Глава 11. Со стороны виднее 46 страница

– Жуткая история, – признаю я, поежившись. – Но почему они от него не избавились?

– По ряду причин, – Северус пожимает плечами. – Во-первых, Добби знал многие семейные тайны. Во-вторых, Люциус полагал, что он не заслуживает свободы. Добби же так до конца и не осознал, что натворил. Кажется, он до сих пор искренне считает, что сделал все правильно. С другой стороны, его стремление помочь Поттеру вопреки приказам говорит о том, что в глубине души что-то он все же понимает, – он прищуривается и пристально смотрит на меня: – Могу я надеяться, что ты не станешь использовать эту информацию против Драко? Он едва ли помнит об этом происшествии, но это не означает, что оно не оставило на нем отпечаток. Боли он до сих пор боится.

– Если бы ты считал, что я могу так поступить, то ничего не стал бы мне рассказывать, – замечаю я. – Я не такой подлец, и ты это знаешь. В любом случае, к Добби я теперь точно не буду обращаться. Не зря мне Хелли советовала держаться от него подальше.

– Хелли плохого не посоветует, – соглашается он, коротко рассмеявшись. – Полагаю, намерения у него самые что ни на есть благие, но ты и сам наверняка знаешь, что ими вымощено.

– Догадываюсь. А других способов вытащить Луну точно нет?

– Послушай, Невилл, – вкрадчиво говорит Северус, – даже если мы придумаем, как освободить твою подружку, что дальше? Вместе с ней в подвале находится измученный старик. Сможет мисс Лавгуд бросить его? Едва ли. И как долго ей удастся скрываться в такой компании?

– Но…

– А после побега, – он не дает мне вставить ни слова, – в случае повторной поимки их убьют на месте. И даже если она уйдет одна, то куда ей податься? Ее дом наполовину разрушен, родственников, кроме отца, который сейчас в Азкабане, у нее нет. Палочки тоже нет, и она не сумеет даже аппарировать. Возможно, это прозвучит странно, но в данный момент ей безопасней находиться там, где она находится.

Возразить на это мне нечего. Он снова прав. Да и вообще, не должен я давить. В конце концов, если бы была какая-то возможность помочь ей, Северус сделал бы это и без моих настойчивых просьб. А то я веду себя так, словно он все может, только по каким-то причинам отказывается.

– Ладно, – говорю я. – В любом случае, хорошо, что она жива, и Дин с Грипхуком тоже. Могли ведь погибнуть, как остальные.

Больше мы не обсуждаем ни пленников, ни эльфов. До ночи я сегодня не задерживаюсь – это может вызвать подозрения, все-таки полшколы знает, где я. На прощанье Северус, наконец, назначает мне обещанную отработку в Запретном лесу. Давно этого дожидался.

Вечером я, одевшись как можно теплее, отправляюсь вместе с Хагридом к пещере, где не был уже очень много времени. Ребята периодически проводили здесь ночи, но я предпочитаю проводить их в другом месте. Кентавры, кажется, успели соскучиться, потому что встречают меня так, словно у меня внезапно выросли копыта и хвост, иными словами – как родного. Хагрид вскоре уходит к своему милому маленькому братику. В одиночестве, разумеется, – даже если бы я вдруг решил составить ему компанию, кентавры бы не отпустили.

Фиренце и Ронан расспрашивают меня о делах в школе и о каникулах. Если с первым еще более или менее просто, то насчет каникул приходится врать напропалую. Это не слишком приятно, тем более, они так переглядываются, что я каждый раз думаю, что сейчас меня уличат во лжи и припрут копытами к стенке.

– У нас есть для тебя не очень приятная информация, – вдруг сообщает Фиренце предельно серьезно.

Я резко выпрямляюсь и чуть не сваливаюсь с бревна. Да что же за день-то сегодня такой? Похоже, звезды сложились в огромную задницу.

– Не пугайся, – поспешно говорит Ронан, увидев мое лицо. – Пока ничего страшного не случилось. Но дело в том, что Хагрид что-то затевает – нечто, по его словам, грандиозное.

– Грандиозное? – с ужасом переспрашиваю я. – Мерлин, что это должно быть, чтобы Хагрид использовал подобный эпитет?

– В том-то и дело, – со вздохом соглашается Фиренце. – Мы пытались выяснить, что он задумал, но он молчит. Кажется, это какой-то сюрприз для студентов.

– Великолепно! И какой же?

– Я же говорю – мы не знаем.

– Звезды не сочли нужным вас уведомить? – не сдержавшись, ехидно интересуюсь я. – Или они тоже приняли сторону Сами-Знаете-Кого и потому помалкивают?

– Ты считаешь, что это смешно? – укоризненно спрашивает Фиренце, переглянувшись с Ронаном.

– Ох… простите… сам не знаю, что на меня нашло… – виновато говорю я. – Просто день сегодня был очень тяжелый…

– Ничего страшного, – Фиренце благосклонно улыбается. – Как бы то ни было, по звездам нельзя узнать о каждой мелочи. Они показывают только глобальные события.

– Да я понимаю… Просто пошутил неудачно. Простите еще раз…

Вернусь в Хогвартс и вымою язык с мылом. Вот они – издержки общения с Северусом. В последнее время только и думаю, как бы где съехидничать. Скоро превращусь в его близнеца. Волосы уже здорово отросли – осталось окончательно испортить испарениями от зелий, или чем там он довел их до такого состояния. После этого только нужно будет научиться делать такое лицо, будто у меня уже лет десять не проходит изжога, – и нас начнут путать.

– В любом случае, тебе следует поговорить с Хагридом, – говорит Ронан. – Возможно, тебя он послушает.

– Вряд ли, – вздыхаю я. – Вас не послушал, а я кто ему такой?

– Ну, во-первых, у тебя неплохой дар убеждения, – возражает он. – А во-вторых, сюрприз все-таки для вас, может, тебе удастся убедить его, что он вам не нужен.

– Не знаю насчет дара, но если он и есть, то на Хагрида не подействует, – возражаю я. – Как к заклинаниям неуязвим, так и здесь. Но я, конечно, попробую.

– Если не получится, ни ты, ни твои друзья не должны в этом участвовать, – произносит Фиренце.

– Но…

– Фиренце прав, – замечает Ронан. – Что бы он ни придумал, это наверняка опасно. В случае чего проблемы будут у всех. Хагрид, как ты очень верно заметил, к заклинаниям практически неуязвим, и сможет бежать, если понадобится. А вам рисковать нельзя. Особенно тебе.

– Особенно? – переспрашиваю я настороженно.

– Конечно, – вмешивается Фиренце с многозначительной улыбкой. – Ты как никто другой обязательно должен быть в школе, не так ли?

Я испуганно смотрю на него. Мерлин, неужели они что-то знают? И если да, то что именно?

– Ты ведь руководишь этими ребятами, – поясняет Ронан, сердито покосившись на своего приятеля. – И ты нужен им.

– Да, конечно, – я с трудом подавляю вздох облегчения. – Конечно.

– Значит, ты не будешь вмешиваться?

– Не буду, – чуть помедлив, соглашаюсь я. – И остальным скажу.

– Очень хорошо, – кивает Ронан и вдруг настороженно замирает, прислушиваясь к чему-то: – Мне ведь это не кажется?

Фиренце тоже прислушивается, резко бледнеет и вдруг больно хватает меня за плечо и стаскивает с бревна:

– Быстро, прячься!

– Под шкуры! – командует Ронан.

Я толком не успеваю ничего сообразить. Фиренце без видимых усилий тащит меня к шкурам в глубине пещеры и буквально швыряет на них.

– Не дыши, не двигайся и чтоб ни звука! – отрывисто приказывает он и наваливает на меня сверху еще груду шкур.

В нос ударяет резкий запах. И шерсть, и мои собственные волосы лезут в глаза и забиваются в рот. Дышать практически нечем, но совсем этого не делать я, к сожалению, не приучен. Чтобы отвлечься от неприятных ощущений, я прислушиваюсь. Вскоре до меня доносится голос Фиренце:

– Магориан, какой приятный сюрприз!

Я чувствую, как спина покрывается липким потом. Только этого не хватало! И что за тролли его принесли сюда, хотелось бы знать!

– По твоему лицу не скажешь, Фиренце, – холодно отвечает звучный мужской голос.

– Ты пришел без предупреждения. Мы так не договаривались.

– Возможно. Однако ты сам меня провоцируешь. И ты тоже Ронан.

– Прошу прощения? – Ронан сохраняет полную невозмутимость.

– Разве Бейн не велел тебе держаться от него подальше?

– Ты же знаешь, Магориан, что я не могу этого сделать. После того, как родители Фиренце погибли, я воспитывал его как собственного жеребенка. Мне казалось, что ты понимаешь меня.

– Возможно, я и понимал, но вы заходите слишком далеко, – со злостью говорит Магориан. – Я чувствую здесь людей – уже не впервые чувствую. Как вы это объясните?

Меня пробирает дрожь. Давно мне не было так страшно! Мерлин, когда меня сегодня слизеринцы ногами били, я даже на долю секунды не испугался, а сейчас… Только бы он быстрей ушел!

– Ты ошибаешься, – спокойно заверяет Ронан.

– Ошибаюсь? В таком случае, надеюсь, Фиренце не будет возражать, если я обыщу пещеру?

– Буду! – возмущенно возражает Фиренце. – Это моя пещера, и ты не имеешь права!

– Твоя пещера? – в голосе Магориана появляется презрение. – Ты неблагодарный! Бейн проявил великодушие, позволив тебе остаться в лесу!

– И запретив добывать себе пищу, ты забыл добавить! Я не корова, чтобы жевать траву!

– Не вижу, чтобы это создавало тебе проблемы! И ты должен быть благодарен мне за то, что я не сообщаю Бейну об этом.

Я не вижу, куда он указывает, но сильно подозреваю, что в мою сторону. Ох, Мерлин! Лежу я на редкость неудобно, рука затекла, в нос забилась шерсть, и меня буквально распирает от желания чихнуть. Представляю, что тогда начнется!

– О, я благодарен, что ты не даешь мне умереть от голода!

– Твой спаситель Хагрид наверняка не откажется снабжать тебя пропитанием, – замечает Магориан.

– Вот теперь мне понятен коварный замысел Бейна! Он рассчитывает, что я вскоре умру от пищевого отравления, не так ли?

– Фиренце, спокойней! – вмешивается Ронан.

– С кем ты разговариваешь? – брезгливо произносит Магориан. – Он всегда был дерзким и неуправляемым.

– Послушай, Магориан, – мягко говорит Ронан, – ты ошибаешься насчет людей. Быть может, мы с тобой пройдемся, и спокойно все обсудим? Небо сегодня ясное, и в нем наверняка есть ответы на все твои вопросы.

– Ты хитер, Ронан, – заключает Магориан, непонятно с чего. – Сейчас я уйду. Но буду наблюдать за вами обоими. Запомни.

Я слышу отдаляющийся стук копыт, и вскоре шкуры надо мной начинают шевелиться. С трудом выпутавшись из них, я неуклюже сажусь. Вдохнув свежий воздух, я все-таки не сдерживаюсь и оглушительно чихаю. Кентавры переглядываются и разражаются хохотом. Я хмуро смотрю на них – очень весело, как же! – и, закатав рукав, принимаюсь растирать затекшую конечность.

– Между прочим, ты мог бы вести себя более сдержанно, – укоризненно замечает Ронан, отсмеявшись. – Что на тебя нашло?

– Ты еще спрашиваешь! – Фиренце мученически закатывает глаза. – Я устал от того, что он постоянно отчитывает меня с тех пор, когда я еще был маленьким и глупым и не мог уснуть без свежего молока и колыбельной!

– Я знаю, – мягко произносит Ронан. – Но ты сейчас не в том положении.

Мне не хочется прерывать эту практически семейную, как выяснилось, идиллию, но я должен выяснить.

– Простите, что вмешиваюсь… но я хотел спросить, что теперь будет?

– Ничего, – пожимает плечами Ронан и вдруг усмехается, внимательней взглянув в мое лицо: – Ты так испугался, словно сюда зашла толпа Пожирателей смерти, а не один единственный кентавр!

– Еще сильней, – возражаю я. – С Пожирателями, по крайней мере, понятно, как себя вести.

– Не волнуйся. Магориан не такой плохой, как может показаться.

Фиренце громко фыркает.

– Фиренце его недолюбливает, – доверительно сообщает Ронан. – Дело в том, что, когда он был еще жеребенком, Магориан как-то раз поймал его и…

– Хватит! – смущенно прерывает Фиренце, и его щеки, шею и даже плечи заливает краска.

Я с любопытством смотрю на Ронана, но тот только подмигивает и прижимает палец к губам. Похоже, не суждено мне узнать, что у них там произошло.

– В любом случае, беспокоиться тебе не о чем, Невилл, – заключает Ронан. – Лучше подумай, как отговорить Хагрида от его неизвестной грандиозной затеи, а с Магорианом мы разберемся сами.

– Лучше ложись спать, – добавляет Фиренце.

Спать, как же! Уснешь после такого! Тем не менее, делать мне, в общем, больше нечего, поэтому я покорно заворачиваюсь в шкуры. Шелестящий плющ исполняет мелодию тихого осеннего дождя – в самый раз для февральской ночи – и под эти звуки мне, как ни странно, довольно быстро удается заснуть.

Наутро я просыпаюсь еще до возвращения Хагрида. Кентавры в очередной раз напоминают о разговоре и настоятельно просят не рассказывать о визите Магориана. Это я и сам понимаю – с Хагрида станется отправиться на их территорию, чтобы разобраться с ним по-мужски.

По дороге в школу я пытаюсь деликатно расспросить его, но ничего не добиваюсь. Сначала он обзывает кентавров ослами за то, что проболтались – благо они не слышат, – а в целом ведет себя примерно так же, как Гойл на уроках – бубнит, мямлит, но ничего по делу дождаться от него так и не удается. Только уверяет, что мы якобы будем в полном восторге.

И как же мне с ним быть? Я хорошо к нему отношусь и вовсе не хочу, чтобы с ним что-нибудь случилось! Но, муховертку ему в задницу, если он о себе не думает, так подумал бы хоть о нас! Что с нами будет, если ему придется покинуть школу? Без него путь в Запретный лес для нас заказан. И без того есть риск лишиться пещеры из-за Магориана, а без Хагрида можно будет навсегда забыть о веселых ночных отработках. Неужели он этого не понимает?

При всем уважении, мозги у него явно не на месте! На то и полувеликан. С другой стороны, мадам Максим тоже полувеликанша, но это не мешает ей быть директором Шармбатона. Будь она такой же, как Хагрид, едва ли могла бы занимать подобную должность. У Хагрида, видимо, и с человеческой стороны не все в порядке.

Надо будет поговорить с ребятами. Если мы со всех сторон начнем на него давить, может, и одумается. И с Северусом нужно посоветоваться, да и про Магориана ему узнать не помешает.

Глава 53. А мы живы!

Зима постепенно приближается к концу, но делает это почти незаметно. Погода стоит холодная и мерзкая, целыми днями идет мокрый снег с дождем, и из школы даже выходить лишний раз не хочется. Впрочем, лишний раз из нее и не выйти – дементорам это не понравится.

Кэрроу пытаются спровоцировать меня на каждом уроке. Да и не только на уроках. Примерно в половине случаев на провокации я поддаюсь. Во-первых, иногда действительно невозможно сдержаться, когда они начинают говорить все эти гадости, а во-вторых, мне нравится, как на это реагируют остальные ученики. Их поддержка, одобрительные взгляды – все это здорово вдохновляет. И я знаю, что мое поведение их тоже вдохновляет, – даже тех, кто не состоит в АД. И потом, Кэрроу необходимо держать в тонусе. Если я начну молча сносить их оскорбления, то что вообще с этой школой станет?

А обстановка здесь все хуже. Эти двое, кажется, спать вообще перестали, и коридоры патрулируют чуть ли не круглосуточно. Поэтому собрания мы устраиваем все реже. Меня Лауди, конечно, сопровождает, да и то, в последнее время как-то неохотно, но провести целую толпу через всю школу, когда на каждом шагу можно нарваться, – это уже чересчур. Не хочу его подставлять, да и остальных тоже. Если Кэрроу заметят, что нам помогает кто-то из эльфов, то для профилактики могут перебить весь обслуживающий персонал.

Поэтому мы связываемся друг с другом через галеоны, не выходя из гостиных, и договариваемся, что, когда и где будем делать в следующий раз. Кэрроу, кажется, никак понять не могут, как мы умудряемся действовать так слаженно. Куда уж им, с их убогими умишками.

От Хагрида так и не получается ничего добиться. Стóит задать ему вопрос, как он напускает на себя загадочный вид и просит не торопить события – все, мол, узнаете в свое время. Боюсь, как бы поздно не было. Северус всерьез подумывает о том, чтобы посадить Хагрида на цепь, но не уверен, что удастся найти достаточно прочную. Мерлин, если бы не он с его шуточками, я бы тут уже, наверное, с ума сошел! Все-таки юмор здорово помогает держаться. У нас здесь сейчас настоящий филиал ада, а когда смеешься – вроде бы и не так все страшно. Да и вообще, если уж Северус может шутить в такой обстановке, то мне тем более жаловаться нечего. Ему гораздо хуже. Мне, по крайней мере, не желают мучительной смерти те, кому я помогаю. Иногда я почти готов возненавидеть их за это, хоть и понимаю, что никто ни в чем не виноват. Так нужно.

Я иду по коридору, как обычно, вцепившись в волшебную палочку и внимательно прислушиваясь к каждому звуку. Не хочу снова попасть в какую-нибудь ловушку. Хватило. Да и вообще, надоело быть мальчиком для битья.

Возле кабинета трансфигурации до меня доносится тихий плач. Я останавливаюсь и напрягаю слух. Плачет, определенно, девочка. Кажется, такое со мной уже когда-то было. Память услужливо рисует картину: большое темное помещение и маленькая фигурка на полу в самом дальнем углу. Традиция у них, что ли, такая – плакать в классе трансфигурации? Впрочем, мне и самому в прошлые годы именно в этом помещении нередко хотелось разрыдаться, так что я их понимаю.

Чуть помедлив, я осторожно открываю дверь и захожу внутрь. Она сидит спиной ко мне, уронив голову на руки. Хрупкие плечи вздрагивают, спутанные золотистые волосы разметались по столу. Я не вижу ее лица, но мне это и не нужно, чтобы узнать. Астория Гринграсс.

С тех пор, как она передала мне кровевосстанавливающее зелье, я несколько раз пытался поймать ее взгляд в Большом зале – разумеется, так, чтобы никто, кроме нее, не заметил. Либо я перестарался с конспирацией, либо она специально делала вид, что ничего не видит. Лишь пару раз скользнула по мне глазами – такими равнодушными, что я бы, наверное, решил, что ее помощь мне померещилась, если бы в кармане не лежало доказательство – платок с инициалами.

Я тихонько покашливаю, привлекая внимание.

Астория быстро вскакивает и направляет на меня волшебную палочку.

– Стой на месте! Не двигайся! Держи руки на виду!

Я поспешно поднимаю руки, удивляясь про себя, как быстро она среагировала. Личико мокрое от слез и помятое, на щеках красные пятна, но губы решительно сжаты, а светло-карие глаза блестят так воинственно, что я невольно отступаю на шаг.

– Не двигайся! – резко повторяет она.

– Я ничего тебе не сделаю, – я стараюсь говорить мягко и убедительно. – Ты же помогла мне. Неужели ты думаешь, что после этого я могу причинить тебе вред?

– Откуда мне знать? – надменно возражает она. – От вас чего угодно можно ожидать, это все знают.

Надо же. Вот уж не предполагал, что у нас такая ужасная репутация. И это мне слизеринка говорит, подумать только!

Астория прикасается рукой к щеке и, кажется, только вспоминает, что недавно плакала. Вытирает слезы рукавом – судя по всему, грязным, потому что на хорошеньком личике появляются некрасивые темные разводы. Я быстро достаю из кармана ее собственный платок, раньше, чем она успевает среагировать, и протягиваю ей. Она удивленно смотрит на него, точно впервые видит, и кивает на стол. Я со вздохом подхожу ближе под прицелом палочки и кладу платок туда, куда она указывает.

– Знаешь что, достань свою палочку! – чуть подумав, командует Астория. – Достань и положи рядом.

Я мог бы оглушить ее, но, разумеется, даже не пытаюсь. Она быстро хватает и палочку, и платок. Отлично. Теперь я безоружен. Джинни меня бы убила.

– Ты позволишь мне присесть? – она кивает, и я усаживаюсь на край стола.

Астория прячет мою палочку в карман, вытирает платком лицо, и собирается было спрятать и его, но я останавливаю ее взмахом руки. Она смотрит на меня вопросительно.

– Могу я оставить его у себя?

– Зачем? – подозрительно спрашивает она, крепче сжимая шелк.

– Мне нравится думать, что это подарок.

– Хм… – она критически оглядывает платок – теперь уже не такой красивый – быстро очищает его от грязи и снова кладет на стол.

– Спасибо, – говорю я и поспешно добавляю: – Не только за платок. Я действительно благодарен тебе за то, что ты сделала.

– Профессор Снейп не слишком рвался тебе помогать, – неохотно произносит она. – Но я подумала, что он этого так не оставит.

– Он и не оставил, – заверяю я. – Даже отработку назначил по такому случаю.

– Но он ведь не пытал тебя, не так ли! – раздраженно говорит Астория.

– Тебе он нравится, да? – догадываюсь я.

Она кивает.

– Я знаю, что вы его ненавидите, но нас он всегда поддерживал. Хоть он больше и не наш декан, мы все равно можем в любое время к нему прийти, если нам потребуется помощь. Никогда еще не было такого случая, чтобы он отказался кого-то выслушать. Я просто не могу к нему плохо относиться!

– Ты и не должна! – заверяю я, удивляясь про себя, – вот уж не думал, что Северус такой внимательный декан. – Как по мне, так по сравнению с Кэрроу он вообще воплощение доброты, чуткости и понимания.

Астория неуверенно хихикает, прикрыв рот ладошкой.

– Почему ты плакала? – спрашиваю я. – Тебя кто-то обидел? Может, Крэбб?

– Почему сразу Крэбб?

– Наверное, потому, что он скотина, – я пожимаю плечами.

– С этим не поспоришь, но дело не в нем, – она усмехается. – Он, конечно, здорово разозлился, когда сообразил, наконец, что это я рассказала директору о том случае. Но он понимает, что его даже крестная не похвалит, если он что-то мне сделает. Все-таки я чистокровная слизеринка.

– Тогда что случилось?

– Ничего.

– Астория…

– Ты все равно не поймешь! – отрезает она.

– Тогда объясни, – прошу я.

Она качает головой и потирает шею. Рукав мантии сползает, обнажая тонкое запястье и несколько желтоватых синяков на нежной коже.

– Кто это сделал? – спрашиваю я и не узнаю свой голос.

Астория вздрагивает, быстро поправляет рукав и отводит глаза. Я повторяю вопрос.

– Я же говорю – он разозлился…

– Все-таки Крэбб?

– Нет!.. Да…

– Я сверну ему шею, – я вскакиваю.

– Нет! Сядь на место! – она направляет на меня палочку. – Сядь или я тебя обездвижу!

Я подчиняюсь, скрипя зубами.

– Забудь о Крэббе. Мерлин! Я не такая неженка, чтобы рыдать из-за пары синяков! Драко за меня заступается…

– Вижу я, как он заступается… Я бы не позволил своему приятелю…

– Ты ничего не понимаешь! – перебивает она, сердито сдвинув светлые брови. – Если бы не Драко, было бы хуже, но он поставил на место этого урода! Крэбб – не проблема. Плевала я на него! И не надо так смотреть! Драко действительно меня защищает! Он не такой плохой, как ты думаешь!

– Я вообще ничего не думаю.

– Не ври! Вы все его терпеть не можете!

– Не замечал, чтобы он был от нас в восторге, – сухо говорю я.

– А с чего ему быть? – возражает Астория. – Вы же его едва не убили!

– Что за глупости? – возмущаюсь я и тут же смутно припоминаю, что Северус рассказывал мне что-то такое.

– Ничего не глупости! Это было почти два года назад, когда мы возвращались домой. Драко, Грегори и Крэбб куда-то ушли из купе, но назад не вернулись. Все их друзья разошлись, а их все не было, поэтому я решила дождаться – ведь вещи остались. Вскоре вагон опустел, и тогда я пошла их искать. И нашла – в одном из купе в другом вагоне. Они были похожи на гигантских слизней! – она морщится. – Я позвала маму Драко, и она привела их в порядок. Драко был благодарен мне за помощь и за то, что не стала поднимать панику, и рассказал, что вы напали на них целой толпой!

– А тебя не смущает тот факт, – медленно говорю я, – что эти трое собирались проклясть Гарри? Заметь, не на дуэль вызвать, а именно проклясть, исподтишка.

– Я не утверждаю, что Драко всегда поступает правильно, – не моргнув и глазом, отвечает Астория. – Но, согласись, едва ли вы имеете право обвинять их в нечестной игре. Сами-то чем лучше?

Я лихорадочно ищу возражения, но ничего действительно логичного в голову не приходит. В конце концов, меня там даже не было!

– Кроме того, – продолжает она, – из-за Гарри Поттера отец Драко попал в Азкабан. Естественно, он хотел с ним рассчитаться!

– Между прочим, Люциус Малфой вместе со своими приятелями пытался нас убить! – замечаю я, радуясь, что возражение все-таки нашлось.

– И что? Из-за этого он перестал быть отцом Драко? – сбить ее с толку не удается. – Вы, конечно, считаете, что мы – бездушные, расчетливые и жадные до власти сволочи, которым на все наплевать, но, знаешь, некоторым из нас свойственно любить своих родителей и – о ужас! – доверять их суждениям!

– Я вовсе не считаю, что вы – бездушные, расчетливые и жадные до власти сволочи, – тихо возражаю я.

– Ну, ты может, и не считаешь, – она едва заметно смягчается. – Кажется, что-то ты все-таки понимаешь. Но все остальные именно так и думают.

– Ты ошибаешься!

– Ошибаюсь? Как бы ни так! – Астория снова разъяряется. – Ты спрашивал, почему я плачу. Ты все еще хочешь об этом узнать?

Я медленно киваю.

– Так я тебе скажу! Я плакала потому, что, разорви меня горгулья, не железная! Я устала, ясно? Устала от вашей ненависти! Она мне уже поперек горла! Я почти шесть лет чувствую себя убийцей, отпущенным на поруки, хотя за всю жизнь не прикончила даже паука! Думаешь, это так приятно?

– О чем ты говоришь? – с ужасом спрашиваю я. – Каким убийцей? Какая ненависть?

– Не делай вид… – внимательней взглянув на меня, она осекается: – Ты ничего не понял, Невилл Лонгботтом. Я ошиблась. Забудь.

– Но…

– Забирай свою палочку и иди, – она возвращает мне палочку и кивает на дверь. – Уходи же!

– Никуда я не уйду, – твердо говорю я, не двигаясь с места, – пока ты не объяснишь.

– Не забивай себе голову.

– Но я хочу понять! Астория, пожалуйста!

Я умоляюще смотрю на нее, и она неохотно кивает.

– Ладно. Но если ты не поймешь… а, впрочем, хуже не будет! – несколько секунд она пристально меня разглядывает, и глубоко вздохнув, начинает рассказывать: – В моей семье отродясь не было никаких Пожирателей смерти. Не было и предубежденности против магглорожденных – моих родителей не беспокоили такие вещи. Когда я впервые ехала в школу, я тоже ни о чем таком не думала – только о том, что, наконец, найду друзей. Из моей сестры подружка неважная – она вообще ничего вокруг не замечает. Не удивлюсь, если она даже не заметила, что профессор Снейп теперь – директор школы, – Астория невесело усмехается. – В поезде я разговорилась с одной девочкой, которая тоже ехала в Хогвартс в первый раз. Сначала она была очень дружелюбна, но когда я сказала, что моя старшая сестра учится в Слизерине, все сразу изменилось. Она заявила, что ее братья учатся в Гриффиндоре, что все слизеринцы одинаковые, и что она не желает иметь со мной ничего общего. И что мне лучше сейчас же уйти в другое купе, либо она сама это сделает.

– Джинни… – догадываюсь я.

– Да, твоя подружка. А знаешь, что самое обидное? Мне-то было глубоко наплевать, где учатся ее многочисленные братья! И где она сама будет учиться, меня тоже не волновало.

– Ну, все-таки Джинни можно понять, – осторожно говорю я. – У ее братьев было немало стычек со слизеринцами. Тем более, мистер Уизли и Люциус Малфой друг друга не выносят, так что…

– Да понимаю я это все, – отмахивается Астория. – У нас в Слизерине тоже своих предрассудков хватает. Да и мало ли у кого какая чушь в голове в одиннадцать лет. Тогда я просто ушла. А на распределении Шляпа предложила мне выбор – Слизерин или Гриффиндор.

– Серьезно?

– Вот ведь ирония, правда? – она тихо смеется. – И я поняла, что если выберу Гриффиндор, то смогу подружиться и с ней, и со многими другими – достаточно будет просто сказать, что я не такая, как слизеринцы, пусть на этом факультете и учится моя сестра. Я всегда мечтала иметь много друзей.

– Но ты выбрала Слизерин…

– Да. Потому что я не хочу такой дружбы. В Слизерине учились мои родители, в Слизерине учится Дафна. И я попросила Шляпу отправить меня туда.

Я вспоминаю собственное распределение – как до смерти боялся, что Шляпа заявит, что я вообще не волшебник и должен ехать домой, как ей потом пришлось убеждать меня в обратном, и в том, что я способен учиться в Гриффиндоре. Небо и земля.

– Мне кажется, ты поступила очень… очень… – я никак не могу подобрать подходящее слово. Храбро? Нет, это не то. Разумно? Едва ли.

– Правильно, – заканчивает Астория. – Я поступила правильно. Как надо.

– Правильно, – повторяю я, пробуя это слово на вкус. Да, лучше, пожалуй, и не скажешь.

Кажется, я начинаю ее понимать. Так бывает, когда решение возможно только одно. То есть, их может быть хоть миллион, но только одно – правильное – не будет мешать тебе спать по ночам. Только одно не заставит тебя отводить взгляд от зеркала. Только одно позволит чувствовать себя собой, а не кем-то другим, кем, возможно, даже очень хочется быть.

– Правильные решения всегда тяжело даются, – продолжает Астория, рассеянно рисуя пальцем восьмерки на поверхности стола. – Вскоре я почувствовала ненависть. Знаешь, я всегда чувствую, как ко мне относятся. Поэтому я и разговариваю сейчас с тобой – в тебе ее нет, уж не знаю, почему. Мне известно, что в Слизерине учился Сам-Знаешь-Кто. Но разве мы в этом виноваты? Да, у нас много детей Пожирателей смерти. Но ведь не все же! И, тем не менее, для вас значок Слизерина – это все равно, что темная метка на предплечье!

– Я вовсе не думаю… – начинаю было я.

– Не перебивай, пожалуйста! – она поднимает руку, и я замолкаю. – Я видела, как это бывает на распределении. Вы смотрите на будущих первокурсников снисходительно – как и положено старшим. Но стóит Шляпе выкрикнуть: «Слизерин!» – и все меняется. Появляется подозрительность, неприязнь. Словно ребенок только что признался в десятке преступлений, а не попал на факультет, который ему подходит. Вы словно уже примеряете на него плащ Пожирателя, для вас все мы – Пожиратели. Просто потому, что учимся в Слизерине. А хочешь знать, сколько у нас на самом деле детей и племянников Пожирателей смерти?