Глава 11. Со стороны виднее 45 страница
– Ну, здравствуй, Лонгботтом! – вкрадчиво произносит он мерзким голосом, дыша на меня алкогольными парами. – Какая неожиданная встреча! Я пытаюсь взглядом дать ему понять, что обо всем этом думаю, и жалею, что не имею возможности зажать нос. Мерлин, неужели от меня тоже так разит, когда я выпью? Впрочем, вряд ли. От Северуса приятно пахло, даже когда он напился до невменяемого состояния. Наверное, это зловонное дыхание самого Крэбба в сочетании с огневиски дает такой эффект. – Ты не рад меня видеть? – притворно удивляется он и вдруг резко наклоняется и больно дергает меня за волосы: – Думаешь, ты такой крутой, Лонгботтом? Ответить ему я, естественно, не могу. Но вообще-то думаю, что да, я действительно такой крутой. В противном случае он не нападал бы на меня так трусливо, а разобрался по-мужски. Он презрительно ухмыляется, поднимается на ноги и командует: – Идите все сюда! Сейчас мы ему устроим! Из-за поворота подтягиваются пьяно ухмыляющиеся слизеринцы – Гойл, Забини и Нотт. Через секунду за ними следует Малфой – бледный, почти трезвый и как будто напуганный. – Лонгботтом, где же твои приятели? – ехидно осведомляется Нотт. – Без них ты не такой храбрый! А вы? Уроды, чтоб вас сотня троллей оттрахала! Какое-то время они топчутся надо мной, глумятся и показывают пальцем, точно невоспитанные детишки во время прогулки по заповеднику. Только Малфой сразу вызывается караулить коридор на случай появления кого-то из преподавателей и исчезает за поворотом. Вскоре развлечение им надоедает. Оскорбления начинают повторяться, и мне даже становится скучно. Хоть бы у своего декана – теперь уже бывшего – поучились. Зря он, что ли, столько лет с ними возился? Крэбб снова садится на корточки и смотрит на меня, прищурив свои поросячьи глазки. – Я давно хотел с тобой рассчитаться, Лонгботтом! – зловеще сообщает он. – И за это, – он с отвратительным звуком плюет мне в лицо, от чего я с трудом сдерживаю рвотный позыв. – И за это, – он хватает мою руку и резким движением выворачивает. Кисть пронзает сильная боль. Ублюдок! Я-то тебя тогда не обездвиживал! Одновременно с этим их заклинание спадает, и я понимаю, что снова могу шевелиться. Я стараюсь незаметно протянуть неповрежденную руку к его карману, из которого торчит моя палочка, но мой маневр замечает Гойл: – Винс, аккуратней! Крэбб вскакивает с неожиданной для его телосложения и состояния прытью. – Не так быстро, Лонгботтом! – он со всей дури бьет меня тяжелым ботинком в грудь. Я сдавленно охаю. Дыхание перехватывает, и я непроизвольно сжимаюсь в комок. Следующий удар приходится по лицу. От резкой боли темнеет в глазах, и мне только чудом удается сдержать стон. Рот наполняется кровью. Кажется, мерзавец не только сломал мне нос, но и выбил пару зубов. Другой ботинок бьет по ребрам. Третий ударяет со спины. С каждым из них по отдельности я бы справился без проблем. И с двумя бы справился. Но их четверо, а ботинок – восемь. Ботинки Малфоя не в счет – он участия не принимает, только следит, чтобы никто сюда не зашел. Я, как могу, пытаюсь уворачиваться от ударов, но ног слишком много. Они уже, по-моему, не очень смотрят, куда бьют. Плевать, лишь бы ударить! Какие там палочки – эти типы, кажется, и думать о них забыли. От боли я уже совсем перестаю что-либо соображать, а они, наоборот, все больше воодушевляются. До меня доносится тяжелое дыхание и отрывистые смешки. Похоже, это их здорово возбуждает. Сочувствую девушкам, которые попадутся у них на пути. В ушах шумит все громче и громче, и я почти перестаю воспринимать происходящее. Даже боль. Последнее, что я слышу, прежде чем потерять сознание, – это легкий стук дерева об пол. Когда я прихожу в себя, слизеринцев рядом уже нет. Только валяется моя волшебная палочка – как ни странно, вполне себе целая. Я поднимаю ее и пытаюсь сесть. Получается с трудом. Болит все тело, словно на мне нет ни одного живого места. Наверное, так оно и есть. Сломанная рука безвольно повисла, губы распухли, правый глаз никак не желает полностью открываться, а к носу я даже притронуться боюсь. Обследовав языком зубы, я обнаруживаю, что как минимум два из них вполне готовы в ближайшее время покинуть челюсть. Странно, что сама челюсть не сломана. Грудь и живот, судя по ощущениям, превратились в один огромный синяк. Я обессилено прислоняюсь к стене. Надо бы встать, но, боюсь, сделать этого я не в состоянии. Слишком больно, да и крови, кажется, потерял немало. Во всяком случае, ею залит весь пол и моя мантия. Руки тоже окровавленные и грязные. До меня доносятся чьи-то голоса. Хоть бы это был кто-то из наших! Но нет, ничего подобного, к сожалению. Из-за поворота показывается стайка слизеринцев – шестой курс, по-видимому. Удивленно смотрят на меня, некоторые неуверенно хихикают. Я закрываю глаза. Просить их о помощи бесполезно, да и неразумно. А видеть не хочется. Я слышу, как они проходят мимо. Надо подождать, пока шаги окончательно затихнут, а потом позвать Лауди. Вдруг что-то падает мне на колени. Я вздрагиваю от неожиданности и распахиваю глаза, но успеваю увидеть только светлую макушку, скрывающуюся за поворотом, да краешек мантии. Опустив взгляд, я вижу у себя на коленях какой-то предмет, завернутый в светло-голубой шелковый платок. Разворачиваю его здоровой рукой и с изумлением обнаруживаю, что это не что иное, как флакон с зельем. С кровевосстанавливающим зельем… Внимательно изучив платок, я замечаю в уголке вышитые инициалы «А. Г». Это же… Астория Гринграсс, ну конечно! Она ведь одна только светленькая на этом курсе! Бодрым и полным сил это зелье меня сейчас не сделает, но все же это гораздо лучше, чем ничего. Я зубами снимаю крышку и опустошаю флакон. Через несколько секунд ожидания я чувствую, что кровь начинает быстрее бежать по жилам. Теперь я смогу хотя бы встать. Спрятав в карман флакон и платок, я с трудом поднимаюсь. Просто поразительно! Как она только решилась на такое? Главное, чтобы никто не узнал. Даже нашим лучше ничего не говорить. Страшно представить, что с этой девочкой сделают Кэрроу, если им станет известно, что она мне помогла! Да и студенты тоже могут основательно жизнь испортить. Еле передвигая ноги и держась за стенку, я сворачиваю за угол… и нос к носу сталкиваюсь с Северусом. Рядом с ним с ноги на ногу переминается Крэбб, поэтому его лицо при виде меня выражает лишь брезгливое отвращение. Мое, понятное дело, тоже. – Видите, сэр, все с ним в порядке, – бормочет Крэбб. – Неужели? – холодно говорит Северус и обращается ко мне: – Что с вами произошло, Лонгботтом? – Ничего, – мрачно отвечаю я, старательно имитируя ненависть. – Винсент, – Северус снова поворачивается к Крэббу, – вы ведь помните наш разговор? – Да, сэр, – неохотно кивает Крэбб. – В таком случае, мне не вполне понятно ваше поведение. – Он сам на нас напал, профессор! – выкрикивает этот потомок тролля. – Мы просто защищались! Я, не сдержавшись, фыркаю и тут же жалею об этом, потому что смех отзывается болью во всем теле. – Возможно, – дипломатично соглашается Северус, бросив на меня уничтожающий взгляд. – Однако вы должны отдавать себе отчет в своих действиях. Вы ведь не хотите, чтобы у вас были проблемы? – Нет, сэр! – Крэбб моментально серьезнеет и нервно сглатывает. Боишься Темного Лорда, трус несчастный! Кто бы сомневался! – Вот и славно, – подводит итог Северус. – Идите в гостиную… – Крэбб поспешно ретируется, и его взгляд снова останавливается на мне: – А вы, Лонгботтом, должны научиться вести себя и не провоцировать окружающих. Следуйте за мной! Я следую. Поминутно спотыкаясь, держась за стены и цепляясь за перила. Хорошо, что от его кабинета нас отделяет всего лишь один этаж, поэтому мои мучения длятся недолго, и вскоре я оказываюсь там, где можно, по крайней мере, не притворяться. Финеас Блэк при виде меня присвистывает и вопросительно смотрит на Северуса, но объяснений не дожидается. Мне кажется, что это не очень вежливо, поэтому я тяжело опускаюсь в кресло и доверительно сообщаю: – Я на них напал. – Прошу прощения, Лонгботтом? – осведомляется бывший директор, пощипывая бородку. – Стояли себе пятеро слизеринцев, никого не трогали, – поясняю я, хихикая. – А тут я мимо шел, ну и решил напасть. Почему нет? – все это кажется мне таким забавным, что от хохота я едва не падаю с кресла. – Такой вот я подлец, профессор Блэк, можете себе представить? – Ну, хватит! – резко говорит Северус и сует мне под нос флакон. – Выпей это! Я послушно глотаю кисловатую жидкость. За этим зельем следует еще одно – приторно сладкое – а затем дополнительная порция кровевосстанавливающего. После этого он сращивает мои многочисленные переломы. – У меня зубы шатаются! – сообщаю я. – Передние, между прочим. Я буду тебе нравиться, если они выпадут? – Ты мне и так не нравишься, – заявляет он. – Помолчи лучше. – Шрамы должны остаться, чтоб никто ничего не понял! – Никуда не денутся твои шрамы, только заткнись! Где-то минут через тридцать я с помощью Северуса прихожу в себя настолько, насколько это вообще возможно. Извиняюсь перед портретами за свое чрезмерно неформальное поведение и шмыгаю вслед за Северусом в гостиную. По правде сказать, я бы с удовольствием чего-нибудь выпил. Огневиски, например.
– Так нечестно! – заявляю я, сердито наблюдая, как он наливает себе вино, а мне – чай. – Вот теперь не покажу тебе, что у меня есть! Северус вопросительно поднимает бровь, и уголки его губ начинают подрагивать от сдерживаемого смеха. Я и сам понимаю, как по-детски это прозвучало, поэтому, махнув рукой, со смешком достаю из кармана перепачканный кровью шелковый платок. Он внимательно изучает его, чуть ли не обнюхивая, удовлетворенно кивает и возвращает мне. – Ты как будто даже не удивлен, – разочарованно замечаю я, очистив платок от пятен и спрятав его обратно в карман. – Скажем так: немного удивлен, но уж точно не шокирован, – поправляет он. – В конце концов, именно мисс Гринграсс рассказала мне о сегодняшнем инциденте. – Серьезно? – недоверчиво спрашиваю я. – И как она только решилась? – Она ведь слизеринка, – напоминает Северус с такой гордостью, словно лично занимался ее распределением. – Она преподнесла все так, что даже будь я тем, кем она меня считает, едва ли мог бы что-то заподозрить. Еще и Драко с собой привела, судя по всему, именно он сообщил ей о том, что вытворяют его однокурсники. – Ну надо же! И как он себя вел? – Нервничал. Тем не менее, не похоже, чтобы избиение младенцев доставило ему удовольствие. – Дурацкое сравнение! – раздраженно говорю я. – Да и мне, знаешь ли, от этого не легче. Если ему это не нравится, мог бы хоть как-то проявить! Хотя бы зелье передать, как Астория… – Какое зелье она тебе дала? – подозрительно спрашивает Северус. – Надеюсь, не кровевосстанавливающее? – Э-э-э… ну да, его… – Болван! Сразу не мог сказать? – он смотрит на меня, как на идиота. – Я бы тогда не стал тебе его давать. – И что теперь со мной будет? – я напрягаюсь и внимательно прислушиваюсь к своим ощущениям. – Ничего смертельного, – отмахивается Северус. – Возможно кровотечение из носа, головокружение, шум в ушах – стандартные симптомы передозировки… Ну, собственно, как я и сказал, – добавляет он, внимательно вглядываясь в мое лицо. В ту же секунду я чувствую, что в носу становится горячо, и по губам стекает струйка крови. Снова пачкать кровью платок Астории мне совсем не хочется, поэтому я вытираю нос рукавом мантии. Северус брезгливо морщится. – Ты омерзителен, – взмахом палочки он призывает откуда-то с другого конца гостиной кусок чистой ткани и командует: – Вытрись, прижми к носу и запрокинь голову. Я подчиняюсь и откидываюсь в кресле. – В ушах не шумит, – сообщаю я через пару минут. – А вот голова и вправду кружится. – Не обращай внимания, скоро пройдет, – равнодушно бросает он. Я чувствую себя немного уязвленным. Конечно, он всегда мне помогает в сложных ситуациях, но простого человеческого сочувствия от этой сволочи не дождешься. – Вообще, все это действительно странно, – говорю я, задумчиво, решив не принимать его реакцию, точнее, отсутствие таковой, близко к сердцу. – Что именно тебя удивляет? – спокойно осведомляется Северус. – Что тебе помогла посторонняя девчонка, или то, что эта девчонка – студентка Слизерина? – И то, и другое, наверное, – признаюсь я. – Все-таки она староста, и все такое… – То есть о том, что к Пожирателям смерти она и ее семья не имеют никакого отношения, ты благополучно забыл? – в его голосе появляется холод. – Не забыл. Но ее ведь никто сейчас не трогает! И другие тоже не особенно рвутся нам помогать! – И это значит, что их все устраивает? Если ты не помнишь, в Слизерине и учится, и училось немало полукровок, отцы и матери которых – магглы и магглорожденные волшебники. Им, по-твоему, тоже все нравится? – холод в голосе становится прямо-таки арктическим. – Да не знаю я, что им нравится! – в отчаянье восклицаю я. – Ладно, оставим в покое учеников – другие факультеты тоже стараются Кэрроу лишний раз не злить. А как насчет взрослых магов? Почему бы им не принять нашу сторону, если все так, как ты утверждаешь? – А почему они должны принимать вашу сторону? – свирепо спрашивает он, повышая голос. – Что вы им такого хорошего сделали? Вы же их в Пожиратели смерти записываете за одну только факультетскую принадлежность! – Да при чем тут факультет? – я тоже повышаю голос и выпрямляюсь в кресле, отбрасывая в сторону окровавленную тряпку. – Как прикажешь понять, что они на самом деле думают? – А откуда им знать, что вы вообще станете их слушать? Да и станете ли? – Но ведь есть же правда, Северус! Если они понимают, что Темный Лорд не прав, они должны сражаться за это! – Сражаться за правду? – он зло смеется. – Думаешь, кому-то нужна правда? Большинство людей интересует только собственное благополучие и благополучие близких. До всего прочего им мало дела. – Отлично! – восклицаю я, стукнув кулаком по столу. – Получается, что они не согласны с нынешней политикой Министерства, но сидят и трусливо помалкивают, я правильно понимаю? – Очень интересно, Лонгботтом, – растягивая слова, произносит Северус. – Ты не винишь Лавгуда за то, что он сдал Поттера Пожирателям смерти. Не винишь Эббот за то, что она осталась с отцом. Не винишь Боунса за то, что он исчез вместе со своей семьей. Ты даже не винишь Уизли за его глупый побег. Но бывших и нынешних слизеринцев ты почему-то обвиняешь в трусости, хотя они тоже думают о своих семьях. Не замечаешь никакого парадокса? – Но ты… – А что – я? Я ничем не хуже и не лучше других слизеринцев. Но, во-первых, у меня нет никакой семьи, а, во-вторых, я оказался в такой ситуации, когда от меня требуются конкретные действия и практически отсутствует альтернатива, – он болезненно морщится и, чуть помедлив, кивает на меня: – Вот ты, например. Студент Гриффиндора, приятель Гарри Поттера, твои родители пострадали от рук Пожирателей смерти, а твоя бабушка придушила бы тебя подушкой, вздумай ты остаться в стороне от военных действий. Все просто, не так ли? – Не понимаю, о чем ты говоришь, – признаюсь я смущенно, пытаясь разобраться в его логике. – О выборе, Лонгботтом, – поясняет он неожиданно мягко. – О выборе, который сложно, а порой и вовсе невозможно сделать. О выборе меньшего из зол. – Но почему зол? – непонимающе спрашиваю я. – Ладно, допустим, они беспокоятся о своих семьях. Но ведь они могли бы попросить защиту у кого-то из членов Ордена Феникса, или… – Защиту? – переспрашивает Северус с сарказмом. – Ты ведь это не серьезно? Члены Ордена даже себя не могут защитить, не говоря уже о ком-то другом. – Ну, знаешь… – Знаю, – перебивает он жестко. – Между прочим, ты абсолютно прав, поскольку предложил оптимальный выход. Вот только, как ты совершенно справедливо заметил ранее, чистокровным магам действительно ничего не угрожает. Следовательно, это члены Ордена должны думать о том, чтобы переманить на свою сторону как можно больше людей. Обеспечить их безопасность, заручиться поддержкой. – Но у них не было на это времени! – возражаю я. – У них было два года. Более того, и до этого многие понимали, что Темный Лорд рано или поздно вернется. Следовало получше подготовиться к встрече с ним. – Почему же Дамблдор этого не сделал? – У него своя стратегия, которая недоступна твоему пониманию, – заявляет Северус и смотрит на меня так сердито, словно это я только что обвинил Орден Феникса в неправильной политике. Ну вот и как его понять? Видимо, никак. Моему пониманию недоступна не только стратегия предыдущего директора Хогвартса, но и логика нынешнего. – Оставим это, – устало говорит Северус, внимательно глядя на меня. – Ты пока еще слишком молод, чтобы оценивать происходящее с такой точки зрения. Я киваю. Спорить нет ни сил, ни желания. Все равно ведь окажется, что он кругом прав, а я – баран. По-другому с ним не бывает. Тем более, он сейчас слишком злой для обстоятельных объяснений собственных слов. – Значит, ты ожидал от Астории чего-то подобного? – спрашиваю я через несколько минут. – Мисс Гринграсс – одна из моих лучших учениц, – самодовольно заявляет он. – Вот как? – Именно. И, между прочим, прекрасно разбирается в зельеварении. Не хватает только опыта, но это дело наживное. – Ты всех учеников исключительно по знанию зелий оцениваешь? – со смешком интересуюсь я. – Вовсе нет. За кого ты меня принимаешь? – оскорбленно возражает он. – В Слизерине много перспективных студентов с удовлетворительными знаниями. – А так, чтобы совсем не разбирались? – Такого не бывает! – отрезает он. – Ну, конечно! – фыркаю я. – В Слизерин попадают лучшие из лучших: гениальные зельевары, аристократичные хорьки, потомки троллей, темные лорды… – Не язви! Ты не понял. Я имею в виду, что каждый студент в этой школе вполне способен получить за СОВ по зельеварению хотя бы «удовлетворительно». И получали – во всяком случае, до тех пор, пока этот предмет преподавал я. – Что ты хочешь этим сказать? – С тех пор, как Слагхорн уволился, и я взял на себя все семь курсов, зельеварение не провалил ни один студент, – поясняет Северус таким тоном, словно это нечто само собой разумеющееся. – Не может быть! – изумленно восклицаю я. – Тем не менее, так и есть. Твоего декана, кстати говоря, это здорово нервирует – трансфигурацию каждый год кто-то проваливает, – с довольным видом сообщает он. – Она была уверена, что у меня ничего не выйдет. – Если ты скажешь, что вы с ней поспорили… – Не совсем, – смеется он. – Видишь ли, после ухода Слагхорна моя манера преподавания показалась избалованным старшекурсникам чрезмерно суровой. Они не придумали ничего умнее, чем сесть на уши своему декану, а она, в свою очередь, провернула тот же номер с ушами директора. Он добродушно сообщил, что я имею полное право проводить занятия так, как считаю нужным. – А МакГонагалл? – заинтересованно спрашиваю я. – О, она зашипела, распушила хвост и заявила, что с таким отношением ни один студент нормально не сдаст СОВ, а те, кому это удастся, раньше повесятся на собственных галстуках, чем возьмут зельеварение на ТРИТОН, – рассказывает он, ухмыляясь. – По-моему, на уроках она немногим мягче тебя, – замечаю я. – Ну, это как посмотреть. Полагаю, ее раздражал тот факт, что вчерашний студент внезапно стал не только ее коллегой, но и конкурентом. В общем, я сказал ей, что, пока буду преподавать в этой школе, СОВ по зельеварению не провалит ни один студент. Даже гриффиндорец. А за ТРИТОНы все будут получать только заслуженные «превосходно». Так оно с тех пор и происходит. Как видишь, моя манера преподавания приносит плоды. – Здорово! – восхищенно говорю я и недоверчиво спрашиваю: – Так ты специально это делаешь? Мне казалось, тебе просто нравится над нами издеваться. – Мне действительно это нравится, – подтверждает Северус. – Так что можешь считать, что я совмещаю приятное с полезным. – Между прочим, шутка над Гермионой и ее зубами была очень жестокой, – внезапно вспоминаю я. – Зато она наконец-то привела их в порядок, – парирует он. – А то смотреть было тошно – волшебница, называется. Я все ждал, когда она скобы нацепит. Я захлопываю рот. Вот всегда он найдет, что ответить! И главное, придраться не к чему, хоть я и понимаю прекрасно, что вовсе он об этом не думал тогда! Хотя Мерлин его знает, о чем он думал… Северус с ухмылкой смотрит на меня и неожиданно серьезнеет – брови сходятся на переносице, а возле губ появляется жесткая складка. Я сразу же напрягаюсь. – На самом деле, у меня плохие новости, – наконец, произносит он. – Не хотел тебе сразу говорить. – Что-нибудь с Гарри? – испуганно спрашиваю я. – Ну, об этом ты, полагаю, узнал бы раньше меня, – резонно замечает он. – Нет, дело не в нем. Я ведь рассказывал, что кое на кого мне удалось наложить следящие заклинания? – дождавшись кивка, он продолжает: – Сейчас в лесах повсюду шныряют егеря. Некоторые из них работают на меня, хоть и не знают об этом. Их поисками я руковожу, поэтому они никогда никого не ловят. Но есть и те, кто действует по собственной инициативе. Контролировать их всех я не могу, – он раздраженно морщится. – Кто-то попался? – Можно сказать и так, – он коротко кивает. – Дирк Крессвелл, Тед Тонкс и гоблин Горнук убиты. Оказались между двумя группами егерей и не успели вовремя аппарировать. – Жаль… Но ты ведь не виноват! – Да я себя и не виню, – тяжело вздыхает Северус. – Но ты еще не все знаешь. С ними были Дин Томас и твой приятель Грипхук. – Они… – я нервно сглатываю, не решаясь задать вопрос. – Живы, – поспешно говорит он. – Им удалось сбежать. – Слава Мерлину! – выдыхаю я. – А Симусу надеру уши! Впервые слышу, что Дин путешествует в такой компании… А, впрочем, неважно! – перебиваю я сам себя. – На Грипхуке ведь Следящие чары? Северус неопределенно хмыкает. – Что-то не так? – Ты же знаешь, что чары необходимо обновлять. Я как раз собирался это сделать, но… – Не успел, – заканчиваю я. Он мрачно кивает. – Не знаю, сколько еще им удастся скрываться. Теперь я ничем не смогу помочь. Впрочем, в случае чего, у мисс Лавгуд появится неплохая компания. Меня передергивает от этих слов, хоть я и понимаю, что не думает так на самом деле. – Из-за Луны у меня вообще душа не на месте, – признаюсь я. – Как она там в этой дыре? Поверить не могу, что нет никакого способа ее вытащить! Северус качает головой. – Но ты же сам говорил, что выход всегда есть! – я лихорадочно размышляю. Внезапно меня осеняет, и я возбужденно подпрыгиваю в кресле и взмахиваю рукой, едва не сбив со стола чашку. – Северус, а как насчет эльфов? Мы ведь можем послать кого-то ей на выручку? Эльфы, с их магией, вполне способны не только аппарировать куда угодно, но и утащить с собой толпу волшебников! – Исключено! – сухо отрезает он. – Но почему? – Во-первых, Хелли и Рэмси не позволят своим эльфам так рисковать. Во-вторых, едва ли кто-то из них был в Малфой-мэноре… Полагаю, твоя Минси тоже там не была, – предупреждает он мой вопрос. – Эльф, конечно, может аппарировать куда угодно по зову хозяина, это верно. Однако они не всемогущи, что бы по этому поводу не думал Лауди. – Ладно, – соглашаюсь я. – А Добби? Он ведь где-то в школе, не так ли? Малфой-мэнор он знает. К тому же, обожает Гарри, так что его желание помочь никого не удивит. Достаточно только сказать, что я услышал, где держат Луну, и… – Ты ничего не будешь говорить Добби! – не терпящим возражений тоном перебивает Северус. – Ты вообще к нему не приблизишься! – Северус, я знаю, что он странный! Но он не откажется помочь, я уверен! Если объяснить ему, что нужно делать… – Нет! – Да почему же! – Добби ненадежен, и ему нельзя доверять, – сердито говорит он. – Он вел себя не вполне адекватно еще во время службы у Малфоев. – Еще бы, когда они били его смертным боем! – возмущенно замечаю я. – Это он тебе сказал? Или Поттер? – Да какая разница? Или скажешь, это не так? – Уж точно не так, как ты думаешь! – презрительно фыркает Северус. – Я расскажу, что такое Добби, если моего слова тебе не достаточно. – Ты не понял, я вовсе не хотел сказать… Он пресекает мои жалкие попытки оправдаться властным взмахом руки и велит заткнуться. Я подчиняюсь – а что мне еще делать? – Добби всегда был со странностями. Несвойственное среднестатистическим домовикам свободолюбие плюс патологическая рассеянность и полное отсутствие понятия о бинарной логике. Он часто путал приказы и делал не то, о чем его просят. Люциуса это злило, а Добби с перепугу путался еще больше. Нередко случались всякого рода казусы во время званых вечеров, которые проводились в Малфой-мэноре… – Допустим, но бить из-за этого – не слишком ли? – Из-за этого его никто и не бил. Если не считать побоями несколько честно заработанных подзатыльников. – Все равно! Да я в жизни руки на эльфа не под… – я осекаюсь, вспомнив, как замахнулся на Минси прошлым летом, и отвожу взгляд, мучительно краснея. Северус либо ничего не замечает, либо делает вид, что не заметил, и спокойно продолжает: – Как бы то ни было, причина не в этом. Люциус подумывал о том, чтобы избавиться от него, но из-за такой ерунды домовых эльфов никто не выгоняет. Кроме того, найти нового не так-то просто, да и подчиняющее заклятие не сразу входит в полную силу. А ведь у них был маленький ребенок, которого нужно было с кем-то оставлять, а лучше домовиков с этой задачей могут справиться разве что многодетные мамаши, да и то не все… Я понимающе киваю. В детстве меня тоже всегда оставляли с Минси. Что интересно, все те многочисленные неприятности, которые со мной случались, имели место когда угодно, но только не в те периоды, когда она за мной присматривала. – Добби отвечал за порядок во всем доме, за исключением помещений, куда ему категорически запрещалось заходить – это несколько комнат в подвале, библиотека и кабинет Люциуса, – рассказывает Северус. – Кроме того, он должен был следить, чтобы туда не сунул нос Драко. В первом случае Люциус опасался за сохранность своего имущества, во втором – за здоровье сына. Он на секунду прерывается, чтобы наполнить бокал, проводит пальцем по нижней губе, прежде чем отпить глоток. Как всегда от этого жеста меня пробирает дрожь, и я не в первый раз проникновенно прошу его не делать так больше во время серьезных разговоров. Он смеется, демонстративно сцепляет руки в замок и возвращается к повествованию: – Драко тогда было чуть меньше пяти лет. Люциус и Нарцисса ужинали у своих знакомых. Как все дети, Драко был любопытным, и все запрещенное интересовало его особенно сильно. Он сумел улизнуть от Добби и пробраться в библиотеку. Добби заметил это и, полагаю, покрылся холодным потом. Он оказался перед дилеммой – пойти за Драко и нарушить еще один приказ или оставить все, как есть. – Ты издеваешься? – с надеждой спрашиваю я. – К сожалению, нет, – Северус невесело усмехается. – Я ведь говорил, что у него проблемы с логикой. В общем, он топтался на месте, рвал на себе уши, бился головой о стены, и никак не мог решить, что делать. Драко же какое-то время с радостными воплями носился по библиотеке, а потом его внимание привлекла книга на одной из верхних полок – пульсирующая и мерцающая, с серебряными буквами на корешке… – «Темнейшие искусства»… – моментально вспоминаю я, чувствуя, как холодеют кончики пальцев. – Именно, – подтверждает он. – Думаю, не нужно объяснять, что это – не самая подходящая игрушка для детей. Более того, несовершеннолетним такие книги трогать вообще нельзя, а ребенка она вполне может убить на месте. Я вспоминаю, как Минси категорически отказалась открывать шкаф с темномагической литературой несколько лет назад, и даже грозилась доложить бабушке о проявленном мной интересе. – Северус, мне уже плохо… – сообщаю я с содроганием. Не знаю, покрывался ли Добби холодным потом, но со мной происходит именно это. Нет, умом я, конечно, понимаю, что с Малфоем все в порядке, раз он спокойно разгуливает по школе, и все-таки – маленький ребенок и Темные искусства… представить страшно!.. – Сейчас тебе станет еще хуже, – мрачно обещает Северус и безжалостно продолжает: – До книги Драко дотянуться не мог, она стояла слишком высоко, поэтому полез наверх по стеллажу. К счастью, так и не долез – не удержал равновесие и упал с высоты примерно семи футов. Правда, при падении сломал ногу. – Муховертку мне в задницу… – бормочу я. Сломать ногу при падении – это так знакомо. Я, правда, с лестницы летал, но это неважно. Вот уж не думал, что у меня может быть что-то общее с Драко Малфоем. – Возможно, если бы он закричал, Добби пришел бы в чувства и бросился на помощь. Но от страха и боли у него пропал голос, и он не мог даже пискнуть – только беззвучно плакал. – Бедняга! – невольно вырывается у меня. В конце концов, пятилетний малыш – это пятилетний малыш, кто бы из него впоследствии не вырос. – В таком виде их и нашли по возвращении Люциус и Нарцисса, – заканчивает Северус, бросив на меня многозначительный взгляд, и добавляет: – Люциус тогда сломал об Добби свою трость. Может, и убил бы, но Нарцисса вмешалась.
|