботинки и рухнуть на диван, когда начинаю засыпать. В полусне я чувствую, как Снейп устраивает меня поудобней, поправляет подушку и укрывает пледом. Воистину таких безумных дней у меня еще никогда не было.
Просыпаюсь я от одуряющего запаха еды. Протираю глаза, сбрасываю одеяло, принимаю сидячее положение и спрашиваю у Снейпа, который внимательно за мной наблюдает, долго ли я спал. – Чуть больше часа. – Правда? – это сообщение меня приятно удивляет. Я-то боялся, что просплю здесь всю ночь и упущу такую шикарную возможность с ним поговорить. – Правда, – подтверждает он. – Теперь тебе нужно поесть. Это я и сам чувствую. А когда ко мне подлетает поднос, на котором стоит тарелка с аппетитнейшим на вид стейком, политым соусом, и гарниром из овощей, разум и вовсе отключается. Мне кажется, я еще никогда в жизни так быстро не ел. Снейп, глядя на меня, только посмеивается. После того, как я доедаю и с трудом подавляю желание облизать тарелку, он, не вставая с кресла, отправляет мне бокал с рубиновой жидкостью. – Вино, – поясняет он, увидев, что я смотрю на бокал подозрительно. – Красное. Тебе это сейчас полезно. В вине я не очень разбираюсь. Дед разбирался, но меня по понятным причинам не научил. Но вкус у напитка просто потрясающий. Об этом я и сообщаю Снейпу. – Еще бы, – хмыкает он. – Коллекционное. И выдержка более ста лет. – Ого! Это Малфой вас угостил? – не то, чтобы это помешало мне пить, но все же… – Почему сразу Малфой? – усмехнувшись, спрашивает он. – По-твоему, мой круг общения настолько ограничен? – Ну, я просто предположил… – Вино мне прислал один давний знакомый, семья которого много веков занимается виноделием. По правде говоря, он присылает мне больше вина, чем я могу выпить. – Полезное знакомство, – замечаю я, крутя в руках бокал. Снейп молчит, а я не знаю, как перейти к делу. Просто не представляю, с чего начать. Я прислоняюсь к спинке дивана. Прикосновение ткани больше не раздражает кожу, поэтому, принципе, можно уже надеть мантию, но я не тороплюсь. Должны же у меня быть хоть какие-то козыри. – Не появилось желание вернуться к своим друзьям? – осведомляется Снейп через пару минут. – Вам так не терпится от меня избавиться, профессор? – Ты мне не мешаешь, – отвечает он, пожимая плечами. – Правда? В таком случае, могу я почаще оставаться у вас на ночь? – Лонгботтом… – Вы обещали звать меня по имени, – напоминаю я. – Я могу и передумать, – заявляет Снейп, нахмурившись. – Можете. Вы вообще все можете. Например, можете потрясающе целоваться. – Нам обоим лучше забыть об этом, – холодно говорит он, сцепляя руки в замок и хмурясь еще больше. – Почему? – интересуюсь я. – Вам не понравилось? Странно, а мне так не показалось… – Ты ведешь себя глупо! – Может быть, – не спорю я. – Но ведь вы сами говорили, сэр, что только я могу решать, что мне делать. – Не стóит пытаться играть против меня моими же фигурами, – цедит Снейп сквозь зубы. – Это может плохо кончиться. – Не нужно мне угрожать, сэр. Мне не одиннадцать лет, и мы не на уроке зелий. Он сверлит меня таким свирепым взглядом, что, наверное, следовало бы испугаться. Но испугаться никак не получается, потому что я помню как заботливо звучал его голос, как ласково руки гладили мои волосы, как мягко и нежно он меня целовал. Нет, теперь я никогда не смогу его бояться. Даже если он начнет гоняться за мной с тесаком или, избави Мерлин, свесит вниз головой с Астрономической башни. – Ты вообще осознаешь, что даже слизеринцы не позволяют себе разговаривать со мной в таком тоне? – сердито осведомляется Снейп, когда ему надоедает прожигать во мне дыры. – Так с ними вы и не целуетесь, – резонно возражаю я. – Во всяком случае, я очень на это надеюсь. – Возможно, тебя это удивит, но я вообще считаю подобные отношения между студентом и преподавателем недопустимыми, – ехидно сообщает он. – О, мы уже говорим об отношениях? – Лонгботтом! – Невилл, – мягко поправляю я. – Мне понятна суть вашего возражения. Вы, конечно, правы. Я тоже считаю, что это недопустимо. Как правило. Но, сэр, вы же не станете отрицать, что в этой школе никакие правила уже не работают! То, что делают Кэрроу, противоречит всем мыслимым и немыслимым правилам! – То есть, по-твоему, нужно им уподобляться? – подняв бровь, спрашивает Снейп. – Я совсем не это имею в виду, сэр. В обычное время мне бы и в голову не пришло даже разговаривать с вами о таких вещах, но… – не очень приятно говорить это, но я продолжаю: – Сегодня Кэрроу едва меня не убила. И до этого тоже бывали случаи, когда… – Пока у меня есть хоть какое-то подобие власти, ни один студент в этой школе не погибнет, – резко перебивает он. – Я знаю, сэр. Но война продолжается. Вы ведь не зря постоянно просите меня искать Гарри на карте, не так ли? И о Пророчестве я помню, хоть и не знаю его полностью. Рано или поздно Гарри вернется в школу. Я… я дважды сражался с Пожирателями смерти, и вряд ли кто-то может знать, чем закончится третий, – я нервно сглатываю. – Ну, а вы, сэр… вы вообще рискуете каждую минуту… – Ну, и зачем же, в таком случае, все это нужно, Невилл? – тихо спрашивает Снейп. – Наверное, ради воспоминаний, – так же тихо отвечаю я. – Ведь из них вся жизнь состоит. Наш с вами разговор завтра превратится в воспоминание, которое останется с нами навсегда, если, конечно, нам не сотрут память. – Тебе не нужны такие воспоминания. – Почему вы так в этом уверены? – Тебе семнадцать. Эта внезапно вспыхнувшая страсть вскоре бесследно исчезнет, и ты пожалеешь о своей настойчивости. – Ну, во-первых, эта страсть у меня не вчера началась, а на шестом курсе, – возражаю я. – Может, даже раньше, просто я не сразу понял. А во-вторых, я знаю о том, что студенты нередко увлекаются преподавателями, если те, конечно, моложе шестидесяти. Но это совсем другое… И мне известно, что все так говорят. Тем не менее, в своих словах я уверен. Вы ведь сами говорили, что интуиция меня, как правило, не подводит… И, да, сэр, я опять пытаюсь играть против вас вашими фигурами. – Я, конечно, рад, что ты, наконец-то, признал себя взрослым, – сухо произносит Снейп. – Но не сказал бы, что мне нравится способ, которым ты решил это продемонстрировать. Мне ужасно хочется спросить его, что означает загадочное словосочетание «признал себя взрослым», но я сдерживаюсь. В конце концов, это может быть всего лишь отвлекающий маневр. Я спрошу, и он тут же уведет разговор в сторону. – Вы ведь не станете отрицать, что вам понравилось, – говорю я. – Я чувствовал… – Это была естественная реакция организма, – раздраженно перебивает он. – Мне, конечно, не семнадцать, но и не сто пятьдесят. К тому же, ты застал меня врасплох. Ну да. Будто бы его так просто застать врасплох. Шпиона, ага. Если не ошибаюсь, я за все время только дважды сумел это сделать: когда самый первый раз к нему заявился и когда под ручку в спальню вел. Да и то, первый случай не считается, потому что мы тогда еще не общались, а во втором нужно сделать скидку на Круциатус. Но не говорить же ему все это? – Пусть так, – соглашаюсь я. – Допустим. У меня временное помрачение, у вас – естественная реакция. Ну и что? Я же не в брак вам предлагаю вступить, в самом деле! – Ты пока еще не предлагал мне ничего конкретного, – замечает он, прищурившись. – По-моему, все предельно ясно, – я пожимаю плечами и усмехаюсь: – Или вы думаете, что я постесняюсь произнести слова «секс» и «любовники»? – Смотрю, ты научился называть вещи своими именами. – Ну да. Так значительно проще, мне кажется. – Бесспорно, – Снейп наливает себе еще вина и передает мне бутылку с красно-коричневыми подтеками на стекле. – Положим, в этом ты прав. От неожиданности я чуть не выплескиваю содержимое бутылки на себя. Неужели вот так просто? Или есть какой-то подвох? Я осторожно наливаю вино, чтобы осадок не попал в бокал, и возвращаю ему бутылку. – Все это, конечно, прекрасно, – продолжает он. – Но тебе не кажется, что риск слишком велик? – Я об этом думал, – говорю я, с удовольствием делая глоток. – Но ведь мы и сейчас рискуем. Если Сами-Знаете-Кто узнает о нашем сотрудничестве, то убьет обоих. А если ему станет известно о моей ментальной связи с Гарри, он на кусочки меня разрежет, чтобы хоть какую-то пользу из нее извлечь. И вас разрежет – за то, что молчали все это время. – Это верно. Но зачем еще больше усугублять ситуацию? – Затем, что хуже, по-моему, уже не будет. В крайнем случае, вы сможете сказать, что пытаетесь заманить меня на темную сторону. – Смешно, – говорит Снейп без намека на улыбку. – Ты, в самом деле, считаешь, что помешанные на чистокровности и родословной волшебники, которым из-за близкородственных браков грозит постепенное вырождение, одобрят подобный способ вербовки? – Ой!.. Об этом я не подумал… – признаюсь я. – Но мне кажется, что Темного Лорда сейчас больше беспокоит Гарри, Пророчество и тому подобное, чем ваша личная жизнь. Тем более из Пожирателей по школе только Кэрроу разгуливают, а вы сами говорили, что умом они не блещут. А у остальных просто повода не будет нас заподозрить. Если, конечно, мы не станем ужинать при свечах в «Дырявом котле». – Пожалуй, с этим я соглашусь, – задумчиво произносит он и надолго замолкает. С одной стороны, его молчание радует – значит, готовых аргументов у него нет. А с другой… в конце концов, возможно, он просто пытается культурно меня отшить? Ну да, беспокоится, да, относится хорошо, да, естественная реакция… Но это ведь еще не показатель! Мне вот однокурсники раньше снились, и отношусь я к ним тоже хорошо, и переживаю, как бы с ними чего не случилось, но это же не значит, что я хочу с ними переспать! Снейп поднимается с кресла и, прихватив бокал, подходит к окну, выходящему на озеро. Мне становится немного неуютно. – Знаете, сэр, по-моему, есть только одна веская причина, которая может нам… помешать… – он молчит, и я, сглотнув комок, поясняю: – Если я вас совсем не интересую, то просто скажите мне об этом. Но только не обманывайте! Я пойму, правда. И не стану больше вас донимать. Я не ребенок и не буду устраивать истерик. И на нашем сотрудничестве это никак не отразится – я знаю, что мы в любом случае должны помогать друг другу. Но если есть хотя бы шанс… Просто скажите правду… Я хочу знать, как вы ко мне относитесь. Он молчит так долго, что я успеваю искусать себе все губы. Наконец, тихо произносит: – Я отношусь к тебе как к своему студенту. – Ну, в самом деле, сэр! – я чувствую, что начинаю раздражаться. – Почему вы не можете даже ненадолго об этом забыть? Или это такой слизеринский способ намекнуть, что я лицом не вышел, и вас мутит от одного моего вида? – Меня мутит от твоего звука, – фыркает Снейп. – Не говори глупости. Ты, определенно, не лишен привлекательности. Собственно, это я и хотел выяснить. Ожидать от него изысканных комплиментов было бы по меньшей мере глупо. Я встаю, ставлю бокал на стол и подхожу к нему. Он, определенно, чувствует мое присутствие, но не оборачивается. – Какие еще аргументы у вас есть, сэр? – интересуюсь я почти весело. – Я с удовольствием их выслушаю. – Ничего я тебе не скажу. Ты все мои аргументы в порошок стираешь, – он резко поворачивается ко мне, смотрит так, что дыхание перехватывает, и мягко спрашивает: – Ну, и что мне с тобой делать? – Ну, для начала поцелуйте меня, сэр… – нерешительно предлагаю я, почти дословно повторяя собственные слова, и машинально облизываю губы. – Невилл, если ты и впредь намереваешься обращаться ко мне с подобными просьбами, хотя бы не называй меня при этом «сэр»! – говорит Снейп, закатывая глаза. – А то я начинаю чувствовать себя растлителем малолетних. – Скажете тоже! – я неуверенно улыбаюсь, раздумывая, не обратиться ли к нему по имени. Нет, пожалуй, пока рано. Но «сэр» – это и вправду уже как-то неуместно. Он подходит ближе и свободной рукой проводит по моей щеке. Затем ладонь движется ниже, прикасается к шее, к плечу. Теплые губы накрывают мой рот, язык проскальзывает внутрь, лаская и дразня… Чувствуя нарастающее возбуждение, я прижимаюсь к нему и случайно задеваю бокал, который он все еще держит в руке. Бокал выскальзывает и почти падает на пол, но Снейп успевает выхватить палочку и зафиксировать его в воздухе. – Лонгботтом, – строго говорит он, перемещая бокал на стол, – бить бокалы в такой ситуации – это банально и вульгарно. Давай обойдемся без клише. Я пожимаю плечами. Мне, в общем-то, все равно. Лишь бы ситуация имела развитие. Он закатывает глаза, словно удивляясь, как его угораздило связаться с таким болваном, и подходит к камину. – Идем. – Куда? – Предпочитаешь спальню Дамблдора? – насмешливо спрашивает он, поднимая бровь. – Ой, нет! – я поспешно присоединяюсь к нему. – А это безопасно? В смысле, разве Министерство не контролирует камины? – Предполагается, что я вполне способен справиться с этой задачей. Не считая периода правления Амбридж, камины в школе всегда контролировал директор. Мне становится смешно. Представляю, какие у них были бы лица, узнай они, как именно Северус Снейп справляется со своими задачами! Северус… какое же у него все-таки красивое имя!.. Он бросает в камин щепотку летучего пороха, и я забираюсь туда вслед за ним. Короткое путешествие – и мы оказываемся в кабинете. – Как в доме родном, – говорю я, разглядывая банки с жуками, тараканами и вращающимися глазами. – Надеюсь, никаких зелий готовить не нужно? – Не сегодня, – хмыкает он. – Если понадобится, я дам тебе знать. В кабинете мы не задерживаемся, в лаборатории тоже и сразу проходим в спальню. Я невольно вспоминаю, как был здесь на шестом курсе. Как же я тогда за него испугался! А ему за нас, наверное, еще страшнее… – Еще не поздно передумать, – замечает Снейп, прислоняясь к стене и наблюдая, как я топчусь на месте, поглядывая на кровать. – Ну уж нет, – отвечаю я. – Просто странно как-то. Вроде бы любовникам полагается набрасываться друг на друга, а мы словно деловой контракт заключили, да и сейчас… – Замечательно, – язвительно произносит он. – Сначала бокал пытался разбить, теперь вот это. Не читай больше дамские романы. – Это тетя Энид их читает! – возражаю я. – А я просто заглянул однажды ради любопытства. И бокал я случайно задел, так что не надо меня обвинять… – Тебе не надоело болтать? Я ведь и Силенцио наложить могу. Иди лучше сюда. Несмотря на то, что в спальне холоднее, чем наверху, меня бросает в жар. Он все так же стоит у стены. Я медленно подхожу к нему, а дыхание сбивается, словно от быстрого бега. Не отрываясь от стены, он обнимает меня за талию и затягивает в самый умопомрачительный поцелуй на свете. Уверен, тому парнишке из клуба такое и не снилось. Я закрываю глаза, растворяясь в ощущениях, а член трется о брюки, грозясь выскочить. Губы оставляют в покое мой рот и перемещаются на шею. Зубы слегка прикусывают кожу, горячий язык скользит по месту укуса, лаская и сводя с ума. – Северус… – имя срывается с губ вместе со стоном. Раньше я даже мысленно не решался назвать его так, а теперь это произошло как-то само собой. Он замирает, и я начинаю думать, что поторопился. Но в туже секунду его губы вновь целуют меня – горячо и страстно, руки скользят по обнаженной груди, пальцы сжимают соски, вырывая новые стоны. Я запускаю руку в его волосы и нежно их перебираю. Поцелуи прекращаются и, открыв глаза, я встречаюсь с его горящим взглядом. Руки сами тянутся к пуговицам на мантии, и он не пытается меня остановить. Одна… и еще одна… и еще… да сколько же их? – Тебе нравится этот процесс или позволишь воспользоваться палочкой? – ехидно осведомляется он, и я не могу сдержать смех. Если когда-нибудь он перестанет язвить, я всерьез испугаюсь. Он проводит палочкой от верхней пуговицы до нижней, и они расстегиваются сами. Да, я бы дольше возился. Правда, под мантией еще и рубашка, которую тоже надо расстегивать. Мерлин, зачем на нем столько одежды? Впрочем, это препятствие устраняется быстро. Мантию он вешает на спинку стула, туда же отправляется и рубашка. Я смотрю на него, сглатывая слюну. Гладкая белая кожа, три длинных, тонких, едва заметных шрама под левым соском, дорожка темных волос, скрывающаяся в брюках. Он явно старается держать руку так, чтобы не было видно метку на предплечье, но она меня сейчас волнует меньше всего. Я чуть наклоняюсь и сжимаю губами сосок, ласкаю языком кожу. Кладу руку на заметную выпуклость в брюках и поглаживаю возбужденный член. Он шумно выдыхает, сжимает мою ладонь и отводит в сторону, прикасается пальцами к подбородку, вынуждая поднять голову. Я подчиняюсь и встречаюсь с ним взглядом. Он легко целует меня в губы и, взяв за руку, ведет к кровати. Пока он сдергивает покрывало, я быстро скидываю ботинки и носки. Он делает то же самое – только не так спешно и неловко, как я. Затем подходит ко мне, одной рукой расстегивает мои брюки и стягивает вниз. Я переступаю через них, и тут его пальцы смыкаются на моем члене… Он двигает рукой вверх-вниз, то замедляя, то убыстряя темп, кружит большим пальцем по головке. Он словно знает, чего именно я хочу. Это странно, потому что я и сам этого точно не знаю. Наслаждаясь ощущениями, я глажу его плечи, спину, перебираю пальцами волосы, покрываю короткими поцелуями его лицо… Весь мир сжимается до одной маленькой, ослепительно яркой точки, и я с громким стоном кончаю, уронив голову ему на плечо. Мерлин, ну почему так быстро?.. – Тебе семнадцать, – тихо говорит он, словно прочитав мои мысли. – Но и тебе не сто пятьдесят, – замечаю я, отстранившись, и тяну руку к застежке его брюк. Он перехватывает мою руку и явно собирается что-то сказать. – Северус, если ты сейчас предложишь мне уйти, я просто не знаю, что сделаю. Он на миг сдвигает брови, но тут же усмехается. Брюки, впрочем, все равно расстегивает сам. Я сажусь на кровать и наблюдаю, как он снимает их, а затем и трусы. В горле появляется комок, а рот моментально наполняется слюной. Если по комплекции он мне уступает, то здесь все с точностью до наоборот. И это при том, что мне, в общем, не на что жаловаться. Он подходит к кровати, глядя на меня вызывающе, я беру его за руку и тяну к себе. Он не сопротивляется, и через секунду мы оба уже лежим рядом. Я сжимаю его горячий, подрагивающий от возбуждения член и медленно провожу по нему рукой… и еще раз… и снова… Он запускает пальцы в мои волосы, притягивает к себе и целует так, что я чуть не сбиваюсь с ритма. Зубами прикусывает губы, жадно исследует мой рот языком. Наконец, поцелуй прерывается, и я, не прекращая двигать рукой, перемещаюсь ниже. Движение собственной руки по его длинному, темному от прилива крови члену завораживает, и я чувствую, что снова начинаю возбуждаться. Наклонившись, я медленно провожу языком по темно-розовой головке. Северус издает сдавленное шипение, и я повторяю свой маневр, наслаждаясь острым, солоноватым, невероятно возбуждающим вкусом и не менее возбуждающим мускусным запахом. Его дыхание учащается, я ускоряю темп, целую его грудь, прикусываю сосок и тут же облизываю круговыми движениями. Из его горла вырывается хриплый стон, цепкие пальцы сжимают мое плечо, член пульсирует, и тут же мою руку орошает теплая жидкость. Северус чуть дрожащей рукой убирает прилипшие к лицу волосы и пристально смотрит на меня, словно пытаясь разглядеть что-то, чего я и сам пока не вижу. Я откидываюсь на подушку, подношу перепачканную руку к лицу и медленно с удовольствием провожу языком по ладони, слизывая чуть горьковатую сперму. Его глаза расширяются, и через секунду я оказываюсь придавлен к кровати и попадаю под град поцелуев, поглаживаний и нежных укусов. Сил хватает только на то, чтобы стонать, вскрикивать и целовать его в ответ – туда, куда получится дотянуться. Члены соприкасаются, трутся друг об друга, и от этого невероятного ощущения темнеет в глазах. – Хочу тебя! – выдыхаю я, царапая ногтями его спину. Он отстраняется и смотрит на меня вопросительно. Я поспешно киваю, подтверждая свои слова. – Слева от тебя тумбочка, – спокойно говорит он. – В тумбочке небольшая банка. Достань ее. Нетрудно догадаться, что он имеет в виду, поэтому, ни о чем не спрашивая, я быстро достаю из тумбочки емкость с любрикантом. Протягиваю было ему, но он качает головой и крепче сжимает на баночке мои пальцы. Ну да… конечно… следовало сразу понять… Может быть, когда-нибудь потом, но сейчас, после всего этого, я просто не имею права требовать от него такого. Вот только смогу ли я? Один раз я уже делал это, но тогда все получилось так глупо, что даже вспоминать не хочется. Северус улыбается ободряюще, гладит меня по щеке и переворачивается на живот. У меня перехватывает дыхание, когда я смотрю на его подтянутую задницу, на белую спину, абсолютно гладкую, если не считать нескольких едва заметных шрамов – напоминание о шпионской деятельности или еще о чем-нибудь столь же неприятном. Пусть это – не совсем то, чего бы мне от него хотелось, но мысль о том, что он позволяет мне такое, невероятно заводит сама по себе. Вот только причинить ему боль я не хочу. Ни за что на свете. Мне даже думать об этом страшно. Наверное, и ему тоже. Я покрываю короткими поцелуями его спину, подольше задерживаясь на шрамах. Вкладываю в эти поцелуи всю нежность, которую сейчас испытываю. Затем кладу руки на его ягодицы, массирую их и разминаю, и он шире раздвигает ноги. – Северус… – нерешительно говорю я, – а ты раньше когда-нибудь это делал? В смысле, я бы не хотел… – Ты сам как думаешь, Невилл? – нетерпеливо перебивает он. – Мне не семнадцать лет. Давай уже, не тяни! Я открываю баночку с любрикантом, щедро смазываю пальцы и, проведя ими по впадинке между ягодицами, проталкиваю один в тугое отверстие – медленно и осторожно. Он шипит, а мышцы плотно обхватывают мой палец. Как в таком узком пространстве вообще член помещается? Постепенно его мышцы расслабляются, и я добавляю второй палец. Ввожу их на всю глубину, растягиваю, нащупываю гладкий шарик простаты. Он негромко стонет, подаваясь навстречу, и я добавляю третий палец. – Хватит, – сдавленно говорит он, поднимаясь на четвереньки. – Просто сделай это. – Но… – Без «но». Этого достаточно. Давай уже! Спорить с ним я не хочу, тем более перейти к делу я и сам, в сущности, не против – возбуждение становится почти болезненным. Просто не хочется причинять ему никакого дискомфорта. Но раз он говорит, что этого достаточно… Ему, в конце концов, виднее. Я щедро смазываю любрикантом член, приставляю его к пульсирующему отверстию и медленно проталкиваю внутрь головку. И замираю, привыкая к новым ощущениям и давая привыкнуть ему. Но он ждать явно не хочет и насаживается на мой член так резко, что я громко вскрикиваю и с трудом удерживаю равновесие. Перед глазами сверкают молнии, голова идет кругом, а весь смысл жизни, кажется, заключается в невероятном, одуряющем наслаждении от горячей пульсации вокруг члена. – Двигайся, – цедит Северус сквозь зубы. И я двигаюсь. Поначалу медленно, но долго это не длится, потому что он сам ускоряет темп, подаваясь навстречу. Я сжимаю его член, двигаю рукой в такт толчкам, все быстрее и быстрее. Перед глазами мелькают разноцветные пятна, его стоны сладкой музыкой проникают в уши. Сознание затуманивается, наслаждение становится настолько острым, что сдерживаться дальше невозможно, и я с громким криком кончаю, чуть не падая на него. Блестящий от спермы член легко выскальзывает из отверстия. Несколько быстрых, резких движений рукой – и он тоже со стоном кончает, падает на влажную от пота и спермы простыню, и тут же перекатывается на бок. Я трясу головой, пытаясь вернуть ощущение реальности, и ложусь рядом. Рука, как и до этого, перепачкана спермой. Я подношу ее к губам и облизываю пальцы. Северус следит за мной глазами. – Во всяком случае, теперь я знаю, чем в следующий раз поливать мясо вместо соуса, – хрипло произносит он. Я фыркаю и крепко обнимаю его, прижимаясь всем телом. Нет, ну что за человек! Даже в постели язвит! И как же мне, черт возьми, это нравится! – Отпусти меня. Нужно почиститься. – Мне и так хорошо, – сообщаю я, не двигаясь. – Когда все это засохнет, ты изменишь свое мнение, – хмыкает он. Я неохотно разжимаю руки. Северус достает палочку, одним взмахом уничтожает все следы спермы с белья и с наших тел и вытягивается на простыни. Я снова придвигаюсь к нему, обнимаю одной рукой и осторожно спрашиваю: – Ты в порядке? – Похоже, чтобы было иначе? – Нет… но с тобой никогда нельзя знать заранее… – Все хорошо, – заверяет он, гладя меня по волосам. – Спи. Завтра рано вставать. Спать действительно хочется. Я уже чувствую приятную слабость и поудобней устраиваю на подушке голову, почти касаясь губами его плеча. – Северус… – бормочу я почти беззвучно. – Ну, что еще? – А ты завтра не изменишься? – В каком смысле? – Ну, не начнешь называть меня по фамилии, не станешь требовать соблюдения субординации и уверять, что все это было большой ошибкой? Он молчит так долго, что на секунду мне даже становится страшно. А затем тихо произносит: – Не стану, Невилл. Спи уже. Я блаженно и, наверное, на редкость глупо улыбаюсь, целую его плечо и закрываю глаза. Теперь все будет по-другому.
Меня будит тихий голос, произносящий мое имя, и легкое прикосновение к плечу. Я моргаю и пытаюсь понять, где нахожусь. Симусу этот голос принадлежать не может, Джинни – тем более, значит, я не в гриффиндорской спальне. О том, что произошло ночью, я помню, вот только с трудом верится, что это было на самом деле. Быть может, мне все-таки удалось забиться в пустой класс, и я сейчас лежу там, свернувшись калачиком, и до сих пор вижу прекрасный сон? – Я не сплю? – задаю я самый идиотский вопрос, какой только можно было придумать. – Очевидно, нет, – со смешком отвечает голос Северуса. – То есть мы действительно занимались сексом? – Полагаю, что это называется именно так. Ты соизволишь хотя бы голову повернуть? – Я боюсь. Вдруг я ее поверну, а ты исчезнешь? Вдруг все это мне приснилось? – Невилл, прекрати изображать из себя малолетнего мнительного фантазера! – в голосе появляется едва различимая нотка раздражения. – Тебе это решительно не идет. Я поспешно соглашаюсь и оборачиваюсь, ожидая увидеть Северуса уже одетым и застегнутым на все пуговицы. Но никакой одежды на нем пока нет. Он полулежит, облокотившись на подушку, до пояса прикрытый одеялом, и изучающе меня разглядывает. – Доброе утро! – радостно говорю я, наблюдая, как он, мотнув головой, отбрасывает назад рассыпавшиеся по плечам волосы. – Мне бы твой оптимизм, – хмыкает он. – Как ты себя чувствуешь? – Невилл, ты меня поражаешь. Учитывая то, что с тобой вчера сотворила эта жертва инбридинга1, это я должен задавать тебе такие вопросы, – заявляет Северус, закатывая глаза. – Что-нибудь болит? – Нет, а у тебя? – Еще одна глупость, и ноги твоей здесь больше не будет! – сердито предупреждает он. Я замолкаю и отворачиваюсь, разыскивая глазами брюки, которые бросил вчера черте куда. – Все в порядке, – говорит он мягче, видимо, решив, что я обиделся. – Более чем в порядке. А ты не вставай пока. Нужно обработать твою спину. – Но я думал, ты еще вчера все сделал. – Сделал, – подтверждает он. – Однако, полагаю, твои друзья захотят узнать, как на тебе отразилось вчерашнее… хм… взыскание… Да и сама Кэрроу может кому-то рассказать. Тебе нужно что-то предъявить. – Но я не хочу никому ничего говорить! Джинни и без того… – Ты не можешь быть уверен, что они не узнают, – нетерпеливо произносит Северус. – В нашей ситуации никакие предосторожности не могут быть лишними… – Ты прав, – признаю я. – Разумеется. Ложись на живот. Я вытягиваюсь на кровати, устроив голову на подушке так, чтобы видеть его. Он достает из тумбочки флакон с зельем и наносит его на ладони. Что-то здесь не так… – Северус, а ты сразу же, как проснулся, меня разбудил? – Ну да, а что? – Да нет, ничего… – я задумываюсь. Странно это как-то… Сформулировать мысль мне так и не удается – его руки ложатся на мою спину. На этот раз никакой боли нет. Совсем наоборот – это приятно. Зелье, судя по всему, обладает согревающим эффектом, я чувствую тепло и легкое безболезненное покалывание прямо под кожей. Вскоре тепло становится не только спине. Справиться с растущим возбуждением нет никакой возможности, и я ерзаю, потому что лежать на животе чертовски неудобно.
|