Глава 19. Выслушав нервный рассказ Розалии и кое‑как успокоив женщину, Майя Леонидовна вернулась в библиотеку и попыталась заняться работой

 

Выслушав нервный рассказ Розалии и кое‑как успокоив женщину, Майя Леонидовна вернулась в библиотеку и попыталась заняться работой. Но почти все посетители, жители соседних домов, едва вступив в зал абонемента, спрашивали:

- Слышали? Говорят, профессор Константинов на улице упал, инфаркт у него.

К обеду история обросла подробностями и теперь выглядела так: в квартиру профессора влезли воры, ученый спугнул их, бросился преследовать и получил удар.

Ближе к вечеру появилась иная версия: да, уголовники были, и они стреляли в Константинова, сильно ранили.

Потом читатели принесли новое сообщение. Федор умер в больнице после ножевого ранения, которое нанесла ему старшая дочь. Марину ищет милиция, Розалия прилюдно прокляла школьницу.

Оставалось лишь дивиться человеческой фантазии и поражаться скорости, с которой множились слухи.

А перед закрытием библиотеки произошло еще одно удивительное событие.

В двадцать сорок пять Майя Леонидовна вошла в читальный зал и привычно объявила:

- Уважаемые посетители, до закрытия осталось пятнадцать минут, убедительная просьба сдать подшивки газет и книги. Те, кто не завершил работу, могут отложить издание на бронеполку.

Народ косяком потянулся на выход. Проводив читателей, Майя Леонидовна стала прощаться с сотрудниками. Библиотекарши по очереди заглядывали в кабинет к начальнице и говорили:

- Все, побежала…

- До свидания, Клара Егоровна… до завтра, Тамарочка… утром встретимся, Мариам Марковна… - кивала Майя Леонидовна, - всего доброго, Любовь Аркадьевна…

Потом она проводила общественных помощниц, Свету и Людмилу, возившихся с каталогом, взяла свою сумку, пошла к двери и вздрогнула. А где же Теодора Вольфовна? Она не заходила попрощаться! Куда подевалась Блюм? Может, сидит в туалете?

Майя Леонидовна порысила в коридорчик и поняла: в санузле пусто. Пришлось методично обходить все помещения. Блюм словно сквозь землю провалилась. Слегка растерявшись, Майя Леонидовна позвонила своей заместительнице.

- Простите, Любовь Аркадьевна, вы не знаете, Теодора Вольфовна ушла?

- Я ее сегодня не видела, - ответила дама, - она на абонемент не заходила.

Нехорошее предчувствие кольнуло Майю Леонидовну. Директриса стала методично обзванивать остальных сотрудниц и скоро сделала весьма неутешительный вывод: Теодоры Вольфовны в этот день не было в библиотеке. И она испугалась: Блюм далеко не молода, живет одна… Вдруг с ней случилось несчастье? Инсульт? Или пожилая женщина сломала ногу? Лежит сейчас одна, на полу, плачет от беспомощности… А может, снова с сердцем плохо? Некоторое время назад Блюм попала в больницу на несколько дней именно с сердечным приступом. Но тогда Теодора позвонила и сказала:

- Скоро вернусь. Не беспокойтесь и не навещайте меня, а то я буду стесняться своего вида в халате.

Но сегодня‑то старушка не звонила!

Майя Леонидовна кинулась назад в кабинет, где имелась тетрадка с адресами и телефонами не только кадровых библиотекарш, но и общественных помощниц.

Только сейчас директрисе пришло в голову: никто из сотрудниц никогда не бывал дома у Блюм и не звонил ей. Да и зачем пользоваться телефоном, когда Теодора Вольфовна всегда была под рукой? Она появлялась в кинохранилище ежедневно!

Оказалось, что Блюм обитает в двух шагах от библиотеки, окна ее квартиры соседствуют с окнами читального зала. Майя Леонидовна кинулась в подъезд и принялась звонить в нужную дверь, уже не надеясь услышать тихий голос Блюм и увидеть ее на пороге, а потому машинально размышляя, кого следует позвать, дабы вскрыть квартиру. Участкового? Домоуправа?

Но неожиданно дверь распахнулась. Майя Леонидовна ойкнула и попятилась. На пороге высился очень неприятный субъект, завсегдатай пельменной «Холодок», криминальная личность по кличке Прыщ. Об этом мужчине шла нехорошая слава.

- Ну? - мрачно спросил он. - Чего надо? Не звали чужих в гости.

И тут Майю Леонидовну осенило, бедная Теодора Вольфовна! Вот почему она никогда не зовет коллег к себе - Блюм проживает в коммунальной квартире, соседствуя с Прыщом. Господи, несчастная женщина!

- Чего молчишь? - наседал маргинальный тип.

Майя Леонидовна кашлянула.

- Простите, пожалуйста…

- Пока ничего плохого не сделала, - хмыкнул мужик.

- Мне нужна ваша соседка…

- Так звони в другую квартиру! - перебил Прыщ.

- Вы не поняли, ваша соседка…

- Кто?

- Теодора Вольфовна Блюм, - докончила фразу Майя Леонидовна.

Хозяин заморгал.

- Она сегодня не пришла в библиотеку, - невесть зачем принялась объяснять директриса, - вот… подумала… вдруг заболела…

- Здоровее лошади, - буркнул Прыщ, - вон там ее комната.

Выплюнув фразу, Прыщ ушел, а Майя Леонидовна, мысленно перекрестившись, поскреблась в указанную дверь.

- Я сплю! - послышался из‑за нее испуганный голос Блюм.

Сообразив, что Теодора жива, Майя Леонидовна обрадовалась безмерно. Забыв про церемонии, она толкнула дверь и воскликнула:

- Ой, как вы меня напугали!

Лежавшая на диване Блюм вскочила, словно укушенная осой.

- Майя Леонидовна! Вы!

- Ну да!

- Зачем пришли? - растерянно забормотала старушка.

- Думала, вы занедужили!

- Нет, нет, все нормально, - залепетала Теодора.

Но Майя уже отметила красный нос, опухшие веки и слишком хриплый голос собеседницы.

- Вы простыли.

- Ерунда.

- Пойду в аптеку.

- Ой, не надо!

- Тут близко, в двух шагах.

- Я отлично себя чувствую.

- Оно и видно, - покачала головой Майя, - бледная как смерть, синяки под глазами в пол‑лица и носом шмыгаете.

- Тише, тише, - нервно оглянулась на дверь Теодора, - не дай бог Валерий Павлович услышит! Беды не оберемся, он посторонних в квартире не терпит. Как вы вошли? Неужели дверь была не заперта?

- Меня впустил ваш сосед, - пояснила Майя. В глазах Блюм заплескался ужас.

- Кто?

- Ну… завсегдатай «Холодка».

- Валерий Павлович?

- Увы, не знаю имени этого мужчины.

Теодора Вольфовна посерела, но сказать ничего не успела - дверь в ее комнату распахнулась, появился Прыщ.

- Слышь, дура, - довольно беззлобно сказал он, - запри за мной.

- Сейчас, - подхватилась Блюм.

Прыщ плюнул на паркет и ушел. Когда входная дверь со стуком захлопнулась и Теодора Вольфовна вернулась, на Майю навалилось негодование.

- Мерзавец!

- Тише, тише, - зашептала Теодора, - еще услышит…

- Ну и пусть!

- Он ударить может…

- Вашего соседа следует наказать! - кипела Майя Леонидовна. - Какое право он имеет так себя вести? Почему не отнесете заявление в милицию?

Блюм начала кашлять, а директрису несло на волне злости. Майя Леонидовна слишком переволновалась, думая о смерти Теодоры Вольфовны, и сейчас у нее началась настоящая истерика.

- Харкнул на пол! - закричала она.

- Тише, пожалуйста, - взмолилась старушка.

- Обозвал дурой!

- Он не со зла.

- Ворвался в комнату без стука!

- Право, ерунда.

- Нет, я так это дело не оставлю! - кипела Майя. - Вы одиноки и не способны постоять за себя, но, слава богу, я вполне молодая, сильная женщина…

- Тише, пожалуйста!

-..и способна поставить негодяя на место.

- Тише, пожалуйста, - словно заведенная повторяла Блюм.

- Прямо сейчас вызову милицию.

- Ой, тише!

- Пусть отметят факт безобразия.

- Не надо!

- Ваш сосед невероятно распущен.

- Все нормально, мы хорошо живем. Очень прошу, не затевайте скандал, - чуть не зарыдала Теодора Вольфовна, - иначе Валерий Павлович мне потом такое устроит…

- Да прекратите бояться! - рявкнула Майя Леонидовна. - Поймите, этот Прыщ чувствует себя хозяином лишь потому, что вы трясетесь, а дадите ему отпор - живо хвост подожмет. Все грубияны, как правило, трусы.

- Вы не знаете Валерия Павловича, - прошептала Блюм, - он способен извести человека. Я благодарна ему за разрешение жить своей жизнью…

- Это уже ни в какие ворота не лезет! - окончательно разъярилась Майя. - Теодора Вольфовна, милая, вы что, раба Прыща?

- Ну… нет, - пролепетала Блюм. - хотя… если подумать… коли честно… не лукавя… не кривя душой… то да! Я его очень боюсь, но и уважаю.

Майя Леонидовна захлопала глазами. Конечно, директриса понимала: жизнь интеллигентной старушки, вынужденной делить квартиру с наглым, явно криминальным мужчиной в расцвете лет, не может быть безмятежно счастливой. Но в Советской стране есть милиция и законы. Теодоре Вольфовне следует показать Прыщу зубы… ну, если уж не все тридцать два, то хоть сколько есть! Мерзкий уголовник навряд ли придет в восторг от перспективы общения с сотрудниками органов.

- Если Валерий Павлович осерчает, он запретит мне посещать библиотеку, - вдруг сообщила Блюм, - а я так люблю вас всех.

- Этот подонок не имеет права вам ничего запрещать! - затопала ногами Майя. - Теодора Вольфовна, милая, нельзя быть такой размазней!

- Валерий Павлович мне хозяин.

У Майи Леонидовны от гнева пропал дар речи, она смогла лишь выдавить из себя нечленораздельные звуки:

- А… а?., о… о!..

Блюм же очень тихо довершила начатую фразу:

- Мой муж человек резкий, принимает решения мгновенно и никогда их не меняет.

Майя Леонидовна потрясла головой.

- Муж? Вы замужем?

- Да, а что тут удивительного?

- Но вы никогда не говорили о семье.

Блюм нахохлилась.

- Просто не было необходимости.

- И ваш супруг спокойно наблюдает за хамством Прыща?

Теодора Вольфовна нервно поежилась.

- Вы не совсем поняли ситуацию. Я расписана с Валерием Павловичем.

В макушку Майи Леонидовны словно воткнулся гвоздь.

- С кем? - переспросила она. - С Прыщом? Вы жена… э…

- Валерия Павловича.

- Господи! - в полной растерянности ахнула директриса и от неожиданности бестактно спросила:

- Как же вас угораздило выйти замуж за такого?

Лицо Блюм порозовело.

- В юные годы Валерий Павлович был иным, нас связала большая любовь. Я ради мужа бросила родителей, порвала с привычным кругом общения и некоторое время была счастлива. Но потом стало понятно: несмотря на страсть, мы с Валерием Павловичем полярно разные люди и теперь живем просто соседями. Муж благородный человек, он содержит меня, не упрекает за полнейшую финансовую несамостоятельность и неумение вести домашнее хозяйство, разрешает проводить время в библиотеке…

- Сколько же вам лет? - вновь проявила бесцеремонность Майя.

- Сорок, - ответила «старушка», - Валерий Павлович меня старше.

Майя Леонидовна вдохнула воздух и забыла его выдохнуть. Блюм всего лишь сорок? Да быть такого не может! У нее же совершенно седые волосы, стянутые на затылке в дурацкий пучок, бесформенная фигура, дряблая, морщинистая кожа… И потом, Теодора никогда не улыбается!

Очевидно, ошарашенный вид директрисы выдал ее мысли. Блюм опустила глаза в пол.

- Я всегда выглядела старше своих лет, - прошептала она. - У нас такая генетика. У женщин в нашей семье какой‑то сбой в организме после родов случается. Бабушка моментально сдала, мама превратилась по виду в пенсионерку, родив меня, и я начала стремительно изменяться после появления на свет Павлика. Принесла сына домой и сообразила: за неделю старюсь на месяц.

- У вас есть сын?!

- Да, Павлик, - кивнула Теодора. - Но он сам по себе, ко мне душевно не расположен. Сложный мальчик, вернее, юноша - Павлуше за двадцать, я очень рано родила. Думала, вот оно, счастье: муж, сын. Ан нет, не дал господь радости: Валерию Павловичу я не нужна, а Павлик из дома убежал.

Майя вздрогнула.

- Ваш сын удрал?

- Да.

- Почему?

Блюм пожала плечами:

- Павлик свободолюбивая личность, его, как и отца, нельзя заставить ходить по струнке, и, к сожалению, ему достались моя романтичность и влюбчивость. Сын не посвящал меня в свои дела, не распахивал душу, но у меня есть глаза…

Теодора Вольфовна на секунду замолчала, потом вдруг заплакала.

- Не расстраивайтесь, - бросилась утешать бедную тетку Майя Леонидовна, - кое‑кто из людей переживает подростковые комплексы и в двадцать лет. Вернется ваш Павлик. Вот увидите, все будет хорошо.

Теодора Вольфовна вытерла глаза и неожиданно призналась:

- Всю ночь не спала, а потом вдруг прикорнула и на весь день выпала. Уж извините, не пришла, бросила каталог.

- Не беда, - бодро воскликнула Майя, - карточки есть не просят, полежат. И потом, вы же не штатная единица, приходите, когда можете, трудитесь на общественных началах.

Блюм кивнула, но ничего не сказала, в комнате на некоторое мгновение повисла тишина. Затем Теодора шепнула:

- Мне страшно.

- Хотите, заберу вас к себе? - предложила Майя.

- Боюсь за сына.

- Он вернется.

- Нет, никогда. Ушел, прихватив очень ценную вещь… кошек… вам не понять… Валерий Павлович крайне зол, он поклялся Павлика из‑под земли достать и убить…

Майя Леонидовна попыталась улыбнуться. Она собиралась сказать: «Мало ли какую глупость способен в запале прокричать отец», но тут Блюм почти неслышно договорила:

- И девочку тоже.

- Какую? - удивилась директриса.

Теодора вздрогнула.

- Марину Константинову, дочь нашего читателя Федора Сергеевича. Думаю, они давно запланировали побег, ждали, пока нечто дорогое получат… Лучше давайте прекратим разговор, более ничего не скажу, хоть режьте. Впрочем, я сейчас в таком состоянии, что несу чушь! Сама не пойму, с чего мне в голову мысль о Марине втемяшилась!