КРАЙ ВЕТРОВ: НЕКРОМАНС 11 страница. А тут эта девочка, теплая и хрупкая – и на тебе, тоже колдунья

А тут эта девочка, теплая и хрупкая – и на тебе, тоже колдунья! И, притом, какая-то не простая... Однозначно, волшебная. Но это я не о том, что колдунья, а о том, что она волшебная сама по себе.

И мне бы сейчас поговорить об этом с кем-нибудь, кто умнее меня или хотя бы циничнее, чтобы этот кто-то за меня проговорил самые страшные и самые жестокие слова. Те, что про голод плоти и про бессмысленность чаяний. Те, которые про разницу между любовью и влюбленностью. И чтобы с видом поумнее, и тоном наставительным, и чтобы я поверил снова, что лучше быть одному, что мне на моем веку хватит моих друзей, чая, сластей и струн, красной луны над гребнями старых гор и выдуманных другими юных дев, что живут на страницах недописанных книг; что быть, вот так, самому по себе - это хорошо и правильно, и это единственный оптимальный вариант для таких, как я.

В окно, как нарочно, заглянула луна и стала светить мне прямо в лицо. Я еще немного поворочался, прислушиваясь к мерному сопению Эль-Марко и различая за ним тихое дыхание сладко спящего Ромки.

Да, вот такой минус отличного слуха помноженного на привычку к холостяцкой жизни: незнакомые, аритмичные звуки мешают мне заснуть. Я проворочался еще пятнадцать минут. Сел. Глаза очень скоро привыкли к темноте, как это у меня всегда бывает. Я, понадеявшись на какую-никакую свою ловкость, тихо-тихо встал и, медленно, почти крадучись, вышел из каминного зала. Деревянный пол, которому, казалось бы, ни к чему мне содействовать, на удивление не скрипел, как и дверь в комнату Мари, изначально приоткрытая. Я бесшумно пробрался внутрь, прикрыл дверь за собой и, аккуратно облокотившись на край стола, стал разглядывать спящую девушку.

Я чувствовал себя преступником, извращенцем и... молодым, до ужаса юным. Ощущать свой возраст – пускай и неверно, - было для меня чем-то новым и странным.

Мари спала в пижаме, в обнимку с кошкой. Кошка следила за мной одним зеленым глазом, иногда моргая, но уходить она явно не собиралась. Тем лучше, - меньше шансов разбудить хозяйку.

Не знаю, что на меня нашло и зачем я вообще туда пришел. Знаю доподлинно только одно: смотреть на спящую девушку было не только волнительно, но и очень приятно. Если бы я умел рисовать, я бы обязательно запечатлел ее. В тусклом свете луны она была прекрасна и нежна, и я не видел в ней никаких изъянов, даже если они и были.

Грешным делом я подумал о том, что с радостью махнулся бы местами с кошкой, но кошка была явно против.

Пылинки плясали в приглушенном свете луны. Блики от зеркальца на столе и стеклянных створок шкафа неровно ложились на бледные ключицы и обнаженные плечи. В тонких пальчиках Мари запутались светлые прядки, и какой-нибудь не обремененный изысками оригинальности бард сказал бы, что волосы у Мари цвета верескового мёда. Но вересковый мёд скорее красен или рыж, и лучше бы этот бард сказал так обо мне.

И - да, я в этот миг не думал почти ни о чем, и это я зря. Нужно было понять, как нам искать ключ от всех дверей, кроме одной, - или хотя бы узнать, с чего начать. Но я смотрел на спящую колдунью вероятностей, и эта девочка казалась мне чем-то поистине невероятным.

Я ушел так же тихо, как и пришел. Быть может, ей приснится что-нибудь из юношеского фольклора, того, где у полуночных визитеров огромные черные крылья, огненные глаза и доброе сердце.

 

Поезд резал ночь, как нож режет масло, вырывая своих пассажиров из резервации городов, неся их в своей утробе - в блаженном 'нигде'. Времени здесь как будто бы не было, телефонная связь пробивалась урывками, запахи, приглушенный свет, разговоры - все это казалось частью иной реальности.

Камориль любил поезда. Когда он ехал в поезде, ему нравились даже его попутчики. Причем, вне зависимости от того, кто это: женщины, мужчины, старики, дети, инвалиды, попрошайки, жулики или проповедники. Откуда-то в этом 'нигде', которым представлялся ему поезд, рождалась в нем приязнь к роду человеческому, к которому он сам, по большей части, все еще принадлежал. Люди ему нравились не только сами по себе, но даже в совокупности со своими проявлениями, что, по сути, достаточно странно. Его умилял храп грузных усталых мужчин и ор годовалых младенцев, ругань семейных парочек и нестройные песни под раздолбанную гитару, которыми развлекали себя похмельные короткостриженные юнцы.

Ему очень хотелось курить. До прибытия оставалось всего ничего, и Камориль вышел в тамбур. За окном, в тусклом предрассветном зареве, мелькали соленые озера, похожие на множество серебристых зеркал.

- Давненько я здесь не был, - проговорил он.

Озера сменил лес, затем предгорья с рассыпанными тут и там маленькими поселками, потом поезд пересек арочный железный мост над широкой порожистой рекой, и, здорово поднявшись над уровнем моря, причалил к белостенному вокзалу в крохотном городке посреди высоких гор, который, как всегда, был плотно укутан облаками. Постояв здесь с четверть часа, поезд двинется вглубь материка.

Камориль ступил на перрон, и влажный, промозглый холод, свойственный этой местности, тут же безжалостно обнял его, поприветствовав, как родного. Выдыхая облачка пара, золотящиеся в первых солнечных лучах, некромант направился к кофейному аппарату.

Редкие утренние прохожие смотрели на него удивленно: для такого небольшого города он выглядел диковинкой.

Горячий черный кофе без сахара был именно тем, что нужно. Камориль согрел об пластиковый стакан озябшие пальцы. Потягивая дрянной дешевый напиток, он с ухмылкой вспомнил о том, как Ромка спросил, а как же у него растут волосы. Вероятно, мальчуган свято верит, что Камориль мёртв. 'Но знал бы ты, как тяжело я боролся за эту жизнь и за само желание жить... Ты бы наверняка во мне разочаровался', - подумал Камориль.

Вдохнув поглубже непривычно чистый горный воздух, Камориль как будто бы 'нырнул' в город. Он скользил по узким запутанным улочкам, как черный призрак своего собственного прошлого. Он с легкостью узнавал улицы, по которым шел, но его самого тут некому было узнать.

Вскоре Камориль вышел на пустырь, упирающийся в почти отвесную скалу, в которой была выдолблена каменная лестница. Лестница уходила в облака - в прямом смысле слова. Вздохнув и еще раз обернувшись на город, купающийся в теплом утреннем свете, Камориль стал подниматься вверх, постепенно погружаясь в еще больший холод и ограниченную видимость.

Подъем длился примерно час, но некромант знал, что этот отрезок пути - не самый сложный. Он требует физической подготовки, но в целом не представляет собой ничего сверхъестественного.

А вот дорога по плато, где ветер носит облака с огромной скоростью, - этот путь дастся ему тяжело, хотя бы потому, что бередит в душе не самые лучшие воспоминания.

Здесь повсюду острые голые камни, а уши закладывает от перепадов давления. Нормальные люди не стали бы жить здесь, если бы только не крайняя нужда. Если бы только им не хотелось выстроить дом там, где их никто не будет искать.

Густая тень от ветхого на вид особняка с заколоченными окнами накрыла Камориль. Стало еще холоднее, но дом защитил его от ветра. Некромант окинул взглядом потемневший от времени фасад, мусор во дворе, мертвые, пустые канализационные трубы с разорванной изоляционной обмоткой, погнутый во многих местах чугунный забор.

- Э-э, да не ходи туда, сынок, - внезапно окликнула его бабка, погоняющая куда-то вверх по тропке пятерых коз. - Гиблое место!

- Знаю, - улыбнулся Камориль. - Будь здорова, мать! - зачем-то крикнул он старухе вслед. И подумал, что сделал так только потому, что так бы на его месте повел себя Мйар.

Калитка скрипнула, и некромант вошел во двор.

Место было и правда 'гиблое'. Ощущение смерти было острым. Ее здесь было много, и не вся она была старой. Камориль слегка прикрыл веки, прислушался к своим ощущениям, позволяя неприятному, тревожному зуду распространяться с пальцев выше по рукам, до локтей, и по плечам, перебираться на спину и поясницу.

Здесь совсем недавно убивали коров, кошек, волка и двух человеческих детей. Детей восстанавливали скелетами, и вон их раздробленные кости лежат на земле, перемешанные с углем. Во многих неживых предметах во дворе, казалось бы, для этого вовсе не предназначенных, заключены духи умерших, как насильственной, так и естественной смертью.

Камориль коснулся рукой треснувшего чугунного горшка, мгновенно разрушая тонкую связь между духом и его обиталищем. Некромант не хотел освобождать всех мертвецов, томящихся здесь из-за капризов его сумасшедшего знакомца. Так он просто предупредил хозяина о своем присутствии.

Входная дверь оказалась не запертой. Камориль вошел внутрь и сразу же погрузился в почти кромешную темноту.

Но он знал здесь все.

Наощупь он нашел лестницу и стал подниматься наверх. Ощущение смерти стало еще более отчетливым. На втором этаже света оказалось чуть больше. Солнце все-таки проникало в щели заколоченных окон, образуя прямые желтые столбики яростно пляшущей пыли.

Камориль шел по правому крылу особняка, к самой большой комнате второго этажа. Двери в нее не было, но вход загораживали ярко-синие занавески с пришитыми на них медными монетами.

Монеты мелодично звякнули, когда Камориль вошел.

- Я знала, что ты придешь, - произнес низкий женский голос.

 

- Вы идите, - сказала баба Паша, - вы ее с собой не берите. Видели, она спит? Вот пускай себе спит.

Я поставил на стол пустую чайную чашку.

- Спасибо за чай, и за ночлег, и вообще, - я зарылся пятерней в волосы, почесывая затылок. – Плохо, конечно, вот так, не попрощавшись, уходить...

- Я ей передам от всех вас приветы, не волнуйся!

Баба Паша мыла посуду зеленой губкой. В утреннем свете латунные трубы блестели особенно ярко и тепло. Ромка дожевывал бутерброд, Эль-Марко сонно тер глаза. Я, встав, пододвинул стул к столу.

- И знаешь еще что, - баба Паша обернулась ко мне, оторвавшись от своего занятия, - ты не думай чего. Вы еще точно встретитесь.

- Кто? - не понял я.

- Вы все встретитесь. Ну и ты встретишься с тем, кто тебе дорог, это я тебе как колдунья вероятностей говорю.

- И за это спасибо тоже, - я улыбнулся. - И все-таки, баб Паш, что такое 'ключ, открывающий все двери, кроме одной'?

- Знать не знаю, - жестко отрезала старая женщина. - Это кто тебе такой чепухи наплел? Маришка что ли?

- Ну.

- Ну, если разве Маришка, - голос бабы Паши потеплел, - тогда это может иметь смысл.

- Это было ее пророчество, - решил уточнить я, - я сам видел и... чувствовал это. Это была настоящая магия.

- А ты будто разбираешься в магии? - ухмыльнулась старуха. - Ты как будто бы магию видел?

- Дядька Зубоскал, ты с баб Пашей не спорь, - вмешался Ромка. - Она всяко лучше знает.

Я подумал, что мальчик очень даже прав, а потому замолк. Наверное, к людям с возрастом приходит некая иррациональная мудрость, смешанная в равных пропорциях со смирением и обреченностью. Спорить с ними, и правда, нелепо.

Но иногда такого осознания недостаточно, и любопытство пересиливает. И я все-таки произнес:

- Что бы это ни было, вы же не... - я замялся, - ну, вы же отказались отвечать нам на наш вопрос.

- Все ответы у вас уже есть, просто вы их не видите, - сказала баб Паша, не оборачиваясь. - И я не вижу, потому что я - это я, а ты, сынок, это ты и есть.

- Ну, мы пойдем, - произнес Эль-Марко, увлекая меня за собой, к входной двери, пока я еще чего не спросил. Не то чтобы баба Паша мне не нравилась. Нет, старухой она была вполне сносной. Просто я не знал, что нам дальше делать. И я пытался получить от нее хоть какую-то дополнительную информацию. Камориль ведь говорил, что колдунья вероятностей нам поможет. Но предсказание Мари (лично мне) все только больше запутало. Что за ключ? Где его искать? С чего начать хотя бы?..

Когда мы уже вышли на мостик, ведущий через озеро от дома к берегу, баба Паша окликнула меня:

- Эй-ей, молодежь, погодите чутка… Да-да, ты, рыжий, постой. Я тут кое-что вспомнила, посмотрев на тебя издалека...

Я не стал ничего спрашивать, ожидая, что она сама продолжит. Но она молчала.

- Что? - все-таки спросил я.

- Ты Даньку Белого Когтя знал, - сказала она. – Да. И он тебя выходил. И он тебе был как отец.

- Он был мне... скорее другом, - хмыкнул я.

- Это все поверху, - старуха махнула рукой, - а по сути...

- А вы знали Даньслава? - напряженно спросил я. Внутренне я понимал, что если упрекнуть ее в том, что она не рассказала этого раньше, старуха может взбрыкнуть и не ответить. Потому я как можно более просто спросил: - И какой он был?

- Он был... очень статный, красивый, - ответила баба Паша, подумав. - Все девки по нему сохли. Но в нем жило тяжелое одиночество, и вся его красота, ум, все его возможности его самого не грели и не утешали. Глупо так жить, счастье - оно ведь штука простая, на самом деле.

- А откуда вы знаете его? - я говорил медленно, бесцветным голосом. Мне казалось, что я хватаюсь за ускользающую атласную ниточку, за тусклый намек на истину, которую мне нужно знать.

Бабка задумалась.

- Он приходил ко мне, за советом, как водится. Все ж таки в одном городе живем, а колдуний вероятностей не так уж много, чтобы перебирать. И он спросил...

Я терпеливо ждал, когда она вспомнит. Ромка молчал, Эль-Марко опустился на корточки и стал глядеть в озеро.

-...и он спросил, что может ему помочь, - наконец выговорила старуха. - Такой вот вопрос, все как будто сговорились, приходят и спрашивают все время одно и то же, одно и то же!

- И что вы ответили ему? - спросил я, не надеясь на какой-либо ответ вообще.

Бабка поджала губы и отвела взгляд:

- Я, как было, ему сказала. Ничего, говорю, тебе уже не поможет. Слишком много ты наделал, слишком все перепутал. Есть во всем предел, у всего есть конец. Тебя, говорю, ничего не спасет. Жестоко так говорить? Пускай. Но не врать же я ему должна была, так?

- Так, - кивнул я.

- Но ведь мой дед был судьбоплет и пророк, вы же сами так сказали! - выпалил Ромка. - Зачем ему приходить к колдунье вероятностей, если колдунья его слабее?

- Так ведь не боги горшки обжигают, - улыбнулась баб Паша. - А теперь все, все, кыш, заболтались на пороге... Удачи вам! Идите с миром!

Она закрыла за нами дверь, и мы пошли. Просто молча пошли вперед, кое-как ориентируясь на местности. По идее, к трассе можно было пройти каким-то путем покороче, чем тот, который мы одолели ночью. Перед тем, как ложиться спать, Мари распечатала нам карту местности и нарисовала примерно, как и куда идти.

Я запоздало понял, что она и не собиралась с нами никуда уходить. Откуда у меня в голове взялась мысль, что Мари пойдет с нами? Она и так нам очень помогла. Наверное, мне просто не хотелось расставаться с ней так скоро, хотелось пообщаться с ней подольше.

- Дядька Зубоскал, и что же мы будем делать? Как мы будем искать этот ключ? – спрашивал Ромка.

Его можно было понять. Если бы тут был Камориль, я бы спрашивал то же самое у него.

- Эх, Ромка... сложное ты мне задание, конечно, подкинул, с этими своими снами, похищениями, тетками монстроидными... Ключами странными! Мне не хочется этого признавать, но, похоже, мы в тупике. Точнее сказать, я не имею никакого понятия, как нам искать этот самый ключ, и где.

- Я вчера предлагал проверить базу артефактов, - напомнил Эль-Марко.

- Базу вашей гильдии? - уточнил я.

- Не знаю, будет ли это эффективно, - Эль-Марко задумался. - Официальных гильдий всего четыре. Естественно, что информацией друг с другом они делятся неохотно. Даже если базу гильдии некромантов проверит Камориль, а я сверюсь с информацией в гильдии целителей, то останутся еще чтецы и элементалисты. Ну, и поглощающие, конечно же, но как к ним пробраться - вообще другой вопрос...

- О-о, Мйар, расскажи мне про все гильдии! - воодушевился Ромка. - А у пророков гильдия есть? И кто такие чтецы?

- Чтецы - это сборное название всех тех, кто имеет дело с мыслями и сознанием, - пояснил Эль-Марко вместо меня. - Они телепатически общаются, умеют вселяться в животных во сне и наяву, умеют менять людям память, а самые сильные даже могут прямо вот на живую личность перекраивать... но это, конечно же, запрещено.

- И Камориль, кажется, немного в этом всем сечет, да? - предположил я.

- Немного есть, - согласился Эль-Марко. - Иначе как бы он с памятью умирающих работал тогда.

- Камориль крут! - заявил Роман.

- В профессиональном плане - несомненно, - я чуток скривился. - Но... Эти его... Короче. Нужно подумать, можем ли мы получить доступ к базам артефактов всех четырех гильдий. Сдается мне, такие полномочия есть у поглощающих.

- Если весь инвентарь оцифрован, - добавил Эль-Марко, - то нам можно и не связываться с поглощающими. За определенные денежки можно нанять специалистов, которые (чисто теоретически) могут нам эти базы взломать.

- Криминал, - погрустнел я. - Не люблю я правила нарушать так вот однозначно. К тому же, думаешь, это реально устроить?

- Были б деньги - почему нет? - Эль-Марко пожал плечами.

Тем временем, следуя карте, мы вышли на пригорок, с которого была видна трасса. Ветер трепал тонкий листок, норовя вырвать его из рук. Мы еще некоторое время осматривались, выбирая, как пройти к трассе наиболее коротким путем, а потом решили идти напрямик по случайным тропкам, коих тут было вдосталь. Авось выведут куда надо, тем более что заплутать тут днем весьма сложно.

- А что, если нам нанять чтеца, который завладеет на время поглощающим, и через него проверить базы? - высказал я сумасшедшую идею.

- Не выйдет, - просто ответил Эль-Марко. - На то он и поглощающий. Он только почувствует себя бодрее, вот и все, попросту усвоив направленную на него магию.

- Хм, да, чародейств я не знаток, - признался я.

- Так а у пророков есть гильдия? – снова спросил Ромка.

- Официальной нету, - Эль-Марко сунул руки в карманы. - Считается, что магия пророков и прорицателей... слишком непрактична, чтобы как-то какие-то гильдии организовывать. Да и мало их. Меньше, чем даже целителей.

- Понятно, - с сожалением протянул мальчик.

- Что же тогда делать... - я никак не мог собрать разбежавшиеся мысли. - Может, опять в департамент сходить...

- Мне, чтобы послать запрос в гильдию целителей, придется немного поплясать с бубном, образно выражаясь, - заметил Эль-Марко. - Там же все не просто так.

- С каким бубном? - не сразу понял я.

- Это я так бездарно шучу, не обращай внимания, - Эль-Марко отмахнулся. - Ну, в общем, это тебе не электронным письмом в гильдию некромантов обращаться. И даже не бумажным по почте.

- А каким еще?

- А вот почтовым голубем, - как-то немного горько и чуть-чуть смущенно ответил Эль-Марко.

- Почтовым голубем? - хором переспросили мы с Романом.

- А смысл?.. - это спросил уже я.

- Смысл... - Эль-Марко задумался, как будто бы пытаясь адаптировать сложный для понимания специализированный текст, - смысл довольно не тривиальный. Я сейчас, конечно, тайну разглашаю, но что уж тут попишешь... В общем, гильдия целителей плотно сотрудничает с чтецами. Вместе они как бы 'дружат' против гильдии некромантов и элементалистов. Почему именно такой расклад? Как я понял, это у нас сложилось исторически. Не то чтобы гильдии как-то открыто воевали друг с другом. Нет. Это, скорее, похоже у них на взаимную обиду из-за, ха-ха, недостатка взаимности. Некроманты и элементалисты, в целом, более 'атакующие'. Но им труднее защититься от происков чтецов, которые, будучи упрямыми моралистами, издавна поддерживают целителей. Как, спросите вы, это все относится к надобности посылать запрос почтовым голубем? - Эль-Марко странно улыбался.

- Спросим-спросим, - кивнул я, - рассказывай давай уже.

- Ну так вот. Самый большой секрет гильдии целителей заключается в том, что все ее материалы и знания хранятся в... - Эль-Марко замолчал, запнувшись на полуслове. Но потом, выдохнув, все же сказал: - В мозгах у птиц.

Я недоуменно нахмурился:

- В мозгах... птиц?

- Так точно. Это совместная работа целителей и чтецов. Есть определенная популяция э-э... магически модифицированных птиц. Когда они собирают птичий базар, то представляют собой живое скопление информации, этакий организм из организмов... то есть, разум из разумов. Да, Мйар, я понимаю, как странно это звучит. Соответственно, одна птица не представляет собой никакой ценности для вражеского шпиона.

- Вот век живи, век учись! - я был несколько ошарашен. - Так и... и это голуби, да? Но разве это... выгодно? Держать информацию в птицах? Они же... смертны...

- Вот именно, Мйар. Они не только смертны, но еще и отлично размножаются, - Эль-Марко улыбнулся, - Это же целители, Мйар. Все, что связано с жизнью, регенерацией, с процессами роста и размножения... это все их ремесло. Ну, наше ремесло, конечно же, просто я немного не по этим делам... И эти птицы - они изменены не поверху... они глубинно изменены. Голуби ведь оседлые, так? А эти меняют дислокацию своих базаров, причем, хаотически. И те почтовые голуби, которыми отправляются запросы, - они узнают о месте сбора сородичей тоже... не сами по себе, а из-за внесенных в их природу изменений.

- А если стая как раз в полете? - уточнил Ромка.

- Голубь может созвать нужных ему особей... Это не слишком быстро, зато - по мнению гильдии, - очень практично, - Эль-Марко пожал плечами. - Я сам не в восторге от такого. Я бы живую природу не трогал так глобально. Смею надеяться, что чтецы и целители прошлого так все рассчитали, что экологии это особо не повредило и не вредит. Короче говоря, чтобы отправить запрос, мне нужно поехать в специализированную голубятню.

- Мы с тобой поедем, - сказал я. - Во-первых, других идей у меня нет, а во-вторых, я бы сейчас не хотел рисковать и оставаться один. Ну, Ром, с тобой, конечно же... Просто, я не уверен, что смогу сам одолеть тварь типа той, что мы... встретили... вчера. Проклятье, мне кажется, это было неделю назад!

- Да без проблем, - Эль-Марко пожал плечами. - Голубятня - на маяке. Если поспешим, будем у меня в полдень, быстро пообедаем, а там сядем на моего стального коня и за час доберемся до маяка.

- Втроем, что ли? - удивился Ромка.

Эль-Марко хмыкнул:

- Ну, Мйару можно зажать струну и пустить бегом, но я не уверен, что...

- У тебя там, по соседству, прокат мопедов есть, я видел, - напомнил я, отнюдь не обрадованный перспективой легонькой пробежки в пятьдесят километров. - Так что, разберемся, если что.

 

Человеколюбие Камориль иссякало сразу же, как он выходил из поезда. Но от мизантропии он, тем не менее, не страдал. Он вообще не страдал от сильных чувств, коих ощущал в себе недостаток, а потому наслаждался ими. Кроме, разве что, нелюбви к своей семье.

- Я не собирался тебя как-то радовать или разочаровывать, - произнес он бесстрастно. - Но раз уж ты... прислала за мной свое мясцо... хотя я говорил тебе не единожды, чтобы ты прекратила все это. Но ты все равно пытаешься. И теперь ты захотела убить меня! Да, я пришел, Эррата, теперь уже я не мог не придти.

- Все верно, - с улыбкой ответила молодая женщина пышных форм, возлежащая на синей софе. - Так и есть, Йер. Ты пришел. Именно это мне и было нужно. Ты иначе бы не пришел.

Камориль брезгливо поморщился. Он все еще стоял в дверях, придерживая рукой синюю занавесь, и теперь молча рассматривал, во что превратилась гостиная в 'чутких' руках Эрраты.

Наконец он решил, что сесть на стул возле запыленного рояля более-менее можно. В конце концов, обивка его на вид чиста, пятен крови, вроде бы, нет. Уже хорошо. Опустившись на синий бархат, он вздохнул:

- Проклятье, Эррата, что ты творишь, сумасшедшая? Как ты можешь тут жить? Что ты делаешь вообще?

Эррата, потянувшись, села на софе. С нее соскользнули полупрозрачные черно-красные кружева, прикрывавшие до этого ее прелести, и исправлять это обстоятельство она никак не собиралась. Она улыбнулась Камориль, проведя рукой по левой груди и вниз, по плоскому бледному животу, до пупка.

- Как же это мерзко, - произнес Тар-Йер. - Как можно было до такого докатиться, Эррата!..

Она встала с софы и сделала два шага вперед так, чтобы встать в узкой полоске света, пробивающейся из-за не плотно задернутых штор. Свет рельефно выделил ее неестественно худую талию, покатые бедра и большие, тугие груди, блеснул на носках ее высоких лаковых сапог.

- А что тебе не нравится, Камориль? - спросила она нежным, почти детским голосом.

Камориль закрыл лицо рукой. Ладно, гостиная. Ладно, эта несусветная вонь. Да, некроманты работают с неживым, мертвым и с пограничными состояниями между жизнью и смертью. Да, у каждой профессии есть издержки. Но есть же и какие-то границы у всего. Есть же этика, в конце концов, есть эстетика.

Был бы тут Мйар, его бы точно стошнило, причем, сразу же. С его-то чутким носом.

Камориль отнял руку от лица, чтобы обнаружить Эррату прямо напротив себя, нерешительно теребящую наманикюренными пальцами последнее, что спасало ее от полной наготы - латексную юбку-ленту-пояс. Он отвернулся от нее. Бесстрастно оглядел гостиную еще раз, подсчитывая количество мертвецов. Итак, двое под софой, самые свежие, не стабилизированы ни разу, но еще не протухли. Выпороты посмертно. Трое в прозрачных аквариумах, лирически плавают в формальдегиде. Пять-шесть свалено бесформенной кучей в углу, но они высушены напрочь. Так что же это так воняет?.. А вот, видимо, и источник 'благоухания' - сшитые боками безголовые тела мальчиков, нанизанные на железные пруты. Эррата не потрудилась кинуть на них консервацию разложения, и в прошлом прекрасные тела представляли собой по меньшей мере - отвратительное зрелище, по большей - мерзкий перевод материала.

Эррата глянула в ту сторону, куда смотрел Камориль.

- А, это... - она поджала пухлые губы. - Я, знаешь, все пытаюсь понять... какова связь между братьями... Какова она на самом деле. Или какой может быть.

- Ты живешь здесь? - еще раз спросил Камориль.

- Нет, хороший мой, я здесь только последние несколько дней, до этого я редко навещала наш дом, только для проведения экспериментов.

- Тупая ты курица, - тихо проговорил Камориль. - Ты бездарность, Эррата. Как же ты мне отвратительна.

Она рухнула перед ним на колени, схватилась за лодыжку и прижалась к ней, дрожа.

Камориль опустил взгляд на заплетенные в десятки спутанных косиц волосы Эрраты. Они были выкрашены в зеленый, синий, фиолетовый и платиновый цвета. Камориль взял ее за волосы и заставил посмотреть себе в глаза. Она смотрела на него с улыбкой, смотрела темными страшными глазами, ежевично-фиолетоватыми, и разрез их был знаком и привычен до боли, до ужаса, до отвращения.

- Чего ты хочешь, заблудшее ты дитя?.. Чего ты хочешь от меня? - спросил Камориль все так же тихо.

- Я хочу быть вместе с тобой, - Эррата отпустила его лодыжку, положив ладони ему на колени. Подалась вперед. - Ты нужен мне, Йер, я без тебя схожу с ума. Я хочу быть снова с тобой.

Всей его относительной безнравственности не хватало, чтобы принять ее, как есть. Впрочем, Камориль и не хотел ее принимать, хотя бы потому, что не мог.

Эррата скользнула руками по его бедрам:

- Камориль, ты ведь тоже хочешь быть со мной. Ты хочешь меня. Давай станем одним. Давай снова станем одним целым.

Камориль нахмурил брови, сжал губы и резко встал, отбросив от себя Эррату. Он едва сдерживался, чтобы не взорваться. Стал ходить по комнате. Остановился, обернулся к девушке. Она лежала на полу, бесстыдно расставив ноги, и руки ее скользили по ее же бедрам, животу и обнаженным грудям.

- Что ты сделал со мной, - произнес Камориль. - Чем я так не нравлюсь тебе, Эррата?

Девушка села.

- Я люблю тебя, Камориль, - сказала она. - Больше, чем кто-либо еще. Больше, чем кто-либо когда-либо будет любить тебя.

Камориль шагнул к ней, тоже опустился на колени, взял ее правую руку в свою. Ладонь Эрраты была довольно крупной. Того же размера, что и у Камориль.

- Но тогда зачем, скажи мне, девочка, ты послала ко мне своего полуживого с отцовским парабеллумом? - спросил он.

- Все просто, - улыбнулась Эррата, отняв свою руку у Камориль и начав расстегивать пуговицы его рубашки. - Я люблю тебя. И она это знает. Она пришла ко мне во сне и сказала, что нужно делать, чтобы ты стал моим. И - как видишь - она не ошиблась. Ты - мой. Ты пришел ко мне.

- Кто такая 'она'? - спросил Камориль, стараясь не выказывать своего отвращения ни единым жестом.

- Она... Богиня, - Эррата запечатлела на шее Камориль поцелуй. Он остался недвижен. - Она сказала, что ты принадлежишь мне. И что мертвым ты станешь моим навсегда. Что тебя нужно убить, - Эррата добралась до уха некроманта и слегка прикусила его. - Ха-ха, она знает, что мне нужно, но мертвых игрушек у меня много, а ты... ты - другое... И я подумала, что, раз она хочет тебя убить, то лучше уж ты будешь моим по-моему. Чтобы живой, и чтобы как раньше, - Эррата спустилась ниже, к груди, и сейчас смотрела на Камориль снизу вверх. - Но знаешь, братец, я пробовала соединять двойняшек, но что-то у них не срослось... Потому, я думаю, мы можем соединяться иначе, как это делают мужчины и женщины, время от времени...

Камориль лихорадочно соображал. Итак, 'Богиня'. Богиня, которая переоценила сумасшествие Эрраты и недооценила ее 'любовь'. Или, поняла то и то неверно, превратно, в меру своего собственного безумия. И эта Богиня хотела его смерти. Камориль опустил взгляд вниз, на макушку Эрраты, самозабвенно облизывавшей его сосок.