ГЛАВА ШЕСТАЯ 3 страница

Германская политика по отношению к револю­ционной России, говорил Парвус, может следовать по одному из двух путей. Германия может начать широкую оккупацию российских территорий с целью сломить цен­трализованную империю или же может заключить сепаратный мир с Временным Правительством. Для реали­зации первого варьянта Парвус рекомендовал сильное военное наступление на русском фронте, которое должно быть предпринято месяца через три. Такое наступление, при анархии в стране, приведет к покорению германской армией Южной России и сделает беззащитной остальную Россию.

В этом случае германское правительство должно быть готово безжалостно использовать свою победу до конца: разоружение русской армии, разрушение ее кре­постей, уничтожение ее флота, запрещение производства военных орудий и амуниции и расширенная оккупация России. Если это не произойдет, то нет никакого сомне­ния, что русская империя быстро вновь станет могучей и опасной для Германии. Для того, чтобы подготовить почву для такого радикального разрешения русского во­проса, необходимо «поддержать крайнее революционное движение в России, с целью усиления там анархии». Если же Германия не готова для такого решения русского во­проса, или же считает такое предприятие непрочным, го­ворил Парвус графу Брокдорфу-Ранцау, то оно должно сделать усилие, чтобы заключить сепаратный мир с Рос­сией, но такой мир, который был бы более или менее приемлем для обеих сторон. В противном случае Парвус боялся «повторения того, что случилось с нашими отно­шениями с Францией» в 1870-ом году, с той лишь {213} разницей, что Франция не переросла нас ни экономически, ни политически, в то время как Россия несомненно со вре­менем вырастет в могучую экономическую и политиче­скую силу, которая превзойдет территориально-ограни­ченную Германию.

Но Парвус считал, что шансы на за­ключение немедленного мира с Временным Правитель­ством очень невелики. Поэтому он склонялся к тому, что­бы Германия оказала полную поддержку «крайне левому революционному движению» в России, то есть Ленину и большевистской партии. Брокдорф-Ранцау протокол сво­ей беседы с Парвусом немедленно послал германскому канцлеру Бетман-Гольвегу и уже в начале апреля канц­лер уполномочил германского посла в Берне фон Ромберга войти в контакт с русскими политическими эмиг­рантами и предложить им проезд в Россию через Герма­нию.

Авторы книги «Купец революции» пишут: — «Пока технические и легальные средства проезда русских рево­люционных эмигрантов в Россию через Германию обсу­ждались в германском министерстве иностранных дел, Парвус уже предпринял первые практические шаги.

Так как отправка большого числа русских революционеров была довольно сложным делом, то он считал, что в пер­вую очередь надо немедленно переправить в Россию че­рез Германию Ленина и Зиновьева — двух главных боль­шевистских лидеров. Тут связь между Парвусом и Лени­ным через Ганецкого оказалась очень ценной. Парвус по­лучил сначала согласие на это германского Генерального штаба, а не Министерства иностранных дел, и тогда по­просил Ганецкого известить Ленина, что поездка его и Зиновьева через Германию организована, но не говорить ему ясно из какого источника оказана помощь. Герман­ский агент Георг Скларц немедленно отправился в Цюрих сопровождать Ленина и Зиновьева в их поездке через Германию. Но Парвус ошибся, предполагая, что Ленин немедленно примет предложение.

24-го марта по старому стилю, Ленин просил Зиновьева послать Ганецкому {214} следующую телеграмму: «Письмо отправлено. Дядя (то есть Ленин) хочет знать более подробно. Официальный про­езд только нескольких лиц — неприемлемо». Телеграмма Зиновьева была потом напечатана в «Ленинском сборни­ке» № 13.

Но Георг Скларц выехал из Копенгагена до полу­чения Ганецким телеграммы Зиновьева и он еще более осложнил дело в Цюрихе тем, что предложил покрыть все расходы по поездке двух большевистских лидеров. Ленин немедленно прервал переговоры.

Парвус сделал большую ошибку. Без всякого намерения он как бы устроил западню двум большевистским лидерам. Если бы Ленин принял предложение, поехать в Россию только вдвоем с Зиновьевым, он бы так скомпрометировал себя, что не мог бы принести никакой пользы ни большевикам, ни немцам. Когда Парвус узнал обо всем, он немедленно отправился в Берлин для обсуждения хода событий в России с немецкими дипломатами и одновременно с со­циал-демократическими лидерами. Лидер германской со­циал-демократии Филипп Шейдеман, который во время войны поддерживал политику германского правительства, в первом томе своих воспоминаний вышедших в 1928 го­ду, писал: — «Я впоследствии узнал, что поездка Ленина и его друзей через Германию в Россию была организова­на доктором Гельфандом-Парвусом, который об этом информировал только нескольких лиц. Нам (то есть со­циал-демократическим лидерам) он об этом ни слова не сказал».

Авторы книги «Купец революции» пишут: — «Лиде­ры германской социал-демократической партии ничего не знали с связях Парвуса с министерством иностранных дел и о его деятельности по поощрению хаоса в России... И они снабдили его письмом, в котором уполномочили вести переговоры с русскими изгнанниками, то есть, с Лениным и другими, официально от имени Центрального комитета социал-демократической партии».

Ленин, по приезде своем в Стокгольм,как известно, {215} отверг предложение Парвуса встретиться лично с ним, но Ганецкий продолжал быть тайным посредником между ними. Вместе с Лениным в Стокгольм приехал Карл Радек. Авторы книги «Купец революции» пишут: — «Фюрстенберг-Ганецкий еще продолжал играть роль посред­ника между Лениным и Парвусом, но теперь на сцену появился Карл Радек. Он, как известно, был австрийским подданным. Именно с ним Парвус 13 апреля провел боль­шую часть дня. Это была решающая и совершенно се­кретная встреча». Мы никогда не узнаем точно, что эти два человека говорили друг другу. Мало вероятно, чтобы они потратили много времени, обсуждая марксистские теории. Парвус в состоянии был обещать большевикам большую финансовую поддержку в будущей борьбе их за завоевание власти в России. А Радек был уполномо­чен Лениным принять это предложение. События после­дующих месяцев в России дают достаточно доказательств, что именно эта договоренность произошла в Стокгольме 13 апреля 1917 года.

Авторы книги «Купец революции» далее отмечают то, что Радек, как австрийский подданный, тогда не имел возможности ехать с Лениным и другими товарищами в Петроград. Он остался в Стокгольме. Парвус через три дня вернулся в Копенгаген и немедленно отправился к германскому послу Брокдорфу-Ранцау. Он подробно рас­сказал ему о своих переговорах с Радеком и о том, что Ленин уполномочил Радека принять предложения Пар­вуса, сделанные им от имени германского правительства. Брокдорф-Ранцау обо всем этом немедленно телеграфи­ровал министру иностранных дел и сообщил, что сам Парвус 18 апреля прибудет в Берлин и будет ждать при­глашения на аудиенцию с Циммерманом, главой герман­ского министерства иностранных дел. Через несколько дней Парвус получил такое приглашение. Аудиенция эта была весьма секретной, никаких свидетелей не было, и протокол об этой длительной беседе Парвуса с {216} Циммерманом не сохранился. Авторы книги «Купец революции» пишут:

«Нет никакого сомнения, что Парвус доказывал Цим­мерману необходимость поддержки Германией больше­вистской партии. Большевикам нужны были деньги для расширения своей пропаганды мира в русском тылу, а также среди солдат на фронте, которая уже велась в те­чение многих месяцев. Эта пропаганда должна теперь значительно усилиться и быть связанной с политикой большевиков. Опасность, что германское военное насту­пление на восточном фронте поведет к объединению всех патриотических элементов в России и парализует пропа­ганду мира — все еще существует. От этого больше всех пострадают большевики. Парвус вновь настаивал, чтобы никакого наступления на русском фронте не было в те­чение нескольких месяцев. Еще раньше министерство иностранных дел просило государственное казначейство о новой ассигновке пяти миллионов марок для политиче­ских целей в России, и 3 апреля просьба эта была удовле­творена».

Закончив все свои дела в Берлине, Парвус отправился в Копенгаген, а затем в Стокгольм. Последующие недели он провел в разъездах между этими двумя скандинавски­ми столицами. Авторы книги «Купец революции» пишут:

— «В Стокгольме Парвус большую часть своего времени проводил с лидерами Заграничной делегации ЦК боль­шевистской партии. Похоже было, что он сам, как будто, один из них. Это было единственное заграничное пред­ставительство центрального комитета большевиков, ко­торый тогда уже находился в Петрограде. Он также был и пропагандным бюро, которое издавало два больше­вистских органа на немецком языке “Вестник русской ре­волюции” и “Корреспонденции Правда”. Заведовали эти­ми изданиями Ганецкий, Радек и Вацлав Боровский, ко­торый также был известен под псевдонимом П. Орлов­ский... Из всех членов большевистского Бюро Радек был самый деятельный и доминирующий... Кроме Парвуса {217} Радек общался также с неким Гольдбергом, который был агентом депутата германского рейхстага Эрцбергера, а также и с Карлом Моор, швейцарским социалистом, ко­торый тогда одновременно работал для швейцарского, австрийского и германского правительств. Через этих лю­дей Радек давал знать германскому правительству, что победа большевиков над Временным Правительством — вопрос только времени. И он говорил всем, кто только хотел его слушать, что он не ищет квартиру на зиму в Стокгольме, так как отправится в Петроград немедленно после победы большевиков».

 

VI

 

Все три члена Заграничного бюро ЦК большевистской партии — Ганецкий, Радек и Боровский — были опытны­ми подпольщиками, которые продолжали бороться про­тив Временного Правительства теми же средствами, какие они употребляли в борьбе против царского самодержа­вия. Но теперь они были в более выгодном положении.

Немцы предоставили в их распоряжение весь свой аппа­рат дипломатических сношений. Кроме этого еще суще­ствовали хорошо испытанные связи между Россией и Скандинавскими странами, которые были установлены экспортной компанией Парвуса в Копенгагене. Директо­ром этой компании был Ганецкий. Слухи о том, что Пар­вус, благодаря своим связям с Германией и Турцией за­работал миллионы, якобы, на поставках хлеба из Балкан­ских стран для германской армии, как уже указано было нами, распространялись, главным образом, теми россий­скими революционерами, которые состояли в тайных сно­шениях с ним и через него получали от германского пра­вительства субсидии для своей пораженческой пропаган­ды.

Авторы книги «Купец революции» приводят следую­щий рассказ члена австро-венгерскго посольства в Сток­гольме Гребинга о тогдашних торговых делах Парвуса: — «Несомненно, что Парвус и Фюрстенберг-Ганецкий могли и действительно вели, с помощью Германии, экспортную {218} торговлю через Скандинавию с Россией. Этот экспорт гер­манских товаров в Россию шел регулярно и в значитель­ных количествах через фирму Парвуса-Ганецкого следу­ющим образом: Парвус получал из Германии некоторые товары, как хирургические инструменты, медикаменты и химические продукты, в которых Россия очень нужда­лась, а потом Ганецкий, как русский агент, отправлял их в Россию. Но за эти товары они Германии ничего не пла­тили, все вырученные ими деньги от продажи германских товаров, с первого же дня революции в России, были использованы, главным образом, для финансирования ле­нинской пропаганды в России».

«Ленин — пишут авторы книги, — всецело доверял своему политическому Бюро в Стокгольме. Между Пе­троградом и Стокгольмом все время шел обмен много­численными письмами. В переписке Ленина с Ганецким с самого начала вопрос о деньгах для большевистской партии занимал первое место. В своем первом письме к Ганецкому, написанном Лениным через несколько дней после его прибытия в Петроград, он жаловался, что «до сих пор не получили никаких денег». 12 апреля по старому стилю Ленин писал Ганецкому: «Дорогие друзья, до сих пор ничего, ровно ничего, ни писем, ни пакетов, ни денег от вас не получили. Только две телеграммы от Ганецкого... Пишите чаще. Будьте архиосторожны в сношениях. Ваш В. Ульянов».

В письме от 22-23 апреля старого стиля Ле­нин писал: — «Деньги (две тысячи) от Козловского получены. Пакеты до сих пор не получены... С курьерами дело наладить нелегко, но все же примем все меры. Сей­час едет специальный человек для организации всего де­ла. Надеемся, ему удастся все наладить... Радеку шлем привет». Эти письма Ленина впервые были опубликова­ны Ганецким, через пять лет, в московском коммунисти­ческом журнале «Пролетарская революция», № 9, 1922 г.

В июле Парвус был в Берлине. Там он уверял пред­ставителей германского министерства иностранных дел в неминуемой победе большевиков. 22-го июляон уехал {219} в Швейцарию. Как раз в эти дни в Петрограде вспыхнуло восстание большевиков. Авторы книги «Купец револю­ции» пишут: — «16 и 17 июля по новому стилю, в то вре­мя как Гельфанд-Парвус уверял дипломатов в Берлине о предстоящей победе большевиков, Ленин и его партия организовали восстание против Временного Правитель­ства в Петрограде. Оно было подавлено с некоторыми трудностями, и правительство Керенского решило распра­виться с большевиками.

18 июля министерство юстиции Временного Правительства опубликовало ряд докумен­тов, которые имели целью доказать, что Ленин и боль­шевистская партия виновны в государственной измене. Документы эти были воспроизведены, как доказатель­ство, что большевики получали деньги от германского правительства. Среди опубликованных документов были деловые телеграммы от Ганецкого и Козловского к г-же Суменсон, петроградской представительнице фирмы Нестл и телеграммы Ленина Ганецкому и Александре Коллонтай. На следующий день, 19 июля, вся патриотиче­ская русская печать большими заголовками оповестила население страны о предательстве Ленина. Руководители этой газетной кампании два журналиста — Григорий Алексинский, бывший лидер большевистской фракции во второй Государственной думе, и Владимир Бурцев, старый революционер и известный историк революцион­ного движения. (Бурцев – см. на нашей стр., лдн-книги, ldn-knigi)

Оба они обвиняли большевиков в преда­тельской деятельности еще в 1914 году и еще задолго до этого ненавидели Парвуса».

20 июля Бурцев писал в петроградской либеральной газете «Речь»: — «Парвус — не агент-провокатор. Он — больше того, он агент Вильгельма II-го». Министерство юстиции Временного Правительства обвинило большеви­ков в государственной измене. В обвинительном акте го­ворилось, что Ганецкий и Александра Коллонтай пере­водили деньги, которые они получали от Парвуса из Стокгольмского Неа-Банк в Сибирский банк в Петрограде на специальный счет госпожи Суменсон, к которому {220} большевики имели доступ. Главное обвинение против обви­няемых было формулировано в следующих словах: — «Расследование установило, что Яков Ганецкий-Фюрстенберг, проживая в Копенгагене во время войны, имел тес­ные финансовые связи с Парвусом, агентом германского правительства. Деятельность Парвуса, как агента герман­ского и австрийского правительств, была направлена на поражение России в войне и отделение Украины...

Из многочисленных телеграмм, имеющихся в руках предста­вителей юстиции, установлено, что между госпожой Суменсон, Ульяновым-Лениным, Александрой Коллонтай и Козловским, проживающим в Петрограде, с одной сто­роны, и Ганецким и Парвусом, с другой — шла постоян­ная большая переписка. Хотя в этой переписке говори­лось о чисто коммерческих делах, об отправке разного рода товаров и о денежных операциях, но она дает до­статочно оснований, чтобы сделать заключение, чтоэтобыло просто прикрытие для сношений шпионского ха­рактера».

На основе имевшихся доказательств прокурор Вре­менного Правительства считал доказанным, что обвиня­емые сотрудничали с Германией с целью ослабить бое­способность России. В обвинительном акте далее было сказано: — «Для этой цели и на деньги, полученные ими от Германии, они организовали пропаганду среди граж­данского населения и в армии, с призывом к немедлен­ному отказу от продолжения военных действий против врага, а также с той же целью к организации в Петро­граде с 16-го до 18-го июля 1917 года вооруженного восстания против существующего строя».

Ленину и Зиновьеву, как известно, тогда, во избе­жание ареста, удалось своевременно бежать из Петрограда и скрыться сначала в деревне, недалеко от Петрограда, а потом Ленин перебрался в Финляндию. Козловский, Суменсон, а позже и Троцкий были арестованы. Вся боль­шевистская партия опять ушла в подполье.

Теперь факт большевистско-германского заговора {221} подтвержден официальными документами германского министерства иностранных дел.

VII

 

Парвус был не единственный посредник между боль­шевиками и правительством Вильгельма II. Некоторые большевики в своих воспоминаниях рассказали об этом немало фактов. Так напр., известный большевик А. Г. Шляпников в своей книге «Канун семнадцатого года» пишет:

«Нам, большевикам, международный военный и по­лицейский сыск и провокация не давали покоя и загра­ницей. Наши антивоенные лозунги, наша антицаристская революционная деятельность не могли не привлечь вни­мания правительств стран, воевавших с Россией, с Антантой. Германский империализм первый учел возможности использования в своих интересах нашей активной рево­люционной работы в России. Мы эти намерения предви­дели... Попытки проникновения в наши ряды германо-австрийской агентуры имели место уже в первые месяцы войны. И первыми агентами империалистов явились со­циал-демократы. Нам было известно желание немецкого социал-демократа и купца Парвуса «помочь» нашей ре­волюционной работе. Но одного намека на это было достаточно для того, чтобы наши заграничные товарищи прекратили всякие отношения со всеми, кто имел какое-нибудь отношение к Парвусу и ему подобным господам». (Выше мы видели, как заграничные товарищи Шляпни­кова «прекратили всякие отношения со всеми, кто имел какое-либо отношение к Парвусу»). «В том же Стокгольме, — рассказывает далее Шляпников, — к тов. А. М. Колонтай, а затем и ко мне явился соц.-дем. (эстонец) Кескула. При свидании он спекулировал своими связями и знакомством с товарищем Лениным, Зиновьевым и дру­гими членами наших заграничных центров.

Кескула вел себя чрезвычайно странно, высказывался в духе герман­ской ориентации и, наконец, предложил свои услуги, если {222} нам потребуетсяего помощь в деле получения оружия, типографии и прочих средств борьбы с царизмом. Его образ мыслей и поведение показались нам очень подозрительными, и мы тотчас же почувствовали в нем агента германского генерального штаба и не только отвергли его предложение, но даже прекратили с ним всякие сно­шения. Связи в Швеции у него были большие. Он имел сношения с финскими «активистами», имел друзей в рус­ском посольстве и в русских банковских страховых кру­гах. Наш отказ иметь дело с Кескулой не остановил его дальнейших попыток проникнуть при помощи других лиц в нашу среду. В конце 1915 г. мы обнаружили связь секретаря стокгольмской группы РСДРП(б) Богровского с Кескулой. Расследованием выяснили, что он получил от Кескулы деньги, но пользовался ими в личных целях. За нарушение постановления о недопустимости сношений с Кескулой Богровский был исключен из партии...

Вскоре нам удалось напасть на новые следы шпионского окруже­ния нашей стокгольмской группы большевиков. Нам уда­лось напасть на следы связи Кескулы с высланным из Нор­вегии левым социалистом датчанином Крузе. В 1915-16 гг. зимой я имел встречу с Крузе в Петербурге в датской го­стинице «Дагмара».

Его приезд в Россию, мне показался чрезвычайно подозрительным, а его объяснение пута­ное, только утвердило во мне закравшееся недоверие. Будучи в 1916 г. в Москве у H. M. Бухариной, я получил еще ряд указаний и сведений, оправдывавших мои по­дозрения относительно роли и характера деятельности Крузе. Очевидно, не предполагая за собой никаких по­дозрений, Крузе в Москве предлагал все те средства, которые еще в 1914 г. навязывал нам сам Кескула. Одно­временно он пытался использовать наши связи в частно­сти, данный ему Бухариным адрес H. M. Бухариной (В другом месте Шляпников говорит, что Крузе появился у Бухариной, воспользовавшись «случайным знанием адреса». Сама же Бухарина свидетельствовала, что Крузе приехал к ней по по­ручению ЦК большевиков и что она «виделась с ним часто и по­долгу разговаривала».) для {223} установления сношений с пребывавшими в Москве друзья­ми Кескулы.

Из опубликованных документов германского мини­стерства иностранных дел мы узнаем, что уже в сентябре 1914 г. германский посол в Берне фон Ромберг через своего агента эстонца Александра Кескулу вошел в сно­шения с русскими революционерами, жившими в Швей­царии. Фон Ромберг поручил Кескуле представить ему доклад об организациях, идеях и деятельности русских революционеров в Швейцарии и тут вскоре впервые вы­плыло имя Ленина. Доклад Кескулы от 25-го марта 1915 г., который Ромберг немедленно переслал Бетману-Гольвегу, содержал данные о состоявшемся совещании «русских социалистов ленинского направления» и его решениях: превращение империалистической войны в гражданскую, создание нелегальных организаций повсюду, где прави­тельство и буржуазия объявили военное положение и отменили конституционные свободы, поддержка братания солдат на фронтах, массовые пролетарские выступления, и в особенности приветствие поражения русской монар­хии. К этому фон Ромберг от себя прибавил, что для Германии важны в первую очередь решения об образо­вании «тайных нелегальных партийных организаций» и тезис, согласно которому «совещание высказалось за по­ражение России» (Werner Haiweg. Lenin's Rückkehr nach Russland 1917. S. 8.).

В меморандуме от 15-го июля 1915 г., озаглавленном «Внутреннее положение России», Кескула указывал, что Ленин и энергичная деятельность революционных органи­заций «являются противовесом против опасности обра­зования кадетского министерства» (Там же, стр. 9.).

В сентябре 1915 г. Кескула вошел в контакт с Лениным. 30-го сентября он представил фон Ромбергу подробный доклад о своих беседах с Лениным и о программе Ленина. По мнению Кескулы, писал фон Ромберг канцлеру Бетман-Гольвегу, — «необходимо, чтобы мы немедленно же оказали {224} помощь революционерам ленинского движения в России. Он об этом лично доложит в Берлине... Мы должны дей­ствовать быстро, прежде чем социал-патриоты возьмут верх... Программа Ленина, конечно, не должна быть опуб­ликована, во-первых, потому что ее опубликование рас­крыло бы наш источник, но также и потому, что обсужде­ние ее в печати лишило бы ее ценности» (Germany and the Revolution in Russia 1915-1918, p. 7.).

Весной 1915 г. Кескула имел в своем распоряжении фонд, равный приблизительно 50-60 тысячам американ­ских долларов, который он получил от германского ми­нистерства иностранных дел для финансирования боль­шевистских изданий, пока они агитируют за поражение России в войне. Газетка Ленина «Социалдемократ» пе­чаталась в незначительном количестве экземпляров и на дешевой бумаге. Отдельные экземпляры пересылались в Германию и там фотографическим способом перепеча­тывались на гильзовой бумаге в типографии германского морского министерства в большом количестве экземпля­ров. Отпечатанные экземпляры через Кескулу отправля­лись в Копенгаген и в Стокгольм, а оттуда пересылались в Россию (Der Monat, September 1958.).

В феврале 1916 г. в длинном письме Кескула жало­вался на осложнения, вызванные попыткой Парвуса в кон­це 1915 г. встретиться с Бухариным. Бухарин, по-видимому, отказался видеть Парвуса. В то же время взволнован­ные русские эмигранты начали заподазривать Кескулу. Но к тому времени, когда он писал вышеупомянутое пись­мо, весь вред, согласно Кескулы, был уже поправлен.

Кескула писал: «Как беспомощны эти русские, когда де­ло касается организации для какой-либо цели, можно видеть из того, что Бухарин поносил меня, собирая ин­формацию обо мне, днем бегал по городу искать мой адрес, а ночью не мог спать. В то же самое время прила­гаемая мною его брошюра была напечатана на мои день­ги, без ведома Бухарина, к его, однако, большому {225} удовольствию».

Приложенная к письму Кескулы брошюра Бухарина была озаглавлена «Война и рабочий класс». По мнению Кескулы, она была пригодна для распространения ее среди широких масс, и он рекомендовал Штейнвахсу (агенту германского генерального штаба) напечатать большое издание ее на рисовой бумаге. Кескула также сообщал, что его агент, который имел первоклассные связи и рекомендации, прибыл в Петроград. Самое ин­тересное было, что этот агент Кескулы имел рекоменда­тельное письмо от Бухарина к его жене. в Москве (Germany and the Revolution in Russia 1915-1918, p. 14.). (Это и был тот Крузе, о котором пишет в своих воспомина­ниях Шляпников).

8-го мая 1916 г. Штейнвахс в меморандуме министру Бергену сообщал:

«За последние несколько месяцев Кескула установил целый ряд новых связей в России, и он в разное время посылал скандинавских социалистов в Россию с рекомен­дациями к ведущим лицам, которые так тщательно его информировали о положении в России, что его отчеты, опубликованные после, вызвали восхищение в социали­стических кругах северных стран. Он также продолжал поддерживать его исключительно полезный контакт с Лениным, и он передал нам содержание отчетов о поло­жении, полученных Лениным от его конфиденциальных агентов в России. Кескула поэтому должен быть снабжен необходимыми средствами в будущем. Принимая во вни­мание исключительно неблагоприятные условия денежно­го обмена, 20 тысяч марок в месяц будет вполне доста­точно» (Там же, стр. 17.).

Летом 1916 г. сношения между Лениным и Кескулой и немцами были прерваны по причинам, которые до сих пор не выяснены. Получал ли Ленин финансовую поддерж­ку от германского правительства через другого агента — неизвестно. Но как раз в этот период Ленин и Крупская в письмах к своим родным и друзьям впервые начали {226} жаловаться на крайнюю нужду. Так Крупскаяуже 14-го де­кабря 1915 г. в письме к сестре Ленина Марии писала:

«У нас скоро прекращаются все старые источники суще­ствования и вопрос о заработке встает довольно остро». (Ленин. Письма к родным. Государственное Издательство, 1931 г. стр. 411.). Сам Ленин в письме к Горькому от 11-го января 1916 г. писал: «В силу военного времени я крайне нуждаюсь в заработке». А в сентябре 1916 г. в письме к Шляпникову он писал: «О себе лично скажу, что заработок нужен. Иначе прямо поколевать ей-ей! Дороговизна дьявольская, а жить нечем» (Ленин. Сочинения. 4-е изд. Том 35, стр. 187.).

Получал ли тогда Ленин какие-либо деньги от герман­ского правительства через Парвуса или кого-либо дру­гого — неизвестно, но теперь точно установлено, что по­ездка Ленина в Россию в апреле 1917 г. в «запломбиро­ванном вагоне» через Германию была организована Парвусом.

VIII

 

21-го марта 1917 г. (8-го марта по старому стилю, т. е. ровно через неделю после падения самодержавия) германский посол в Копенгагене Брокдорф-Ранцау теле­графировал министерству иностранных дел в Берлине:

«Доктор Гельфанд (Парвус), с кем я обсуждал события в России, объяснил, что, по его мнению, конфликт там в настоящее время главным образом между умеренными либералами и социалистическим крылом. Он не сомне­вается, что последние возьмут верх... Люди в настоящее время стоящие там у власти, по-видимому, хотят дальше продолжать войну, и вождями фракции, одобряющей эту политику, являются Милюков и Гучков... Доктор Гель­фанд верит, что как только амнистия для политических осужденных вступит в силу, явится возможность работать успешно против Милюкова и Гучкова через непосред­ственный контакт с социалистами» (Germany and the Russian Revolution, p. 25.).

{227} 2-го апреля 1917 г. Брокдорф-Ранцау телеграфиро­вал из Копенгагена министерству иностранных дел: «По моему мнению, мы должны, с одной стороны, тайно упо­требить все усилия, чтобы углубить разногласия между умеренными и крайними партиями, ибо тогда станет не­минуема сильная перемена, которая примет формы, не­избежно расшатывающие самое существование Россий­ской империи. Но даже если умеренное крыло останется у власти, я не могу себе представить что переход к нор­мальным условиям возможен без крупных потрясений. Тем не менее, я думаю, что с нашей точки зрения было бы предпочтительнее поддерживать крайний элемент, та как это было бы более прямым путем для работы и скорее привело бы к какой-то развязке. Вернее всего мы состоянии рассчитывать, что в течение трех месяцев paспад достигнет той степени, при которой мы сможем военным наступлением сломить силу России».

Во время своего пребывания в Стокгольме Ленин пы­тался перед своими шведскими единомышленниками мо­тивировать свою поездку в запломбированном вагоне через воюющую Германию. Для этой цели под председа­тельством левого шведского социалиста Карла Линдхагена в гостинице Регина состоялось закрытое собрание. На этом собрании Платтен и Карл Радек, приехавшие из Швейцарии вместе с Лениным, дали отчет о переговорах с представителями германской власти, а Ленин просил упомянутых ими имен не публиковать.

По словам Пауля Ольберга, корреспондента германского социал-демократического «Форвертса», присутствовавшего на этом соб­рании, Ленин тогда в Стокгольме «старался создать впе­чатление, что он и его сторонники не имеют никаких де­нежных средств, чего на самом деле не могло быть.

Не­зависимо от того, имел ли он тогда в своем распоряже­нии германские деньги, в кругах швейцарской эмиграции было хорошо известно, что Ленин из других источников получал сравнительно большие денежные суммы для пар­тийных целей. Ленин обратился за финансовой помощью {228} к «Стокгольмскому эмигрантскому комитету» для даль­нейшего путешествия его самого и его товарищей. Ко­митет ассигновал ему требуемую сумму. Каково же было удивление членов Комитета, когда Ленин попросил ас­сигновать ему дополнительных 1000 крон. Это пожелание Ленина было передано Комитету через польского друга Ленина Фюрстенберга-Ганецкого. В Комитете вопрос о том, следует ли удовлетворить просьбу Ленина, вызвал разногласия, но в конце концов просьба была удовлетво­рена» (Р. Olberg. Lenins Transaktionen mit Wilhelm II Regierung, Vor­wärts, May l, 1957.).