Глава 14. Сев в машину, я моментально вскрыла конверт и вытащила снимки
Сев в машину, я моментально вскрыла конверт и вытащила снимки. На первый взгляд на них не имелось ничего примечательного. Одна фотография, черно‑белая, запечатлела милую девочку‑подростка. Симпатичное, почти детское, пухлощекое личико обрамляли прямые, похоже, светло‑русые волосы (снимок плохо передавал цвет). По виду ребенку было лет четырнадцать‑пятнадцать. Худощавая фигурка в ситцевом сарафанчике устроилась на подоконнике, за спиной девочки виднелся дом и край вывески - читались только буквы «…олодок». Последняя буква упиралась в такую странную для Москвы вещь, как ставни: на фасаде здания имелось окно, которое закрывали то ли деревянными, то ли железными створками. Второй снимок запечатлел уже двух школьниц, похоже, сестер. Одной из них явно была девочка с первого фото, вторая выглядела младше лет на пять. Она казалась какой‑то сонной и совершенно некрасивой: одутловатое лицо, слишком маленькие глаза, тонкие, сердито сжатые губы. Руки малышка сложила на коленях, ладошки стиснула в кулаки, и весь вид ее говорил о желании защищаться от людей, спрятаться в скорлупу. Первая же девочка сияла радостной улыбкой и смотрелась на фоне угрюмой сестры настоящей красавицей. Дальнейшее изучение снимков не добавило ничего интересного. Оборотная их сторона была чистой, никаких надписей, типа «Катя и Маша. 1986 г., поселок Кратово», не имелось. Зацепиться было решительно не за что. Единственной приметой являлся кусок вывески «…олодок». Если сообразить, как называется магазин или кафе, то легко вычисляется подоконник, на котором сидит смеющаяся девочка, - он находится в доме напротив, наверное, на первом этаже… Положив фото на сиденье, я поехала домой, и так и этак вертя в голове собранную информацию. Пока я не нашла ничего утешительного для Ани. Ирина уверяла, что ее доченька, делающая успешную карьеру на подиуме, настоящий ангел. Ни о какой интимной связи между ней и Антоном речи не идет. Она просто пошла к соседям, чтобы вернуть деньги за непроведенные сеансы массажа, и… случилась беда. Родителям свойственно преувеличивать достижения детей и возводить в квадрат их таланты. Похоже, Анечка творила дивные дела, о которых и не подозревала наивная Ирина. Старшая Галкина полагала: доченька отлично зарабатывает на подиуме, а та служила зазывалой в клинике «АКТ». Говорят, обманутый муж самым последним узнает про выросшие ветвистые рога. Но, думаю, мать, обожающая свое дитятко, может никогда и не услышать о том, что творит «крошка», выйдя за порог родной квартиры. Так что к Ирине за какими‑либо разъяснениями обращаться бесполезно, Аня не откровенничала с мамой. Ира пребывает в шоке от ареста дочери, и лучше не трогать старшую Галкину. Тем более что сейчас напрашивался вывод: Аня могла убить Лизу. Из‑за денег. Но не из‑за тех, которые ей был должен за несостоявшиеся сеансы массажа Антон Макаркин, - женщины не поделили прибыль, полученную в клинике. Вот что: надо поговорить с Антоном. Правда, сейчас доктору не до болтовни с соседями - погибла его жена. Впрочем, можно попытаться. Очень аккуратно, найти благовидный предлог… Макаркин стопроцентно знает правду, но, очевидно, в этом деле имеются некие компрометирующие Лизу детали, поэтому новоиспеченный вдовец крепко держит язык за зубами. И повод у него для молчания убедительный: Лиза скончалась, супруг не желает чернить память покойной. Нет, мне просто необходимо повидаться с ним! Кстати, можно показать ему фотографии, вдруг Антон сообразит, кто изображен на них. Или пока не следует никому демонстрировать снимки? Так и не придя ни к какому решению, я доехала до дома. Вошла в квартиру и скривилась - в прихожей интенсивно пахло рыбой. Противный дух объяснялся просто: значит, сейчас на кухне варятся креветки. Этих отвратительных крючкообразных рачков обожает Ленинид, а Томочка всегда идет у него на поводу. Я уже рассказывала о том, какая метаморфоза случилась с папенькой. Из никому не известного бывшего уголовника, бомжа, а в последнее время столяра он трансформировался в звезду экрана. На беду, я взяла его на актерский кастинг своего сериала, и Ленинид схватил птицу счастья за хвост[4]. К слову сказать, многосерийный фильм у нас получается, на мой взгляд, кошмарным. Правда, зрители увидели первый пакет из семи лент, и никто, кроме меня, не пришел в ужас. Народу понравились перестрелки, чернокожие любовницы, драконы с лекарством от рака и инопланетяне, сражающиеся с динозаврами. Я же нервно вздрагиваю при каждом просмотре. Поверьте, никогда не писала подобного идиотизма, от меня в сериале осталось лишь имя в титрах - «Арина Виолова». В моих книгах нет и намека на гигантских черепах, разъезжающих по Москве на велосипедах, и я не придумывала сумасшедшего парня, белолицего блондина, убивающего негра, своего брата‑близнеца. Больше всего боюсь, что зрители через некоторое время, простите за каламбур, прозреют и закидают экраны своих теликов гнилыми помидорами, при этом вопя: - Ну и дура же эта Виолова! Вот же хрень какую понаписала! Так вот я заранее хочу их предупредить. Дорогие мои, автор, по книге которого снимают бесконечно долгое кино, имеет к нему такое же отношение, как вы к английской королеве. При этом вы, если пороетесь в своей семейной истории, то, вполне вероятно, найдете в ней некоего пятиюродного дедушку шестой племянницы восьмой тети, который ужасно давно абсолютно случайно столкнулся с королевой Викторией во время какой‑нибудь церемонии. Но если говорить обо мне, то я абсолютно точно не имею ни малейшего отношения к идиотизму, который демонстрируют по ящику как бы от моего имени. Отчего же я, как многие писатели, не начинаю ругаться с продюсерами и режиссерами? Ну, во‑первых, из элементарной жадности - мне за использование имени заплатили малую толику. Во‑вторых, после выхода сериала издательство «Марко» отметило некоторый рост продаж детективов Арины Виоловой (пусть и не настолько большой, как рассчитывал главный редактор, но все же). И, в‑третьих: сериал сделал из Ленинида звезду. Папенька играет вдохновенно. Правда, на мой взгляд, грубо и резко, но зрители вкупе со съемочной группой в восторге. Все рецензенты взахлеб твердят: «Плохую экранизацию глупых книжонок спасает лишь исполнитель роли бандита Крутова. Ленинид очень хорош, естественен, талантлив…» И далее следуют три страницы хвалебных песен в сопровождении фото папеньки. В то, что Ленинид - отец писательницы Арины Виоловой, не верит никто. «Удачный пиар‑ход ловкой писаки»; «Арине трудно отказать в фантазии. Жаль, что она не использует свой дар в книгах»; «Микки‑Маус - тоже отец Виоловой» - это лишь малая толика насмешек, упавшая на мою голову после пресс‑конференции, на которой я сообщила: - Исполнитель одной из центральных ролей - мой отец. Услыхав сенсационное заявление, журналисты сначала взвыли, а потом стали требовать: - Дайте ваши детские фото с папой! - Расскажите, как он вас водил в школу! - Поподробней о детстве! Я очутилась в совершенно идиотском положении. Ну не отвечать же борзописцам правду - что папашка большую часть жизни провел на зоне, а встретились мы с ним и начали общаться не так уж и давно[5]. Начальник пиар‑отдела «Марко» Федор от всего этого схватился за голову, и утром в газеты ушел пресс‑релиз, мирно разъясняющий ситуацию: Ленинид‑де философ, он посвятил большую часть своей жизни изучению религий Востока, ездил в Индию, долгие годы провел в Тибете, затем перебрался в Китай. Дочь он воспитывал посредством писем, каждый день отправлял ей по пятнадцать страниц наставлений. Можем показать архив, однако фото нет. Но не прокатило. Пишущая публика принялась чесать о меня когти, с клыков журналюг капала ядовитая слюна. «Виолова хочет примазаться к славе Ленинида», «Интеллигентный актер не дает комментариев…», ну и так далее. Отчего‑то все посчитали меня нахалкой, а папашку милым, тихим и просто очень талантливым мужчиной. Ситуация взбесила меня до крайности, но, сами понимаете, никаких адекватных действий предпринять я не способна. Ленинид же цветет и пахнет, он воспринимает шум вокруг себя как справедливую оценку собственного таланта. Если вспомнить поговорку про огонь, воду и медные трубы, то приходится признать: последние изменили папеньку до неузнаваемости. Для начала Ленинид принялся натягивать на себя невероятные шмотки, представая перед нами в прикиде взбесившегося тинейджера, потом стал поговаривать о покупке машины. Любые мои замечания или дружеские советы он воспринимает с гримасой и отвечает с неподражаемо‑презрительной улыбкой на губах: - Доча! Яйца курицу не учат. Сначала достигни моих заработков и славы, а там и погутарим. Кроме того, я терпеть не могу креветки! В сыром виде они вызывают у меня жалость, в отварном мерзко пахнут. Ленинид же, заявившись в гости, притаскивает пакет с морскими гадами и командует: - Ставьте на огонь кастрюлю, ща полакомимся от пуза! В общем, теперь, надеюсь, всем понятно, отчего сегодня я, войдя в квартиру, первым делом скривилась. Постаравшись натянуть спокойно‑приветливое выражение на лицо, я вошла на кухню. Так и есть - папашка, одетый в сильно мятую зеленую рубашонку, восседает за столом, посередине стоит миска, наполненная мерзкорозовыми тварями. - А где Томочка? - поинтересовалась я. - Ну, во‑первых, здравствуй, - церемонно кивнул Ленинид. - Привет, - начала невесть по какой причине злиться я. - Если пребываешь в плохом настроении, - продолжил наставительно папенька, - то нечего к нам домой заявляться. Незачем остальным членам семьи хороший вечер портить. - Минуточку! - еще больше рассердилась я. - Давай‑ка уточним: это ты у нас в гостях! - Не, - меланхолично сообщил наш телегерой, - теперь пока тут поживу. - С какой стати? - Эх, добрая ты, доча, - укоризненно завел Ленинид. - Чисто Белоснежка! Всех пригреваешь, ласково обнимаешь, всем приют даешь! - Белоснежку, насколько помню, злая мачеха выгнала из дома, - зашипела я. - Ее гномы к себе пустили, сама‑то она квартиркой не обладала. А у тебя вполне симпатичная жилплощадь имеется, можешь там и оставаться. - Ну, доча, - загундосил Ленинид, - я творческая личность, великий актер, раскрывшийся в силу трагических обстоятельств лишь во второй половине жизни. В первой - себя искал, душу по кусочкам складывал, теперь народу свет несу. А супруга моя, женщина плебейская, чуть что за скалку хватается, у нее ни тонкости моральной, ни красоты физической. Мне с ней неудобно и стыдно. В общем, развод! - Странно… - пробормотала я и, стараясь не дышать, прошла мимо стола к балкону. Решила - приоткрою дверь, авось креветочныи дух выплывет наружу. - Обычная трагедия, - со слезой в голосе сообщил папашка, - сплошь и рядом случается. Мужчина добился успеха, баба осталась на месте. Возьмем историю: Лев Толстой, Достоевский, Чайковский… все были несчастны… Я приникла носом к щели - ей‑богу, бензиновый смог Москвы лучше вони, царящей на кухне, - и перебила папеньку: - Лев Толстой не понимал свою жену Софью, но они прожили вместе много лет, Анна Достоевская верой и правдой служила мужу, и он писал в своих дневниках: «Я не заслужил такого счастья, как моя супруга», а Чайковский имел нетрадиционную сексуальную ориентацию, отсюда и все его терзания. Да бог с ними, с классиками, многие из них разводились и ругались с женами, как обычные смертные. Меня смущает в твоей ситуации лишь одно: почему Наташка отпустила муженька живым. Насколько знаю нашу бывшую соседку, а ныне родственницу, она просто обязана была отходить тебя после заявления о разводе тем, что первое попадет под руку: табуреткой, стулом, разделочной доской, сковородкой. Ленинид выбрал самую сочную креветку, облизнулся и быстро пояснил: - А мы не обсуждали проблему. Нацарапал ей записку, покидал вещи в чемодан и… - Сбежал, - подытожила я. - Ушел с достоинством, - отбил мяч Ленинид. - Просто решил обойтись без свар. Плавную речь папашки, сопровождаемую самозабвенным чавканьем, прервал резкий звонок в дверь. - Кто там? - занервничал Ленинид. - Отложенный скандал, - ухмыльнулась я. - Наташка в компании со скалкой и сковородкой. Ленинид изменился в лице. - Не ходи. Дзинь, дзинь, дзинь… - неслось из прихожей. - Не открывай, - нервничал папашка. - Она так не уйдет, - предостерегла я. Дзинь, дзинь, дзинь. - Скажи, что меня тут нет! - воскликнул «великий актер» и шмыгнул под стол. - Врать некрасиво, - назидательно ответила я. - Да и глупо при том, что на столе маячит миска с креветками. Думаешь, Натка дура? Да она сразу просечет, что ты здесь. Ленинид вынырнул из‑под скатерти, схватил плошку и, снова прячась вместе с посудой, прогудел: - Ну, доча… Я тебе лучше живым пригожуся. Да и сериал без меня никуда! О рейтинге подумай! - Сиди молча, - велела я, - попытаюсь купировать беду. Только, сам знаешь, если Натуля войдет в вираж, ее не остановить.
|
