Червонец и двойное обращение

К осени 1922 г. необходимость финансовой стаби­лизации стала очевидна для советского руководства. Для этого складывались и объективные возможности:

урожай этого года был неплохой, нэп набирал силу, упрочились международные позиции РСФСР. Нельзя было, однако, спешить и атаковать финансы с красно­армейским задором. Более других это понимал Г. Я. Сокольников (1888-1939), который с начала 1922 г. исполнял обязанности народного комиссара финансов, а в ноябре того же года был назначен нар­комом. Государственного бюджета в подлинном смыс­ле слова не было, налоги собирались из рук вон плохо, государство нуждалось в эмиссии для финансирова­ния армии, аппарата управления, социальной сферы, убыточной промышленности.

В этих условиях в умах все более укреплялась идея создания особой твердой валюты без одновременного отказа от эмиссии совзнаков. По некоторые сведени­ям, такую идею подал еще в конце 1921 г. банкир В. В. Тарновский, привлеченный в качестве «буржуаз­ного спеца» [57, с. 7]. Летом и осенью следующего года этот скелет «оброс мясом» и породил декрет Совнарко­ма от 11 октября 1922 г., которым только что воссоз­данному Государственному банку предоставлялось пра­во и поручалось начать выпуск в обращение новых бан­кнот в валюте, названной червонцем. Идея заключалась в том, что бюджетный дефицит будет по-прежнему по­крываться эмиссией совзнаков, тогда как червонец смо­жет сохранять свою девственную чистоту как твердые банковские (а не казначейские) деньги.

Трудно сказать, какие знатоки выкопали из бездон­ных сундуков русского языка это слово. В старой Рос­сии червонцем называли крупную золотую монету без точного определения содержания металла. Для совет­ских финансистов было, возможно, существенно и то, что слово «червонный» означает красный цвет — цвет революции; скоро стали говорить «червонная валюта», что очень соответствовало духу времени. Финансовая суть дела заключалась в следующем.

Новая валюта выпускалась Государственным бан­ком в купюрах достоинством от 1 до 50 червонцев. Было установлено золотое содержание червонца — 7,74234 грамма чистого золота (в старых мерах — 1 зо­лотник 78,24 доли), что равнялось паритету 10 царских рублей. Таким образом, червонец означал просто 10 зо­лотых рублей. Как видим, купюрность червонной валюты была довольно крупной: заработная плата ква­лифицированного рабочего редко превышала 6-7 чер­вонцев в месяц. Роль разменной монеты при червон­цах пока отводилась совзнакам.

Выпускаемые в обращение червонцы подлежали не менее чем на одну четверть обеспечению золотым запасом и твердой иностранной валютой в активах Гос­банка. В остальной части обеспечением могли считать­ся краткосрочные товарные векселя (безусловные обя­зательства предприятий) и некоторые другие активы. Эта норма в основном соответствовала мировой прак­тике того времени.

Червонцы в отличие от кредитных билетов царско­го времени не были разменны на золото, и декрет лишь зафиксировал намерение правительства ввести разменность в будущем без указания сроков и усло­вий. Можно полагать, что создатели червонца всерьез такого намерения не имели. Впрочем, в это время ни одна европейская валюта не была официально размен-на на золото, это свойство сохранялось лишь за аме­риканским долларом.

Эмиссия червонцев производилась в порядке нор­мальных операций Госбанка через кредитование им реального сектора под должное обеспечение. Госбанк совмещал при этом функции центрального и коммер­ческого банка. Поскольку коммерческих банков в стране практически не было, отсутствовала почва для обычной в других странах практики их рефинансиро­вания в центральном банке. Правда, была оставлена одна узкая инфляционная лазейка: Госбанк мог в виде исключения кредитовать государство (т.е. покрывать бюджетный дефицит), но при этом требовалось, чтобы оно вносило в Госбанк золото в качестве обеспечения 50% суммы таких ссуд [50; 53].

В основном эти принципы обеспечивали противоинфляционную устойчивость червонца, что и оправдалось в последующие 3—4 года. В том, что в дальнейшем он стал заурядной бумажной валютой без гарантий от инфля­ции, во всяком случае не было вины его создателей.

Червонец родился на свет 22 ноября 1922г., когда первые купюры покинули Госбанк. На начало 1923 г. в обращении находилось 356 тысяч червонцев. Еще че­рез год эмиссия составила 23,6 миллиона червонцев (236 миллионов червонных рублей) [53, с. 98]. Это был год, когда твердые деньги нащупывали дорогу среди болота инфляционных совзнаков. Процесс этот прохо­дил успешно: к началу 1924г. червонцы по реальной ценности составляли уже 76% денежной массы, а на совзнаки приходилось только 24%>.

Совокупная денежная масса была все еще в 8-10 раз меньше, чем до войны. Этот факт отражал не только экономную эмиссию червонцев, но и упадок эко­номики и товарооборота, натурализацию значительной части этого оборота и платежей, распространение бар­тера. Вместе с тем складывались основы здорового де­нежного обращения — когда деньги становятся редким товаром и высоко ценятся.

Около полутора лет существовало двойное (парал­лельное) обращение червонцев и совзнаков. Эмиссия последних продолжалась в течение всего 1923-го и пер­вых месяцев 1924 г. Московская биржа ежедневно фик­сировала курс червонца в совзнаках. Этот курс считал­ся официальным и телеграфом сообщался по всей стра­не. Котировка червонца стала самым очевидным и простым показателем обесценения совзнака. На 1 ян­варя 1923г. червонец стоил 175 рублей в совзнаках

1923 г. (после двукратной деноминации), на 1 января

1924 г. — 30 тысяч, на 1 апреля 1924 г. — 500 тысяч. Статуе червонца-патриция укреплялся вместе с падением роли совзнака-плебея [53].

С оздоровлением денежного обращения набирал силу нэп. Для российского крестьянства годы с 1923-го примерно до 1928-го были, возможно, лучшими во всей его новейшей истории. Хотя земля была национа­лизирована и принадлежала государству, крестьянин ощущал свой участок практически как частную собст­венность; в деревне развивались разные формы добро­вольной кооперации, оживилось частное предпринима­тельство в малой промышленности и торговле. В госу­дарственном секторе начал внедряться хозяйственный расчет; это означало, что бюджет освобождался от фи­нансирования предприятий. Сокращались расходы бюджета на содержание армии и государственного ап­парата. Акцизы (косвенные налоги на потребление) и прямые налоги давали все больше доходов. Государ­ство выпустило несколько займов, которые размеща­лись в то время на добровольной основе.

Сделки с золотом и валютой, за которые недавно людям грозила тюрьма и даже смертная казнь, теперь становились легальными. Царские золотые монеты можно было свободно продавать и покупать по бир­жевому курсу. Складывался валютный рынок, на ко­тором курс червонного рубля к доллару постепенно повышался и скоро более или менее стабилизировал­ся на уровне паритета, т.е. в соответствии с его золо­тым содержанием. Это был, кажется, единственный во всей советской истории период, когда наша валюта легально вышла на мировой рынок и оценивалась за границей близко к паритету. На партийно-советских форумах и в печати охотно цитировали высокие оцен­ки, которые зарубежные «буржуи» давали денежной реформе и червонцу.

Интересным новшеством был прием сберкассами вкладов в совзнаках с пересчетом в червонцы по те­кущему курсу. Это давало вкладчику гарантию от обесценения совзнака.

Оставалось завершить реформу и избавиться от совнака, что и было осуществлено в феврале-марте 1924 г.: прежде всего был восстановлен в правах пол­ноценный рубль — теперь как десятая часть червон­ца, выпущены в строго ограниченных размерах казна­чейские билеты купюрами достоинством в 1, 3 и 5 руб­лей. Эта структура денежного обращения формально сохранялась до 1947г. и, помню, еще в детстве каза­лась мне немного загадочной: зачем нужны эти чер­вонцы? почему просто не считать десять червонцев сот­ней рублей?

Как рассказывает профессор 3. В. Атлас, исследо­вавший все хитросплетения денежных дел этих лет, в декрете на всякий случай не было указано твердое соотношение: 1 червонец равен 10 рублям. Обожжешь-ся на молоке — станешь дуть на воду. Власти еще не были уверены, что им удастся окончательно избавить­ся от эмиссии казначейских денег для покрытия бюд­жетного дефицита. На такой случай предусматривалось возложение этого бремени на новые казначейские би­леты, опять-таки при сохранении в неприкосновенности престижа и покупательной силы банковских денег — червонцев; тогда казначейские билеты скатились бы на положение совзнаков [50, с. 229]. Случилось дру­гое: через несколько лет на покрытие дефицита друж­но пошли вместе и казначейские деньги, и червонцы.

В феврале 1924 г. было принято решение о выпус­ке разменной монеты от рубля до копейки. Рубли и полтинники чеканились из высокопробного серебра, монеты достоинством в 10, 15 и 20 копеек— из низкопробного серебра, более мелкие монеты — из мед­ного сплава. Впрочем, скоро чеканка серебра была пре­кращена, и монету стали чеканить из сплавов недра­гоценных металлов. Серебряная монета к концу 1920-х годов была тезаврирована населением, т.е. ушла в тайники.

Наконец в марте 1924 г. настал смертный час сов-знака. В течение двух месяцев совзнаки можно было обменять по курсу 50 тысяч за один новый казначей­ский («червонный») рубль, или 500 тысяч за червонец. Если не учитывать две деноминации, совзначный рубль обесценился в 50 миллиардов раз. Он слегка не дотягивал до обесценения германской марки: новая марка обменивалась почти в то же самое время на один триллион старых. Реальная ценность совзначной массы оказалась ничтожной: при обмене было истра­чено всего лишь 17,3 миллиона червонных рублей.

Открытая инфляция закончилась, на очереди, после нескольких лет стабильности, стояла инфляция скры­тая, неявная, придавленная — тема главы 11.

В последние годы у нас принято хвалить внедрение червонца как своего рода волшебную палочку, позво­лившую вывести страну из финансового кризиса. Как и в отношении германской марки, было бы наивной ошибкой видеть секрет успеха в выпуске новой валю­ты как таковой. Если бы дело ограничивалось этим, реформа свелась бы к деноминации, которая, как по­казывает опыт многих стран, в том числе России в 1998 г., сама по себе ничего дать не может. Успех ста­билизационных реформ в Германии и России, при всех различиях конкретной ситуации, объяснялся схожими факторами: они опирались на силы оживления в эко­номике, на оздоровление государственных финансов, на жесткую кредитную дисциплину и ограничение эмис­сии. Важнейшую роль играло доверие населения и биз­неса к правительству страны и к новым деньгам, га­рантом которых оно выступало. Наконец, успеху со­действовало улучшение международной обстановки для стран, в которых проводилась финансовая стабили­зация.