Глава 11. Со стороны виднее 47 страница
– Сколько? – Восемнадцать. Со всех семи курсов, я специально подсчитала. Это было легко, потому что они и не скрывают это родство. Смешно, не так ли? У многих, правда, родители работают в Министерстве. Ну а где людям еще работать? Готова спорить, и у вас такие найдутся. И родственники Пожирателей, кстати, тоже. И даже те, кто им сочувствует. Они есть, просто вам не говорят. – Не думаю, что кто-то из наших сочувствует Пожирателям смерти, – не соглашаюсь я. – Я ведь не о твоих друзьях говорю, – уточняет Астория. – Сильно сомневаюсь, что ты беседовал по душам с каждым студентом своего факультета. Не беседовал, конечно. Я и возражаю-то чисто по инерции. На самом деле мне и сказать ей нечего. Потому что я понимаю. Понимаю, наконец, что имел в виду Северус. Получается, что мы и в самом деле ничуть не лучше самих Пожирателей. И как только я сразу не сообразил, о чем он говорит? – А ведь у нас и полукровки есть. И у многих отцы или матери сейчас в бегах, – добавляет Астория. – Но почему же вы ничего не пытаетесь сделать? – спрашиваю я. – А что мы можем сделать? Выскочить из-за стола во время ужина и завопить: «Да здравствует Гарри Поттер!»? – иронично осведомляется она, скорчив гримаску. – Во-первых, от этого не будет пользы, во-вторых, нам плевать на Гарри Поттера. Он нас ненавидит, так почему мы должны его восхвалять? – Вовсе он вас не ненавидит! – Кого ты пытаешься в этом убедить? Меня или себя? Да, я понимаю, что Сам-Знаешь-Кто убил его родителей. А если бы его родителей убил, скажем, целитель? Такое тоже бывает иногда. Он бы всех целителей поголовно считал негодяями? Это же смешно! – Допустим, – я решаю не спорить, хотя мне не кажется, что это смешно. – Но сейчас Гарри здесь даже нет. А мы – есть. И вы знаете, что мы есть. Вы могли бы сказать нам, что согласны с нами, попросить защиту… – Защиту? – насмешливо переспрашивает она. – Да ты на себя посмотри! Весь в шрамах, главный мальчик для битья у Кэрроу… Какая защита, если вы и себя защитить не можете? «Члены Ордена даже себя не могут защитить, не говоря о ком-то другом» – звучат у меня в ушах слова Северуса. Мерлин, она ведь его чуть ли не цитирует! Он что, разговаривал с ней об этом? Да нет, это просто невозможно, он не стал бы так рисковать! Видимо, он не зря считает ее одной из лучших своих учениц. – К тому же, мы ведь не одни, – глухо говорит Астория. – Если я начну открыто заступаться за вас, это может навредить моим родителям и сестре, а я не хочу, чтобы с ними что-то случилось. А если что-то случится со мной… понимаешь, я просто не имею права причинить им такую боль! Я молчу. А что тут скажешь? Мне даже как-то стыдно становится. Ее слова звучат так, словно мне плевать на своих близких. Но Северус говорил и об этом – мне не нужно выбирать. А вот Ханне пришлось делать выбор, и она выбрала отца. И я настоял на этом. Так могу ли я обвинять слизеринцев в том, что они поступают так же? – Тем более, мне бы пришлось еще постараться, чтобы доказать свою лояльность, – в голосе Астории появляется раздражение. – Тебе не нужно ничего доказывать! – Если бы не ты, пришлось бы, – возражает она с горечью. – Впрочем, я бы и пытаться не стала. Бесполезно. И это еще одна причина, по которой все молчат, – вы нам просто не поверите. Решите, что мы задумали что-то против вас. Мы же хитрые, скользкие и расчетливые. Мне хочется ей возразить, но язык не поворачивается. Я уже почти три года постоянно общаюсь с Северусом, но до меня только сейчас, наконец, дошло, насколько несправедливо мы ведем себя со слизеринцами, хотя он не раз и не два говорил об этом. А если бы я не имел с ним ничего общего? Поверил бы я сейчас Астории, или решил, что это какой-то хитрый ход, чтобы усыпить нашу бдительность и выведать тайны по указке Кэрроу? Нет. Стыдно в этом признаваться, но она абсолютно права. Астория печально улыбается, очевидно, догадавшись о ходе моих мыслей. – Ничего, – произносит она. – Мне тоже сложно поверить, что гриффиндорец может быть таким, как ты. Даже как-то странно. Совсем не странно, учитывая мою бурную личную жизнь. Все-таки у меня уже есть яркий пример того, каким замечательным человеком может быть слизеринец. Только вот я почему-то раньше не задумывался о том, что среди них могут быть и другие замечательные люди. И как же стыдно, черт возьми! Мы совершенно правы, не ожидая от них ничего хорошего. Разве можно рассчитывать на лояльность человека, которого ты начинаешь считать преступником еще до того, как он действительно совершит преступление? – Почему ты помогла мне? – тихо спрашиваю я. – Я ничем не заслужил этого. Она криво усмехается. – По ряду причин. Помнишь, как мы вчетвером столкнулись в коридоре? – она смотрит вопросительно, и я киваю. – Так вот, тогда я впервые задумалась, что ты не похож на других, и начала за тобой наблюдать. И мне нравится то, что я вижу. Поэтому и хочу помочь именно тебе. А если в целом… Астория молчит так долго, что я не выдерживаю: – Что – «в целом»? – Если вы победите, наша жизнь превратится в кошмар, – наконец, ровным голосом произносит она. – Конечно, вы не станете отбирать у нас волшебные палочки и выбрасывать на улицу, как сейчас поступают с магглорожденными, но… – Почему ваша жизнь должна превратиться в кошмар? – непонимающе спрашиваю я. – Невилл, ну ты же не дурак как будто, – она насмешливо качает головой. – Моим родителям после первой войны уже пришлось столкнуться с осуждением, а на этот раз будет еще хуже. Потому что тогда не приплетали школу и учеников. Во всяком случае, не так явно. Мы-то как-нибудь справимся. А каково будет тем слизеринцам, которые поступят в Хогвартс после нас, я даже подумать боюсь. Да ваши три факультета затравят их, словно крыс, неужели ты не понимаешь?! И нам достанется. Потому что молчали. А раз молчали – значит, нас все устраивало. А что молчали не только мы, но и многие другие – это неважно. Мы ведь слизеринцы. Я потрясенно смотрю на нее. «Меньшее из зол» – ну конечно! Вот только для них, кажется, меньшее зло – это отнюдь не наша победа… – Я не понимаю, – признаюсь я. – Ты совершенно права, поэтому я не понимаю. – Мне страшно, Невилл, – шепотом говорит она. – Я не хочу жить в мире, которым правят чокнутые садисты. Я боюсь жить в таком мире. Да, нам придется нелегко после вашей победы, но вы, по крайней мере, не настолько жестоки. Что сказать на это, я не знаю. Благодарить как-то глупо. Простого «спасибо» здесь недостаточно. Да и не ради меня она это делает. Просто она считает, что это правильно. Значит, никакие слова вообще не нужны. – Когда мы победим, я лично прослежу, чтобы с твоей головы и с голов всех остальных не упал ни один волос, и чтобы никто не смел обижать детей, – обещаю я. – Ты ничего не сможешь сделать, – Астория качает головой. – Но мне все равно приятно это слышать. – Во всяком случае, я попытаюсь. И я уверен, что найдутся люди, которые мне помогут. Можешь не сомневаться. – Ты хороший человек, Невилл, – с легкой улыбкой говорит она. – И я очень рада, что мы, наконец, познакомились. – Я тоже. И еще я был бы рад назвать тебя своим другом, Астория, – я спрыгиваю с парты и протягиваю ей раскрытую ладонь. – В таком случае зови меня Тори, – она улыбается еще шире и обменивается со мной рукопожатием – неожиданно крепким для такой хрупкой ладошки. – Дома меня все так зовут. Кроме деда, но он… – она морщится, передергивает плечами и не заканчивает фразу. – Договорились, Тори. – Отлично! Я постараюсь доставать для тебя зелья, но часто нам встречаться нельзя. – Ни в коем случае! – возражаю я, мотая головой. – У нас и так все есть! – Да что у вас может быть? – она удивленно поднимает брови. – Бадьян, простенькие заживляющие, не более. Может, у тебя и «превосходно» по зельеварению, но вряд ли ты умеешь делать из воздуха нужные ингредиенты. Я собираюсь было сказать, что беру их у Спраут, но вовремя прикусываю язык. Северус говорил, что она отлично знает зельеварение. Столь высокая оценка в его устах означает, что она знает его раз эдак в пятьдесят лучше меня, и мне остается только немедленно пасть ниц. На сказочки об аналогах из растительных ингредиентов она не купится. – Но кто-то ведь может узнать, – привожу я другой аргумент. – Мне бы не хотелось, чтобы ты из-за меня пострадала. – Не беспокойся, – беспечно отмахивается Тори. – Я могу брать их у Слагхорна. Я ему нравлюсь. Во-первых, я чистокровная слизеринка, следовательно, общаться со мной можно без риска. А во-вторых, я не талдычу двадцать четыре часа в сутки о подлых грязнокровках, жалких магглах и голове Поттера. Он, видишь ли, вам сочувствует, только боится в этом признаться. Поэтому даже если и заметит что-нибудь, то промолчит. – Ну, ладно, – скрепя сердце, соглашаюсь я. Все равно ее не переспоришь. – Только не рискуй понапрасну, ладно? – За кого ты меня принимаешь? – она высокомерно вскидывает голову. – Как говорит профессор Снейп, риск может быть только обдуманным, обоснованным и тщательно просчитанным. Все прочее – бессмысленное безрассудство, свойственное лишь идиотам. Мне становится смешно. Как это, однако, на него похоже! – Ладно, ты, пожалуй, иди, а я пока еще тут побуду. Не дело, если нас вместе увидят. Я киваю и направляюсь к выходу. На пороге я оборачиваюсь. – Послушай, Тори, – говорю я. – Когда все закончится, как ты смотришь на то, чтобы где-нибудь поужинать? В Хогсмиде, например, или где-нибудь еще. – Это что, свидание? – она прищуривается. – Дружеское, – уточняю я. – Если дружеское, то я согласна. – Я настолько ужасен? – с притворным огорчением осведомляюсь я. – Нет! – она смеется. – Ты просто красавчик. Но, думаю, ты и сам уже догадался, что мне нравится совсем другой человек. – Мне тоже, – доверительно сообщаю я и, подмигнув, выхожу из класса. В коридоре, к счастью, никого нет. До всего этого я собирался вернуться в гостиную, но сейчас об этом не может быть и речи. Меня буквально распирает от желания рассказать обо всем Северусу. Если я этого не сделаю, то точно взорвусь. А говорить с кем-то, кроме него, не стóит. Потом я обязательно расскажу и Джинни, и Гарри, и всем остальным. Но сейчас нельзя. Чуть помедлив, я отправляюсь к кабинету директора. Сегодня мы не договаривались о встрече, но, думаю, иногда можно позволить себе заявиться неожиданно. Уверен, Северус меня простит, когда я поведаю ему, что рассказала мне одна из его лучших учениц.
Наконец, шаги слизеринцев затихают, и я могу продолжать путь. Больше мне никто не попадается, и вскоре я оказываюсь перед кабинетом директора и называю свирепой горгулье пароль. Поднявшись по лестнице, я уже собираюсь было шагнуть к дверям, как слышу доносящиеся из кабинета голоса – громкие и раздраженные. Я останавливаюсь и невольно прислушиваюсь. – …обсуждать одно и то же? Я взрослый человек, в конце концов! – В последнее время я все больше в этом сомневаюсь, Северус, – голос Дамблдора звучит необычайно холодно. – Я ведь не ошибусь, если предположу, что ты брал его с собой, когда передавал Гарри меч? – Если и так, что с того? – надменно спрашивает Северус. – А то, что ты не имеешь права рисковать своим положением и судьбой всего магического мира! – Все прошло гладко. Без Невилла эта операция заняла бы у меня куда больше времени. – Это опасно – так доверять наивному семнадцатилетнему мальчишке! – раздраженно говорит Дамблдор. – Тебе следовало сразу стереть ему память! От неожиданности я ахаю и поспешно зажимаю рот рукой. Стереть мне память? Я – наивный? Он что, совсем охренел? И еще так дружелюбно со мной разговаривает! – Вы прекрасно знаете, что я никогда этого не сделаю, Альбус, – ледяным тоном сообщает Северус, и я с трудом сдерживаю вздох облегчения. – Твоя щепетильность совершенно неуместна. – Щепетильность? – он издает сухой смешок. – А вы и вправду ничего не понимаете. – Это ты не понимаешь! – Дамблдор повышает голос. – Ты не понимаешь, что творишь, и чем это может закончиться! Ваша связь предосудительна и аморальна, и тебе это прекрасно известно! – По правде говоря, неизвестно, – спокойно отвечает Северус. – Невилл совершеннолетний, я – тем более. Чего вы вообще хотите? Оставьте нас в покое, сделайте милость. Я что, недостаточно делаю для вас? – Более чем достаточно, и не думай, что я не ценю этого! Но если ты не желаешь слушать, тогда хотя бы подумай о том, что можешь сломать мальчику жизнь. Он буквально в рот тебе смотрит, и это не доведет его до добра! – Вот только не надо сейчас притворяться, будто вам есть до него хоть какое-то дело, ладно? – голос Северуса повышается до крика. – Меня вы не обманете. Вам наплевать на него, как и на всех остальных! – Ты глубоко заблуждаешься, мой мальчик, – ровным голосом произносит Дамблдор. – Я уже не в том возрасте, чтобы верить в ваши сказки. Мало вам того, что вы сломали жизнь Люпину и свели в могилу Блэка. Мало того, что заставили меня убить вас. Мало того, что вы сделали с Гарри. Невилла хотя бы не трогайте! Мне снова не удается сдержать возглас изумления – по счастью, никто его не слышит. Заставил убить? Но как же… Ведь я же был уверен, что Северус сам принял такое решение, и даже говорил ему об этом! И он не пытался меня переубедить! Потому и не пытался, видимо… Ну конечно! Вот почему у него было такое странное лицо, когда я об этом сказал! Это действительно все объясняет. И тот разговор, который подслушал Хагрид, когда Дамблдор говорил о каком-то уговоре, а Северус не хотел его слушать… Но, муховертку ему в задницу, разве можно принуждать человека делать такое? Кем для этого нужно быть? – У тебя был выбор, – невозмутимо говорит Дамблдор, ничуть не смутившись. – Я не заставлял тебя. Что же касается Ремуса, то без моего участия он даже не смог бы получить образование. И не делай вид, будто огорчен из-за смерти Сириуса, – это слишком лицемерно даже для тебя, – он замолкает на секунду и смущенно добавляет: – Конечно, какие-то ошибки я допустил, но нам всем просто не повезло. – Не повезло? – ядовито повторяет Северус. – Знаете, Альбус, когда речь заходит о вас, мне кажется, что возможны только два варианта развития событий: по вашему плану и не по вашему плану. А в том, что сейчас все идет по плану, можно не сомневаться, не так ли? – А если говорить о Гарри, – продолжает Дамблдор, не обращая внимания на выпад, – то Пророчество произнес не я. И с ним нельзя не считаться. – Какая чушь! – Северус презрительно фыркает. – Мы все прекрасно обошлись бы и без него. Вам достаточно было просто стереть мне память или убить на месте, после того, как ваш братец поймал меня под дверью, – и не было бы никакого Пророчества! Но вы дали мне уйти, хотя знали, куда я пойду и что скажу! Или я не прав? – Не прав, безусловно, мой мальчик. Потому что пытаешься переложить на меня ответственность за свои ошибки. – Нет, Альбус. Это вы пытаетесь усугубить мою вину – и без того значительную. Я знаю, в чем и перед кем виноват, и от этого мне никуда не деться. И не называйте меня больше «мой мальчик»! – А мне кажется, что ты начал забывать об этом, Северус. Подумай о Гарри. Вспомни, его глаза… – Хватит! – в его голосе появляются пугающие визгливые нотки, и в тот же миг из кабинета доносится грохот, словно на пол упало что-то тяжелое. – Оставьте меня в покое! – И ты все еще считаешь себя подходящим спутником для Невилла? – Дамблдор по-прежнему невозмутим. Я изо всех сил сжимаю кулаки, так что ногти впиваются в кожу. Это мне снится! Это просто не может быть правдой! Мерлин, у этого старика вообще есть сердце? Мне многое в нем не нравилось, но это… Я даже не знаю, как это назвать! – Да вы просто боитесь его! – неожиданно заявляет Северус и нервно смеется. – Боитесь, потому что не можете контролировать. У вас нет нужных рычагов, и никогда не было. А без этого вам неуютно. Я ведь не ошибаюсь? – Я стараюсь держать ситуацию под контролем, – с достоинством произносит Дамблдор. – И никак не могу понять – то ли ты преувеличиваешь мои возможности, то ли, наоборот, недооцениваешь. Кроме того…. Я медленно и осторожно отступаю назад, к лестнице, стараясь не издавать ни звука. Прислоняюсь к стенке и делаю несколько глубоких вдохов. Нужно прийти в себя. Нужно сделать вид, что я ничего не слышал. Северус явно не хочет, чтобы я знал правду. Мне нужно притвориться, что все в порядке. Получится ли? Хорошо, что с Асторией я поговорил именно сегодня. Северус может решить, что мое странное состояние объясняется этим. Мысленно настроившись на воспоминания о беседе с Тори, я перевожу дыхание и возвращаюсь к двери, стараясь топать как можно громче. Голоса мгновенно умолкают, я стучусь и, получив разрешение, захожу в кабинет. Северус сидит за столом и выглядит так спокойно, что если бы я не слышал, как он только что кричал, то ни за что бы об этом не догадался. Только руки, сцепленные в замок так сильно, что пальцы побелели, выдают нервное напряжение. – Я тебя сегодня не ждал, – произносит он. – Что-то случилось? – Да, – я безуспешно пытаюсь улыбнуться. – Кое-что хорошее. – А по твоему лицу не скажешь, – замечает он, пристально глядя на меня. – Просто я немного сбит с толку, – смущенно говорю я. – Только что разговаривал с Тори… с Асторией Гринграсс… – Судя по тому, как ты ее назвал, разговор был плодотворным, – он усмехается и встает с кресла. – Ну что ж, идем в гостиную, расскажешь… – он умолкает и, сдвинув брови, переводит взгляд на что-то за моей спиной. Я оборачиваюсь и вижу, что сработали чары оповещения, и в зеркальной сфере на краю стола появилось слегка искаженное лицо МакГонагалл. – Какие пикси ее принесли? – недовольно спрашивает Северус, дернув плечом. – Пойду навстречу. Будь здесь, я постараюсь не задерживаться. Если кто-то зайдет, скажешь, что пришел отрабатывать взыскание. – Само собой. Он уходит. Я сажусь в кресло и принимаюсь внимательно изучать свои руки. Молчи, Невилл! Просто молчи. И даже не смотри на него! Он этого не достоин. – Как твои дела, Невилл? – раздается мягкий голос. Я скриплю зубами от сдерживаемой злости. Руки сами собой сжимаются в кулаки. Я не буду с ним разговаривать! Его здесь нет! Просто нет! – Что такое, Невилл? Ты чем-то встревожен, мой мальчик? – допытывается Дамблдор. Я понимаю голову, и его брови ползут вверх: – Почему ты на меня так смотришь? – Я все слышал! – сквозь зубы говорю я. – Я слышал ваш разговор с Северусом! – О!.. – он на долю секунды теряется, но тут же берет себя в руки: – Уверен, ты все неправильно понял. У нас с Северусом свои дела… – Которые заключаются в том, что вы давите ему на психику и заставляете совершать убийства, надо думать! – не выдерживаю я и вскакиваю с кресла. Мое решение молчать летит ко всем чертям. Ну и пес с ним! – Ты просто ничего не понимаешь… – Ага, и Северусу вы то же самое говорили! Выходит, только вы что-то понимать можете, а остальные так – бараны, из которых в подходящий момент можно сделать неплохой шашлык! – Уверяю тебя, что ты заблуждаешься, – его голос по-прежнему звучит мягко. – Хватит! – я начинаю все больше злиться. – Уже поздно притворяться добрым дедушкой. Я давно подозревал, что вы не такой, каким пытаетесь казаться. – Надо полагать, ты тоже прочел книгу Риты? – осведомляется он уже другим тоном – насмешливым и равнодушным. Это лучше. – Книга тут не при чем. Скитер лгунья, это все знают. Все, что она пишет, нужно делить как минимум на десять. А идеальных людей, которые никогда не ошибаются, просто не существует. Дело не в книге. – А ты неглуп, – замечает он. – Вот уж без чего я как-нибудь обойдусь, так это без комплиментов из ваших уст! – брезгливо говорю я. – Вы забываетесь, юноша, – Дамблдор сурово сдвигает брови, но меня это совершенно не впечатляет. Смешно даже. – Нахальству должен быть предел! – Мое нахальство не идет ни в какое сравнение с вашей беспринципностью, господин директор! Я думал, вы просто не такое уж совершенство, а оказалось, что вы – самый настоящий подлец. Как вы могли заставить его сделать такое? – Северус – не ребенок! – резко говорит он. – Я умирал и обратился к нему с просьбой. Он мог и не выполнять ее. – Полно вам, Дамблдор! – я с трудом сдерживаю злость. – Знаете, если вам так уж приспичило покончить с собой, то могли бы сделать это своими силами. Но вы, конечно, не хотели брать на душу такой грех! А душа Северуса вас не беспокоит, а сам он слишком порядочен, чтобы отказать умирающему. – Ты слишком плохо знаешь его, чтобы делать такие выводы о его порядочности. – Ну да. Сейчас вы начнете убеждать меня, что в глубине души он ничем не лучше Беллатрикс Лестрейндж, и только ваше чуткое руководство и постоянное моральное давление позволило сделать из него относительно приличного человека. – Этого я не говорил, – дипломатичным тоном возражает он. – Однако ты и сам понимаешь, что Северус довольно долго поддерживал Волдеморта, и не мог не принимать участие в многочисленных кровавых расправах. Твои родители… Я разражаюсь хохотом, и Дамблдор замолкает, удивленно глядя на меня. – Вы вообще можете вести диалог, не пытаясь морально раздавить своего собеседника? – интересуюсь я, отсмеявшись. – Не трогайте моих родителей, сделайте одолжение. И тогда я не буду размышлять о том, что как глава Ордена Феникса вы должны были настоять на дополнительной защите своих людей, пока все Пожиратели смерти не будут пойманы. Хотя бы заклинанием Фиделиус. – Они были опытными аврорами и… – И им было по двадцать пять лет, – жестко перебиваю я. – Честно говоря, мне не интересно, что вы скажете. Мне другое интересно: как вы с этим жили столько лет? И кому еще успели сломать жизнь? Сколько зла причинили людям? – Ты слишком юн, чтобы понять причины тех или иных моих поступков, – к нему снова возвращается невозмутимость. – Как это просто – списать все на возраст. Но ничего не выйдет. Я не слепой. И не такой уж наивный, знаете ли. Я вижу, что вам просто на все и на всех наплевать! – В тебе говорит гнев, и я не держу на тебя зла за это, – спокойно возражает Дамблдор. – Но ты не сможешь обвинять меня в том, что я ничего не делаю ради победы и ради магического мира. – Делаете и очень многое, – признаю я. – Но вы кое-что не учитываете. – Неужели? И что же? – Людей. Мир – это, прежде всего, люди. Если вы говорите, что заботитесь о магическом мире, но при этом плюете на отдельно взятых обитателей этого мира, такая забота стóит не дороже кната. – Я не могу защитить каждого человека, Невилл, – он запускает пальцы в бороду и смотрит на меня снисходительно. – Разумеется. Но я имею в виду не это, – возражаю я. – Вы жертвуете собой ради победы над Темным Лордом и заодно заставляете человека, который не первый год рискует жизнью, выполняя ваши приказы, принести в жертву собственную душу. Вы заботитесь о школьниках и позволяете студентам трех факультетов делать студентов четвертого козлами отпущения. Вы заботитесь о людях и заставляете троих подростков взять на себя ответственность за весь магический мир. Простите, но я могу сделать только один вывод: вы лжец и лицемер. – Ты неправ. – Неправ? Я разговаривал с Тори Гринграсс и видел, как она плачет! И знаете, что я вам скажу? Никакая война не стóит слез этой славной девочки! – я чувствую, что ногти до боли впиваются в ладони, и с трудом разжимаю кулаки. – А как насчет крестного Гарри? Как вы допустили, что он двенадцать лет провел в Азкабане, не будучи виновным? Как и все, поверили в его виновность из-за случая в Воющей хижине? Или дело еще и в том, что все его родственники учились в Слизерине, а для вас они – априори негодяи? Или… – мне в голову приходит страшная мысль, – или вы не поверили?.. И просто позволили ему остаться там, чтобы он не мог забрать крестника? Северус сказал, что вы что-то сделали Гарри. Речь, случайно, не об этом? – Твои подозрения беспочвенны и необоснованны, – Дамблдор заметно бледнеет и напрягается. – А, по-моему, как раз наоборот, – не соглашаюсь я. – Вполне закономерное предположение с учетом того, что я услышал. И о моей ментальной связи с Гарри вам с самого начала было известно. А ведь я тогда почувствовал, что воспоминание было фальшивым! Если бы вы держали нас обоих в курсе дел, Сириус Блэк был бы жив! Вот почему Северус сказал, что вы свели его в могилу! Он просто вам мешал! А Люпин? Стóит вспомнить, в каком виде он приехал в Хогвартс! Очень ему помогло это хваленое образование! Чем вы на него давили? Неудавшимся убийством? – Ты не знаешь и половины… – Вот это вы точно подметили! – с нервным смешком перебиваю я. – Полагаю, что я действительно не знаю и половины ваших мерзостей. – Замолчи! – судя по его выражению лица, если бы он был жив, я был бы уже мертв. – Обязательно замолчу! Меня, по правде сказать, тошнит уже от беседы с вами. Только скажу вам кое-что напоследок, – я глубоко вздыхаю, пытаясь успокоиться, чтобы не сорваться на крик, и продолжаю ровным голосом: – Вы мертвы, Дамблдор. А мы живы! И я жив, и Северус, и Гарри. Северус вынужден поступать так, как вы скажете. Гарри, судя по всему, боготворит вас. Но со мной вы ничего не можете сделать. И я не позволю вам сломать нас! И вы можете сколько угодно называть наши отношения с Северусом аморальными, но разрушить их вам не удастся! – Ты не осознаешь, как твои подростковые эмоции могут навредить! – он повышает голос. – Эмоции здесь не при чем. Я стремлюсь к победе не меньше вашего, даже больше. Но вы хотите победить Темного Лорда, а я – защитить тех, кто мне дорог. И я защищу их любой ценой, и буду делать для этого то, что считаю нужным. То, что считаю правильным. А вас, если что, я достану и в Мире мертвых. Чего бы мне это не стоило. Можете не сомневаться. Дамблдор изучающе разглядывает меня поверх очков примерно с таким же выражением, с каким я сам, наверное, разглядываю особенно необычные сорняки, с которыми до этого мне не доводилось встречаться, и задумчиво произносит: – Ты интересный мальчик, Невилл. Возможно, мне и в самом деле изначально следовало уделять тебе больше внимания. – Вот за что я вам благодарен, господин директор, так это за то, что вы не уделяли мне внимания! – я прижимаю руку к груди и отвешиваю издевательский поклон: – Большое вам человеческое спасибо! Он молчит. Я тоже не знаю, что еще сказать. Противно. Все-таки надо было сдержаться. – Неслабо, однако! – глубокомысленно произносит скрипучий голос. – Такого у нас еще не бывало. Это надо запомнить. Я чуть не подпрыгиваю от неожиданности. Мерлин, я совсем забыл, где нахожусь! Вот уже Распределяющая Шляпа комментирует мои слова… А как насчет директоров? Я озираюсь. Не спит никто. Меня сверлят десятки внимательных и удивленных глаз. А я ведь хотел скрыть от Северуса свою осведомленность! Ну почему я не смог промолчать! Боковым зрением я вижу какое-то движение и поворачиваю голову в эту сторону. В сфере мелькает лицо Северуса. Значит, он уже поднимается сюда. В отчаянье я поднимаю глаза на Финеаса Блэка. Только с ним я худо-бедно общался. И потом, мне почему-то кажется, что изо всех директоров с просьбами лучше обращаться именно к нему. Наши взгляды пересекаются, и я мысленно умоляю его молчать. Он коротко кивает и отворачивается. Я несколько раз глубоко вздыхаю, пытаясь взять себя в руки. Раздается звук открывающейся двери. – Очередная стычка студентов, – с порога сообщает Северус. – Ничего заслуживающего внимания… Что это с тобой? Застыл, словно изваяние… Я стряхиваю с себя оцепенение. «Предосудительны и аморальны», говорите? Посмотрим, что вы скажете на это. Решительно кивнув собственным мыслям, я подхожу к Северусу, обхватываю руками его лицо и жадно целую разомкнутые от удивления губы. В первое мгновение он от неожиданности даже отвечает, но почти сразу с едва заметным усилием отталкивает меня. – Невилл, я, кажется, говорил о недопустимости подобных выходок в моем кабинете! – сердито произносит он. – Что на тебя нашло? – Я просто соскучился. – Мы виделись позавчера, – сварливо напоминает он. – И ты в любом случае должен вести себя прилично. Это кабинет директора, а не бордель! – Прости, – я закусываю губу и виновато улыбаюсь. – И не мечтай! – он немного смягчается и неожиданно берет меня за руку, подносит ее к губам и целует кончики пальцев. – Идем. Расскажешь мне о своей новой подружке. Мы отправляемся в гостиную. На пороге я оборачиваюсь. Кажется, мое маленькое представление прошло впустую. Портрет Дамблдора пуст.
|
