Глава 11. Со стороны виднее 57 страница

Ханна вымученно улыбается.

– Тебе, Сьюзен, спасибо за выдержку, за то, что держалась молодцом. Как и Ханна, ты была с нами недолго, но без тебя нам было бы сложнее.

– Вот уж глупости, – бормочет Сьюзен, заливаясь краской.

– Лаванда…

– Вся внимание, – усмехается она.

– Тебе спасибо за мужество и твердость характера, какими не каждый парень может похвастаться. Ты молодчина!

Лаванда отвешивает мне насмешливый поклон. Краем глаза я замечаю, что Рон и Гермиона недоуменно переглядываются. Да, нам здесь было не до романтических бредней, вы уж извините, друзья. Я поворачиваюсь к оставшимся девочкам.

– Парвати, Падма… Вам обеим спасибо за вселенское терпение, за понимание и за то, что принято называть женской мудростью… Ну, и, конечно, за поцелуи – я даже умываться с тех пор как-то не решаюсь…

– Так умойся, и мы тебя еще раз поцелуем! – со смехом предлагает Падма.

– Я это запомню, – обещаю я, склонив голову.

Пора переходить к сильной половине нашей Армии.

– Симус… Сегодня ты, конечно, палку перегнул… – он смущенно опускает глаза, и я быстро добавляю: – Но весь этот год ты делал все, что только мог сделать. И я благодарен тебе за поддержку, за такт и за стойкость.

– Да ладно, чего уж там, – бубнит Симус, краснея.

Я обращаюсь к единственному хаффлпаффцу мужского пола:

– Тебе, Эрни, спасибо за рассудительность и спокойствие. Если бы не ты, у меня наверняка уже давно сдали бы нервы.

– Это те стальные канаты, которые у тебя вместо них? – с усмешкой уточняет Эрни. – Ври больше!

– Ничего я не вру! – возражаю я и поворачиваюсь к рейвенкловцам: – Терри, тебе спасибо за твое неистребимое чувство юмора и оптимизм. Без этого в наше время никуда.

– Обращайся! – фыркает Терри.

– Энтони, тебе я благодарен за поддержку и чуткость. И особенно – за твои потрясающие рисунки. Если Мастера Высшей художественной школы не примут тебя без экзаменов, то я объявлю им войну… И прости меня еще раз… сам знаешь, за что…

– Это ты прости, – смущенно отзывается он. – Я все понимаю.

Я поворачиваюсь к последнему члену АД из тех, что были в школе в этом году. Он смотрит на меня настороженно, словно не зная, могу ли я вообще сказать о нем хоть что-то хорошее.

– Майкл… Как благодарить тебя, я даже не знаю, потому что люди обычно не благодарят свою совесть… Поэтому просто спасибо тебе за честность, за то, что ставил меня на место, когда считал нужным, за то, что всегда высказывал свое мнение, даже если оно противоречило мнению всех остальных… И отдельное спасибо – за доверие.

– А тебе спасибо, что не побил меня, когда я активно нарывался, – говорит Майкл под общий хохот и поднимает руку, призывая всех к тишине: – Можно я тоже скажу?.. Я думаю, и мы должны поблагодарить Невилла за то, что он сделал для всех нас. Как вы считаете?

Раздаются одобрительные возгласы, и Майкл продолжает:

– Мне он, можно сказать, жизнь спас… Да и не только мне. Все эти зелья, которые он доставал. Все пытки, через которые ему пришлось пройти – ведь он был главной мишенью для Алекто Кэрроу! Да, некоторые его решения мне не нравились… Но ведь в конечном итоге он всегда оказывался прав! Мое мнение: о лучшем руководителе нельзя даже мечтать! Спасибо тебе за все, Невилл Лонгботтом!

Майкл замолкает, поднимается со стула и несколько раз громко хлопает в ладоши. К нему присоединяются все остальные ребята из АД, причем, подключаются и те, кого не было в школе в этом году. Гермиона и Рон, на чьих лицах написано безмерное изумление, тоже начинают хлопать. Хлопают даже Билл и Флер, одобрительно улыбаясь мне.

– Слова, достойные сына авроров, – неожиданно раздается знакомый низкий голос.

Я поворачиваюсь к проему к стене и вижу Люпина и Кингсли Шеклболта, которые почему-то тоже аплодируют.

– О!.. Здравствуйте… – смущенно бормочу я. – Вы давно здесь?

– Почти с начала твоей пламенной речи, – отвечает вместо них Джордж. – Послушать, видимо, захотели.

– Верно, – улыбается Люпин. – И оно того стоило. Ты очень повзрослел с тех пор, как я тебя видел последний раз.

– Ну, не мог же я так и оставаться пятнадцатилетним… – кажется, я начинаю краснеть.

– Мы много слышали о твоей храбрости, – замечает Шеклболт. – Никогда не думал стать аврором?

– Ни за что на свете! – меня даже передергивает от такого предположения.

– Твои родители были аврорами… – Люпин выглядит слегка сбитым с толку.

– И что с того? Профессии как будто по наследству не передаются. Я уважаю авроров, но не хочу, чтобы вот это, – я обвожу рукой комнату, – стало моей профессией.

– Думаю, я понимаю, что ты хочешь сказать, – серьезно кивает Шеклболт.

– Невилл у нас человек мирный, – встревает Рон. – Гербологией вон увлекается, растениями всякими…

– Совершенно верно, – подтверждаю я и, с трудом сохраняя невозмутимость, добавляю: – Вот закончится все это, куплю домик с садиком и буду там Альенату с Эфферусом выращивать – тихо, спокойно, безо всей этой беготни и лишнего риска…

От хохота у Шеклболта даже слезы на глазах выступают. Ребята из АД, у которых еще живы в памяти мои лекции по гербологии, тоже посмеиваются. Гермиона возводит глаза к потолку и качает головой, явно не считая эту шутку остроумной.

– Ты совсем как Фрэнк, – сообщает Шеклболт, отсмеявшись. – Он через день, помнится, выговоры получал за свое неуемное чувство юмора.

Даже так? Интересно, почему бабушка никогда мне об этом не рассказывала? Чтобы я ненароком не вырос излишне веселым?

– Ребята, скажите, а где сейчас Гарри? – спрашивает Люпин, с легкой тревогой оглядывая нас. – Я так понимаю, с ним все в порядке, иначе вы бы здесь не сидели…

– Да, все хорошо, сэр! Просто он ушел искать… – слово «хоркрукс» почти срывается с губ, но я вовремя спохватываюсь: – какую-то вещь, принадлежавшую Ровене Рейвенкло.

– Вот как? – он поднимает брови и переглядывается с Шеклболтом. – Ну что ж, думаю, он знает, что делает.

– Конечно, знает! – уверенно говорю я. – Пока он не вернулся… если не возражаете, я хотел бы сказать ребятам еще пару слов…

– Говори-говори, мы не будем мешать, – Люпин благосклонно улыбается и усаживается на ближайший стул.

– Спасибо, – благодарю я и снова обращаюсь к своей Армии Дамблдора: – В общем, как я уже сказал, я благодарен вам всем. И отдельно хотелось бы поблагодарить тех из вас, кого по разным причинам не было в школе, за то, что откликнулись на мой зов и прибыли на помощь.

– Еще бы мы пропустили такое развлечение! – восклицает Фред.

– Понимаю, – киваю я, стараясь не морщиться в ответ на это заявление, – но, боюсь, что нам предстоят отнюдь не развлечения. Война – это не игра. Это жестокость, смерть и разрушения. Младшекурсников, конечно, нужно эвакуировать – думаю, этот туннель подойдет лучше всего. Но вы все, насколько я понимаю, твердо решили остаться в школе…

– Конечно! – выкрикивает Майкл, выбрасывая вперед кулак, и остальные поддерживают его одобрительными возгласами.

Мои губы сами собой расплываются в улыбке. До чего же все-таки замечательная у меня команда!

– Времени осталось мало. Вот-вот вернется Гарри. Прибывают члены Ордена Феникса. В такой компании я уже не имею морального права быть вашим руководителем… – взмахом руки я пресекаю возражения. – Это правда. Я слишком молод, да и опыта недостаточно. Поэтому воспринимайте то, что я сейчас скажу, как дружеские советы, ладно?

Ребята кивают, заинтересованно глядя на меня.

– Ну, во-первых, ни в коем случае не перемещайтесь по школе в одиночку. Лучше группами, в крайнем случае, по двое, чтобы Пожиратели смерти не могли застать вас врасплох.

– Разумный совет, – одобрительно замечает Шеклболт.

– Спасибо, сэр, – отзываюсь я и перехожу к главному: – Теперь второй совет. Ни за что не используйте Непростительные заклятия и вообще Темные искусства.

Воцаряется тишина. Ребята недоуменно переглядываются.

– Да мы как будто и не собирались… – в голосе Энтони звучит удивление.

– Это хорошо, что не собирались. Вот и не собирайтесь впредь.

– Во время Первой войны аврорам было официально разрешено использовать против Пожирателей смерти Непростительные заклятия, – сообщает Шеклболт, странно глядя на меня.

– Знаю. Но я не министр, а ребята – не авроры, – твердо говорю я. – Наверняка ведь вместе с этим разрешением их обучали самоконтролю и окклюменции, да и о Темных искусствах как таковых они знали намного больше.

– Это верно, – признает он задумчиво.

– А если выхода другого нет? – с непонятным раздражением вдруг спрашивает Рон. – Что тогда? Помирать на месте?

Я внимательно вглядываюсь в его сердитое лицо. Мерлин, неужели они уже успели связаться с Темной магией?

– Ну, во-первых, выход есть почти всегда, – я стараюсь говорить спокойно. – Например, можно применить Империус, чтобы заставить человека что-то сделать. А можно заморочиться и применить Обливиэйт, чтобы заставить его забыть о том, что он не должен этого делать, а потом Конфундус, чтобы соображать перестал. Это, конечно, тоже гнусно, но вреда намного меньше.

Рон удивленно моргает и смотрит на меня, раскрыв рот. Гермиона тоже смотрит, только в ее взгляде отчетливо читается подозрение. Ну, и что я такого сказал, хотелось бы знать? Просто первый пример, который пришел в голову…

– А во-вторых, – добавляю я, переминаясь с ноги на ногу, – надо различать такие понятия, как «нет выхода» и «можно и так». И постоянно помнить о том, что это действительно крайняя мера, а не просто возможность действовать на свое усмотрение.

Со всех сторон на меня направлены сочувственные взгляды, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не выругаться. Начинается…

– Послушайте, мои родители здесь не при чем, – ровным голосом говорю я. – Если бы Лестрейнджи воспользовались не Круциатусом, а, скажем, обычным ножом, я не стал бы призывать вас держаться подальше от режущих предметов. Дело не в них, а в том, как Темные искусства влияют на волшебников. Взгляните на Крэбба и Гойла. Конечно, добротой они никогда не отличались, но сейчас это настоящие садисты! Темные искусства выпускают наружу темную сторону души, которая есть в каждом, и чем чаще их используешь, тем быстрее превращаешься в чудовище! Сегодня вы применяете тот же Круциатус, чтобы защитить себя, завтра – чтобы получить информацию, а послезавтра – просто потому, что вам это нравится! В этом и заключается их главная опасность!

– Откуда ты так много знаешь о Темных искусствах, Невилл? – подозрительно спрашивает Гермиона.

– Читал, – лаконично отвечаю я. – Пока к школе готовился.

– У тебя дома есть такие книги? – удивляется Дин.

– У всех чистокровных волшебников дома обязательно есть книги по Темным искусствам.

– У нас нет! – заявляет Рон с гордостью.

– Ну, вообще-то есть, – с несвойственным ему смущением признается Джордж.

– Ага, я тоже видела, – подтверждает Джинни.

Рон удивленно моргает и трясет головой, явно не зная, что на это сказать.

– Это все неважно, – отрезаю я. – Важно, чтобы вы понимали, к чему может привести использование такой магии. Знаете, на войне – любой войне – важно не только победить. И не только выжить. Важно человеком остаться. Сохранить себя. А с Темными искусствами это может и не получиться. Конечно, я не стану ходить за вами по пятам и следить, чем именно вы отбиваетесь от Пожирателей смерти. Решать вам. Но лично я с этой гадостью дела иметь не желаю!

Тишину, вновь воцарившуюся после моих слов, прерывает негромкий смех Кингсли Шеклболта. Глаза присутствующих устремляются в его сторону.

– Ты сейчас практически дословно процитировал Алису, – поясняет он, улыбаясь. – Она тоже сказала, что не желает иметь дела с этой гадостью, когда использование Непростительных официально разрешили. Причем, не кому-нибудь сказала, а министру магии. Она бы тобой гордилась.

Я улыбаюсь ему в ответ. Вот сейчас эти слова совсем не раздражают. Я и не знал, что она так говорила. Приятно знать, что моя мама тоже не считала использование Темных искусств достойным выходом из положения.

– Надеюсь, что так, сэр. Я ведь, можно сказать, совсем не знал ее…

– Ну, об упрямстве твоей мамы в Аврорате легенды слагали, – усмехается Шеклболт. – Взять хотя бы то, что она заявилась на работу на последнем месяце беременности, и никто так и не смог ее оттуда выгнать. Все Министерство собралось послушать, как Шизоглаз на нее орет, – а ей хоть бы что. Сильная женщина.

Мне становится смешно. Представляю себе эту картину! Интересно, а папа где в этот момент был? Этот Шеклболт, похоже, много о моих родителях знает. Такие истории слушать интересней, чем сухие отчеты бабушки, содержащие, похоже, не так уж много правды. Если появится такая возможность, надо будет поболтать с ним, – может, еще что-нибудь интересное узнаю.

– Ты вообще очень на нее похож, – заключает Шеклболт, оглядывая меня с головы до ног.

– Об этом мне говорили, сэр, – вежливо соглашаюсь я и, повернувшись к ребятам, заканчиваю: – В общем, это все, что я хотел вам сказать. Больше просьб не будет.

Ребята вразнобой благодарят меня непонятно, за что, и даже обещают не использовать Темные искусства. Надеюсь, что так оно и будет. Не хочу, чтобы им потом было так же противно, как было противно мне. Даже сейчас – стóит только взглянуть на Майкла – просыпается стыд, смешанный с отвращением. И только усилием воли мне удается убедить себя в том, что другого выхода действительно не было, и что все эти мысли – можно сказать, и не мои вовсе.

Снова распахивается дверь – на сей раз с таким грохотом, что впору уши зажать, – и в наше убежище со скоростью, которой позавидовала бы самая опытная муховертка, влетает миссис Уизли. Останавливается посреди комнаты, оглядывает присутствующих ястребиным взором, выискивая в толпе своих многочисленных детей. Наконец, взгляд ее останавливается на Роне, глаза наполняются слезами, и она бросается к нему, раскрывая объятия.

Ребята смущенно отворачиваются. Я тоже стараюсь не смотреть на них – сажусь на стул и принимаюсь разглядывать собственные ладони, покрытые шрамами и мозолями. В воцарившейся тишине отчетливо слышна возня, шорох одежды и всхлипывания миссис Уизли, которая без малого год не видела своего сына.

– Мам, ну, пусти уже! – сипло бормочет Рон. – Перед людьми стыдно!

Услышав его облегченный вздох, я через несколько мгновений все-таки решаюсь посмотреть в их сторону. Красный, словно рак, Рон переминается с ноги на ногу, таращась в пол. Гермиона выглядит немного помятой – видимо, и ей досталась порция объятий.

– Стыдно ему, видите ли! – по лицу миссис Уизли еще текут слезы, но в голосе появляются сварливые нотки. – Матери он стыдится!

– Да нет, ма, я не имел в виду…

– Постой-ка, а где Гарри? – перебивает она, разом меняясь в лице. – Почему его здесь нет?

– С ним все хорошо, миссис Уизли! – поспешно заверяет Гермиона. – Он только найдет одну вещь и сразу вернется.

– Какую еще вещь? Как можно было отпускать его одного?

– Дорогая, не надо нервничать! – успокаивающе произносит мистер Уизли, появляясь в комнате, и кладет ей руку на плечо. – Гарри наверняка знает, что делает, – он поворачивается к Рону и тепло улыбается: – Здравствуй, сын!

– Привет, пап, – тихо отвечает Рон, глядя на него с некоторой опаской – напрасной, поскольку душить его в объятиях мистер Уизли, кажется, не собирается.

– И все-таки это неправильно, что он пошел один – куда бы то ни было, – упрямо заявляет миссис Уизли.

– Не беспокойтесь, миссис Уизли, – я решаю вмешаться. – С ним пошла Луна, а она всех наших недругов за милю чует – это проверенный факт.

– Точно, – подтверждает Падма. – Она еще до войны постоянно где-то гуляла, и хоть бы раз кто-то из учителей заметил!

Убежденной миссис Уизли не выглядит, но, по крайней мере, позволяет супругу усадить себя в кресло.

Дверь снова распахивается. На этот раз мы удостаиваемся появления нашего, так сказать, Харона. Выглядит он таким же взбешенным, как Магориан, застукавший нас в пещере Фиренце.

– Лонгботтом, что это за дела? – гневно вопрошает он, сверля меня глазами. – Ты сказал, что будет несколько человек, а они все лезут и лезут! Мой трактир стал похож на проходной двор!

– А я всегда считал, что ваш трактир, Аб, – это и есть самый настоящий проходной двор, – заявляю я, раскачиваясь на стуле. – Потому что такого количества проходимцев даже в Лютном переулке в три часа ночи не встретишь.

Его возмущение тонет во всеобщем хохоте. Дождавшись относительной тишины, Аб изрекает в мой адрес несколько красочных непечатных проклятий и скрывается в туннеле. Я только посмеиваюсь.

– Ужасный и отвратительный человек! – с чувством восклицает миссис Уизли. – Как можно говорить такие вещи, да еще при детях? Альбус Дамблдор никогда не позволил бы себе выражаться подобным образом!

Я стискиваю зубы. Ну почему люди видят только это? Неужели для них так важно, насколько прилично ведет себя человек? По мне так хоть бы он пищу принимал при помощи задницы – плевать, я не за это его ценю! А что толку от внешнего лоска, когда душа гнилая? И вообще, в его возрасте, по-моему, уже можно вести себя как угодно.

– Этот ужасный и отвратительный человек помог вам попасть сюда и кормил нас последние две недели, – не сдержавшись, говорю я, стараясь не повышать голоса. – Да и не сказал он ничего такого, что могло бы так уж шокировать, поскольку мы тут все прекрасно знаем, откуда берутся дети. Разве что, козы в этом процессе обычно не участвуют, но это уже детали.

От этих моих слов у миссис Уизли, судя по всему, пропадает дар речи, а вот близнецы, наоборот, радостно гогочут, а остальные, включая членов Ордена, просто отворачиваются, пряча улыбки. Миссис Уизли трясет головой, собираясь с мыслями, и явно собирается что-то мне ответить, но не успевает – неожиданно с места срывается Люпин.

– По-моему, там кто-то спускается, – поясняет он и распахивает дверь чулана.

И вправду, спускается, – в комнату заходят Гарри и Луна.

– Что происходит? – спрашивает Люпин.

– Сюда летит Волдеморт, преподаватели занимаются защитой школы… Снейп сбежал, – коротко отвечает Гарри, и следующие его слова тонут в нахлынувшем волной облегчении.

Сбежал… Слава Мерлину!.. Хотел бы я знать, что именно послужило причиной его побега! Но спрашивать об этом сейчас, пожалуй, неуместно. Главное, что с ним все в порядке, что он жив, и что в школе его нет. Надеюсь, Волдеморт не станет отправлять столь ценного человека на баррикады…

Воспоминания Гарри явно не получил – как была в голове каша, так и осталась. Может, сейчас отдать? Я нащупываю в кармане флакон. Нет, пока рано. Тем более, не стόит делать это при всех. Да и диадему они пока не уничтожили.

Когда я снова обретаю способность слышать, Гарри уже заканчивает говорить:

– …всех ждут на организационное собрание в Большом зале. Война началась.

Я вскакиваю со стула так резко, что он падает на пол. Пора действовать. Волшебная палочка – штука хорошая, но зря я, что ли, контрабандой занимался? Спраут понадобится моя помощь с растениями. И нужно убедиться, что у Тори все в порядке. Поговорить мы вряд ли сможем, но, думаю, ей будет приятно увидеть, что я жив и относительно здоров.

Кто-то дергает меня за рукав и тянет на себя. Обернувшись, я вижу встревоженную, но решительную Джинни, на личике которой застыло самое что ни на есть упрямое выражение. Не ожидая ничего хорошего, я наклоняюсь, чтобы лучше слышать ее в царящем вокруг шуме и суматохе.

– Он к нам присоединится или удерет? – тихо спрашивает она.

– О чем ты?

– О том самом, – Джинни усмехается. – От тебя сексом пахнет. Я, во всяком случае, чувствую.

– Ну… понимаешь… – я лихорадочно соображаю, как бы выкрутиться.

– Понимаю, чего уж там. Ты молодец, не растерялся. Сама бы не отказалась, если честно. Но, пожалуй, для первого раза все-таки нужна более спокойная обстановка, – говорит она, скорчив гримаску. – Да и Гарри явно не до этого.

– У вас еще все впереди, – заверяю я.

– Надеюсь. Только есть проблема…

– Какая?

– Они не позволят мне остаться, – шепчет Джинни едва слышно. – Мне ведь нет семнадцати!

– Хм… – я тщательно обдумываю ее слова, и понимаю, что это меня скорее радует, чем возмущает. – Может, тебе и правда лучше…

– Нет! – яростно перебивает она, до боли сжимая мое предплечье. – Нет! Мне это нужно, понимаешь! Я ведь уже говорила тебе, как устала чувствовать себя лишней!.. Не перебивай! Я просто… просто должна остаться, Невилл! Я не смогу отсиживаться в теплом местечке, зная, что вся моя семья… Гарри… ты… пойми, пожалуйста!

Я глубоко вздыхаю, глядя в ее отчаянные глаза. Мне хочется защитить ее от этого, но могу ли я вмешиваться? Нет. Джинни кругом права, и на ее месте я бы землю ел, но нашел способ принять участие в грядущей битве. Ей нужно остаться, а если мне за нее страшно – так это мои личные проблемы, с которыми я должен разобраться сам, а не решать их за ее счет.

– Я понимаю, малыш, – тихо заверяю я и осторожно убираю с ее лица растрепанные рыжие пряди. – Но от меня ты что хочешь?

– Помоги мне потихоньку сбежать отсюда! – она отталкивает мою руку. – Прошу тебя, Невилл!

Помочь… Да она, верно, издевается!.. Или просто не понимает. Помочь девушке, ради которой я мог бы прямо сейчас умереть на месте, если бы это потребовалось, отправиться в самую гущу битвы!.. Мало мне того, что я ничего не знаю о Северусе, – и не узнаю, пока все не закончится. Но кто меня спрашивает?

– Тебе не нужна моя помощь, – медленно говорю я. – Сейчас ты можешь сделать вид, что послушалась, а потом, когда все уйдут, просто вернуться в замок. Аб запретить не сможет – ты ему не родня. Попросишь Ариану проверить, нет ли кого в комнате, и все.

– Но ведь это получится обман… – неуверенно произносит Джинни, обдумав мои слова.

– А если я сейчас помогу тебе сбежать, это будет не обман? – парирую я, невесело усмехнувшись.

– Ты прав, – признает она. – А Выручай-комната меня выпустит?

– Куда она денется? – я пожимаю плечами и, наклонившись, целую свою храбрую подружку в раскрасневшуюся щечку: – Мне пора идти. Обещай, что будешь осторожна!

– Конечно! – Джинни энергично кивает и улыбается так, что в комнате как будто становится светлее. – Теперь главное, чтобы никто ничего не понял, – добавляет она с хитрой усмешкой. – Но с этим я как-нибудь справлюсь, не впервой.

Кто бы сомневался. Слизеринцы – прекрасные притворщики. Впрочем, если судить по мне, гриффиндорцы тоже ничего. Но слизеринцы все же вне конкуренции. Улыбнувшись Джинни в ответ, я направляюсь к выходу.

В Большом зале полным-полно народу. Многие ученики даже переодеться толком не успели и сидят сейчас прямо в халатах, растерянно глядя по сторонам. Постепенно людей становится все больше и больше.

Учителя и члены Ордена Феникса стоят на возвышении в центре зала, наблюдая с него за учениками. Здесь даже Фиренце – видимо, кентавры уже узнали о грозящей школе опасности. Он улыбается мне и коротко машет рукой.

Я нахожу взглядом Асторию. При виде меня, ее глаза широко распахиваются, а на бледных губах мелькает едва заметная улыбка.

МакГонагалл поднимает руку, призывая к молчанию, и, когда все затихают, вкратце обрисовывает ситуацию, рассказывая об эвакуации, и, к великой радости не только членов АД, но и многих других учеников, сообщает, что совершеннолетние имеют право остаться в школе. Девочка с Рейвенкло интересуется, что будет с вещами, – можно подумать, кого-то это сейчас волнует!

– Где профессор Снейп? – громко спрашивает Тори.

– Он, простите за вульгарное выражение, сделал ноги, – ехидно отвечает МакГонагалл, и за тремя из четырех факультетских столов раздается дружный гогот.

Я невольно сжимаю кулаки и через силу криво улыбаюсь. Смешно. Сдохнуть от смеха можно. Знали бы вы только, над кем сейчас смеетесь! Встретившись взглядом с Тори, я виновато пожимаю плечами, давая понять, что всеобщего веселья не разделяю. Она опускает глаза.

МакГонагалл продолжает раздавать команды, но ее прерывает другой голос – холодный, резкий и неприятный – который доносится словно отовсюду одновременно. Я, конечно, никогда не беседовал с Волдемортом по душам, но не надо быть гением, чтобы догадаться, что с нами говорит именно он:

– Ваши усилия тщетны. Вы не можете противостоять мне. Я не хочу вас убивать. Я с большим уважением отношусь к преподавателям Хогвартса. Я не хочу проливать чистую кровь волшебников.

Ученики в ужасе прижимаются друг к другу. Младшекурсники и вовсе выглядят вполне готовыми лишиться чувств в любой момент. Нашим, впрочем, тоже явно не по себе. И мне не по себе – только не от страха, а от злости. Кровь он проливать не хочет, как же! Да здесь уже столько нашей крови пролилось, что целителям на сотни переливаний хватило бы! Или для него «пролить кровь» – это обязательно убить, а все остальное просто детские шалости?

Он требует выдать ему Гарри и дает время до полуночи. Как будто всерьез думает, что мы можем это сделать! Все смотрят на Гарри, который выглядит так, словно был бы не прочь куда-нибудь провалиться. Ему сейчас не позавидуешь, это уж точно!

За столом Слизерина оживает Паркинсон. Поднимается с места и кричит, что Гарри здесь, что можно хватать его прямо сейчас… Дура. Если бы он мог, так бы и сделал. Мы с ребятами вскакиваем одновременно и загораживаем Гарри, поднимая палочки, – не столько защищая (она едва ли может представлять угрозу), сколько демонстрируя, что мы всегда готовы это сделать.

После этого эвакуация начинается, разумеется, именно со студентов Слизерина. Постепенно расходятся и остальные. За столами остаются не только члены Армии Дамблдора, но и другие ученики, что с одной стороны радует, а с другой – огорчает. Ведь это опасно. Мы-то и так уже через многое прошли, а остальным будет сложнее. Но это их выбор. Каждый человек имеет право самостоятельно решать, как ему поступить. Это я очень хорошо понимаю.

Наконец, эвакуация доходит и до нашего стола, и я вовремя вспоминаю, что именно мне, исходя из должности, предстоит вести студентов в Выручай-комнату. Повернувшись к столу, я с изумлением обнаруживаю Колина Криви, как ни в чем не бывало восседающего на скамье, и несколько раз моргаю, в надежде, что мне все-таки это кажется.

Рядом тихо смеется Лаванда, от которой не ускользнула моя реакция:

– Мы с Парвати тоже головы сломали. Аппарировать не умеет, камин и портключ маловероятны…

– Может, на метле прилетел? – неуверенно предполагаю я.

– Так быстро? Мне бы такую метлу!

– Может, живет неподалеку…

– Допустим. А Воющие чары и толпы Пожирателей в Хогсмиде?

– Ну мало ли… У них сейчас, наверное, тоже суматоха. Могли и пропустить. Спасибо, хоть брата с собой не взял.

– Да какая разница, как он сюда пробрался¹? – вмешивается Парвати. – Главное, увести их всех отсюда.

– Ага, – я киваю. – И мне, кажется, пора этим заняться.

– Я помогу, – Лаванда кладет руку мне на плечо. – А то за ними глаз да глаз нужен.

– Если тебе не трудно… – смущенно говорю я.

Помощь мне и вправду не помешает, потому что ученики уходить не желают. Добрая половина факультета так и остается сидеть за столом, и МакГонагалл приходится спуститься, чтобы их разогнать.

На возвышение поднимается Шеклболт и начинает раздавать указания:

– Профессора Флитвик, Спраут и МакГонагалл поведут группы бойцов на три самые высокие башни: Рейвенкло, Астрономическую и Гриффиндора – оттуда открывается прекрасный обзор, отличная позиция для применения заклятий…

Я оглядываюсь на Спраут и знаками даю понять, что присоединюсь к ним чуть позже. Она кивает, и мы с Лавандой выводим студентов из Большого зала.

По дороге я, наверное, миллион раз мысленно благодарю Лаванду за предложенную помощь. Эти маленькие заразы то и дело пытаются улизнуть, и нам каждый раз приходится хватать их за шиворот и буквально втаскивать в строй.

– Пикс, куда это ты собрался, скажи на милость?

– Холланд, мне плевать, что тебе исполнится семнадцать всего лишь через семнадцать месяцев, шесть дней и девять часов! Шел бы в Рейвенкло с такими талантами к вычислениям…

– О'Лири, ты бы лучше о младшем брате позаботилась – вполне себе героический поступок, зная его характер!

– Дайсон, ты-то куда лезешь? Мало тебе подземелий?

Чем выше мы поднимаемся, тем отчетливей я понимаю, что смертельно устал от них. Хорошо, что у меня никогда не будет своих детей, – они просто невыносимы! Мне жаль их, я знаю, как им хочется быть полезными. Но как они не понимают, что наибольшая польза, какую они могут принести, – это не действовать нам сейчас на нервы, потому что нервы нам нужны для другого! Не понимают, видимо. И даже не пытаются понять. И отчаянно завидуют нам – тем, кто официально может остаться в школе. Тоже мне, повод для зависти! Они просто не в состоянии оценить, насколько страшно то, что сейчас происходит. У них не укладывается в голове, что они и в самом деле могут погибнуть, если не послушаются. Весь этот год они жили в страхе, но никто ведь не умер, вот им, наверное, и кажется, что мы слегка преувеличиваем опасность. А может, они просто никогда не сталкивались с настоящей смертью, поэтому и не верят в нее до конца. У меня тоже когда-то не укладывалось в голове, что человека может просто не стать…

Когда мы достигаем шестого этажа, мое внимание привлекает какое-то мельтешение в коридоре. Я резко оборачиваюсь и успеваю заметить скрывающуюся за поворотом хрупкую фигурку… и светлые волосы…

Я застываю на месте, и несколько ребятишек тоже останавливаются, удивленно глядя на меня.