РЕКРУТЫ 2 страницаНеожиданно сзади подкатил полуразбитый «Крайслеримпериал»- за рулем, попыхивая сигаретой, сидела развязная девица лет восемнадцати, на заднем же сидении находились еще две такие же девицы и молодой человек в белом фланелевом костюме и черных солнцезащитных очках. – Эй, ты, телка,- обратилась к Мери та, что сидела за рулем,- давай, вали отсюда поскорее, не верти тут своей жопой… А то нам припарковаться негде… С заднего сидения захохотали. – Деоувачки,- молодой человек раскрыл дверцы «Крайслера»,- деоувачки, я ещчио виернусь к вуам… Те заерзали на сидениях: – Конечно, конечно… Деоувачки,- кандидат в офицеры полиции говорил с явным латиноамериканским акцентом,- я обиазатиельно приеду к вуам, будем засуаживать по суамыу поумидоуры… Ура! Засаживать, засаживать!- несказанно обрадовались девочки,- и обязательно по самые помидоры! Дорогой Хуан, у тебя это так замечательно получается!…
Машина Томпсонов, описав на прощание круг по двору Полицейской Академии, посигналила и скрылась за воротами. Мери осталась одна. – А ты сиампатичная деоувачка,- услышала она за спиной голос латиноамериканца,- я б тебе тоуже с удоувальствиуем засуадил… Мери с испугом шарахнулась в сторону. Латиноамериканец засмеялся: – Виудела ты эттих тиолок,- догнал он девушку,- мой пиерец им поунравился. Они так аппетитно обсуасывали его сиегоудня утром… – Молодой человек, оставьте меня в покое,- сказала Мери,- мне совершенно не хочется знать ни о вашем перце, ни о ваших коллективных минетчицах! – Зриа, зриа,- совершенно не обиделся незнакомец,- оучень зриа… Ви, доурогая, тоуже оустались бы доувольны! Мери, резко повернувшись, пошла подавать заявление о приеме. Незнакомец пошел за ней. – И это будущие полицейские?- начальник Академии комендант Лассард, стоя у окна, критическим оком смотрел на вновь прибывших.- И это – будущие полицейские?… – Сброд,- ответил ему лейтенант Харрис, находившийся тут же в кабинете.- Самый настоящий сброд. Дерьмо, отбросы, мразь, отпетые негодяи. Лейтенант Харрис – высокий плотный блондин сорока лет,- был одним из самых нелюбимых офицеров Академии. У него были очень бледные голубые глаза, жесткие щеки, выглядевшие такими же мускулистыми, как и его руки. Это было лицо человека, привыкшего только командовать, отдавать распоряжения: его рот, казалось, обладал способностью выкрикивать распоряжения о наказаниях, а глаза – следить за их выполнением. Слабая полуулыбка, игравшая на его тонких губах, оставалась постоянной. Но это была улыбка-капкан: единственное, что доставляло ему истинное, ни с чем не сравнимое удовольствие, так это чужие неприятности. Лейтенант Харрис наводил своей улыбкой страх на любого кадета. Комендант Лассард – наоборот, имел вид весьма добродушный и располагающий. Это был всегда улыбающийся пятидесятилетний полицейский, с блестящими глазами и неестественно румяной кожей. Лассарду оставалось всего год до пенсии, и поэтому на свою службу в должности начальника Академии он смотрел, как на последнюю возможность покомандовать вволю. Нововведение об изменении в порядке приема довели Лассарда до белого каления: – Нет, это просто безобразие! Да вы только посмотрите на эти гадкие рожи, на эти отвратительные физиономии,- махнул он в сторону абитуриентов.- Подойдите же сюда, Харрис, посмотрите, как они стоят, как они разговаривают – с сигареткой, руки в брюки… Мерзость такая!… Харрис глянул туда, куда показывал ему пальцем комендант Лассард. – Действительно, мерзость, сэр,- произнес он,- хуже не придумаешь… А сколько там черномазых, разных цветных… – Вот-вот,- согласился Лассард,- и цветных, и черножопых. Эти козлы-демократы – имею в виду Демократическую партию – только принижают священное дело охраны правопорядка. Ты только посмотри – демократия, свобода выбора… Пусть к себе в мэрию набирают кого угодно, а в наши дела не вмешиваются!… – Так точно, сэр! Лассард отошел от окна. – Вы только посмотрите, что тут за контингент,- комендант взял со стола несколько папок е личными делами абитуриентов,- вот, послушайте,- Лассард расшнуровал одну из папок и достал листок бумаги -«Автобиография»… Вы слушаете, Харрис?… Харрис вытянулся: – Я весь во внимании,- произнес он,- я весь во внимании, сэр. – «Автобиография. Я, Ларвел Джон, родился в 1961 году в Нью-Йорке, в семье уличной девки и сутенера, довольно известного в Гарлеме под кличкой Билл-Большая Задница. К великому сожалению, я слишком рано лишился родительской опеки: папочку застрелил один негодяй из полиции, когда отец выколачивал из одного грязного типа деньги за групповуху, которую устроил ему мой родитель, а мамочка заболела какой-то трудноизлечимой формой сифилиса, уехала лечиться во Флориду и умерла, затраханная насмерть бейсбольной командой «Майами Бойз». Когда мне исполнилось одиннадцать лет…»,- вы чувствуете, лейтенант Харрис, вы чувствуете, с какой падалью, с каким дерьмом придется нам тут работать?… – Чувствую, сэр. – Слушайте дальше:«когда мне исполнилось одиннадцать лет, меня впервые привлекли к уголовной ответственности по статье «групповое изнасилование». Дело было так: мы с ребятами из моего класса решили оттрахать хором Сару Дэвис – полунегритянку-полуеврейку, она содержала секс-шоп на Девятнадцатой авеню. Мы зашли к ней в магазин и только спустили штаны, как эта старая курва не выдержала и упала в обморок от одного вида наших куканов. У бедной не выдержало сердце – еще бы, ей было далеко за шестьдесят, хотя и выглядела она обалденно… Когда мне исполнилось пятнадцать…» – комендант захлопнул папку.- Ну как, впечатляет? Впечатляет, сэр. Это еще не самое худшее… А что же самое худшее, сэр?- поинтересовался лейтенант Харрис. Лассард взял со стола еще одну папку. Ну вот, хотя бы вот это… А это кто? – Тоже какая-то черножопая,- Лассард посмотрел на фотографию,- да, так и есть. Черт возьми, расплодилось этих негритянских ублюдков… Слушайте, Харрис? – Так точно! – «Я, Саманта Фокс, родилась в 1962 году в Алабаме…», это не то… ага, нашел, вот:«я хочу стать офицером полиции!» – Да, это действительно кошмар,- ужаснулся Харрис,- когда офицером полиции хочет стать негр, это еще куда ни шло, но если этот негр еще и баба… – Вот-вот, и яо том же. Знаете, Харрис, когда я только-только пришел служить – это было при президенте Эйзенхауэре,- тогда все было иначе: нужный вес, нужный пол, нужный цвет кожи… И у каждого – Папа Джонсон в штанах! – Не понимаю, сэр… – Ну, Харрис, Папа Джонсон… Харрис, что доставляет мужчине самое большое удовольствие ночью?… – Накрыть вооруженное ограбление и надавать гангстерам по морде?- с надеждой спросил лейтенант. – Экий вы непонятливый,- досадно промолвил Лассард,- ну ладно, дело не в этом… – А в чем же? – Надо сделать так, чтобы эти ублюдки сами забрали документы из Академии… А как это сделать? Надо их отсеять, сегодня же утром… Не понимаю вас, сэр… Следует создать им невыносимые условия учебы: погонять, погонять, поиздеваться, как следует вздрючить… У Харриса заблестели глаза. – Погонять, поиздеваться, как следует вздрючить?- переспросил он,- сэр, прошу вас, дайте эту работу мне, доверьте мне это, я не подведу вас, вы останетесь очень, очень довольны результатами, господин Лассард… Лассард, хорошо зная педагогические таланты своего подчиненного улыбнулся: – Ну хорошо, хорошо, Харрис. Я доверю вам. Но только с одним условием – вы должны вздрючить их всех на полную катушку, да так, чтобы этим вонючим пидарам, а особенно – черномазым вонючим пидарам больше ни за что на свете не захотелось бы и на милю приблизиться к Академии! – Сэр, благодарю за доверие! Вы же знаете, я не подведу вас ни в коем случае!… О да, Харрис, ты действительно большой специалист по вздрючиванию, ты настоящий профессионал своего дела! Я готов приступить к этим приятным обязанностям хоть сию минуту! Вот и прекрасно. Идите вниз и дайте понять, что у них началась настоящая служба! Да посуровей, посуровей, чтобы им служба медом не казалась!… Абитуриенты уже построились во дворе. МакКони, пришедший несколько позже остальных, подошел из-за спины к Мери и голосом официальным, не терпящим никаких возражений, спросил: Имя? Мери Томпсон. Год рождения? 1960. Место рождения? Штат Техас, папино ранчо. Рост? Метр пятьдесят пять. Объем талии? Пятьдесят восемь сантиметров. Объем бедер? Девяносто сантиметров. Цвет глаз? Голубой. Цвет волос? Натуральная блондинка. Размер ноги? Тридцать шесть с половиной. Глубина влагалища? А это тоже надо? Да, надо. Повторяю: глубина влагалища? Не знаю, не мерила… Плохо, Томпсон. Измерить и доложить! Хорошо… Надо говорить -«слушаюсь, сэр!» Слушаюсь, сэр! Сколько раз за один акт вы обычно кончаете? После этого вопроса Мери обернулась. Перед ней стоял улыбающийся МакКони. – Да как тебе не стыдно!- закричала девушка,- как у тебя только язык поворачивается!… МакКони захохотал. – Ладно, ладно, не обижайся. Просто ты мне сразу же очень понравилась… Мери несколько успокоилась: Ну, что тебя еще интересует? А какой у тебя телефон? – Телефон? Ты хочешь телефон?… Хорошо, запоминай: 147-76-52367. Хорошенько запомнил, не перепутал? – 147-76-52367? – переспросил МакКони,- обязательно позвоню, дорогая… Мери отошла в сторону. – А зачем ты дала этому типу свой телефон?- спросила у нее маленькая-маленькая негритянка,- я бы на твоем месте этому парню как врезала!… – Успокойся, это не мой телефон. Недалеко от нашего дома живет один парень-гомосексуалист, активный к тому же, его кличка -«Мери». Вот я и дала его номер… Маленькая-маленькая негритянка восторженно захохотала: Классно ты сделала! Сама знаю. Негритянка протянула Мери руку: Меня зовут Саманта Фокс Я тоже поступаю в Полицейскую Академию. Мери Томпсон. Надеюсь, мы будем друзьями, не правда ли, Саманта? В это время к абитуриентам подошли комендант Лассард и лейтенант Харрис. – Меня вы, надеюсь, уже знаете,- представился начальник,- а если не знаете, то напомню: я – комендант Лассард, руководитель этого учебного заведения. А вот это, рядом со мной,- Лассард показал рукой в сторону,- лейтенант Харрис. На протяжении четырнадцати недель он будет вколачивать в вас боевой дух. Лейтенант отличный педагог и, надеюсь, он быстро поможет стать вам настоящими полицейскими… Харрис сдержанно кашлянул. – За это время вы должны хорошенько освоить стрельбу, рукопашный бой, приемы самообороны, должны научиться отлично водить полицейский автомобиль… – А мне тоже дадут свой полицейский автомобиль? – выкрикнул с места Дуглас.- А то моя жена не доверяет ключи нашего «олдсмобиля»… Харрис свирепо посмотрел в его сторону. – Разговорчики, мать вашу так,- процедил он сквозь зубы,- не перебивайте господина коменданта… – Конечно, конечно, всему свое время. Так вот, вы обязаны овладеть всеми современными техническими средствами, обязаны научиться оказывать первую помощь при переломах, ожогах, родах, обязаны научиться четко и грамотно действовать при наводнениях, землетрясениях, тайфунах и прочих стихийных бедствиях. А самое главное – вы обязаны усвоить дух и букву закона… Во время этой речи Лассарда во двор Академии подъехала машина, из которой вылез толстяк Барби, а за ним – маленький коккерспаниель. Вытирая на ходу пот, толстяк поспешил встать в строй. Собака подбежала к Лассарду и принялась обнюхивать его штанину. – Так вот, главное, что вам следует усвоить – это дух и букву закона,- продолжал тот,- я говорю: законность, законность и еще раз законность, ничего, кроме законности… Тем временем собачка, став на задние лапы, принялась лизать промежность у коменданта. – Вы должны помнить, что на вас всегда может быть подана жалоба…,- собака продолжала лизать между ног Лассарда,- да-да, жалоба… жалоба…,- сказал комендант томным голосом.- Если вы будете… если ваши действия… будут неправомерны… если вы… о-о-о! – Чья это собака!- вдруг закричал Харрис.- Кто посмел привести собаку на территорию учебного заведения? – Моя, сэр,- несмело произнес Барби,- извините, сэр, это моя собака… – Увести немедленно!- закричал лейтенант.- Вы что, с ума сошли?… Лассард жестом остановил Барби: – Постойте, постойте… Очень даже милый песик… Как его зовут? Принц, сэр. О, я бы назвал эту собаку Принцесса… После знакомства с начальством будущие офицеры полиции отправились получать униформу. МакКони получил комплект одним из первых и, насвистывая что-то веселое, направился во двор. – Извиуните, а гдие вы поулучили фуорму?- нагнал его тот самый тип, что обещал засадить привезшим его девушкам по самые помидоры. А, форму? Иди вот по этой дорожке, там будет здание со стеклянной дверью, поднимешься на второй этаж первые двери направо. Спаусибо,- поблагодарил Джерри латиноамериканец,- оучень приузнателен. МакКони, потирая от радости руки, заранее предвкушал веселый спектакль. Прячась за машинами и деревьями, он отправился вслед за латиноамериканцем. Миновав стеклянные двери и поднявшись на второй этаж, тип в солнцезащитных очках зашел в помещение, указанное МакКони. За столом сидел какой-то полицейский сержант и читал письмо. – Вы, наверное, сотрудник ФБР,- поинтересовался сержант у вошедшего,- вы, наверное, Патрик МакКларен? Наверное,- улыбнулся тот.- Что вы читаете? Да, мне о вас говорил мой лучший друг, сержант 19 полицейского участка Феллер. Он говорил, что вы – отличный парень. – Наверное… – Друзья моих друзей – мои друзья. У меня не может быть от них никаких секретов. Тебя интересует, что я читаю? Да вот, пришло письмо от одной телки – она несколько месяцев назад сбежала от меня с каким-то грязным негром – будто бы по той причине, что у него эта штука побольше… Ну и что? Как ну и что? – Я спрашиваю,- у латиноамериканца почему-то пропал его дикий акцент,- я спрашиваю: ну и что? – Я тоже спрашиваю «ну и что». Хорошо, допустим, у этого черномазого болт побольше моего, хотя мой тоже хорош – папа, царство ему небесное, наградил. Ну и что, я спрашиваю, неужели это причина? – Может быть, это любовь?- высказал догадку латиноамериканец. – Какая там любовь, парень, не смеши меня лучше… Любовь у нее – ха-ха-ха! Просто это была самая настоящая курва с такой мышеловкой, как тоннель метрополитена. Любовь – ха-ха-ха! – Может быть, ты ее плохо удовлетворял? – Да старался, как только мог. Правда, у меня иногда – особенно после ночного дежурства,- тоже случались промашки: после пятой палки болт опускался как мертвый… – А что, пяти палок ей было мало? – Не то слово! Пять палок для нее – просто как легкая разминка! Неужели в самом деле такая ненасытная? Я же говорю – курва! – Может быть, у нее было бешенство матки? Надо было показать твою телку опытному врачу… – Ей бы только показать! Да она затрахала бы до смерти всю клинику!… – До смерти, говоришь? Это интересно… – Ты знаешь, я все переживал, что она с негром сбежала, переживал, а теперь получил это письмо, прочитал и рассмеялся… – Почему? Там написано что-то смешное? – Еще как! Представляешь – ей уже и негра недостаточно!… – Вот это да! Значит, того парня стоит только пожалеть – сам виноват! Ну и что она хочет – назад вернуться?… Она сама не знает, чего хочет… Так чего же ты переживаешь? – Да понимаешь, она, когда уезжала, украла у меня кое-какие безделушки… – Украла у полицейского? – Да. И написала: если ты подставишь меня, то я расскажу всем твоим друзьям, что ты импотент, всем твоим начальникам, и тебя выгонят с работы… Смелая, однако, девчонка! Да, этого у нее не отнимешь… А сколько ей? Восемнадцать. Я пердолил ее года два до этого… Она была девочкой? – Какое там! Понимаешь, она сама – из китайского квартала, а эти косоглазые начинают пилиться чуть ли не с десяти лет. Знаешь, как я с ней познакомился? – Как? – У меня за все время было много разных женщин- и белых, и негритянок. Но вот желтокожей не трахал ни разу. А тут вдруг один приводит эту девку ко мне домой, мы выпили хорошенько, а друг и говорит: а ты знаешь, что у косоглазых волосы на шахне не кудрявые, а прямые? Мне, конечно же, стало очень интересно, влил я в друга ударную порцию, он и отрубился, а я сам, не теряя времени, занялся девчонкой… – Ну и что, действительно прямые? – Вот тут меня настигло разочарование: она оказалась совершенно бритой! – А что было дальше? – Проснулся тот тип, что привел китаянку, увидал, что за время, пока он отдыхал, у нас народилось большое и светлое чувство, и смылся. А девка смеется, на шахну показывает и приговаривает:«Холосо, ой, как холосо! Есцо хоцу!…» А я уже – труп трупом, руки-ноги не ворочаются, не говоря о головке… – Сержант,- перебил собеседника латиноамериканец – сержант, все, что вы мне рассказали, конечно же, очень любопытно, но я пришел сюда совершенно не за этим. Сержант вопросительно посмотрел на мнимого агента ФБР: – А зачем же? – Дело в том, что я поступил в Полицейскую Академию и хочу получить форму – забыв об акценте, он быстро спохватился,- поулучить фоурму… Полицейский растерянно посмотрел перед собой. – Так какого же черта ты сказал, что служишь в ФБР, что ты приятель моего лучшего друга? Будущий офицер полиции улыбнулся: Я этого не говорил. Ты сам это мне сказал! Я это сказал? Да, ты. Не может быть! – Может. Я только сказал: наверное… Стоявший за дверями МакКони беззвучно хохотал… К вечеру того же дня все абитуриенты, наконец, получили форму и заселились по казармам: мальчики – отдельно, девочки – отдельно. Правда, в каптерке никак не могли подобрать форму соответствующего размера для толстяка Барби, но лейтенант Харрис пообещал, что после пяти-шести недель интенсивной физической подготовки Барби будет выглядеть семнадцатилетним манекенщиком. Барби заселился в одну комнату с латиноамериканцем Хуаном, а МакКони – со своим новым другом, негром Джоном Ларвелом. Самыми тупыми на курсе оказались два типа, бывшие сержанты морской пехоты Челз Колтон и Брайн Робертс. – Добрый день,- постучал к ним в комнату незадолго перед отбоем лейтенант Харрис,- ну-ка покажите, чем вы тут занимаетесь? – Готовимся ко сну?- прогавкал Колтон. Харрис довольно улыбнулся: – Молодец, молодец, вольно… И ты, Робертс, тоже. А я к вам вот по какому делу: мне кажется, что вы – единственные приличные люди среди всего этого сброда. Я смотрел ваш послужной список, скажу честно, впечатляет: Иран, Никарагуа… Вы – настоящие мужчины! – Рады стараться!- воодушевленно отчеканил Робертс. – Да, побольше бы таких ребят, как вы. А то понимаете, понабирали всякой швали – полным-полно черномазых, разных цветных, какие-то девки… – Так точно: шваль!- рявкнул в ответ Колтон. – Молодец! Я думаю, что с такими стопроцентными американцами, как вы, я всегда смогу найти общий язык. – Что следует сделать,- спросил Харриса Робертс,- может быть, передушить эту рвань сегодня же ночью? Сейчас же? Мы готовы,- он указал на Колтона,- хоть сейчас. Для нас это не только приказ начальства, не только выполнение служебного долга, но и просто удовольствие… – Будь моя воля, я сам бы перевешал всех этих вонючек на фонарных столбах,- ответил лейтенант,- да сами понимаете: нельзя! Мы будем действовать иными методами… – Какими же?- насторожился Робертс – Надо создать всей этой шантропе невыносимые условия: надо их как-нибудь так подставить, чтобы они сами свалили отсюда подобру-поздорову… – А как это сделать? – Вот за этим, дорогие ребята, я к вам и пришел. Один с этими гнидами я не управлюсь, мне очень нужна ваша помощь. – Можете на нас положиться! Харрис уселся на табуретку. – Сперва следует выкинуть из Академии самых гадких: во-первых, этого негра Ларвела, во-вторых, эту черножопую Фокс – представляете, негритянка, да еще и баба, хочет стать офицером полиции? Да, еще этот парень мне не нравится – тоже негр, его фамилия, кажется, Хайталл, высокий такой… – Да, мы его знаем,- ответил Робертс. – Так вот, в вашу задачу входит: наблюдать, выспрашивать, выведывать, шпионить, и в случае чего – тут же докладывать обо всем мне… Колтон несказанно оживился: – Наблюдать, выспрашивать, выведывать, шпионить – это я люблю еще с детства. В свое время меня даже били в школе за ябедничество… Хотя, если разобраться по справедливости, какое же это ябедничество – я просто помогал учителям и наставникам восстанавливать справедливость… – Мне нравится ход твоих мыслей,- похвалил кадета лейтенант,- мне очень нравится ход твоих мыслей. – Рад стараться, сэр! – Вот и хорошо. Значит,-Харрис дружески похлопал по плечу осведомителей,- значит, мы договорились. Чуть что – или мне, или коменданту Лассарду, но лучше ко мне. Ну, всего хорошего, спокойной ночи, ребята!… Утром новоиспеченные кадеты нестройными рядами вышли на свою первую зарядку. МакКони пристроился рядом с Мери Томпсон. – Ты знаешь,- сказал он,- ты мне все больше и больше нравишься,- особенно – твои бедра… – Да, всех мальчиков в нашем колледже они просто с ума сводили,- ответила та,- но как они только ко мне не подкатывались, ни у кого ничего не вышло… Не дав Мери окончить, Харрис закричал: – Строиться, строиться! Кадеты построились. Прохаживаясь перед рядом будущих полицейских, лейтенант начал так: – Вы все, попавшие сюда – самые мерзкие, самые гнусные подонки, каких стены этой Академии не видели с самого первого дня своего существования. Поняли мою мысль? Ошарашенные началом, кадеты молчали. – Я, лейтенант Харрис – самый зловредный, самый звероподобный инструктор в этой Академии. Поняли мою мысль? Кадеты продолжали молчать. – А если вы поняли мою мысль, то ответьте: почему вас, негодяев, определили именно ко мне? Кадеты растерянно смотрели на лейтенанта. – Ну и идиоты же вы, ребята!- Харрис гадко захихикал.- Меня определили к вам именно потому, что вы, все тут собравшиеся – законченные ублюдки! Впрочем, тут есть двое порядочных людей – курсант Колтон и курсант Робертс – ребята, покажитесь нам! Гордо подняв головы, Колтон и Робертс подошли к лейтенанту. – Молодцы, ребята!- сказал Харрис,- смотрите, как выглядят настоящие мужчины!… «Ну и влип же я,- думал, глядя на все это МакКони,- и командир полный кретин, и помощники у него такие же…» – Кадет Колтон и кадет Робертс!- скомандовал лейтенант.- Назначаю вас своими заместителями! – Рады стараться!- в один голос ответили те.«Да, дело совсем хреново,- продолжал размышлять МакКони,- этот зверь со своими заместителями нас поимеет во все дыры… Единственный выход,-сделать все возможное, чтобы меня отсюда поскорее выгнали…» – А теперь слушайте меня дальше,- прервал его размышления Харрис,- слушайте и запоминайте: вы все, тут собравшиеся – грязные вонючки. Так что если я только скажу -«вонючки»- это значит, что я имею в виду вас! Поняли? Угу,- нестройно понеслось по шеренге. Молчать!- заорал лейтенант,- вам, вонючки, слова не давали! «Может быть, сделать какую-нибудь маленькую подляну этому солдафону?- принялся размышлять МакКони,- сразу же два зайца убью: и хорошее дело сделаю, и дам повод меня отсюда выгнать…» На занятиях по теории, которые вел все тот же Харрис, МакКони со своим другом Ларвелом сражались в «морской бой». – Записывайте,- диктовал лейтенант,- записывайте, а то плохо усвоите:«Сроки кассационного обжалования и опротестования приговора. Кассационные жалобы и протесты на приговор суда первой инстанции могут быть поданы в течение семи суток со дня провозглашения приговора, а осужденным, содержащимся под стражей – в тот же срок со дня вручения им копии приговора. В течение срока, установленного для обжалования приговора, дело не может быть истребовано из суда. Прокурор, а также осужденный, оправданный, их защитники, присяжные заседатели и законные представители вправе ознакомиться с приговором в суде, с производством по делу и с поступившими жалобами и протестами…» Записали? А-4,- тихо шепнул негру МакКони, Убил,- также тихо ответил тот. – Продолжаю:«Кассационная жалоба или протест, поданный с пропуском срока, возвращаются лицу, подавшему жалобу или протест. Дополнительные кассационные жалобы или протесты, а равно как и другие письменные возражения на них могут быть поданы в кассационную инстанцию до начала рассмотрения дела…» Е-9,- шепнул негр своему другу. Мимо,- ответил тот. – Эй, вы, вонючки, чем вы там занимаетесь?- обратился лейтенант к играющим,- вы лучше бы послушали, что вам говорит умный человек… «В случае пропуска срока на обжалование или опротестования приговора по уважительным причинам лица, имеющие право на подачу кассационной жалобы или протеста, могут ходатайствовать перед судом, вынесшим приговор, о восстановлении пропущенного срока. Вопрос о восстановлении срока решается в распорядительном заседании суда, который вправе вызвать лицо, возбудившее ходатайства, для дачи объяснений…» «Обязательно отсюда свалю,- думал МакКони,- лучше отсидеть в тюрьме, чем тут – во всяком случае, там не заставляют конспектировать подобную ахинею-Бабу бы мне сейчас, а не слушать этого кретина. Вот уже третий день по утрам стоит, как телеграфный столб…» – «Подача кассационной жалобы или протеста на приговор приостанавливают приведение приговора в исполнение…»,- продолжал читать Харрис,- «по истечении срока, установленного для обжалования или опротестования, суд, вынесший приговор, направляет дело с поступившими жалобами или протестами в кассационную инстанцию штата и извещает всех заинтересованных лиц…» Во время этих грустных размышлений негр толкнул своего друга: – Не грусти, Джерри! Сейчас я тебя развеселю!… Поднеся ко рту кулак, Ларвел, имитируя голос коменданта по селектору, заговорил следующее: – Кадет Джерри МакКони, кадет Джерри МакКони! Вам надлежит срочно явиться в кабинет коменданта Лассарда, то есть в мой кабинет… Харрис поднял глаза от тетрадки и тупо уставился на повеселевшего Джерри: – Кадет! Разве это не к тебе относится? Сейчас же отправляйся к начальству!… МакКони поднялся с места и направился к выходу. Пройдя по коридорам и спустившись по лестнице, он пошел во двор Академии – к небольшому киоску, продававшему пиво. Лейтенант Харрис тем временем продолжал читать: – «Сроки рассмотрения уголовного дела в кассационной инстанции… Суд штата должен рассмотреть поступившее по кассационной жалобе дело в день, назначенный судом первой инстанции, но не позднее десяти суток со дня его поступления. При особой сложности дела или в других исключительных случаях председатель соответствующего суда своим постановлением может продлить этот срок, но не более, чем на десять суток…»,- Харрис встал из-за стола и подошел к Дугласу,- что-то не вижу, чтобы вам это было интересно… Не вижу рвения… – Мне очень, очень интересно!- ответил тот,- вы даже представить себе не можете, как мне все это интересно!… Харрис наклонился над записями кадета: – А что это тут ты записываешь в тетрадь? Ну-ка, покажи…- лейтенант взял тетрадь Дугласа в руки,- ну-ка, ну-ка… Фу, какая мерзость! Что это за слово такое на букву «п»? – «Продление», сэр… – Грязная вонючка, у тебя тут написано совершенно другое! – Но я готов присягнуть, что тут написано именно это слово! – Молчи, когда с тобой разговаривает начальство! Мне лучше знать, что тут написано! Вы, кадет Дуглас,- полный кретин, вместо того, чтобы овладеть на занятиях наукой побеждать преступный мир, вместо этого вы упражняетесь в нецензурщине!… Я доложу о вашем недостойном будущего полицейского поведении начальству. Харрис обернулся и направился к своему месту. – Продолжаю,- лейтенант вновь взял тетрадку,- записывайте, а то не усвоите:«Изменение приговора. В случае, если при рассмотрении дела в кассационном порядке будет установлено, что судом первой инстанции неправильно применен уголовный закон или назначено наказание, не соответствующее тяжести преступления, кассационная инстанция может, не передавая дело на новое рассмотрение, внести необходимые изменения в приговор с соблюдением соответствующих статей настоящего Кодекса, с тем, однако, чтобы наказание по измененному приговору не превышало первоначально назначенного наказания, а равно не был применен закон о более тяжком преступлении…» – записали? Ларвел обернулся к сидящему сзади Барби: – Хочешь, я сделаю сейчас так, что он будет читать ровно столько, сколько мы этого пожелаем? Сделай милость!- ответил толстяк. А сколько ты хочешь, чтобы он еще читал? Побыстрее бы окончил… – Ну, смотри…,- Ларвел, поднеся к губам кулак, вновь заговорил голосом селектора:«Лейтенант Харрис, лейтенант Харрис! Вам надлежит срочно подняться в кабинет коменданта Лассарда, то есть в мой кабинет… Лейтенант Харрис, лейтенант Харрис.»
|
