Судьба великого финансиста

Предисловие ко второму изданию

 

Эта книга возникла как непосредственная реакция на российский финансовый кризис, разразившийся в авгус­те 1998 г., что и отражено в предисловии к первому изда­нию (История финансовых потрясений. От Джона Ло до Сергея Кириенко. М.: Олимп—Бизнес, 2000). Я сохранил его, чтобы донести до читателя атмосферу того времени, хотя кое-что в этом предисловии устарело. Как видит читатель, автор и издательство решили во втором изда­нии изменить подзаголовок книги. Согласно латинскому изречению, времена меняются, и мы меняемся с ними.

Для второго издания были существенно дополнены главы 13 и 14, посвященные финансовым кризисам 1990-х годов в Латинской Америке и в Азии, и в значи­тельной мере написаны заново главы 15 и 16, в которых речь идет о России.

Я рад, что первое издание книги привлекло определен­ное внимание научной общественности, о чем свидетель­ствуют рецензии и отклики. Некоторые замечания рецен­зентов и читателей учтены во втором издании.

Андрей Аникин. Москва, май 2001 г.

 

Предисловие

 

Россиискии финансовый кризис, взрыв которого произо­шел в августе 1998 г., будет оказывать длительное воздей­ствие на нашу жизнь, будет пристально изучаться эконо­мистами и политологами. Он становится элементом новейшей истории народного хозяйства, без него невоз­можно изучать экономику переходного периода, кризис дает богатый материал для теории и практики финансов, банковского дела, валютной политики.

Потрясения в финансовой сфере проливают свет на сплетение факторов и тенденций в новейшей политиче­ской истории России, оказывают воздействие на расста­новку сил в борьбе политических течений и партий.

Напомним главные элементы нашего кризиса:

• крушение относительной валютной стабильности и большая девальвация рубля в условиях истощения золотовалютных резервов;

• новая вспышка инфляции после двух-трех лет уме­ренного роста внутренних цен;

• фактическое государственное банкротство — отказ государства платить по своим обязательствам пе­ред внутренними и внешними кредиторами;

• паралич банковской системы — временное или окон­чательное закрытие сотен коммерческих банков, на­рушение механизма расчетов через банки;

• замораживание средств предприятий на банков­ских счетах;

• натиск вкладчиков на банки, отказ банков в воз­врате вкладов населения, введение разных конфис-кационных схем расчетов с вкладчиками;

• крушение едва вставшего на ноги российского фон­дового рынка — многократное падение курсов ак­ций российских компаний.

Главный вопрос, который теперь стоит перед руково­дителями страны, перед экспертами в области экономики и финансов, — когда, в какой форме и с какими жертва­ми Россия сможет выйти из кризиса. История свидетель­ствует, что мощный инстинкт выживания присущ каждому народу, любой экономике. Задача тех, кто будет держать в своих руках власть, — опереться на этот ин­стинкт, не приглушить его, дать ему ход.

За последний год, как и в предыдущие годы, россияне показали поразительную способность приспособления, преодоления трудностей. Может быть, здесь кроется глав­ная причина того, что кризис не принял тех масштабов, которые казались вероятными осенью 1998 г. Инфляция не вышла из-под контроля, курс рубля с весны 1999 г. удерживался на более или менее стабильном уровне. Иные отрасли даже смогли воспользоваться теми преиму­ществами, которые им дала примерно четырехкратная девальвация рубля после 17 августа 1998г., сделавшая невыгодным импорт многих товаров и ослабившая их конкурентоспособность. Помогло нам и повышение ми­ровых цен на нефть.

В этих тенденциях хотелось бы видеть залог того, что не все потеряно, что жизненные силы нашего народа по­зволят ему выбраться из нынешней ямы и занять свое законное место среди цивилизованных наций.

Рыночная экономика не существует без финансовых потрясений. Возможно, это цена прогресса, цена, которую человечество платит за мощную динамику материальной цивилизации двух последних столетий. Вместе с тем ис­тория учит: перманентных кризисов не бывает, в рыноч­ной экономике заложены также и возможности выхода из кризиса. Речь здесь идет не только о финансовых кри­зисах, являющихся элементами экономического цикла, но и о больших инфляциях, о периодах тоталитарного наси­лия над экономикой, о порождаемых войнами расстрой­ствах финансов.

История преподает нам урок оптимизма. В первой по­ловине XVIII столетия во Франции и в Англии произошли первые значительные финансовые потрясения, связанные с развитием капитализма; тем не менее бурный рост но­вого социально-экономического строя продолжался. В конце XVIII века Франция вышла из первой большой инфляции, порожденной событиями революции. Класси­ческие кризисы XIX и начала XX века, которые Маркс и его последователи считали предвестниками крушения ка­питалистической системы хозяйства, так или иначе пре­одолевались, расчищая путь новым подъемам. Гиперин­фляция начала 1920-х годов поставила Германию на грань социально-экономической и политической катаст­рофы, но не смогла толкнуть ее через эту грань.

Россия имеет опыт финансовой стабилизации в 1923-1924 гг., которая произошла после почти полного распада денежного хозяйства, послужила базой нэпа и связанно­го с этим оживления экономики.

Великая депрессия (мировой экономический кризис 1930-х годов) в конечном счете привела к перестройке капитализма, в первую очередь американского, и обно­вила его жизненные силы. Преодоление инфляции и валютного хаоса после Второй мировой войны сыграло важнейшую роль в огромном росте мировой экономики, характерном для последующей половины века. В 1990-х годах финансовые кризисы, имеющие общие черты с российским кризисом, поражают новые индустри­альные страны Азии и Латинской Америки. Из опыта этих потрясений складывается и распространяется убеж­дение, что в условиях глобализации экономики в совре­менном мире борьба с такими бедствиями императивно становится делом всего мирового сообщества.

Прошли времена, когда экономические беды одних стран могли быть поводом для злорадства других, когда можно было надеяться отсидеться от мировых бурь за забором автаркии (самообеспеченности) и протекциониз­ма (защиты своей экономики в ущерб соседям). Подобно угрозе тотального военного уничтожения, угроза финансовых потрясений показывает, что наша планета слишком мала и уязвима для политики самоизоляции и нацио­нального эгоизма.

История и современность органически сплетаются в этой книге. Я пытаюсь в ней использовать свой много­летний опыт научной работы в области экономики, финан­сов, истории народного хозяйства и общественной мысли. Книга пишется для широкого читателя, студентов, препо­давателей разных общественных дисциплин. Надеюсь, читатель найдет в ней немало интересных и поучитель­ных фактов и, может быть, размышлений автора.

Я выпускаю книгу в свет с надеждой на экономиче­ское возрождение России в сотрудничестве с мировым сообществом стабильного XXI века.

Прилагается библиография основных источников для всей книги и отдельных глав. Учитывая широту темы, эта библиография никак не претендует на полноту. Биб­лиографические ссылки даются в тексте в квадратных скобках с указанием номера источника и страницы. В тех случаях, где в тексте фигурируют переведенные с иностранных языков стихи, я взял на себя смелость пред­ложить свой собственный перевод.

Благодарю Юрия Калашнова за помощь в работе над книгой.

Андрей Аникин Москва, ноябрь 1999 г.

 

Глава 1

Джон Ло и крах его системы (Франция, 1716-1720)

Все повторяется на новом витке спирали, говорят философы. Девальвация, инфляция, государственное банкротство, биржевой крах и банковская паника — все эти прелести, так хорошо теперь знакомые нам, собраны в один букет в событиях, которые происходи­ли во Франции в начале XVIII века. Их героем был шотландец Джон Ло, оставивший заметный след в ис­тории.

После смерти короля Людовика XIV в 1715 г. финан­сы Франции пребывали в плачевном состоянии. В бюд­жете не хватало денег на оплату процентов по огромно­му государственному долгу, а о погашении этого долга не могло быть и речи. Поскольку новому королю было всего 7 лет, все заботы легли на плечи регента, герцога Филиппа Орлеанского. Он стал решать финансовые про­блемы сомнительными полумерами.

Была проведена так называемая перечеканка моне­ты (нечто вроде современной девальвации). Золотые и серебряные монеты изымались государством, а взамен выпускались монеты с тем же названием и номиналом, но с содержанием драгоценного металла на 20% мень­ше. Разница должна была пополнять казну. Были при­няты суровые меры против неплательщиков налогов, а одного богатого откупщика, собиравшего по соглаше­нию с казной налоги в целой провинции, за злоупотреб­ления даже казнили. Власти поощряли доносы на лю­дей, уклоняющихся от налогов, в результате чего доно­сы стали множиться, а хозяйственная деятельность уходить в подполье. Ремесленники и торговцы были особенно недовольны действиями властей. Не более половины денег, полученных такими способами, попа­ло в казну, а другая половина была присвоена прибли­женными регента, чиновниками и прочими лицами, имевшими такую возможность. Финансовые трудности продолжали нарастать, приводя регента в отчаяние [18, р. 6-9].

Хитроумный шотландец

Тогда регент вспомнил, что ему некоторое время на­зад докучал своими прожектами Джон Ло (1671-1728), шотландец средних лет, человек опытный в делах и большой знаток финансов. В свое время Ло бежал из Англии, где был приговорен к смерти за то, что убил на дуэли человека. Он много поездил по Европе, изучал в нескольких странах банковские операции. Кроме того, у него была репутация умелого и удачливого карточ­ного игрока.

На этот раз Ло сумел понравиться регенту, человеку неглупому, но легкомысленному и ленивому. Тот как за соломинку ухватился за проект спасения французской экономики и финансов, который представил ему шот­ландец. Ло говорил и писал, что главной причиной как экономического застоя, так и плохой собираемости на­логов является недостаток денег. Он предлагал допол­нить обращение золотых и серебряных монет бумаж­ными деньгами — банкнотами особого банка, который он хотел учредить под патронажем королевской влас­ти. Эти деньги, по его мнению, должны были, подобно свежей крови, оживить хозяйство и дать доход казне. Для Франции это была новая и смелая идея.

Как ни удивительно, идеи Ло порой напоминают ар­гументацию иных нынешних российских экономистов и политиков, предлагающих смелее идти на эмиссию рубля. Ло писал, что «...торговля зависит от денег. Боль­шее их количество дает занятие большему числу лю­дей... Никакие законы не могут дать людям работу, если в обращении нет такого количества денег, которое поз­волило бы платить заработную плату большему числу людей» [20, с. 95]. Очень скоро выяснилось, что неосто­рожное использование этого простого рецепта ведет к инфляции.

В мае 1716г. вышел указ об учреждении банка с уставным капиталом в 6 миллионов ливров. (Сереб­ряный ливр был основной денежной единицей Фран­ции. На современные деньги по цене серебра он стоит приблизительно 40 американских центов.) Капитал был собран путем выпуска ограниченного числа акций банка, оплачиваемых отчасти звонкой монетой, отчасти долговыми обязательствами государства. Банкноты, которые стал выпускать банк, были признаны закон­ными деньгами. В частности, они принимались в уп­лату налогов.

Ло объявил, что банкноты банка будут свободно раз­мениваться на звонкую монету, притом по соотноше­нию на дату их выпуска. Таким образом они были за­страхованы от перечеканки монеты. Если бы содержа­ние металла в монете было государством снижено, то держатель банкнот получил бы больше монет на соответствующую величину. Это был искусный ход, кото­рый сделал банкноты более твердыми деньгами, чем монеты из драгоценных металлов. На рынке они не­редко расценивались дороже монеты. Скоро хозяйство страны почувствовало облегчение. Умиравшая торгов­ля подняла голову. Налоги платились регулярнее и с меньшим ропотом, чем раньше.

Восстанавливалось доверие к государству и его обя­зательствам. Внимание всего королевства было при­влечено к банку Ло, и престиж банка и его создателя все более укреплялся. Банк открыл отделения в не­скольких крупных провинциальных городах.

Регент был изумлен блестящим успехом банка и теперь ни в чем не мог отказать ловкому шотландцу. Тогда Ло выдвинул свой второй знаменитый проект, который, можно сказать, обессмертил его имя. Он пред­ложил создать акционерную компанию и предоставить ей монополию на торговлю с французскими землями в нижнем течении великой реки Миссисипи, которые считались сказочно богатыми золотом и другими цен­ностями. Компания должна была собрать деньги зна­чительного числа акционеров и пустить их в исключи­тельно выгодное дело. Эти земли назывались Луизиа­ной по имени короля Людовика (Луи) XIV. Через сто лет, при императоре Наполеоне, они были, подобно рус­ской Аляске, проданы США и теперь являются одним из американских штатов под тем же названием. Ло получил для своей компании также ряд других прав и привилегий.

Биржевой бум

В августе 1717 г. компания была учреждена и полу­чила первоначально название Миссисипской компа­нии. Было разрешено выпустить 200 тысяч акций по 500 ливров каждая. Покупатели могли оплачивать акции не только монетой и банкнотами, но и государ­ственными обязательствами, которые на рынке коти­ровались ниже номинала. Таким образом, компания становилась кредитором государства. Почти сразу воз­ник лихорадочный спрос на эти новые ценные бумаги, доверие к которым поддерживалось своего рода орео­лом, возникшим вокруг имени Джона Ло. Эмиссия же акций породила первую в истории спекулятивную го­рячку и первый биржевой крах.

Стремясь подстегнуть спрос на акции, Ло вложил свои собственные деньги в рискованную операцию, ко­торая была, возможно, первой в истории срочной сдел­кой с акциями. Когда акции продавались всего лишь по 250 ливров, он предложил желающим купить у них двести акций по 500 ливров с оплатой через шесть меся­цев, независимо от того, сколько они будут тогда стоить на рынке. В этой, как многим казалось, нелепой сделке был тонкий расчет, и он, к удивлению и зависти публи­ки, полностью оправдался. К моменту расчета курс до­стиг 5000 ливров, и недальновидные продавцы, вступив­шие с Ло в сделку, кусали себе локти: на каждой ак­ции он выигрывал у них 4500 ливров [23, р. 101].

На этой сделке Ло заработал неплохие деньги, но лич­ное обогащение его не очень интересовало: он был ув­лечен самой реализацией своей идеи. Это на время от­влекло его внимание от дел банка, который тем време­нем был переименован в Королевский банк Франции и стал прообразом центрального банка. Между тем банк приступил к финансированию казны, для чего потре­бовались новые выпуски банкнот, слабо обеспеченных запасом драгоценных металлов. Неясно, видел ли Ло, что под его детище подводится весьма опасная мина.

Акции Миссисипской компании, которая, по всеоб­щему убеждению, находилась под особым покровитель­ством правительства и обещала огромные прибыли, успешно расходились. Поскольку ей были вскоре даны привилегии в торговле с «обеими Индиями» (Вест-Ин­дией, ныне землями Карибского бассейна, и Ост-Индией, теперешней Индией и соседними территориями), ком­пания была переименована в Компанию Индий, хотя ее деятельность по-прежнему в основном ограничива­лась землями на Миссисипи. Однако новое название подчеркивало ее могущество и универсальность.

Ло от имени руководства компании обещал на сле­дующий год фантастические дивиденды по акциям, что подстегнуло спрос на них. Компания объявила подписку на дополнительные 50 тысяч акций, на ко­торые было в короткое время подано до 300 тысяч за­явок. Ло лично распределял эти акции, и его дом осаждали толпы желающих купить их по номиналу в надежде на быстрое обогащение. За несколько дней, пока составлялись списки новых акционеров, лихорад­ка достигла апогея. Герцоги, маркизы, графы вместе со своими супругами часами ждали аудиенции у всесиль­ного финансиста. Пытаясь не смешиваться у дома Ло с толпами простонародья, они снимали квартиры в со­седних домах, чтобы все время быть вблизи нового хра­ма богатства. Об этом времени сохранилось немало анекдотических историй. Как-то раз, сидя в окруже­нии знатных дам, добивавшихся подписки на акции, Ло стал проявлять беспокойство и в конце концов при­знался, что должен выйти по нужде. Дамы потребова­ли, чтобы он просто зашел для этого за ширму, но не покидал их.

Поскольку курс уже выпущенных акций неуклонно повышался, было решено выпустить еще 300 тысяч ак­ций и продавать их по рыночному курсу. По указу ре­гента вырученные деньги поступали в казну и должны были использоваться для погашения государственного долга. Неизвестно, в какой мере это благое решение дей­ствительно выполнялось.

Популярность и могущество Ло достигли зенита. В глазах народа он выступал чародеем, способным соз­давать огромное богатство из воздуха. Все классы об­щества были охвачены лихорадкой быстрого обогаще­ния. Среди аристократии в то время практически не нашлось бы человека, который не поддался этой ма­нии. Редкими исключениями стали герцог Сен-Симон, автор знаменитых мемуаров, в которых немало говорит­ся о Ло, и старый маршал Виллар, участник многочис­ленных войн предыдущего царствования.

Люди обоего пола и разного возраста спекулировали на акциях. Узкая улица Кенкампуа, где близ дома Ло стихийно образовалась биржа, была забита народом. Арендная плата за дома и любые помещения на этой улице повысилась в несколько раз. Сапожник, которо­му посчастливилось иметь мастерскую на улице Кен­кампуа, получал 200 ливров в день, сдавая в аренду убо­гое помещение и предоставляя клиентам бумагу и письменные принадлежности. Своим трудом он зара­батывал такие деньги за несколько месяцев. Рассказы­вали, что некий горбун нажил немалые деньги лишь тем, что подставлял свой горб в качестве пюпитра для подписания документов по купле-продаже акций. Тол­кучка привлекала не только дельцов, но и массу любо­пытствующих зрителей. В толпе шныряли воры, ору­довали мошенники и грабители со всего Парижа, из дру­гих городов Франции и даже из-за границы. Несколько раз приходилось направлять туда солдат, чтобы восста­новить порядок.

Ло купил особняк, в который переселился с семьей, а примыкавшую к нему территорию предоставил под биржу. Он устроил так, что было запрещено продавать акции где-либо, кроме этого места. Так возникла пер­вая фондовая биржа с определенной регламентацией сделок. В центре отведенной территории было соору­жено до 500 киосков и павильонов для профессиональных торговцев акциями, которых сегодня мы назвали бы брокерами. Эти временные сооружения были укра­шены пестрыми надписями, флагами и лентами. Стоял слышный издалека гул голосов, играла музыка, беспо­рядочно сновали люди. В толпе передвигались торгов­цы, предлагавшие всякую всячину.Все это создавало неповторимую атмосферу смешения бизнеса и забавы, привлекая многочисленных парижан и приезжих.

Между тем курс 500-ливровой акции поднялся до 10-15 тысяч, причем резко колебался не только от од­ного дня к другому, но даже в течение дня; возникала не­виданная возможность почти мгновенно разбогатеть или разом потерять состояние. Самый высокий курс, который был отмечен на бирже, составлял 20 тысяч ливров.

Однажды мимо биржи проезжал маршал Виллар. Возмущенный этим безумством, старый честный солдат приказал кучеру остановиться и, высунувшись из окна экипажа, стал увещевать народ, обвиняя его в «безоб­разной алчности». Однако в ответ раздались лишь свист, крики и насмешки, а кто-то даже запустил чем-то в маршала. Старик вынужден был ретироваться и боль­ше не делал таких попыток [18, р. 17].

Один богатый человек, будучи болен, послал своего секретаря продать 250 акций по текущему курсу 8 ты­сяч ливров каждая. Приехав на биржу, секретарь уз­нал, что тем временем курс поднялся до 10 тысяч. Он продал акции, доставил хозяину деньги, согласно его указаниям, а разницу, которая составила ни много ни мало 500 тысяч ливров, присвоил и бесследно исчез в тот же день.

Чтобы производить сделки на бирже, люди должны были носить при себе значительные суммы денег в бан­кнотах или в золоте. Они нередко становились жертва­ми грабителей и даже убийц. Один такой случай при­влек внимание всей Франции. Граф д'0рн, молодой аристократ, уже известный своей беспутной жизнью, вступил в сговор с двумя уголовниками в расчете за­владеть преступным путем крупной суммой денег. Он сказал богатому брокеру, что намерен купить у него па­кет акций Компании Индий, и назначил ему свидание в небольшом трактире. Преступники рассчитывали, что при брокере будут деньги и акции. Там они на­несли ему несколько ударов кинжалами и попытались скрыться с добычей. Одному из убийц это удалось, но граф с другим сообщником были схвачены, судимы и приговорены в соответствии с тогдашним законом к публичной казни колесованием (медленной казни с переломом преступнику рук и ног). Высокопоставлен­ные родственники графа бросились спасать его. Даже герцог Сен-Симон, чье мнение регент уважал, просил его не подвергать знатного дворянина позорной и му­чительной казни. Однако в дело вмешался Ло, кото­рый настаивал на том, что закон должен соблюдаться независимо от знатности виновного. Оба преступника были колесованы при огромном стечении народа [18, р.21-23].

В заслугу Ло ставили экономическое оживление, свя­занное с биржевым бумом. Оно было особенно замет­но в Париже. Масса состоятельных людей устреми­лась сюда со всей Европы, оставляя деньги в карманах домовладельцев, торговцев, ремесленников. Цены на продовольствие и предметы роскоши заметно повыси­лись. Что-то выиграли и низы: значительно выросли заработки наемных работников.

Никогда еще в Париже не продавалось столько пред­метов роскоши. Статуи, картины, гобелены отовсюду свозились в Париж, находя здесь хороший сбыт. Все­возможные изящные изделия для украшения домов, доступные раньше только аристократам, теперь попа­дали в дома торговцев и вообще людей среднего клас­са. Охотно покупались ювелирные изделия, в том чис­ле самые дорогие. Сам регент купил за 2 миллиона ливров знаменитый бриллиант, названный впоследствии в его честь («Регент»). Деньги для этой расточительной покупки предоставил все тот же Ло.

Разумеется, Ло тоже сильно разбогател. Он купил два поместья и вел переговоры о покупке третьего, которое должно было дать ему титул маркиза. По просьбе ре­гента он перешел из наследственной протестантской веры в католичество, что открывало перед ним возмож­ность государственной карьеры. На короткое время он стал генеральным контролером (министром) финансов Франции. Впрочем, Ло сохранял черты простого, лю­безного и разумного человека. Если он и был высо­комерен, то только с аристократами, которые сами уни­жались перед ним. Он охотно общался со своими сооте­чественниками из Шотландии и однажды провел несколько часов с таким гостем, пренебрегая знатны­ми французами, ожидавшими приема.

Иллюзия процветания распространялась по стране и настолько слепила глаза всей нации, что никто не хо­тел видеть темных туч на горизонте, которые предве­щали приближающуюся бурю.

В «Арапе Петра Великого» Пушкин несколькими емкими фразами нарисовал выразительную картину Франции эпохи регентства: «На ту пору явился Low);

алчность к деньгам соединилась с жаждой наслажде­ний и рассеянности; имения исчезали; нравственность гибла; французы смеялись и рассчитывали, и государ­ство распадалось под игривые припевы сатирических водевилей».

Крах

«Это был человек системы» — так характеризовал Джона Ло герцог Сен-Симон, умный и внимательный наблюдатель [20, с. 95]. Это слово (Система — с заглавной буквы) любил применять к своим созданиям сам Ло. Не страдая излишней скромностью, он писал в разгар бума: «Люди какого ранга и какой профес­сии не участвуют в изобилии, которое явилось резуль­татом новой Системы? Земли и дома при продаже приносят удвоенную, нет — утроенную цену! Офице­ры и гражданские чиновники получают свои пенсии и жалованья, на получение которых они потеряли всякую надежду. Торговцы и ремесленники не успе­вают отвечать на запросы покупателей. Простой на­род и даже те, кто, по скудости своих средств, не мо­жет быть причислен ни к какому классу, находят те­перь возможность трудиться и обогащаться» [23, р. ИЗ].

Между тем в монументальной системе Ло появи­лись трещины. Куда вкладывались огромные деньги, которые собирала Компания Индий путем эмиссии своих ценных бумаг? В небольшой части — в корабли и товары. В подавляющей — в облигации государствен­ного долга. Взамен правительство предоставляло ей всё новые привилегии и льготы.

Каким образом размещались новые выпуски цен­ных бумаг компании? Только благодаря тому, что банк выпускал все больше банкнот. Такой порядок не мог быть долговечным. Ло отказывался видеть печальную правду, но многие уже начинали опасаться за свои деньги. Эти люди стремились заблаговременно изба­виться и от банкнот, и от акций.

В первой половине 1720г. эмиссия банкнот Коро­левского банка вышла за пределы разумного. Регент, не желавший ничего знать о законах банковского дела, рассуждал просто: если после выпуска 500 миллионов ливров результат получился так хорош, то почему не выпустить еще столько же? С другой стороны, только человеческая жадность поддерживала акции на высо­ком уровне.

Началось с того, что принц де Конти, один из влия­тельных врагов Ло, отправил в Королевский банк груз банкнот и потребовал обменять их на металл. Почуяв опасность, Ло бросился к регенту, и тот по его просьбе рекомендовал своему знатному родственнику отказать­ся от этого требования, как бы законно оно ни было. На удачу для Ло, принц был непопулярен и известен своей мелочностью и скупостью. Однако это не насторожило Ло и его покровителя в достаточной мере. Между тем менее знатные люди, почуявшие, куда ветер дует, стали изымать из банка его ограниченный запас драгоценных металлов. Многие отсылали эти деньги или купленные на бумажки драгоценности в Англию и Голландию. Один богатый делец приобрел золото и серебро на мил­лион ливров, погрузил свои сокровища на телегу и при­крыл их сеном и навозом, а сам переоделся крестьяни­ном и благополучно добрался до Бельгии [18, р. 29].

Напряжение вокруг банкнот нарастало. Ло провел указы, которые ограничивали размен: в одни руки ста­ли выдавать не более 100 ливров золотом и 10 ливров серебром — суммы сравнительно небольшие. Это, разу­меется, не повысило доверие к банку и его банкнотам. По всей Франции из обращения исчезала разменная монета, что стало мешать розничной торговле. Избегая банкнот, люди старались припрятать любые металли­ческие деньги.

В феврале 1720 г. по инициативе Ло был издан указ, запрещавший владение монетами на сумму сверх 500 ливров под угрозой конфискации и других нака­заний. Было также запрещено покупать ювелирные изделия и драгоценные камни. Доносчикам опять-та­ки была обещана доля в конфискованных ценностях. Началась безобразная эпидемия доносов, обысков, кон­фискаций и арестов. Английский посол говорил, что Ло, перейдя в католичество, ввел во Франции инквизицию [23,р.131].

Народная любовь к Ло и регенту стремительно пре­вращалась в ненависть. Один наблюдатель позже пи­сал: «Никогда еще не было столь неуверенного пра­вительства, никогда безумная тирания не осуществля­лась столь слабой рукой. Люди, которые пережили ужасы этого времени и теперь смотрят на них как на страшный сон, могут только удивляться, что не разра­зилась революция, что регент и Ло не погибли в ее пла­мени» [18,р.30-31].

Новая стадия кризиса наступила, когда стали стре­мительно падать акции Компании Индий. Правитель­ство попыталось поддержать ее престиж путем форми­рования корпуса переселенцев из 6 тысяч человек для освоения богатств Америки. Тем, кто соглашался на переселение, выдавали одежду и орудия труда. В этот корпус удавалось вербовать лишь отбросы общества, нищих и бродяг. Для поднятия духа публики их не­сколько дней водили маршем по улицам Парижа, а потом отправляли в порты для погрузки на корабли. Однако более половины этих людей так и не попало в Новый Орлеан — столицу и главный порт колонии. Они продавали выданное им добро и возвращались в Париж, где вели прежний образ жизни. Но эти фокусы лишь на короткое время поддержали акции, чье паде­ние очень скоро возобновилось. Практически акции обесценились до номинала, поглотив бумажное богат­ство многих нуворишей.

Финансовый кризис обострялся. Люди вопреки за­кону отказывались принимать платежи в бумажных деньгах и требовали звонкой монеты. В обстановке паники было принято решение слить банк с Компани­ей Индий в одно учреждение.

С участием Ло правительство обсуждало разные планы выхода из кризиса, но не нашло ничего лучше, как обесценить банкноты. 21 мая 1720г. было объяв­лено, что ценность банкнот в металле уменьшается вдвое. Всеобщее возмущение населения было так ве­лико, что правительство, делая из себя посмешище, по­шло на попятный и восстановило прежние условия размена. Однако такое решение уже не имело значе­ния, поскольку 2 7 мая под угрозой полной потери за­паса драгоценных металлов банк прекратил размен. Регент возложил ответственность за банкротство на Ло. Когда Ло в один из этих дней приехал в Пале-Ро-яль, резиденцию регента, ему было демонстративно от­казано в приеме. Правда, ночью Ло был тайно пригла­шен к регенту, причем его провели через боковую дверь. Регент пытался объяснить министру причины своего сурового обращения на людях государственной необходимостью.

Через несколько дней Ло чуть не стал жертвой народного гнева. Когда он подъехал к воротам собственного дома, карету окружила толпа, криками и угрозами выражавшая свое негодование. Если бы сообразительный кучер не хлестнул лошадей и во­рота не закрылись бы сразу за каретой, толпа впол­не могла вытащить Ло из кареты и растерзать. Дру­гой раз опасность угрожала его жене и дочери. Ре­гент послал отряд швейцарских гвардейцев для охраны Ло и его семьи, но он, не надеясь на солдат, предпочел переехать в Пале-Рояль под прямую за­щиту регента.

Было решено вернуть к управлению страной канц­лера Дагессо, отправленного в 1718 г. в отставку за со­противление проектам шотландца. На этот раз Ло при­шлось снести большое унижение: вместе с другим по­сланцем регента он отправился в загородное поместье Дагессо, чтобы уговорить его вернуться на свой пост. Первой мерой вернувшегося в Париж канцлера была отмена указа, запрещавшего владение драгоценными металлами. Размен банкнот Королевского банка был возобновлен 10 июня 1720г.

Население Парижа бросилось к банку обменивать свои бумажки. Поскольку серебра не хватало, людям стали выдавать медную монету. Однако никто не жало­вался, получая за свои 50 ливров несколько десятков фунтов меди, — а ее было нелегко тащить по улицам. 9 июля произошло кровавое столкновение: чтобы на­род не разгромил банк, солдаты закрыли решетки и встали за ними с ружьями. В солдат полетели камни, и, когда кто-то попал в одного из солдат, раздались выст­релы. Один человек был убит, другой ранен. Через не­сколько дней давка у дверей банка стала такой, что по­гибло полтора десятка человек. С тремя трупами на носилках толпа направилась к Пале-Роялю. Увидев у ворот пустой экипаж Ло, люди стащили кучера с козел и едва не убили его, а экипаж разнесли на куски.

Все признаки инфляции были налицо. Эмиссия бу­мажных денег совершенно не соответствовала реаль­ным запросам экономики. Рынок акций, на котором начался спад, более не поглощал эмиссию. Теперь ис­точником роста цен был уже не подъем хозяйства, а инфляционное изобилие денег. В августе 1720г. 1000-ливровая банкнота обменивалась только на 400 ливров звонкой монетой, в сентябре примерно на 250 ливров. Агония банка вступила в последнюю фазу: указом от 20 октября 1720 г. его банкноты были аннулированы без всякой компенсации, а с 1 ноября перестали быть законным платежным средством.

Тем временем Компания Индий находилась при последнем издыхании. В попытке доставить ей хоть какой-нибудь доход был издан указ, по которому в ее распоряжение передавалась вся морская торговля Франции. Тут окончательно взбунтовался парижский парламент, особый невыборный судебный орган, одна из функций которого состояла в регистрации указов правительства. Парламент признал указ незаконным и отказался его регистрировать, что создавало для регента (и для Ло) определенные неудобства. Тогда весь парламент в полном составе был сослан в Понтуаз, но он и там отказался штамповать такие указы.

Ло пытался остановить падение курса акций и обе­щал, что сама компания будет покупать свои акции по 5 тысяч ливров. Однако средств для этого не хватало, и акции Компании Индий продолжали обесцениваться.

Судьба великого финансиста

Французы известны своим умением смеяться и под­шучивать над собственными бедами. Париж заполнил­ся карикатурами на Ло и регента, на улицах распева­лись издевательские песенки, часто весьма непристой­ные. В одной из них рекомендовалось использовать бумажки Ло для самой низменной цели, которой мо­жет послужить бумага.

Правительство предложило обменять акции на низ­кодоходные государственные облигации. Однако боль­шинство держателей отказалось от этой операции. Тог­да в ноябре 1720 г. вышел указ, по которому у компа­нии отнимались почти все ее привилегии. Это был смертельный удар, после которого акции компании по­теряли практически всякую ценность. Был возбужден ряд уголовных дел против лиц, которых обвиняли в не­законном обогащении и мошенничестве. Подвергся аресту и заключению в Бастилию брат министра Уиль­ям Ло, который принимал активное участие в делах банка и компании. Однако его вина не была доказана, и его скоро выпустили. Уильям Ло стал родоначальни­ком французской аристократической семьи маркизов Лористон.

Джон Ло сначала просил у регента отставки и разре­шения удалиться в одно из своих поместий. Хотя ре­гент был сильно обеспокоен оборотом дел, он сохранил веру в Ло и его систему. В последующие годы регент не раз говорил, что хорошо бы восстановить систему — только на более прочном основании. По сообщению со­временника, Ло сказал при последней своей встрече с регентом: «Я признаю, что совершил много ошибок. Ведь я человек, а людям свойственно ошибаться. Но я клянусь, что за этими ошибками не было нечистых и бесчестных мотивов, что ничего подобного не найдут в моей деятельности» [23, р. 143—144].

Через короткое время после отъезда в имение Ло получил, однако, предписание покинуть Францию и сообщение, что паспорт ждет его в Париже. Говорили, что регент в письме предлагал ему любую потребную сумму денег, но Ло почтительно отказался. Вместе с сыном он выехал в Брюссель в карете с эскортом из шести всадников, которые не то охраняли, не то конво­ировали его. После этого Ло видели в разных городах Европы. Ходили слухи о его несметном богатстве, но они оказались ложными. Вопреки своей натуре азарт­ного игрока он отказался обогащаться за счет разорен­ной страны. На пике всеобщего безумия вокруг мисси-сипских акций он оставался абсолютно уверен в ко­нечном успехе своих проектов, обещавших сделать Францию богатейшей и сильнейшей страной Европы. Он вложил все свои деньги во Франции — явное до­казательство того, что он не собирался бежать с ними и намеревался там жить. В отличие от нечестных дельцов Ло не вывез за границу никаких ценностей, если не считать одного довольно дорогого кольца с бриллиантом. Этих фактов достаточно, чтобы защи­тить его память от обвинений в мошенничестве, кото­рые часто выдвигались против него.

Поместья и другая собственность Ло были конфис­кованы. Его жена и дочь, оставшиеся во Франции, были лишены пенсии, хотя он сам оплатил ее на много лет вперед. Ярость против Ло как виновника бедствий, последовавших за крахом банка и компани