дним из главных векторов глобальной трансформации конца ХХ — начала ХХI века стал очередной структурный кризис мировой капиталистической системы. Из тройки рысаков (или “коней апокалипсиса” — по вкусу), уносящих человечество в новое тысячелетие (два других — глобализация и цивилизационный кризис), это — единственный, с которым оно давно знакомо: уже четвертый (или пятый) раз за два века “длинные волны” капиталистического развития воспроизводят и внешние контуры системного кризиса, и его внутренний механизм. Подобная цикличность феномена делает возможным — и желательным — выделение этого процесса, сколь бы тесно и сложно ни был он взаимосвязан и переплетен с двумя другими.
Опуская — по требованиям “экономии места” — анализ остальных подходов к проблеме “великой трансформации”, начавшейся в конце ХХ века (глобализационного, цивилизационного, макроцивилизационного и др.), отмечу лишь, что каждый из них отражает, по-видимому, реальный и фундаментальный аспект этой трансформации. На стыке тысячелетий мир, действительно, находится в ситуации наложения и частично — синтеза кризисных процессов, в известной мере объединенных своим генезисом, но различных по своей природе, масштабу, глубине. Возможно, что именно эта синхронизация (почти все упомянутые гипотезы датируют начало “своих” кризисов 1970-ми годами) и переплетение кризисных процессов, кризисных фаз различных циклов объясняют “размытость” некоторых традиционных черт нынешнего системного кризиса (см. ниже).
Так или иначе именно этот кризис является предметом данной статьи. А исходным — при истолковании процесса трансформации в целом — его “ кондратьевское ” происхождение. При всех натяжках подобного подхода.
