Модернизация промышленности. 17 страница

Однако и послевоенные проявления «националистического йэпа» власти стремились держать в определенных рамках.

§ 3. Культурная жизнь. Послевоенные идеологические кампании и дискуссии I 233

 

 

Особенно это касалось работ историков. Власти предостерегали их от ошибочного понимания советского патриотизма, игнорирования его классового содержания, от сползания на позиции «квасного» патриотизма. «В основе таких ошибок, — отмечалось в редакционной статье журнала «Вопросы истории» (1948. № 2), — лежало стремление приукрасить историю». Не менее опасными и вредными квалифицировались в этой статье и «ошибки, идущие по линии очернения прошлого русского народа, преуменьшения его роли в мировой истории. Подчеркивалось, что «всякая недооценка роли и значения русского народа в мировой истории непосредственно смыкается с преклонением перед иностранщиной. Нигилизм в оценке величайших достижений русской культуры, других народов СССР есть обратная сторона низкопоклонства перед буржуазной культурой Запада».

В этой связи несправедливой критике подверглись работы академика Е. Тарле за «ошибочное положение об оборонительном и справедливом характере Крымской войны», за оправдание войн Екатерины II «тем соображением, что Россия стремилась якобы к своим естественным границам», за пересмотр характера похода в Европу в 1813 г., «представив его таким же, как освободительный поход в Европу Советской армии». Осуждались «требования пересмотреть вопрос о жандармской роли России в Европе в первой половине XIX в. и о царской России как тюрьме народов», попытки поднять на щит, как героев русского народа, генералов М. Скобелева, М. Драгоми-рова, А. Брусилова. Как недопустимый объективизм в науке были осуждены предложения о замене «классового анализа исторических фактов оценкой их с точки зрения прогресса вообще, с точки зрения национально-государственных интересов». Историкам напоминалось, все эти «ревизионистские идеи» осуждаются Центральным Комитетом партии.

Ярким примером критики, якобы ошибочного понимания советского патриотизма, игнорирования его классового содержания, была критика произведений А. Твардовского литературоведами и литературным начальством. 20 декабря 1947 г. была опубликована статья главного редактора «Ли тературной газеты» В. Ермилова о книге Твардовского «Родина и чужбина». Раздумья знаменитого писателя о войне, о природе патриотизма, о свойствах и качествах народа, проявленных в годы бедствий, были охарактеризованы как «фальшивая проза», «попытка поэтизировать то, что чуждо жизни народа».

Влиятельный критик Д. Данин разглядел в книге «русскую национальную ограниченность», которая «нисколько

234 I Глава XIII СССР в 1945-1953 гг

 

 

П. Капица

 

А Твардовский

 

не лучше, чем азербайджанская, якутская, бурят-монгольская ограниченность». Глядя в корень явления, он увидел «некоторые накладные расходы войны, которые сейчас возможно быстрее надо ликвидировать», и начать вновь осознавать себя передовыми людьми человечества, «не думать о наглей национальности в узком, ограниченном смысле этого слова», воспринимать слово «советский» «новой, широкой национальностью». В «Василие Теркине» Данин обнаружил те же пороки — любование литературного героя своим маленьким мирком, отсутствие признаков интернационализма. Вспомнив стихи М. Светлова, в которых герой Гражданской войны поет: «Я рад, что в огне мирового пожара мой маленький Домик горит», Данин заключил: «Если Твардовский будет этому радоваться, мы будем радоваться вместе с ним».

Секретарь правления Союза писателей Л. Субоцкий в «Заметках о прозе 1947 года» (Новый мир. 1948. № 2) выводил обсуждаемые проблемы на уровень больших обобщений. Во многих книгах, написанных в годы войны, отмечал он, «патриотическое чувство и сознание героев войны изображалась... °бедненно. Иногда на первое место выступали исконно древние черты патриотизма, вытесняя те свойства, которые воспитаны в советских людях нашей эпохой, четвертьвековой

§ 3 Культурная жизнь Послевоенные идеологические кампании и дискуссии 235

 

практикой борьбы за социализм, воспитательной работой партии и советской власти — все то, что отличает социалистический патриотизм советского народа от патриотизма других народов и эпох». Правда жизни состояла, по его утверждениям, в том, что «простые советские люди были воодушевлены в своем подвиге преданностью советскому государству и советскому общественному строю». «Родина и чужбина» А. Твардовского представилась высокопоставленному критику «произведением идейно-порочным в целом», плодом «политической ограниченности и отсталости», выражающим «тенденции, чуждые советской литературе, борющейся за утверждение нового, передового сознания, за воспитание народа в духе коммунизма».

Подобное отношение к творчеству А. Твардовского у борцов с национальной ограниченностью сохранялось и в последующем. В 1953 г. писатель И. Сельвинский в письме Г. Маленкову продолжал настаивать, что «творчество этого поэта, будучи само по себе очень талантливо, в поэтическом отношении консервативно, а в идейном реакционно». Пространные доказательства этого он полагал излишними. Было достаточно одного Василия Теркина, который «на протяжении 5 000 строк не заметил ни революции, ни партии, ни колхозного строя, а битву с германским фашизмом рассматривает как войну с немцем».

История с огульной критикой книги «Родина и чужбина» наводит на резонные размышления: почему в свое время началась борьба с космополитизмом. Ее экстремистские формы нельзя оправдывать, но вместе с тем следует принимать во внимание, что некоторые советские литераторы на самом деле не проявляли должного отношения к национальным чувствам русских писателей, по сути не различали интернационализм и космополитизм.

Первое за послевоенный период теоретическое осмысление феномена космополитизма, в сравнении с патриотизмом и национализмом, было предложено известным партийным теоретиком О. Куусиненом в статье «О патриотизме» (Новое время. 1945. № 1). Национализм определялся им как «противопоставление интересов собственной нации (или ее верхушечных слоев) интересам других наций». Истинный патриотизм не мог иметь ничего общего с национализмом: «В истории не было ни одного патриотического движения, которое имело бы целью покушение на равноправие и свободу какой-либо чужой нации». Далее он полагал, что космополитизм — безразличное и пренебрежительное отношение к Отечеству — тоже органически противопоказан коммунистическому движению каждой

236 I Глава XIII. СССР в 1945-1953 гг.

 

страны: «Космополитизм — идеология, совершенно чуждая трудящимся. Это идеология, характерная для представителей международных банкирских домов и международных картелей, для крупнейших биржевых спекулянтов, мировых поставщиков оружия («торговцев смертью») и их агентов. Эти круги действительно орудуют согласно латинской пословице «ubi bene, ibi patria» (где хорошо, там и отечество)». Таким образом, выходило, что в нашей стране космополитами могли быть только «враги народа», сторонники буржуазного космополитизма и национализма.

Большое значение феномену космополитизма придавал Сталин. Он связывал его прежде с послевоенной борьбой США за мировое господство. На странице проекта новой программы партии летом 1947 г. Сталин оставил запись: «Теория "космополитизма" и образования Соединенных] Штатов Европы с одним пр[авительст]вом. "Мировое правительство"». Эта пометка объясняет главные причины развернувшейся вскоре в СССР кампании против космополитов вовне и внутри СССР.

Еще одна попытка подвести единую теоретическую базу под антипатриотизм и космополитизм была сделана Г. Александровым в статье «Космополитизм — идеология империалистической буржуазии» (Вопросы философии. 1948. № 3). В статье разъяснялось, что идеологи буржуазии за рубежом и «мелкие отщепенцы — антипатриоты в СССР» орудуют под флагом космополитизма, потому что под ним было удобнее всего пытаться разоружить рабочие массы в борьбе против капитализма, ликвидировать национальный суверенитет отдельных стран, подавить революционное движение рабочего класса. Космополитами в статье были представлены кадеты П. Милюков, А. Ященко, «отъявленными космополитами» — «враги народа» Пятаков, Бухарин, Троцкий. Однако статья вызвала негативную реакцию из-за того, что в ней «чрезмерно много места уделяется разной дряни вроде мертворожденных писаний реакционных буржуазных профессоров».

Гораздо более злободневный пример космополитизма был обнаружен в мае 1947 г. в книге здравствующего профессора-литературоведа И. Нусинова «Пушкин и мировая литерату-Ра», изданной в 1941 г. В рецензии, написанной поэтом Николаем Тихоновым, отмечалось, что Пушкин и вместе с ним вся русская литература представлялись в этой книге «всего лишь придатком западной литературы», лишенным «самостоятельного значения». По Нусинову выходило, что все у Пушкина «заимствовано, все повторено, все является вариацией сюжетов западной литературы», что «русский народ ни-

3 3. Культурная жизнь. Послевоенные идеологические кампании и дискуссии | 237

 

чем не обогащал мировую культуру». Такая позиция современного «беспачпортного бродяги в человечестве» объявлялась следствием «преклонения» перед Западом и забвения заповеди о том, что только наша литература «имеет право на то, чтобы учить других новой общечеловеческой морали». В июне эта тема была вынесена на пленум правления Союза писателей СССР. А. Фадеев развил критику «очень вредной» книги. Он, в частности, отметил, что в ней «вообще нет ни слова о том, что была такая Отечественная война 1812 г.», что Пушкин «сделан безнационально-всемирным, всеевропейским, всечеловеческим. Как будто можно быть таким, выпрыгнув из исторически сложившейся нации». Осуждалась основная идея этой книги: «Свет идет с Запада, а Россия страна восточная». Именно с этого выступления стала разворачиваться громкая кампания в литературоведении и других гуманитарных сферах против низкопоклонства, отождествленного с космополитизмом.

Кампанию возглавлял А. Жданов, ставший к этому времени вторым лицом в руководстве страной, и новые руководители управления пропаганды и агитации ЦК партии — секретарь ЦК М. Суслов, заменивший на посту начальника управления 17 сентября 1947 г. Г. Александрова, и Д. Шепи-лов, редактор «Правды» по отделу пропаганды, ставший 18 сентября заместителем Суслова.

Глава XIII СССР в 1945-1953 гг

Установки на проведение кампании были даны в статье Шепилова «Советский патриотизм», опубликованной в «Правде» 13 августа 1947 г. Из ее содержания видно, что советские лидеры готовы были подозревать в антипатриотизме всякого, кто не соглашался, что теперь не мы догоняем Запад в историческом развитии, а «странам буржуазных демократий, по своему политическому строю отставшим от СССР на целую историческую эпоху, придется догонять первую страну подлинного народовластия». Соответственно утверждалось, что советский строй «в сто крат выше и лучше любого буржуазного строя»; «Советский Союз является страной развернутой социалистической демократии»; «теперь не может идти речь ни о какой цивилизации без русского языка, без науки и культуры народов Советской страны. За ними приоритет»; «капиталистический мир уже давно миновал свой зенит и судорожно катится вниз, в то время как страна социализма, полная мощи и творческих сил, круто идет по восходящей». Наличие низкопоклонства перед Западом в СССР признавалось, но изображалось свойством отдельных «интеллигентиков», которые все еще не освободились от пережитков «проклятого

 

 

М. Суслов и И. Сталин перед первомайским парадом. Москва, Кремль. 1949 г.

прошлого царской России» и с лакейским подобострастием взирают на все заграничное только потому, что оно заграничное, умиляются даже мусорным урнам на берлинских улицах.

Наиболее громким рупором в этой кампании был А. Жданов. Выступая в феврале 1948 г. на совещании в ЦК с деятелями советской музыки, он выдвинул универсальное обоснование резкого поворота от интернационализма как некоего социалистического космополитизма к интернационализму как высшему проявлению социалистического патриотизма. Применительно к ситуации в искусстве он говорил: «Интернационализм рождается там, где расцветает национальное искусство. Забыть эту истину — означает потерять руководящую линию, потерять свое лицо, стать безродным космополитом».

Однако все эти положения на протяжении 1945—1948 гг. носили отвлеченный абстрактно-теоретический характер. Они в равной мере обслуживали и «патриотов» и «интернационалистов». Например, в ноябре 1948 г. с санкции Д. Шепилова в секторе искусств отдела пропаганды и агитации состоялось совещание, в котором участвовал театральный критик А. Бор-Щаговский и другие будущие «космополиты». На совещании велась речь о необходимости раскритиковать А. Фадеева за Упущения в области драматургии, сместить его с поста генерального секретаря Союза писателей и назначить на этот пост

§ 3. Культурная жизнь Послевоенные идеологические кампании и дискуссии I 239

 

представлявшегося более управляемым и предсказуемым К. Симонова. Замысел этот оказался неосуществленным не по теоретическим, а по более важным идеологическим и политическим основаниям.

Все более развертывавшаяся, начиная с 1947 г., кампания по укреплению советского патриотизма, преодолению низкопоклонства перед Западом к концу 1948 г. стала приобретать заметно выраженный антисемитский оттенок. В качестве низкопоклонников и космополитов все чаще фигурировали интеллигенты-евреи. Происходило это, скорее, по объективной причине, поскольку евреи были представлены в составе советской интеллигенции довольно большим удельным весом, во много раз большим, чем был удельный вес евреев в населении страны, и активно участвовали в политической и идеологической борьбе по разные стороны баррикад.

После войны евреи насчитывали 1,6% населения страны. В то же время, по данным на начало 1947 г., среди заведующих отделами, лабораториями и секторами Академии наук СССР по отделению экономики и права евреев насчитывалось 58,4%, по отделению химических наук — 33%, физико-математических наук — 27,5%, технических наук — 25%. В начале 1949 г. 26,3% всех преподавателей философии, марксизма-ленинизма и политэкономии в вузах страны были евреями. В академическом институте истории сотрудники-евреи составляли в начале 1948 г. 36% всех сотрудников (в конце 1949 г. — 21%). При создании Союза советских писателей в 1934 г. в московскую организацию было принято 351 человек, из них писателей еврейской национальности — 124 (35,3%), в 1935—1940 гг. среди вновь принятых писателей писатели еврейской национальности насчитывали 34,8%, в 1941 — 1946 гг. — 28,4%, в 1947—1952 гг. — 20,3%. В 1953 г. из 1102 членов московской организации Союза писателей русских было 662 (60%), евреев — 329 (29,8%), украинцев — 23 (2,1%), армян 21 (1,9%), других национальностей— 67 человека (6,1%). Близкое к этому положение, как отмечали руководители Союза советских писателей в справке на имя Н. Хрущева в марте 1953 г., существовало в Ленинградской писательской организации и в Союзе писателей Украины.

В такой ситуации любые сколько-нибудь значительные по количеству участников идеологические баталии и давление на «интеллигентиков» со стороны власти представали как явления, затрагивающие преимущественно еврейскую национальность. В том же направлении «работали» довольно простые «соображения». США стали теперь нашим вероятным

240 I Глава XIII. СССР в 1945-1953 гг.

 

противником, а евреи там играют видную роль в экономике и политике. Израиль, едва успев родиться, заявил себя сторонником США. Советских евреев, имеющих широкие родственные связи с американскими и израильскими евреями и в наибольшей степени ориентированных со времен войны на развитие экономических и культурных связей с буржуазными странами Запада, необходимо рассматривать как сомнительных советских граждан и потенциальных изменников.

После арестов активистов Еврейского антифашистского комитета в конце 1948 г. вскоре подоспела кампания по борьбе с космополитизмом. Одна из главных ролей в ее развязывании связывается с именем Г. Попова, первого секретаря МК и МГК партии и одновременно председателя исполкома Моссовета и секретаря ЦК. В первой половине января 1949 г., будучи на приеме у Сталина, он доложил, что на XII пленуме Союза писателей при попустительстве Агитпропа ЦК была предпринята антипатриотическая атака на А. Фадеева: «космополиты» предприняли попытку сместить его и избрать своего ставленника; Фадеев же из-за своей скромности не смеет обратиться к товарищу Сталину за помощью. Когда Д. Шепилов, в свою очередь принятый Сталиным, начал говорить о жалобах театральных критиков на гонения со стороны руководства ССП и в доказательство положил на стол письмо Борщаговского, Сталин, не взглянув на него, раздраженно произнес: «Типичная антипатриотическая атака на члена ЦК товарища Фадеева». Шепило-ву не оставалось ничего иного, как организовывать отражение «атаки». Работавшие в «Правде» В. Кожевников и Д. Заславский с помощью К. Симонова, А. Фадеева и А. Софронова спешно, к 27 января, подготовили статью «Последыши буржуазного эстетства». В верстку, по указанию Сталина, были внесены уточнения. Вычурный заголовок был заменен. Статья получила название «Об одной антипатриотической группе театральных критиков». Критикуемый феномен по тексту статьи для разнообразия обозначался трояко: «ура-космополитизм», «оголтелый космополитизм» и «безродный космополитизм».

Статья была опубликована в «Правде» 28 января 1949 г. Вслед был выдан залп газетных статей с заголовками «До конца разоблачить антипатриотическую группу», «Безродные космополиты в ГИТИСе», «Буржуазные космополиты в музыкальной критике», «Разгромить буржуазный космополитизм в киноискусстве», «Наглые клеветники безродного космополитизма».

Научные журналы помещали отчеты о последовавших собраниях, призванных искоренять космополитизм, в эмоционально

§ 3. Культурная жизнь. Послевоенные идеологические кампании и дискуссии i 241

 

менее окрашенных статьях с заголовками типа «О задачах советских историков в борьбе с проявлениями буржуазной идеологии», «О задачах борьбы против космополитизма на идеологическом фронте». Космополиты обнаруживались повсюду, но главным образом в литературно-художественных кругах, редакциях газет и радио, в научно-исследовательских институтах и вузах. В ходе кампании, 8 февраля 1949 г. было принято решение Политбюро о роспуске объединений еврейских писателей в Москве, Киеве и Минске и закрытии альманахов «Геймланд» (Москва) и «Дер Штерн» (Киев). Дело не ограничивалось критикой, увольнениями «космополитов» с престижной работы и перемещениями их на менее значимые должности. По сведениям, приведенным И. Эренбургом, преследование космополитов нередко заканчивалось арестами. До 1953 г. было арестовано 217 писателей, 108 актеров, 87 художников, 19 музыкантов.

С 20-х чисел марта 1949 г. кампания пошла на убыль. В разгар кампании Сталин дал указание редактору «Правды» П. Поспелову: «Не надо делать из космополитов явление. Не следует сильно расширять круг. Нужно воевать не с людьми, а с идеями». М. Суслов, вызвав идеологических работников, просил передать мнение Сталина, что от расшифровки псевдонимов «попахивает антисемитизмом». Сталин (давший, по свидетельству А. Фадеева, указание начать кампанию против антипатриотов), видимо, решил, что дело сделано. Арестованных не освободили, уволенных с работы на прежние места не взяли. Наиболее ретивые участники кампании по борьбе с космополитизмом были тоже сняты со своих постов. Среди них оказались заместитель заведующего отделом пропаганды и агитации ЦК профессор Ф. Головенченко и редактор газеты «Советское искусство» В. Вдовиченко.

Следует, однако, принимать во внимание, что на время кампании приходятся наиболее масштабные перемещения в высших структурах власти и то, что жертвами космополитической кампании были далеко не одни евреи. По оценкам израильских исследователей, в общем числе пострадавших они составляли не слишком значительное меньшинство. Среди всех арестованных по «делу врачей» неевреев было в три раза больше чем евреев. Объяснять «антиеврейские» кампании в СССР исключительно сталинским антисемитизмом было бы некорректно. Как и в 30-е гг., они были связаны и с политической борьбой на международной арене, и с глубинными социальными, национально-политическими процессами, со сменой элит в советском обществе.

242 I Глава XIII СССР в 1945-1953 гг.

 

Большой разброс мнений о причинах кампании позволяет выделить некоторые из них. К. Симонов обращает внимание на то, что в послевоенной жизни и сознании, «кроме нагло проявившегося антисемитизма», наличествовал «скрытый, но упорный ответный еврейский национализм», обнаруживавший себя «в области подбора кадров». М. Лобанов видит причину в том, что еврейство вышло из войны «с неслыханно раздутой репутацией мучеников, вооружавшей его на далеко идущую активность», борьба с космополитизмом явилась реакцией на «еврейские притязания — стать откровенно господствующей силой в стране». В диссидентских кругах борьбу с космополитами объясняли отходом Сталина от «основной коммунистической догмы — космополитизма, антинационализма» и переходом его на патриотические позиции. «Патриотизм — огромный скачок от наднационального коммунизма. С коммунистической точки зрения, — писал В. Чалидзе, — обращение к патриотизму даже во время войны — еретично». И. Данишевский представляет послевоенную борьбу с космополитами «воистину» кампанией «против коммунизма, ибо коммунизм по сути своей космополитичен, коммунизму не нужны предки, ибо он сам без роду, без племени».

В 1950 г. Сталин принял личное участие в дискуссии по проблемам языкознания. К этому времени учение Н. Марра, провозглашенное в конце 20-х гг. «единственно правильным», обнаруживало несостоятельность своих основ. Явно утрачивало актуальность предложение о форсировании работы по созданию искусственного мирового языка. Время выявило особую роль русского языка в процессе перехода к будущему мировому языку в пределах СССР. Об этом, в частности, говорилось в написанной ранее, но только что опубликованной статье И. Сталина «Ленинизм и национальный вопрос». После ее публикации последовательная смена мировых языков изображалась Д. Заславским в «Правде» следующим образом. Латынь была языком античного мира и раннего средневековья. Французский язык был языком господствующего класса феодальной эпохи. Английский язык стал мировым языком эпохи капитализма. Заглядывая в бу-ДУщее, «мы видим русский язык как мировой язык социализма»; его распространение обогащает национальные литературы, «не посягая на их самостоятельность». К 1950 г.

§ 3 Культурная жизнь Послевоенные идеологические кампании и дискуссии 243

 

выявилось также, что марризм оскорбляет национальные чувства китайцев. Был известен целый ряд случаев, когда китайские студенты и стажеры, обучавшиеся в СССР, отказывались изучать языковедение по Марру.

Согласно учению Н. Марра, выделялось четыре стадии развития языков. Первая (низшая), на которой пребывал китайский и ряд африканских языков; вторая, на которой находились угро-финские, турецкие и монгольские языки; третья — яфетические (кавказские) и хамитские языки; четвертая (высшая) — семитские и индоевропейские (арабский, еврейский, индийский, греческий, латинский) языки. Получалось, что китайский язык связан лишь с начальным этапом развития языков, а грузинский по развитию стоял ниже еврейского. Последнее не могло не задевать национальных чувств грузин.

Среди советских языковедов представления о стадиальности развития языка не разделяли крупные ученые В. Виноградов, А. Реформатский, А. Чикобава и др. С позиций «единственно правильной» новой теории языка, это были языковеды, которые продолжали «отжившие свой век традиции дореволюционной либерально-буржуазной лингвистики». Ситуация в языкознании была обрисована в письме Сталину, направленному из Грузии Чикобавой в марте 1950 г. Личные беседы Сталина с приглашенным в Москву Чикобавой укрепили его в необходимости пересмотреть господствующую в стране языковедческую теорию. Маленков беседовал по этим вопросам с академиком В. Виноградовым. По предложению Сталина Чикобава подготовил статью по проблемам языкознания для «Правды». 9 мая 1950 г. она была опубликована «в порядке обсуждения». В ней говорилось о необходимости пересмотра общелингвистических построений Марра, без которого «невозможна разработка системы советской лингвистики». Марристов это требование поразило. Некоторые считали его безумной выходкой языковеда. Марристы опровергали Чи-кобаву до 20 июня 1950 г., пока в «Правде» не появилась статья Сталина «Относительно марксизма в языкознании». 11 и 28 июля последовало продолжение. В 1951 г. и позднее эти работы издавались в брошюре под общим названием «Марксизм и вопросы языкознания».

В сталинских статьях решительно отвергались утвержде ния о том, что краеугольные положения теории Н. Марра («язык есть надстройка над базисом», «классовый характер языка», «стадиальность развития языка») являются марксистскими. С опубликованием трудов Сталина о языкознании Марр потерял своих открытых сторонников и стал восприни-

244 I Глава XIII СССР в 1945-1953 гг

 

щаться как ученый, который хотел быть марксистом, но не сумевший стать им. «Он был всего лишь упростителем и вульгаризатором марксизма, вроде "пролеткультовцев" или "рап-повцев"».

Освобождение советского языкознания от пут марризма не обошлось без курьеза. В. Виноградов, готовивший материалы для сталинских статей о языкознании, с ужасом прочитал в «Правде» от 11 июля, что происхождение русского языка объяснено у Сталина ошибочно. Вместо того, чтобы сказать, что русский язык произошел из курско-московского диалекта, написано: из курско-орловского (по аналогии с курско-ор-ловской дугой). Виноградов позвонил Поскребышеву, сказал об ошибке. Тот ответил: «Раз товарищ Сталин написал про курско-орловский диалект, значит, из него теперь и будет происходить русский язык».

Существенным для теории и практики была интерпретация статей Сталина. Русский язык представал теперь языком, который «будет безусловно одним из наиболее богатых и выдающихся зональных языков, мощных средств межнационального общения и сыграет большую роль в создании будущего единого мирового языка, в создании его основного словарного фонда и грамматического строя». Одновременно возводился в абсолют сталинский тезис о необходимости всемерного усиления государства в СССР. Марксистская традиция исходила из обратного — отмирания государства по мере продвижения к коммунизму.

Еще одна дискуссия, оставившая большой след в истории науки и идеологической жизни страны, состоялась в ноябре 1951 г. Она была связана с подготовкой учебника политической экономии, которой придавалось исключительно большое значение. Работа эта началась еще до войны. По поручению Сталина ее вел известный экономист А. Леонтьев. После войны работа была продолжена, однако ни один из подготовленных вариантов Сталина не удовлетворил. В мае 1950 г. решением Политбюро ЦК написание учебника было поручено группе ученых-экономистов в составе К. Островитянова, П. Юдина, Л. Леонтьева, Д. Шепилова и др.

Через год макет учебника был представлен в Политбюро, затем он был разослан 250 специалистам по общественным наукам, партийным и хозяйственным работникам с предложением обсудить его на Всесоюзной экономической дискуссии. Председательствовавший на дискуссии Маленков подчеркивал, что ЦК готов рассмотреть любые предложения, связанные с совершенствованием макета. С 10 ноября по 8 декабря 1951 г.

§ 3 Культурная жизнь Послевоенные идеологические кампании и дискуссии | 245

 

в рамках дискуссии было проведено 21 заседание, в котором приняли участие около 240 ученых из 24 городов. В их числе были известные экономисты И. Анчишкин, Е. Варга, Я. Крон-род, В. Немчинов, А. Ноткин, А. Румянцев.

По воспоминаниям Д. Шепилова, «подавляющее большинство участников одобрили подготовленный нами проект, но вносили те или иные поправки, давали советы по структуре учебника и по отдельным формулировкам. Но, как и во всякой свободной дискуссии, были явно заушательские выступления, были и вульгарные, совершенно неквалифицированные». На основе материалов дискуссии авторы учебника подготовили и послали Сталину предложения по улучшению макета, устранению ошибок и неточностей, а также справку о спорных вопросах.

1 февраля 1952 г. Сталин откликнулся на прошедшую дискуссию и присланные материалы теоретической работой «Замечания по экономическим вопросам, связанные с ноябрьской дискуссией 1951 г.». Сталин не согласился с разносной критикой макета, считая, что «проект учебника стоит на целую голову выше существующих учебников». Решением Политбюро его авторам был предоставлен еще один год для доработки учебника. Свою роль в подготовке пособия Сталин свел к написанию замечаний к проекту и ответов на адресованные ему вопросы экономистов («Ответ т-щу Ноткину, Александру Ильичу», «Об ошибках т. Ярошенко Л.Д.», «Ответ товарищам Саниной А.В. и Венжеру В.Г.»). Их содержание вошло в книгу «Экономические проблемы социализма в СССР», ставшую последней теоретической работой Сталина.

В этом теоретическом завещании по сути дела отвергалась рыночная экономика, обосновывались еще большее огосударствление экономической жизни в стране, приоритетность развития тяжелой промышленности, необходимость свертывания кооперативно-колхозной собственности и превращение ее в государственную, сокращение сферы товарного обращения. Книга содержала важные в политическом отношении положения: «неизбежность войн между капиталистическими странами остается в силе»; «чтобы устранить неизбежность войн, надо уничтожить империализм». С высоты наших дней видно, что в этом произведении, как пишет Л. Опенкин, не получили поддержку новаторские подходы ученых, которые ратовали за учет интересов широких масс трудящихся и «выступали за более масштабное включение в производственный процесс хозяйственных методов». Была также существенно переоценена степень внутренних противоречий капиталистической системы и