Глава 16. Сказать, что я удивилась, это не объяснить ничего.

 

Сказать, что я удивилась, это не объяснить ничего.

- Откуда знаешь? - вылетел из груди вопль. - Сведения точные?

Папашка встал из‑за стола, перешел в гостиную, плюхнулся в кресло, скрестил ноги и, навесив налицо выражение философской задумчивости, протянул:

- Жизнь моя, доча, - роман. Вот только времени нет описать ее в деталях. Может, попозже, когда уж не сумею более людям радость своим талантом великого актера приносить, тогда и сяду за стол, расскажу молодому поколению, тем, кто не страдал так, как я, не испытывал…

- Короче, - рявкнула я, - отчего уверен, что на фото пельменная «Холодок» в Марьиной Роще?

Папенька сначала обиженно поджал губы, потом покачал головой:

- Экая ты…

-..грубая и неласковая. Знаю. Быстро отвечай на вопрос.

- Так на карточку поглядел, - начал объяснять Ленинид. - Чем дольше зырил, тем сильнее удивлялся: во, еще жив «Холодок»! Иль снимочек старый? Теперь цветные делают, а он черно‑белый. Посмотри на угол дома… Там доска памятная, верно?

Я сбегала за фотографией, уставилась на нее, напрягая зрение.

- Ну… табличка какая‑то вроде…

- Не, доча, тама написано: «В этом доме жил видный деятель искусства В. Тараканов».

- Тараканов?

- Ага, - заулыбался папенька. - Я все шастал мимо и думал: «Может, отец мой?» У меня‑то детство горькое было, родителей не знал, в приюте рос. Никто меня, как тебя, не баловал…

Я скосила глаза к окну. Людям свойственно неверно оценивать события даже годовалой давности, а уж то, что происходило десять, двадцать, тридцать лет назад, и вовсе покрывается толстым слоем пыли забвения. Интересно, Ленинид и впрямь считает, что жизнь крохотной Вилки, девочки, воспитываемой алкоголичкой‑мачехой, текла счастливо? Хотя не все было так плохо во времена моего детства, Раиса по‑своему любила падчерицу и даже пыталась в меру возможностей радовать ребенка нехитрыми подарками[6]. Но у нас сегодня не вечер воспоминаний. Что там еще папенька вещает?

- Будь тот деятель не Тараканов, - мирно журчал Ленинид, - я б и не запомнил. Прусь, бывалыча, к Прыщу, налечу глазами на табличку, и так горько делается. Эх, кабы знал папаша, что его сыночек голодает, холодает…

- Твое отчество Иванович, - напомнила я.

- И че? В приюте придумали, - не растерялся папанька. - Нет, теперь точно знаю: В. Тараканов, деятель искусства, отцом мне приходится, иначе откуда у меня великий талант актера?

Тут мое терпение кончилось, я стукнула кулаком по столу и велела:

- Говори внятно, без дури! Что за пельменная «Холодок»?

Ленинид крякнул и завел рассказ. Приводить тут полностью его речь нет резона, поэтому вычленю главное.

Надеюсь, помните, что папашка большую часть жизни… как бы это помягче выразиться… являлся «лицом, которое посягало на чужую собственность с целью получения наживы». Меня немного смущает в данной формулировке слово «лицо», потому что Ленинид воровал руками, убегал ногами, прятал чужие кошельки на груди… Не одно «лицо» участвовало в безобразии, остальное тело тоже старалось. В общем, папенька «работал» банальным вором, пер не только бумажники, но и вещи. А потом ехал в Марьину Рощу, в пельменную «Холодок». Многие уголовники знали: там, в углу, за маленьким столиком сидит мужик неопределенного возраста, с малоэстетичной кликухой Прыщ. Думается, в паспорте у него стояло иное имя, но папашка знал скупщика краденого лишь по «погонялу».

Прыщ был редкостным скупердяем: за часы, стоившие двадцать рублей, он давал один целковый. Но Лениниду было некуда деваться, иных каналов сбыта «заработанного» папенька не имел, приходилось брать предлагаемый мерзким Прыщом «гонорар» и уходить.

Жил скупщик через стенку от пельменной, в том же доме, на первом этаже. Хорошо зная своих «приятелей», Прыщ опасался воровства, а потому поставил на окно снаружи железные ставни и всегда закрывал их, уходя из дома или ложась спать. Створки служили неким маяком: если открыты - Прыщ в квартире, закрыты - ступай в пельменную, он сидит там.

Пока я молча переваривала информацию, Ленинид трещал, словно сорока, вываливая ворох совершенно ненужной информации столетней давности:

- Денег у Прыща было - лом. Не знал, куда девать. Все скупал, а уж куда дальше отправлял, то никому не ведомо. Поговаривали, правда, что к нему коллекционеры ходят, а кое‑кто и заказы делает: видели у приятелей картину или безделушку какую, попросили продать, ни хрена не договорились - и к Прыщу. Ну а тот любое дело устаканить мог. Да уж! Я пару раз с ним таких чуваков видел… в ондатровых шапках, вот[7]. Но правильно говорят: бог шельму метит. Вроде все у Прыща имелось, только сына он потерял. Пропал парень, не нашли! Во как случается! Я так удивился: вроде барыга, а чуть не рыдал. Оказалось, приехал я к нему буквально через пару часов после того, как парень невесть куда подевался. Не поверишь, доча, Прыщ по фатерке метался и в голос выл: «Принц! Где мой принц? Верните принца!»…

Ленинид, слегка ошарашенный поведением циничного барыги, кашлянул и сказал:

- Слышь, Прыщ, ты успокойся, воды попей. И ваще, о каком принце речь ведешь?

Скупщик вздрогнул, замолчал, потом вдруг почти нормальным голосом ответил:

- Не знаешь разве? У меня Павлуха пропал, сынок любимый. Я его запер, должон же отец сына уму‑разуму учить, а он удрал! Эх, горе горькое!

Ленинид разинул рот, слушая более чем странные речи Прыща. То, что у барыги имеется сын Павел, не являлось секретом, как и то, что Павлик был абсолютно криминальной личностью, виртуозным мошенником на доверии, способным обмануть самого дьявола. Учитывая генетику, таланты юноши не вызывали удивления. Впрочем, детальных подробностей об отпрыске Прыща Ленинид не знал, просто слышал, что тот имеет сына, а теперь еще выяснил и шокирующую деталь: чадолюбивый папаша именовал дитятко «принцем». Вползет же в голову подобная дурь!

- Ну, прикинь, доча, - хмыкал сейчас папенька, - смехотища какая!

- А где сейчас Прыщ? - перебила я Ленинида.

Папенька пожал плечами:

- Помер небось. Он старше меня был. На сколько, не скажу. Впрочем, может, и жив еще. По нему возраст не определить было. Вообще‑то красивый мужик, только противный шибко.

- Можешь адрес пельменной сказать?

Папашка кивнул:

- Легко. Там заплутать трудно: от Рижского вокзала на автобусе, потом левее принять, мимо рынка, свернуть вправо, потом опять налево, и вот он, дом. Адрес на бумажке напишу…

- Ой, а чей это чемодан в коридоре стоит? - раздался вдруг удивленный голосок Кристины.

- Это Ленинид решил у нас погостить, - быстро ответила я и ушла к себе, оставив папашу объясняться с Крисей.

 

Утром невидимая сила вытолкнула меня из кровати ровно в восемь. Быстро проглотив кофе и проигнорировав бутерброды, я понеслась к машине. Очень надеюсь, что дом, где когда‑то располагалась пельменная «Холодок», находится на прежнем месте. Может, в здании найдутся старожилы, пенсионеры, которые, глянув на фото, воскликнут: «Ба! Это же Таня, дочь Вани!»

Если полагаете, что двадцать лет слишком большой срок и все давным‑давно поумирали, то ошибаетесь. Те, кому было сорок, превратились всего лишь в шестидесятилетних, а это не возраст по нашим временам, кое‑кто сейчас и в восемьдесят бодрячком смотрится. А еще в столице много людей, которые за всю жизнь ни разу не сменили место жительства - как их принесли из роддома в квартиру, так в ней и обитают. За примером ходить недалеко, я сама львиную часть жизни провела в блочной пятиэтажке, в крохотной квартиренке, где прошло детство. Вырвались мы с Томуськой из маленьких комнаток относительно недавно, но связи с малой родиной не теряем, часто навещаем тамошних друзей, поэтому лично меня, приехав в наш старый двор, обнаружить очень легко.

Нужную улицу я нашла относительно быстро, вот только пейзаж на ней сильно отличался от картины, нарисованной папенькой. Рынка не имелось, вместо него громоздился бетонный девятиэтажный монстр, исчезли деревянные бараки, на их месте тоже выросли дома. Я сначала приуныла, но упорно продолжала катить вперед. Внезапно перед глазами возникла школа - не «самолетик» современной постройки, а здание из красного кирпича - такие возводили в столице в начале пятидесятых годов. Приободрившись, я нажала на газ, повернула налево, направо, снова налево и не сдержала радостного вопля. Вот же он, низкий, широкий дом, на углу висит небольшая мемориальная доска: «В этом здании с 1948 по 1955 г, жил и работал видный деятель культуры В.М. Тараканов», а рядом пустует железная корзиночка - очевидно, в нее предполагалось класть цветы.

Я вышла из машины и стала внимательно осматривать фасад. Никакой вывески не видно, впрочем, отсутствует и пельменная, первый этаж занимает библиотека.

Решив изучить пейзаж получше, я вытащила фотографию. Судя по всему, девочка сидит на подоконнике первого этажа дома, расположенного напротив. Если встать чуть левее, то здание должно находиться за моей спиной… Но, увы, сейчас там громоздилось строение из светлого кирпича, совершенно не похожее на жилой дом. У входа золотом горела табличка «Медицинский центр». Наверное, ранее тут и стоял дом, но его снесли, жители разъехались кто куда, а на образовавшемся пустыре возвели поликлинику, трансформировавшуюся в наши непростые капиталистические времена в коммерческое предприятие.

На меня напало уныние. Сначала я расстроилась, но потом встряхнулась и вновь обратила свое внимание на здание, где теперь располагалась библиотека.

Так, если ориентироваться по снимку, то вывеска «Холодок» заканчивалась около водосточной трубы, дальше должны идти ставни.

Что ж, труба вот она, на том же самом месте. Я подошла вплотную к стене и обнаружила в ней ржавые железки. Пальцы нащупали холодный металл, я уставилась на порыжевшие подушечки. Горячо! Я явно вижу остатки петель, на которых двигались ставни. Значит, Ленинид не ошибся и ничего не перепутал.

Пальцы снова дотронулись до штырьков…

Дверь библиотеки распахнулась, наружу вышла довольно полная женщина со старомодным начесом на голове.

- Позвольте полюбопытствовать, - вежливо, но твердо заявила она, - что вы ищете под нашими окнами?

- Просто стою, - мирно ответила я. - А что, нельзя?

- Нет.

- Почему?

- У нас дорогие книги!

- Я на них не покушаюсь.

- Тогда зачем изучаете подход к хранилищу?

- Разве за этим окном не квартира?

- А в чем дело? - заволновалась женщина.

- Но раньше тут висели ставни…

- Верно. А вы откуда знаете?

- Вы помните железные створки? - обрадовалась я.

- Конечно, - кивнула библиотекарша. - Их еле‑еле срезали. Помнится, рабочие очень ругались. Но с какой стати вы интересуетесь ставнями? Откуда про них знаете? Знакомы с Теодорой Вольфовной?

Я старательно улыбнулась.

- Меня зовут Виола Тараканова, под псевдонимом Арина Виолова я пишу детективы.

- Майя Леонидовна, директор библиотеки, - машинально представилась дама. Потом осеклась и совсем иным тоном воскликнула:

- Погодите! «Гнездо бегемота»!

- Верно, это одна из моих книг.

- У нас ее зачитали до дыр, - по‑детски радостно сообщила Майя Леонидовна. - Ой, что же я вас на пороге держу! Входите, пожалуйста! Чай, кофе? Девочки, скорей сюда, смотрите, какая радость! Бегите живенько, взбодрите чайничек.

Можно я не стану описывать вам церемонию встречи писательницы Виоловой с работниками читального зала и абонемента? Хорошо хоть в просторных хоромах не имелось ни одного посетителя.

Около часа я терпеливо отвечала на вопросы библиотекарш. Долго ли пишется книга? Почему ваяю детективы, а не занимаюсь настоящей литературой? Правда ли, что все мои сюжеты взяты из жизни? Имею ли мужа? А деток? Ой, бедняжка, почему не хотите рожать? Кого читаете? Любите готовить? Какой пирог? Клюквенный? Дайте скорей рецептик…

В самый разгар «пресс‑конференции» на пороге просторной кухни, где происходило действо, возник трясущийся от старости дедушка и дребезжащим голоском, без всякой агрессии, мирно поинтересовался:

- Девоньки, чегой‑то у вас перерыв не вовремя, до обеда еще два часа. Нам подождать или как?

«Девочки», самой младшей из которых явно стукнуло шестьдесят, всплеснув руками, побежали на рабочие места, и мы с Майей Леонидовной остались вдвоем.

- Еще кофейку? - засуетилась директриса. - Прямо праздник сегодня! Не балуют нас писатели своим вниманием, уж и не помню, когда последний раз приходили.

- Давно тут библиотека открыта? - стала я осторожно прощупывать почву.

- Она здесь всегда была, - закивала Майя Леонидовна.

- А мне казалось, ранее в помещении работала пельменная «Холодок».

- Верно, мы находились левее, - бойко ответила начальница, - занимали всего сорок метров. Затем письма жильцов дома возымели действие, пельменную, слава богу, прикрыли, ее помещение отдали нам.

- Почему «слава богу»? - прикинулась я идиоткой. - По‑моему, очень удобно, когда рядом находится предприятие общественного питания. Можно не готовить, не думать о продуктах - зашел, поел, никаких забот.

Майя Леонидовна закатила глаза.

- Виола Ленинидовна, милая! Да ведь тут просто шалман гудел! Жуткое место! Крики, песни! Одно название «Пельменная», а на самом деле распивочная, место встречи сброда алкоголиков, уголовников. Марьина Роща, увы, издавна имела славу хулиганского района, и пресловутый «Холодок» был здесь своеобразным центром. Бедная Теодора Вольфовна… Вот уж кто пострадал больше всех! Угораздило же ее выйти замуж за Валерия Павловича. Хотя, говорят, любовь зла.

- Кто такая Теодора Вольфовна? - вылетел из меня новый вопрос.

Майя Леонидовна прищурилась, потом шутливо погрозила мне пальцем.

- Ох, Виола Ленинидовна… Мне книги Арины Виоловой, хоть они и несерьезное чтение, очень нравятся. Я все сообщения о вас в газетах изучаю и сейчас понимаю: новый детектив пишете, да?

- Верно, - кивнула я, - похоже, вы проницательны без меры.

- И след привел к Валерию Павловичу?

- Не знаю, кто он такой, - честно призналась я. - Но у меня есть фото, вот смотрите. Еще я в курсе, что квартира за железными ставнями принадлежала некоему Прыщу.

Майя Леонидовна задумчиво принялась перебирать снимки, потом отложила тот, где были запечатлены две девочки.

- Боюсь ошибиться… - пробормотала она.

- Вы знаете школьниц?

- Ну… стопроцентной уверенности нет… Очень похожи… Старшая Марина. А вот как ее сестру звали, не вспомню. Такое имя простое… Оля? Нет. Маша? Хотя… Катя! Да, Екатерина, точно! Марина и Катя. Старшую дочку мать, очень романтичная женщина, назвала в честь поэтессы Цветаевой.

- Майя Леонидовна, - взмолилась я, - умоляю, расскажите подробно, пока ничего не понимаю!

- Попытаюсь, - кивнула директриса. - Вы только учтите, много лет прошло, могу вспомнить не все подробности.