Глава VI. «Лети домой за стаей Солнц»
«Лети домой за стаей Солнц»
…Эта скамейка у обрыва стала нашим священным местом. Мы приходили сюда почти каждый вечер и наслаждались прохладой и тишиной. Мы отстранялись от всего и от всех и просто пребывали в своем мире, где всегда спокойно, и где так часто видны звезды. А когда их не было из-за облачности, мы не сильно расстраивались, ведь всегда было завтра. Спасительное завтра, которое много раз выручало и приходило на помощь. Но сколько еще продлится это наше с ней «завтра», я не знал. Иногда она рисовала корабли. Сидела на этой самой скамейке и, глядя вдаль, представляла, что пространство за обрывом — это голубой океан, по которому плывут судна. И она не расстраивалась от того, что почти не умела рисовать. Она наслаждалась самим процессом, а после — дарила мне свои творения. У меня их накопилось уже порядка десяти штук. Я принимал их с большим удовольствием, разглядывая все детали. «Что ты там пытаешься высмотреть? — заливалась смехом она в такие моменты. — Я совсем не умею рисовать, так что перестань делать вид, что тебе нравятся мои каракули!». — Конечно, нравятся, — отвечал я совершенно искренне. — Они ведь настоящие. Твои. И совсем не важно, что ты не художник. Важно, как ты видишь эти корабли. И с тех пор я всегда представлял себе за обрывом океан. Представлял, как он тянулся до самого горизонта, поражая своей величиной. Как воображаемые кораблики, которых создавала Мефина, отправлялись в далекое плавание, где из океана прямиком попадали в небо, исчезая в звездной темноте. Наверное, находили там свой приют. Да, в эти удивительные минуты мы сотворяли себе свой смысл, свою утопию. И никто не мог нам помешать, ведь реальный мир оставался за нашими спинами. Я пообещал себе, что никогда не забуду этих дней. Этих волнительных встреч в девять вечера, бесед до половины одиннадцатого, дорогу к ее дому… Разве это можно забыть? И я отчаянно хотел, чтобы и Мефина никогда не забывала про наше священное место. Про наш общий горизонт.
* * *
Мефина помогала мне «подтянуть» математику, состоящую из сплошных «X» и «Y», и на финишной прямой школьного марш-броска, что длился одиннадцать лет, сделать последний и самый важный рывок. И все это для того, чтобы в итоге я оказался на «пьедестале» астрономического отделения Петербургского университета. Бесспорно, когда кто-то помогает извне, это является дополнительной мотивацией: есть чьи ожидания оправдывать. Поэтому я старался изо всех сил, штудируя учебники по алгебре и геометрии. Вскоре сдал пробный экзамен по математике и приятно удивился, когда объявили результаты. Я справился с заданиями ничуть не хуже одноклассников и даже лучше многих, набрав довольно приличный балл. На меня стали косо посматривать, мол «Как ты умудрился списать?». Я принялся всем объяснять, что не списывал, но мне, конечно же, не поверили. Мефина не без радости приняла эту новость. «Значит, двигаемся в правильном направлении. Но еще есть над чем работать, поэтому особо не расслабляйся!» На дворе стоял апрель. Тот самый месяц, когда весна начинает ощущаться по-настоящему: воздух теплый, прогретый солнцем; снега почти не осталось. Зима все-таки сдалась и отступила под натиском зеленой травы, расцветающих деревьев и пения птиц. В один из таких прекрасных дней Мефина пригласила меня к себе домой, чтобы позаниматься математикой. Постоянные посиделки в пиццерии утомляли шумом и, видимо, она решила сменить декорации наших занятий. Я, конечно, удивился этому внезапному предложению, но согласился сразу. Когда я пришел к ней в шесть вечера, она не открывала. Поглядывая на дверь квартиры, я задумался: а не спутал ли я время договоренной встречи? Да нет… все верно. Собирался постучать еще раз, но дверь все же отворилась. Мефина, с чуть покрасневшим запыхавшимся лицом, улыбнулась и жестом пригласила войти. «Убиралась», — сообщила она, стоя босиком. Одета она была во фланелевую рубашку в красно-черную клетку с завернутыми рукавами и джинсовые шортики. Я вошел в просторную прихожую. Квартира была как наша — тоже трехкомнатная, только планировка несколько отличалась. Везде чисто, убрано. Я не спеша принялся оглядывать зал. — Что-то не так? — подошла ко мне Мефина, когда я целую минуту стоял, не отводя взгляда от фотографии на тумбочке. — Это твоя мама?.. — А кто же еще, — ухмыльнулась Мефина. — Она, видимо, бизнесом занимается каким-нибудь?.. — прокашлял я, чувствуя, как кровь стала подступать к лицу. — На этой фотографии она в пиджаке… — С тобой все в порядке? — Мефина обеспокоенно положила руку мне на плечо и попыталась посмотреть в глаза. Я кивнул, сделав вид, будто просто кашляю. — Она занимается сетевым маркетингом, но назвать это бизнесом у меня язык не поворачивается, — ответила Мефина. — Хотя она там и добилась каких-то успехов. А этот белый офисный костюм… она купила его на обычной распродаже. Только и всего, — иронично качнула головой Мефина, отвернувшись от фото. — А папа мой месяц на севере, месяц здесь. Скоро вот должен приехать. Жду не дождусь. — Понятно… — я отвернулся от фотографии, желая забыть увиденное. Но оно, как я ни старался, не забывалось. Мы вошли в комнату Мефины. Небольшая, но вмещающая в себя кровать, письменный столик и изящное черное лакированное фортепиано у окна. Возле стола уже стояли два стульчика со спинками, как бы дожидаясь только нас. Готовы были и принадлежности (ручки, учебники, листы бумаги) для полноценного погружения в алгебраические и геометрические глубины. Мефина стала упорно объяснять мне логарифмы, но я не мог сконцентрироваться. В людных кафе еще куда ни шло, а здесь, в совершенной тишине и в присутствии лишь Мефины, я терялся в многочисленных мыслях. Вроде только объяснит мне какое-то уравнение, а через минуту я его уже забываю, и приходилось нам возвращаться назад вновь и вновь. — Ты что-то сегодня не собран, Максимка. Все хорошо? — мягко спросила она, улыбнувшись. — Да, конечно, — ответил я, всеми силами стараясь пробудить в себе внимательность. «Соберись! Ты здесь для того, чтобы понять эту тему!». Спустя час мучений, Мефина предложила немного передохнуть и отвлечься. Я поддержал эту идею и откинулся на спинку стула, разминая рукой затекшую шею. В следующее мгновение мой взгляд упал на фортепиано. — Я бы хотел послушать, как ты играешь. Можно? Она задумалась. Но через короткое время уверенно кивнула. — Что сыграть? — спросила она. — Что-нибудь такое, что нравится тебе самой, — предложил я и, приготовившись слушать, развернулся в сторону окна. В глаза сразу забил вечерний солнечный свет. — Хорошо, сыграю тебе мелодию, которую сочинила сама. Мефина села на стул, сняла очки, убрала прядь волос за ушко и аккуратно положила пальцы на клавиши. Я прикрыл веки в предвкушении. Зазвучала мелодия. …Я нахожусь в пустом и безжизненном зимнем поле, где свирепствует метель. Здесь очень одиноко и холодно. Воздух пропитан тоской, которая пронизывает до самых костей. Кажется, что все уже абсолютно бессмысленно… Но вот сверху вдруг что-то начинает ярко сиять. Поднимаю взгляд — и тут поток ледяной воды обрушивается на всю эту «картину», превращая ее в голубой океан. И впереди, прямо на поверхности этого океана, кто-то появляется. Кто-то невысого роста. Скорее всего, ребенок. Он идет ко мне прямо по воде, протягивая руку. Я приподнял веки. Я снова в комнате Мефины. Но созвучие нот продолжало куда-то меня уносить. Будто где-то «там» разгадка Всего, будто вот-вот что-то случится… что-то очень важное… Я снова сомкнул веки. …Снег. Но не обычный. Этот идет против законов физики — по прямой линии снизу-вверх, от земли к самому небу, а ведь ветра совсем нет — жуткая метель куда-то исчезла. И вот бесчисленные, крупные снежинки стремятся к прохладной и далекой высоте. Но есть во всем этом что-то еще… Вместе со снежинками, вверх поднимаются какие-то фигуры. Кажется, человеческие. И правда — медленно, сияя ярким золотистым свечением, сотни полос разрезали атмосферу и стремились ввысь. Что-то сверху притягивало их. И вокруг становилось все светлее и ярче. Я снова отважился приоткрыть глаза. Солнце, просачиваясь нежными вечерними лучами сквозь тонкую клетку занавески, заиграло на волосах Мефины. Ее грудь плавно приподнималась и точно так же плавно опускалась, на лице — сосредоточенность. «Боже, как же она прекрасна, — подумал я. — И она здесь, рядом. Ее красота небесна, немыслима, невообразима, но сама она реальна. Вот она, можно дотронуться своей робкой рукой… Я никогда не испытывал подобного. Неужели это… любовь?.. Неужели я стал чувствовать то, чего не мог чувствовать до этого? Эта мелодия… она поднимает во мне что-то зовущее в неизведанное и прекрасное. Слушать бы ее без конца, без остановки… Пожалуйста, Мефина, не переставай играть! Пусть эти звуки, рождаемые твоими прекрасными пальцами, не прекращают течь в мою душевную гавань. Ведь я чувствую прикосновение с чем-то великим. Сам космос сейчас стекает по стенкам моей души…».
…Мгновение, и я становлюсь ярче. Из меня пробиваются тонкие золотые лучи. Они соединяются с теми световыми потоками, что поднимаются в небо. И я снова вижу его. Идущего по глади океана человека. Однозначно, это ребенок. Он шагает ко мне, протянув свою руку. Огромное скопление взлетающих снежинок ухудшает видимость, но я все равно хорошо его вижу. Он становится все ближе, и вот я уже почти могу разглядеть его лицо… Кто же ты? кто?.. еще чуть-чуть… совсем немного… ну же!.. И музыка закончилась. Я открыл глаза. Что это было? Сон? Галлюцинация? Я и не мог предположить, что Мефина играет так волшебно. Каждый звук ее мелодии был свят и являлся проводником в заоблачный храм непередаваемых эмоций, трепетно щеголявших по всему моему телу: начиная от мурашек по коже и заканчивая картиной вечности в закрытых веках. Эти несколько минут, пока звучала мелодия, стали для меня настоящим потрясением. — Браво… — прошептал я в изумлении. — Тебе понравилось? — робко спросила Мефина, смущенно взглянув на меня. Без очков ее глаза были еще прекранее. Совершенная неизведанная синева. — «Понравилось»?! Я даже не знаю, как выразить то, что я сейчас испытал. Эта мелодия… она такая… такая особенная. Такая грустная… — И благодаря тебе, у нее появилось название, — улыбнулась Мефина. — «Лети домой за стаей Солнц»… помнишь, ты мне рассказывал об этой фразе? Я долго не могла придумать название для этой композиции, а оно, по-моему, очень подходит. Ты ведь не будешь против, если я так назову свое маленькое творение? Я не удержался. Это произошло так внезапно, что не то что Мефина, даже я ничего не успел сообразить. — Прости… — выдохнул я. Мефина ошеломленно взглянула на меня. Щеки ее вмиг запылали. Она вдруг крепко обхватила меня руками, и наши губы снова соединились. Я вздрогнул — моя ладонь очутилась на ее мягкой груди. По коже тут же снова понеслись мурашки, кровь разлилась горячей волной по телу. А сладкие губы все не отпускали меня. Я обнял хрупкую Мефину еще крепче, прижав ее как можно теснее. Она издала громкий вздох, и ее пронзительный взгляд мгновенно устремился к моим глазам. Этот взгляд все объяснил. Я с трудом отодвинулся и сел обратно за стол. — Наверное, математики на сегодня хватит… — тяжело дыша, тихо произнес я. — Ага… — еле слышно ответила Мефина, поправляя волосы и пряча взгляд.
|