Глава 15. Распахнув дверь, я попятилась

 

Распахнув дверь, я попятилась. На пороге дыбилась дородная фигура со скалкой в мощной руке.

- Его нету! - живо воскликнула я. - Даже не заходил, никогда не слышала о вашем будущем разводе, извини, сижу работаю, не до гостей!

- Прости, Вилка, - пропищало чудище, - побеспокоила, но беда у меня!

Тут только до меня дошло, что одето оно не в плащ или куртку, а в линялый от многочисленных стирок халат и обуто в растоптанные тапки и это вовсе не Наташка, а Инна из тридцать восьмой квартиры. Вот скалка у нее в лапе настоящая, круглая и толстая.

- Что случилось? - перевела я дух.

- Толька напился.

- Эка удивила! Он у тебя всегда нетрезвый.

- А вот и нет, - замотала встрепанной головой Инна. - Зашила его, три месяца ходил ни в одном глазу. Дома я всю водяру вылила, на работе у него одно бабье. Где взял ханку?

Я молча глядела на Инну. Пусть говорит вволю, пусть Ленинид посидит под столом в обнимку с миской креветок, пусть потрясется от страха, пусть вспотеет, пусть! Впрочем, ему небось ничего не слышно, и это плохо…

- Ты можешь шарахнуть скалкой по вешалке и заорать: «А ну, иди сюда»? - прервала я соседку.

Та изумилась:

- Скалкой? Где мне ее взять?

- Да в руке держишь!

- Ой, и правда! Вот как разнервничалась, схватила и не заметила. А зачем лупить по твоей вешалке?

- Тебе трудно?

- Да нет.

- Тогда начинай.

Инна треснула скалкой по указанному месту. Удар пришелся прямехонько по моей сумке, висящей поверх куртки.

- А ну, - завизжала Инна, - вали сюда! Сволочь! Подонок! - Потом, уже нормальным голосом, она осведомилась:

- Хорошо?

- Замечательно.

- Ой, сумка твоя упала, и все высыпалось… Но ты сама хотела!

- Конечно, потом подберу, а сейчас говори, что у тебя стряслось.

- Пошли покажу! - попросила Инна. - Ты детективы пишешь, скумекаешь, что к чему.

Я окинула взглядом выпавшие из моего ридикюля шмотки. Ладно, вернусь и соберу их. Попросила соседку:

- Ну‑ка, поругайся еще чуть‑чуть, поори громко. Пока я надевала туфли, Инна старалась изо всех сил - колотила скалкой по вешалке и визжала:

- Урою всех! Насмерть! Убью на фиг!

- Хватит, - шепнула я, - пошли. Теперь до утра не вылезет.

- Кто? - тихо спросила Инна.

- Да Ленинид, - захихикала я, запирая дверь. - Он решил: его жена прибежала со скандалом, залег под стол. Так ему и надо!

- Козлы! - с чувством произнесла Инна. - Ну скажи, пожалуйста, какой толк от мужиков, а? Возьмем, к примеру, моего Тольку. Сначала вокруг него мать, чтоб ей грыжу получить, скакала - обстирывала, кормила, поила. Потом он на мне женился. И че вышло? Теперь я у плиты кручусь, над утюгом дохну. На фиг мне муж? Денег больше его зарабатываю, так за каким чертом таз с цементом пру, а?

- У вас ремонт? - удивилась я. - Зачем осенью начали?

- Не, это я так про Тольку. Напьется и пойдет куролесить, орет: «Я в доме хозяин! Всем цыц!» Смотрю на него, и смех разбирает. Козел, а не хозяин. И чего с ним живу, а? Пришла бы сегодня домой, в квартирке тихо, спокойно, чисто. Села бы, усталая, у телика, чайку попила. Мне твой сериал нравится, там Ленинид такой зверь! У‑у! А что получилось? Дверь распахнула… Мама родная! Все вещи разбросаны, сам хозяин пьяный совсем. И ведь, что удивительно, водкой не несет от него. Я все предусмотрела: дома пузырей нет, в кармане у Тольки пустыня…

- Наверное, деньги на обед в рюмочной потратил, - вклинилась я в поток жалоб.

- Толька в шаге от квартиры работает, - бойко пояснила Инна, - охранником его пристроила в магазин, где косметикой торгуют. Там одни девки, никакой выпивки, он домой на обед приходит. И лежит сейчас веселый. Вилка, ты его растряси, а? Мне знать надо, где он водяру нашел.

- Приятели угостили.

- У него их нет.

- Собутыльники бывшие пожалели, стакан налили.

- Ой, не смеши! Они ж за каплю удавятся! Да и негде им столкнуться. Может, где дома припрятал? Откуда взял деньги? Нет, я просто с ума сойду…

Мне стало смешно - вспомнился один случай.

Несколько лет назад, когда мы с Олегом еще не были женаты, Куприн ждал меня во дворе. Дело было зимой, мой милиционер замерз, решил войти в подъезд и, встав у окна, высматривать опаздывающую любимую. Это сейчас Олег черствый и невнимательный, букет цветов он дарит супруге лишь на Восьмое марта, да и то не всегда, чаще всего норовит сделать полезный презент: приносит кастрюлю или сковородку. Хозяйственный - тюльпаны‑то завянут, а чугунина останется навечно. Но в момент жениховства Олег вел себя безупречно - в гости без хорошей бутылочки, конфет и каких‑нибудь вкусностей не являлся.

Вот и в тот день у него имелся коньячок вкупе с шоколадным «Ассорти», лимонами и «Эдамом». Пусть никого не удивляет напиток - мы с Томочкой не любим ни игристое, ни прочие вина. У меня от любого алкоголя, кроме того, что придумали в известной французской провинции, моментально начинается изжога, а Томуську от «дамских» градусов схватывает мигрень. Но речь сейчас не о наших пристрастиях. В общем, Олег маячил у окна довольно долго, потом увидел меня, открыл форточку и крикнул:

- Стою в подъезде!

Я вздрогнула от неожиданности, поскользнулась и тут же шлепнулась. Куприн, естественно, ринулся к невесте на помощь. Случись подобный казус сегодня, Олег бы не пошевелился, спокойно подождал жену у лифта, а потом начал бы ворчать: «Вечно под ноги не смотришь».

Но в качестве жениха Куприн, повторяю, был безупречен, поэтому кинулся поднимать возлюбленную. Впрочем, дело уже катило к свадьбе, заявление лежало в ЗАГСе. Олег не потерял головы - он решил не брать с собой сумку с продуктами. Но ведь оставить в подъезде, на подоконнике, выпивку с закуской невозможно! И мой будущий муж проявил осторожность вкупе с креативностью: мгновенно оценив обстановку, он открыл электрощиток, сунул туда сумку, а потом помчался к терпящей бедствие невесте.

Когда через четверть часа Куприн почти внес меня в подъезд, на подоконнике уютно устроилась троица сильно помятых парней. Между ними стояла пустая бутылка из‑под самого дешевого пойла и лежали остатки колбасы.

- Можешь подождать секундочку? - с невероятной заботливостью спросил Олег.

Я кивнула. Жених прислонил невесту к стене, потом приблизился к щитку, распахнул железные дверцы, и на свет явились коньячок вкупе с закуской.

- Пошли домой, дорогая, - заулыбался Куприн.

Слов, чтобы описать, какое выражение наползло на лица алкашей, у меня нет. Сначала «юноши младые со взором горящим» оцепенели, а потом, издав вопль, которому легко позавидуют воинственно настроенные индейцы, рванули вверх по лестнице. Подъезд наполнил стук и густой мат - маргиналы открывали все щитки подряд в поисках припрятанных в них деликатесов.

С тех пор меня никогда не удивляет вопрос, часто звучащий из женских уст: «Ну, где он мог найти выпивку?»

Да везде! Подфартило парню, влез в ящик с пожарным краном, а там дастархан… Продолжая причитать, Инна впихнула меня в свою скромную квартирку. Толик сидел у стола, положив голову на скрещенные руки.

- Эй, козел, - мило обратилась к супругу жена, - гость у нас, проснись!

- Че ругаешься? - пробубнил Толя, пытаясь выпрямиться и удержать явно слишком тяжелую сейчас голову. - Здорово, Тамарка!

- Я Вилка.

- Один хрен, путаю вас, похожи больно… - Толя икнул и снова рухнул лбом в столешницу.

- Видела? - подбоченилась Инна. - Ваще никакой. А теперь понюхай, чем пахнет?

Я потянула носом воздух и констатировала:

- Не водкой.

- Во!

- И не портвейном.

- Точно.

- Что‑то душистое. Коньяк?

- Откуда у него средства? - взвизгнула Инна и бросилась трясти мужа. - Балбес, урод, говори, где ханку взял? Спер? Имей в виду, посадят, я к тебе не приду, сухарей не принесу, загибайся в камере! Надоел! Долдон!

- Ясное дело, - вдруг почти трезвым голосом ответил Толик, - вы, нонешние бабы, не жены декабристов.

Мне снова стало смешно. Недавно услышала по радио очередную шуточку. «Она поехала за ним в Сибирь и испортила мужу всю каторгу». Интересно, осужденные за антиправительственное выступление дворяне были рады увидеть своих супружниц? История отчего‑то умалчивает об этом факте. Во всяком случае, в школьных учебниках, из которых я черпала знания, весьма подробно описано, как нежные дамы страдали в пути, останавливаясь в простых трактирах. Лично у школьницы Таракановой тогда возникла масса вопросов: тетеньки не шли пешком, волоча ядро на ноге, их не били, не унижали, не оскорбляли. Дамы совершали путь в карете, мучаясь оттого, что вместо медвежьей полсти их ноги прикрывало ватное одеяло. И потом, они жили в обычных избах, имея при себе горничную и кухарку. Можно ли считать подобные условия ужасными? Рядом любимый муж, в печи горит огонь, есть картошка и помощницы, которые приносят воду, стирают белье и варят суп. Да подавляющее количество русских баб посчитало бы такую каторгу невероятной удачей! А что опальным дворянкам было делать в Петербурге? Их бы никто в гости не позвал, замуж не взял - общество побоялось бы царского гнева. Так что поездка в Сибирь была для них спасением.

Толик опять икнул, по кухне поплыл аромат.

- Духи! - воскликнула я. - Такие есть у Кристины, название забыла… Он пил парфюм, французский!

- Совсем ты, Вилка, того, - вздохнула Инна. - Хоть представляешь, в какую цену крохотный флакончик идет? Толяну, чтобы ужраться, сто таких наперстков надо, и где ему…

Но я уже подошла к подоконнику, отодвинула тяжелую портьеру и увидела около стопки пожелтевших от старости газет огромный флакон - просто бидон! - наполненный светло‑желтой жидкостью. Те, кто посещает парфюмерные лавки, сейчас поймут, о чем идет речь: подобные «бутылки» многие фирмы выпускают в рекламных целях, для украшения витрин и торговых залов.

- Матерь божья! - всплеснула руками Инна.

Я быстро протянула к флакону руки, ловко скрутила пробку‑дозатор и сказала:

- Ага, тот самый запах.

- Эй, эй, эй! - заволновался Толик. - Это что ж получается? Штука с прыскал кой снимается?

- Ну да, - пожала я плечами. - А ты не знал?

- Не‑а, - жалобно протянул алконавт. - Прикинь, как устал! Пшикал и пшикал себе в рот, чуть не помер, пока пробрало! Сначала еле‑еле из магазина вынес, а потом измучился: жал, жал на пробку, а в пасть - чуть попадает, один запах.

Лицо Толика приняло самое разнесчастное, обиженное выражение. Стараясь не расхохотаться, я глянула на обомлевшую Инну:

- Понятно? Пойду домой.

- Ну, ща тебе мало не покажется… - процедила соседка, поворачиваясь к супругу.

Толик в очередной раз икнул, вздрогнул и начал медленно сереть. Мне даже стало жалко предприимчивого алкоголика. Ей‑богу, он уже натерпелся по полной программе. Представляете беду? Ухитрился спереть три литра духов, а открутить пробку не догадался - нажимал на распылитель, мучился в ожидании кайфа. А сейчас получит от обозленной Инны скалкой по башке.

- Лучше скажи ему спасибо, - усмехнулась я.

- За что? - уперла кулаки в бока Инна. - С какой радости?

- У тебя теперь парфюма на полжизни хватит, - объяснила я. - И еще: станешь во дворе чистую правду говорить - что муж принес, соседки от зависти скамейки погрызут, будешь фломастером уровень остатка отмечать перед уходом, и отлично.

В глазах Инны мелькнула растерянность.

- Слышь, Вилка, тебе, часом, картину повесить не надо? Или дверцу у шкафа поправить? Еще утюг починить могу… - деловито предложил протрезвевший от страха перед расправой Толик.

- Спасибо, - вежливо ответила я, - дома свой починяльщик сидит, креветки лопает.

 

Вернувшись назад, я обнаружила папеньку в прихожей. Ленинид с интересом разглядывал фотографии, вынутые из конверта.

- Слышь, доча…

- Ты зачем берешь чужие вещи? - налетела я на «звезду».

- Они на полу лежали, - начал оправдываться папенька, - сумка упала.

- Чей ридикюль свалился, твой?

- Нет, - слегка растерялся папашка. - Я такое не ношу, не моя вещичка.

- Некрасиво хватать чужое без спроса.

- Хотел собрать.

- Не надо.

- Помочь думал.

- Благодарствую за заботу! - рявкнула я, отнимая у Ленинида снимки.

- Слышь, доча…

- Мне некогда!

- Хотел спросить…

- Потом! - продолжала злиться я. - Фу, теперь от конверта рыбой несет!

- Доча…

- Я пошла работать.

- Погоди…

- Некогда!

- Скажи…

- Все!!! - заорала я и влетела в комнату к Кристине.

Что говорить, вечер прошел бездарно. Вместо того чтобы искать, где расположено заведение «…оло‑док», я занималась всякой глупостью: сначала выслушивала идиотские речи зазвездившегося папашки, а потом уличала несчастного Толика.

Кристины дома не было. Впрочем, сей факт меня не удивил. Наша Крися - человек активный, она бегает по всяким секциям и студиям, в частности, занимается в театральном кружке. Наверное, сегодня у нее репетиция, а Томочка поехала встречать девочку - Томуська очень беспокоится, когда Крися поздно возвращается домой. Никита же спокойно спит в своей кроватке. У мальчика, активного и шумного днем, совершенно беспробудный сон - в квартире может палить пушка, он ни за что не проснется.

Я села к компьютеру. Признаюсь честно: пользователь из меня фиговый. Правда, под руководством Криси я освоила некоторые азы: умею посылать и получать письма, способна работать в «Ворде», а еще могу воспользоваться справочной системой «Яндекс». Вот сейчас я и собралась проделать последнюю операцию.

Пальцы принялись нажимать на клавиши. В конце концов высветился ответ: «Недостаточность сведений для поиска». Я решила повторить попытку и вновь набрала «…олодок».

- Доча… - просвистел за спиной Ленинид.

Я вздрогнула:

- Это ты?

- Че? Напугал?

- Нет.

- Не хотел.

- Ладно.

- Ты злишься?

- Да.

- На что?

- Зачем полез в сумку?

- Так она упала.

- Пусть.

- Хотел подобрать шмотки.

- Не следует совать нос в чужие вещи.

- Думал помочь.

- Я не просила.

- Значит, если на кухне картошка горит, мне не выключать?

Я подскочила на неудобном стуле:

- Как? На плите что‑то готовится?

- Нет.

- Тогда к чему вопрос?

- Для примера.

Монитор мигнул и выдал новый текст: «Не обнаружено».

Ленинид принялся кашлять. Мое раздражение достигло точки кипения.

- Картошку, конечно, следует немедленно выключить, а сумку трогать не следовало!

- Понял.

- И уж совсем невоспитанно вскрывать письма!

- А я и не вскрывал.

- Не ври, снимки были у тебя в руках.

- Это же не письмо!

- Верно, но все равно нетактично.

- Думал, там твои фотки, интересные, хотел просто посмотреть. Слышь, доча…

- Ничего не желаю слышать, - буркнула я, решив обратиться в «Рамблер».

- Злая ты!

- Знаю.

- Грубая!!

- Ага.

- Нехорошая!!!

- Вся в тебя, - усмехнулась я. - Яблочко от яблони. Вот только в тюрьме не сидела, потому что чужое не тырила. Сделай одолжение, оставь меня! в покое.

- Че, теперь дуться до Нового года станешь? - с отчаянием воскликнул папенька. - Лады, не буду больше креветки варить.

Мне стало грустно. Ну какой смысл растолковывать папеньке его ошибки? Все равно не поймет. С таким же успехом можно пытаться обучить медведя игре на арфе.

- Все в порядке, просто устала, - сказала я.

- Давай чайку принесу?

- Нет, спасибо.

- А может, макарончики сварить? Твои любимые итальянские гнезда «Макфа»? Я и соус могу к ним сделать. Грибной! Макарончики с соусом - просто пальчики оближешь!

- В другой раз - обязательно!

- Кофейку сварганю?

- Нет!!!

- Ну что ж ты так орешь.

- Отстань!!! Уйди!!! Не мешай!!! - затопала я ногами.

- Ладно, доча, покедова, - тихо ответил папенька, - коли понадоблюсь, на кухне сижу.

Мне стало стыдно.

- Извини, что‑то у меня голова разболелась.

- Это у тебя от голода. Давай я тебе все‑таки макарончики сварю с соусом.

- Ну, хорошо, уговорил.

Буквально через пятнадцать минут мы сидели с Ленинидом на кухне и ели итальянские гнезда «Мак‑фа» с грибным соусом - одно из моих любимых блюд, которое мог приготовить даже папенька.

- Понимаешь, - решила я загладить свою вину перед Ленинидом, - там на одном снимке кусок вывески виден. Можно прочесть только «…олодок».

- И че?

- Хочу найти полное название места. Снимок старый, информации в компе нет.

- А зачем тебе? - проявил интерес папенька.

- Нужен адрес, - туманно ответила я.

- Так я подскажу! - радостно воскликнул Ленинид. - Пельменная «Холодок» в Марьиной Роще.