Глава 11. Со стороны виднее 48 страница

– Пятьдесят баллов Слизерину, – с плохо скрываемой гордостью произносит он, когда я заканчиваю. – Полагаю, такая прибавка никого не удивит.

– Несправедливо, – со вздохом говорю я. – Хоть бы раз парой баллов Гриффиндор наградил!

– Это противоречит моим жизненным принципам, – с достоинством заявляет Северус.

– Так я и думал. Впрочем, для Тори мне ничего не жалко.

– Надо же, как ты заговорил!

– Ага, – подтверждаю я. – Я теперь истовый поклонник твоего факультета. Как будет время, оформлю свою комнату в зеленом цвете, научусь задирать нос так, чтобы он задевал потолок, сплавлю Тревора дяде и заведу себе, скажем, бумсланга. Они, вроде, как раз зеленые.

– Бумсланга! – фыркает Северус. – Ты еще тайпана себе заведи! Есть, знаешь ли, и более простые способы покончить с собой.

– Тайпан не зеленый, – возражаю я. – А мне нужна самая слизеринская змея.

– Ну, удачи. Только не прибегай ко мне за противоядием. Впрочем, ты и не успеешь.

– Я уже тебе говорил, что ты очень добрый и душевный человек?

– Заткнись. И не налегай так на огневиски, – добавляет он, потому что я принимаюсь за пятый стакан.

– У меня стресс! – сообщаю я.

– У тебя не стресс, а талант не замечать очевидного. Ничего нового ты сегодня не услышал. Просто поразительно: я твержу тебе одно и то же, но ты ничего не воспринимаешь, а тут – одна единственная беседа, и какие результаты!

– Просто тебя я не заставал плачущим в кабинете трансфигурации.

– Хм. Логично, – Северус на всякий случай отодвигает бутылку подальше от меня.

– Слушай… – говорю я мрачно, водя пальцем по влажному стеклу стакана, – юмор, конечно, штука хорошая, но ведь все это совсем не смешно!

– Не смешно, – соглашается он.

– Тори сказала, что мы не настолько жестоки. Но мне начинает казаться, что она неправа. Ведь жестокость не обязательно должна проявляться в каких-то пытках. Мне даже кажется, что мы в каком-то смысле хуже. Они хоть понимают, что делают. А мы творим зло, пребывая в уверенности, что наши поступки благородны.

– Какие глубокомысленные рассуждения! Снял бы шляпу, но, к сожалению, под рукой нет ничего на нее похожего. Если подождешь, я схожу в кабинет и сниму Распределяющую Шляпу с полки…

– Прекрати! Я ведь серьезно говорю!

– Я понимаю, что серьезно. И что дальше?

– Дальше?! – восклицаю я. – Северус, с этим надо что-то делать! Надо изменить это отношение!

– Предлагаешь начать прямо сейчас? – иронично осведомляется он.

– Да нет же! Но ведь война когда-нибудь закончится. И что тогда будет? Мерлин, мы ведь сами во всем виноваты!

– Кто и в чем виноват?

– Мы! – повторяю я яростно. – Своим отношением мы практически толкаем студентов Слизерина в объятия Темного Лорда! Потому что только там их действительно примут, как родных. Возможно, если бы после первой войны отношение было другим, сейчас у него было бы значительно меньше сторонников! А потом? Ведь все может снова повториться! Появится какой-нибудь очередной Темный Лорд, который решит изменить порядок вещей, и начнется новая война. Это же замкнутый круг, неужели ты не понимаешь?

– Я-то как раз понимаю, как ни странно, – спокойно возражает Северус. – Но вот ты, кажется, не понимаешь, что изменить сложившийся порядок вещей не так уж просто.

– И что же теперь, сидеть сложа руки?

– Невилл, – в его голосе появляются мягкие и обволакивающие нотки, – ну подумай сам, что ты говоришь. Еще не закончилась одна война, а ты уже собираешься ввязаться в другую.

– Но…

– Все это не слишком своевременно. Сейчас твоей первоочередной задачей должно быть совсем другое.

– Хорошо, – признаю я. – Но ведь потом ты мне поможешь?

– Невилл…

– Северус, без тебя мне не справиться!

– Ты и не с таким можешь справиться – и без меня, и без кого-либо другого, – он невесело усмехается.

– Неужели тебе наплевать, что будет с твоим факультетом после войны? – спрашиваю я, начиная раздражаться.

– А тебе не приходит в голову, что после войны я едва ли смогу хоть на что-то влиять в этом мире?

Несколько долгих секунд я хочу спросить, почему, но быстро понимаю, что он имеет в виду.

– Не говори так.

– От того, буду я так говорить или нет, ничего не изменится, – он пожимает плечами. – У меня мало шансов остаться в живых.

Эти слова, произнесенные так невозмутимо, словно речь идет о погоде, причиняют боль, по сравнению с которой тот сеанс пыток у Алекто кажется сеансом массажа. И я понимаю, что это никакая не бравада – он действительно все обдумал и пришел к такому выводу. А самое кошмарное, что с этим выводом сложно не согласиться. И это Дамблдор, чтоб ему вечно гореть, поставил его в такое положение!

– Не говори так, – снова прошу я, подавив желание высказать в адрес покойного директора пару непечатных проклятий. – Не нужно провоцировать судьбу. Мы оба в сложном положении. Но зачем так себя настраивать?

– Я не настраиваю, – спокойно возражает Северус. – Но чего ты от меня хочешь? Чтобы я с дебильной улыбкой твердил, что все будет хорошо, что война скоро закончится, и мы отправимся прямиком в маггловскую Голландию или Швецию¹, где вступим в брак, потом вернемся, купим милый домик с садом, усыновим с десяток детишек? Не принимай на свой счет, но при такой альтернативе я бы предпочел Аваду.

– Ты неисправим! – против воли меня разбирает смех.

– Просто не хочу лишний раз лгать. Мне и без того слишком часто приходится это делать.

– Понимаю, – со вздохом говорю я. – Ты абсолютно прав. Наверное, мне вообще не следовало поднимать эту тему.

– В таком случае, пользуясь твоими словами, предлагаю не провоцировать судьбу и не строить планы раньше времени, – на его губах появляется улыбка.

С этим я не могу не согласиться. Больше мы к этой теме не возвращаемся – просто допиваем огневиски и отправляемся вниз. Раз уж я сегодня зашел, глупо упускать такой шанс. В последнее время мне все реже удается к нему выбраться. Нельзя вызывать лишние подозрения чрезмерным количеством отработок до глубокой ночи. А к Лауди я в последнее время стараюсь обращаться как можно реже. Уж очень недовольно он выглядит каждый раз, к тому же, почти со мной не разговаривает. Ума не приложу, что с ним такое. Северус тоже не знает, но говорит, что эльфа явно что-то беспокоит. В общем, мы оба сходимся во мнении, что мое несанкционированное появление стóит того, чтобы извлечь из него максимум пользы.

Мы занимаемся сексом. Далеко не в первый и, я надеюсь, не в последний раз. Смешно вспомнить, но поначалу я даже считал эти разы, но потом прекратил это глупое занятие. Каждая новая наша встреча одновременно и похожа на все остальные, и кардинально от них отличается. Наверное, поэтому мне с ним так хорошо и уютно, как может быть только с кем-то, к кому успел привыкнуть, но, с другой стороны, я никогда не знаю, чего от него ожидать. Не знаю, что он сделает в очередной раз, чтобы заставить меня стонать и извиваться от наслаждения.

А сегодня… Сегодня я, кажется, не знаю, чего ожидать от себя самого. Я только хочу, чтобы ему со мной было в сотни раз лучше, чем мне с ним, если, конечно, такое вообще возможно. Я покрываю поцелуями все его тело, начиная чувствительных мочек, и заканчивая пальцами ног. Я хочу отдать ему всего себя без остатка. Хочу, чтобы он принял то, что я отдаю, и сделал со мной все, что посчитает нужным. Хочу, чтобы он почувствовал мое желание принадлежать ему. Это уже не просто секс. Это нечто, не имеющее прямого отношения к физиологии. Нечто, чему, наверное, не существует названия…

Думаю, все, что произошло сегодня, сыграло свою роль. И Тори, и подслушанный разговор, и мой срыв, и последующие слова Северуса. И я вдруг понимаю отчетливо: он часть меня, и потерять его я не могу. Это все равно, что лишиться обеих рук, ног или, скажем, зрения. Жить, конечно, можно. Но какая же это жизнь?

Валяться в постели до утра мы себе позволить не можем, поэтому приходится быстро приводить себя в порядок и одеваться. Северус, как всегда, одевается со скоростью профессионального аврора. По словам бабушки, папу и маму на курсах заставляли одеваться с секундомером. Мол, каждая секунда дорога, если что-то срочное. Причем, папа бил все рекорды, а мама едва укладывалась в положенное время. Ну, а я, как известно, на нее похож.

– Ты сегодня сам себя превзошел, – замечает Северус, наблюдая за моими попытками зашнуровать ботинок.

– Ну… – я несколько секунд размышляю, что бы такое сказать, и высокопарно изрекаю: – Я всего лишь хотел отдать тебе дань уважения.

– Если бы ты всем ее отдавал таким способом, у тебя была бы сногсшибательная репутация, – немедленно реагирует он.

– Мне вполне достаточно, если моя репутация будет такой в твоих глазах, – заявляю я, разобравшись, наконец, со шнурками.

– На этот счет можешь не беспокоиться, – заверяет Северус и притягивает меня к себе.

Через несколько минут мы вызываем Лауди. Казалось бы, подобное происходит не впервые, но эльф смотрит на нас так неприязненно, что даже Северус удивленно поднимает брови. Спрашивать, в чем дело, я почему-то не решаюсь. Северус тоже ничего не говорит, только кивает на дверь.

До гриффиндорской башни мы добираемся в молчании. Я чувствую себя так, словно попросил своего должника об услуге, которая ему в тягость, но которую никто другой оказать не может. Возле прохода Лауди манит меня пальцем и, понизив голос, сообщает, что скоро, возможно, я смогу увидеть Хелли и Рэмси. Давно пора! Я его еще на рождественских каникулах об этом просил, а уже пасхальные не за горами. Возможно, они мне и скажут, что с ним происходит.

В гостиной я обнаруживаю Джинни, Лаванду, Парвати и Симуса, которые явно меня поджидают.

– Два часа ночи! – сообщает Джинни и сует мне под нос наручные часы. – Где ты был?

– Очередное взыскание. Предупредить возможности не было, извините.

Это я, конечно, вру. Но слишком уж сегодня было много всякого рода неожиданностей, вот у меня и вылетело из головы, что ребята могут волноваться. Странно, галеон вроде не нагревался…

– Мы так и подумали, поэтому не пытались с тобой связаться, – говорит Джинни, смягчаясь.

Ага, вот и объяснение!

– Ты, надеюсь, не у Кэрроу был? – обеспокоенно спрашивает Лаванда. – Выглядишь как будто здоровым…

– У Снейпа. А он, как вы знаете, в отличие от Кэрроу, предпочитает либо извлекать из студентов пользу, либо вообще не иметь с ними дела.

– Нам, во всяком случае, это только на руку, – замечает Парвати.

– Слушай, Невилл, – неуверенно говорит Симус, переминаясь с ноги на ногу, – я, конечно, понимаю, что ты хочешь спать и все такое… Но тебе не кажется, что мы как-то сдали в последнее время? Уже давно ничего не предпринимали. Ты еще до Рождества обещал, что мы Амикуса, как сестрицу, из игры выведем, а в итоге…

Он прав. Последнее, что мы сделали, – это по инициативе Джинни и с помощью Пивза полностью разгромили классы ЗОТИ и маггловедения. Но это было почти три недели назад. Кэрроу, конечно, трогать сейчас нельзя. Мы несколько раз подстраивали им мелкие пакости, вроде падений с лестницы, вот они и взяли моду повсюду таскать с собой эльфов для пущей безопасности. А эльфов подставлять я ни за что не буду.

– С Кэрроу не вариант, я ведь объяснял.

– Да я понимаю, – отмахивается Симус, – и все-таки…

– Он прав, – насупившись, говорит Джинни. – Я уже давно твержу, что пора их встряхнуть.

– Каюсь, виноват, – признаю я, и тут мне в голову приходит интересная мысль: – Как вы смотрите, друзья, на то, чтобы выйти, наконец, из тени?

Джинни, Симус, Лаванда и Парвати обмениваются недоуменными взглядами.

– Свяжитесь с Энтони и узнайте, сколько ему нужно времени, чтобы нарисовать более или менее адекватный портрет. Все зависит от того, что он ответит.

С этими словами я ухожу в спальню. Глаза уже сами закрываются. А вставать, как всегда, рано.

_________________________________________________________________________________

¹ – В описываемый период ни о каких однополых браках, разумеется, не могло быть и речи. Впервые они были признаны на общенациональном уровне в Голландии в 2001 году, а в Швеции – только в 2009 году. Однако и в Голландии (с 1998 года), и в Швеции (с 1995 года) существовал закон о зарегистрированных однополых партнерствах, не подразумевающих, понятное дело, усыновление детей. Но ради красного словца не грех немного преувеличить, тем более, Невиллу едва ли могут быть известны такие тонкости.
(прим. авт.)

Глава 54. Еще хуже, чем я думал

Сегодня нас ждет очередная отработка в Запретном лесу, или, иными словами, теплая компания наших приятелей кентавров. По-моему, неплохая награда за труды праведные.

Таких рож я у Кэрроу давно не видел – они чуть не спятили на месте! Да и как им было не спятить, когда с утра они обнаружили в Большом зале портрет Дамблдора, нарисованный прямо на стене? Энтони постарался. Как выяснилось, на пристойный портрет ему требуется как минимум несколько дней, а на просто похожий – достаточно часа. Ну, а нам ничего особенно гениального и не надо. Нам надо нечто узнаваемое. Энтони, правда, мрачно заявил, что ни один уважающий себя художник после такого не позволил бы ему даже почистить свои ботинки. А, по-моему, получилось здорово. Даже Северус оценил и сказал, что Энтони самое место в Высшей художественной школе в Риме. Потом я передал ему эти слова – от своего имени, разумеется – и Энтони признался, что туда после Хогвартса и собирается. Уверен, что он поступит, хоть требования там и высокие. Помимо очевидного таланта нужны еще и ТРИТОНы по заклинаниям, арифмантике и трансфигурации, и минимум «В» за СОВ по зельеварению и гербологии. Не представляю, зачем все это нужно художникам, но не сомневаюсь, что у Энтони все получится.

Подумать только, он даже сумел заставить портрет немного двигаться – сурово сдвигать брови и многозначительно поднимать вверх указательный палец! Терри, правда, настаивал на среднем, но я решил, что этот парадоксальный элемент сведет на нет общее впечатление. Пока Энтони трудился, мы украшали стену надписью «Армия Дамблдора». В общем, очень мило получилось.

Просить о помощи Лауди я не рискнул, опасаясь, что он испепелит меня взглядом. Пришлось обращаться к Пивзу и Миртл. Оказалось, что так даже лучше. Во-первых, именно Пивз помог нам попасть в «надежно» запертый Большой зал. Во-вторых, они вдвоем следили за Кэрроу и, случись что, кто-то из них мог задержать их, а кто-то – сообщить нам. К счастью, этого не понадобилось. Кэрроу весь день гонялись по школе за все тем же Пивзом и здорово вымотались, поэтому спали, как убитые.

Наверное, это странно, что я вот так решил раскрыть карты, да еще и после того, что узнал о нашем бывшем директоре. На самом деле, первым моим желанием было вообще поменять название, чтобы наша организация не имела никакого отношения к этому человеку. Но потом подумал, что это не имеет смысла. Мы уже привыкли так называться, да и ребята не поняли бы. В конце концов, название «Армия Дамблдора» мы когда-то выбрали не столько из любви к нему, сколько потому, что именно этого больше всего на свете боялся Фадж. Сейчас Фаджа нет, но ведь и Волдеморт боялся Дамблдора, это все знают. Следовательно, и его приспешников он должен был пугать.

Что же касается нашего инкогнито, то никакого смысла оно уже давно не имеет. Когда все время и возмущаются, и попадаются одни и те же люди, несложно прийти к определенным выводам. Северусу это решение, кажется, не слишком понравилось, но спорить он почему-то не стал, только пообещал, что взыскание назначит раньше, чем Кэрроу отойдут от шока. Что, собственно, и сделал.

В пещере мы с комфортом устраиваемся на шкурах и не без облегчения желаем доброй ночи Хагриду, который в этот раз даже не предлагает составить ему компанию. Лауди приносит нам с кухни пиво и бутерброды – видимо, в благодарность за то, что мы не дергали его во время налета на Большой зал.

В самый разгар лекции по прорицаниям и астрономии Ронан вдруг замирает и обрывает фразу на середине.

– Тихо! – командует он и прижимает палец к губам.

– Ты же не хочешь сказать, что… – Фиренце тоже замолкает и смотрит на нас с таким ужасом, что я моментально все понимаю.

Буквально через пару секунд раздается стук копыт и в пещеру заходит гнедой кентавр. Он обводит нас свирепым взглядом и недобро усмехается.

Джинни до боли вцепляется в мою руку. Мне и самому хочется в кого-нибудь вцепиться. Все помнят, в каком невменяемом состоянии была Амбридж, когда Дамблдор забрал ее у кентавров. О том, что, если бы не Грауп, та же участь ждала бы Гарри и Гермиону, тоже каждому известно. Поэтому ребята жмутся друг к другу и смотрят на Магориана – а я не сомневаюсь, что это именно он, – с откровенным испугом. Мне тоже дико страшно. Я покрепче сжимаю волшебную палочку, хоть и понимаю, что он прострелит мне руку из своего арбалета прежде, чем я ее вытащу. И хорошо, если только руку и только мне.

– Нечто в этом роде я и ожидал увидеть, – презрительно произносит он, бросив брезгливый взгляд на бутылки сливочного пива, – хотя, признаюсь, вы превзошли все мои ожидания.

– Ты все неправильно понимаешь… – начинает было Ронан.

– А как еще это можно понять? – перебивает Магориан. – Вы позволяете ученикам этой школы находиться здесь, бродить по нашему Лесу, использовать эту пещеру как постоялый двор – вы оба мне противны!

– Это моя пещера, и мне они не мешают! – запальчиво возражает Фиренце.

– Была твоя. Но это ненадолго, – сухо говорит незваный гость. – Я немедленно дам знать Бейну. А вы, – он обводит нас взглядом, – даже не пытайтесь сбежать, все равно ничего не выйдет. С вами мы будем разбираться отдельно, но пощады не ждите.

– Мы не причиняем вред жеребятам, Магориан, – напоминает Ронан.

– Жеребятам? – он зло смеется. – Где ты увидел жеребят? Даже эта, – его палец указывает на Джинни, и она еще крепче сжимает мою руку, – уже давно не жеребенок, а остальные – тем более. Им придется ответить по всей строгости. Что же касается вас двоих, то вы и сами знаете, что бывает с предателями. Однажды тебе удалось выйти сухим из воды, Фиренце, но больше такого не повторится. И ты, Ронан, глубоко заблуждаешься, если думаешь, что мы не знаем, кто тогда сообщил Хагриду о суде над предателем!

– Это ты заблуждаешься, если считаешь попытку убийства судом!

Магориан только усмехается в ответ на это. Фиренце косится на него и вполголоса бормочет что-то похожее на «ишак облезлый». Мы молчим, не зная, что здесь вообще можно сказать. Мерлин, надо было нам пойти с Хагридом!

Чего я никак не могу понять, так это, почему Ронан и Фиренце даже не пытаются договориться с ним. Не факт, конечно, что получится, но нельзя же просто так стоять! Я так уж точно не могу. Они только за свои жизни отвечают, а я всех ребят сюда привел, и не могу позволить, чтобы с ними что-то случилось. Если надо, буду с этим кентавром врукопашную драться.

Фиренце и Ронан переглядываются и постукивают копытами, словно чего-то ожидая. Магориан стоит посреди пещеры, скрестив руки на груди, и смотрит на нас с выражением кота, поймавшего мышь. Я слышу, как тяжело дышат ребята, и буквально чувствую их страх. Мне тоже чертовски страшно. Но помощи, похоже, ждать не от кого. Магориан презрительно фыркает и собирается развернуться, чтобы уйти. Я отцепляю ладошку Джинни и вскакиваю.

– Могу я сказать несколько слов? – спрашиваю я, стараясь унять предательскую дрожь в голосе.

Магориан останавливается и брезгливо оглядывает меня с головы до ног.

– Что ты хочешь сказать, человек?

– Для начала я хотел бы представиться, – я низко опускаю голову и, чуть отставив ногу назад, слегка преклоняю колени. – Меня зовут Невилл Лонгботтом, и я – руководитель всех этих людей. Вожак, если по-вашему.

– Вот как, – он не проявляет особого интереса. – Значит, как вожак ты тем более должен понять наши мотивы.

– Уверяю вас, что я понимаю их, – я делаю небольшую паузу и добавляю почтительно: – Вы позволите обращаться к вам по имени?

Чуть подумав, он коротко кивает.

– Я всегда с безмерным уважением и восхищением относится к кентаврам, Магориан, – продолжаю я, воодушевленный первым успехом, – и ничто не изменит моего отношения.

– Именно поэтому ты и твое стадо так по-хамски ведете себя на нашей территории, Невилл Лонгботтом?

– Я не стану разубеждать вас в этом. Мне и самому было бы неприятно присутствие чужаков, которые неспособны даже примерно представить себе всю суть и всю магию того места, где они находятся.

– Тогда чего ты хочешь? – он прищуривается, пытаясь скрыть мелькнувшее в глазах удивление.

– Чтобы мы попытались понять друг друга, – поясняю я. – Мы смотрим на одну и ту же проблему под разными углами. Вы видите толпу малолетних волшебников, которые не питают ни малейшего почтения к этому Лесу, не смотрят, куда наступают, слишком громко разговаривают и смеются и считают, что все вокруг должны признавать их высшими существами.

– Разве это не так? – презрительно цедит Магориан.

– Это так, – соглашаюсь я. – Но я вижу совсем другое. Я вижу измученных студентов, которых пытают в стенах школы и не пускают в больничное крыло. Я вижу людей, которые еще вчера были обычными подростками и переживали из-за вскочившего на носу прыща, а сегодня покрыты шрамами с головы до ног. Я вижу школу, в которой раньше нас готовили к жизни, а сейчас медленно убивают. И я вижу эту пещеру посреди Запретного Леса – оазис в пустыне, где мы можем передохнуть, набраться сил и спланировать дальнейшие действия, – я перевожу дыхание и, заметив, что говорю слишком громко, чуть сбавляю обороты: – Я бы не посмел просить вас о помощи, Магориан. Я благодарен вам уже за то, что вы не помогаете нашим врагам, хотя могли бы, и в этом случае мы были бы обречены. Я не умею читать по звездам, но я сделаю все, чтобы защитить своих людей. Вы можете запретить нам приходить в этот Лес и в эту пещеру и лишить нас одной из немногих оставшихся радостей. Вы можете судить нас, это ваше право. В этом случае я буду просить вас только об одном.

– О чем? – почти не размыкая губ, спрашивает он.

– Отпустить их и судить только меня. Это я привел их сюда, и только я должен нести ответственность, если вы считаете, что мы действительно виноваты.

– Ты очень складно говоришь, Невилл Лонгботтом, – задумчиво произносит Магориан. – Слишком складно.

– По правде говоря, у меня всегда были проблемы с публичными выступлениями, – признаюсь я. – Наверное, это я сейчас с перепугу.

На его тонких губах на мгновение мелькает едва заметная улыбка, но тут же пропадает, и смуглое лицо снова становится надменным.

– Мы не обрываем листья с деревьев, никого не убиваем и всегда ходим одной и той же дорогой, – продолжаю я. – Мы уважаем и вас, и ваш Лес, и не причиняем вреда вашим детям. Я понимаю, что наше присутствие раздражает вас не меньше, чем нас – присутствие в школе Пожирателей смерти, поэтому решать только вам. Это все, что я хотел сказать, Магориан, – я снова кланяюсь. – Благодарю за то, что уделили мне время и выслушали. О большем я просить не смею.

– Ты и вправду похож на вожака, – задумчиво произносит Магориан, пристально меня разглядывая. – Что ж, полагаю, нашу беседу можно считать законченной.

С этими словами он протягивает мне руку. Секунду я тупо смотрю на нее, затем, поборов удивление, все-таки пожимаю. Магориан разворачивается и, гордо размахивая хвостом, направляется к выходу.

– Ты будешь говорить с Бейном? – тихо спрашивает Ронан.

– Я не исключаю такой возможности, – холодно отвечает Магориан, не оборачиваясь, и степенно удаляется, стуча копытами.

У меня подкашиваются ноги, и я бессильно падаю на каменный пол. Закрываю лицо руками, чтобы никого не видеть, и трясу головой, пытаясь прийти в себя. Руки трясутся, а сердце трепыхается где-то в районе пяток.

– Я сильно ухудшил наше положение? – несчастным голосом спрашиваю я.

– О чем ты говоришь? – удивляется Ронан.

– Ну, он ведь скажет все Бейну…

– Не беспокойся об этом, – Ронан усмехается. – Уж поверь мне, я достаточно хорошо его знаю.

– Но он сказал…

– Неважно, что он сказал. Его слова нередко расходятся с делами. Я знаю, о чем говорю. Мы выросли вместе и вместе пришли в этот Лес после того, как потеряли свои семьи. Он ничего никому не скажет, можешь быть уверен.

– Но почему вы сами даже не пытались убедить его, раз так хорошо с ним знакомы? – сердито спрашиваю я.

– Потому и не пытались, – не смутившись, объясняет Ронан. – И меня, и Фиренце связывает с Магорианом много личного. К тебе же у него нет никаких претензий

– То есть вы специально молчали? – догадываюсь я. – Ну, знаете… А если бы ничего не вышло?

– Так ведь вышло же, – замечает Фиренце.

– Круто вышло, надо сказать, – слабым голосом произносит Симус за моей спиной.

Все еще сидя на полу, я разворачиваюсь. Ребята, похоже, начинают понемногу приходить в себя. Некоторые тянутся к пиву и бутербродам – нервы.

– Да что ты так испугался? – пожимает плечами Ронан. – Будто это не кентавр был, а Сам-Знаешь-Кто.

– Ну, я же говорил, что Магориана больше боюсь, – напоминаю я, поежившись.

– Нашел, кого бояться! – фыркает Фиренце. – Он же ишак!

– Фиренце! – укоризненно произносит Ронан и снова обращается ко мне: – Как бы то ни было, мы не ошиблись, и ты все сделал правильно. Магориан больше не будет чинить вам препятствий – этим он только унизит себя – поэтому вы можете приходить сюда так же, как и раньше.

– Хорошо, если так, – со вздохом говорю я, перебираясь с холодных камней на шкуры, к ребятам. – Только надеюсь, что не придется слишком часто с ним общаться – у меня, кажется, на него аллергия, – я потираю руку, которая начала жутко чесаться еще во время разговора.

Эти слова вызывают у Фиренце приступ безудержного веселья.

– В точности, как у меня! – с довольным видом сообщает он. – Я в детстве тоже чесаться начинал в его присутствии. А Ронан утверждал, что я все выдумываю.

– Вам двоим следовало быть братьями, – Ронан закатывает глаза. – Просто феноменальное сходство!

Эти шуточки помогают мне немного успокоиться. Как бы то ни было, я действительно здорово перенервничал. Не думаю, что они могли бы нас убить, раз даже Амбридж не убили, но лишние проблемы нам совершенно ни к чему. Еще хорошо, что сюда не Бейн пришел. Я видел его на первом курсе, и у меня сложилось впечатление, что такого дикаря еще поискать. Уверен, с ним бы точно не вышло договориться.

Приближаются пасхальные каникулы. Я рассчитывал, что получится провернуть то же самое, что и во время рождественских, но, кажется, ничего не выйдет. Тогда в школе вообще никого не осталось, а сейчас домой не все собираются. Парвати и Падма говорят, что точно останутся. Не потому, что им так уж хочется, – просто боятся, что родители их назад не отпустят. И не только у них такая проблема.

Дело в том, что о нас иногда рассказывают по «Поттеровскому дозору». Конечно, Джинни – человек здравомыслящий, в душещипательные подробности не вдается, поэтому по радио сообщают, так сказать, облегченные версии событий. Но даже этого достаточно, чтобы заставить нервничать некоторых родителей.

В общем, придется мне остаться в школе на законных основаниях. Кэрроу, конечно, по пятам ходить будут, но здесь ничего не поделаешь. Если хоть кто-то остается, я тем более не имею права делать вид, что меня здесь нет.

За прошедшее время Тори уже несколько раз передавала мне зелья. Эта девочка – настоящий мастер конспирации! Пройдет мимо, слегка задев плечом, а в следующее мгновение я уже чувствую в кармане приятную тяжесть очередного флакона. И вид у нее при этом такой, словно она была бы только рада, если бы я скончался прямо у нее на глазах. Ребята считают, что она ужасно надменная. А когда я напоминаю, что она на нас не нападает и даже не особенно хамит, заявляют, что она не делает этого только потому, что не желает пачкать свои чистокровные аристократичные руки.

Смешно. И одновременно злость разбирает. Впрочем, они правы, со стороны все это именно так и выглядит. В один из вечеров я не выдерживаю и спрашиваю у Северуса, не обучал ли он ее шпионским фокусам в частном порядке. Северус невозмутимо отвечает, что в частном порядке обучал ее только игре в шахматы. Поначалу мне кажется, что он шутит, но выясняется, что это не так.

Вообще, оказывается, когда он был деканом, у него складывались очень интересные отношения со студентами. С одной стороны, он старался держать их в ежовых рукавицах, требовал соблюдения правил и примерного поведения. Нарушителей наказывал строго, но исключительно за закрытыми дверями, причем, баллы снимал только в крайнем случае, чтобы проступок одного студента не бросал тень на весь факультет и не превращал его самого в парию. С другой же стороны, он всегда старался их выслушать и по возможности выполнять просьбы, а в присутствии посторонних – нас, то есть – всегда прикрывал и выгораживал. Всего этого Северусу, видимо, было мало, поэтому он еще и лично беседовал с каждым первокурсником после распределения, а также бывал у них дома, чтобы посмотреть, кто как живет, и пообщаться с родителями.

Все это заставляет меня задуматься и даже немного пожалеть, что учусь в Гриффиндоре. Я всегда считал МакГонагалл хорошим деканом, но она дружит с бабушкой, поэтому и дома у нас, разумеется, бывала неоднократно. А вот о том, чтобы она посещала других студентов, я не слышал. Ну, магглорожденные не в счет – беседа с их родителями входит в обязанности заместителя директора. Я озвучиваю свою мысль Северусу, но он только пожимает плечами и холодно говорит, что декан Гриффиндора не отчитывается перед ним в своих действиях, однако, насколько ему известно, она не бывала дома даже у Гарри.