Диктатор и император Гай Юлий Цезарь

 

Достоинство – это внешнее проявление непоколебимого

самоуважения. Оно делает человека человеком.

Книга самурая

 

Начнем, согласно античной традиции, характеристику римских им­ператоров с Гая Юлия Цезаря, хотя некоторые историки, к при­меру, Г.Ферреро, называли его скорее разрушителем, нежели созида­телем. В отличие от корифея немецкого и всего европейского анти­коведения Т.Моммзена, для которого Цезарь был наиболее результа­тивным поли­тиком Древнего мира, конструктивным строителем новой монархиче­ской системы – Империи, Ферреро полагал иначе. Пожалуй, будет лучше выразиться словами известного итальянского историка: «Исто­рическая роль Цезаря не была ролью великого госу­дарственного чело­века, призванного внести порядок в хаос эпохи. Это была роль великого человека действия, предназначенного олице­творять и привести в дви­жение в борьбе с традициями старого земле­дельческого общества все революционные силы торговой эпохи: религиозное неверие, моральный индифферентизм, отсутствие се­мейного чувства, политический оппор­тунизм и недисциплинирован­ность, презрение к традициям, восточную роскошь, хищный милита­ризм, спекуляцию, подкуп, демократический дух, умственную утон­ченность, первое смягчение варварской жестоко­сти, страсть к искус­ству и знанию… его роль, подобно роли Помпея, Красса и всех их имевших успех современников, была в особенности ролью разруши­теля… Это поколение подготовило трансформацию древнего мира в великое единство Империи, ибо своей борьбой и ус­воением новых нравов оно ускорило в Италии падение старого латин­ского общества. А в провинциях своими войнами и грабежом вызвало разрушение древних политических и социальных организаций, очистив таким образом почву для принятия нового единого строя. Цезарь был вели­ким человеком этого ужасного момента… Я утверждаю, что если Цезарь более всех своих современников содействовал возрождению древнего мира, то лишь потому, что разрушил более всех прочих…»

Противоречивое высказывание, не правда ли? И, думается, одно из самых противоречивых мнений о Цезаре в исторической науке. Но если автор признавал содействие Цезаря «возрождению древнего мира», то почему он считал его преимущественно разрушителем? Мы, отнюдь не претендуя на истину в последней инстанции, попыта­емся разрешить это противоречие, опираясь прежде всего на анализ фактов. Ведь, как спра­ведливо отметил современный историк антич­ности К.Крист, «кто пишет о Цезаре, должен соизмерять свой вклад с огромными историографиче­скими достижениями. Превзойти их удается только немногим».

 

По сведениям античных писателей родился Гай Юлий Цезарь 12 квинтилия (который потом в его честь будет переименован в июль) 100 г. до н.э., хотя в XIX в. выдающимся немецким историком Тео­дором Моммзеном было высказано предположение, что год его рождения 102 или 101. Фамилия «Цезарь», по мнению одни исследо­вателей, происхо­дит от мавританского слова «слон»; по мнению других, она обозначает длинные волосы на голове новорожденного (caesaries), или голубые подвижные глаза. Гай Юлий гордился своим происхождением из древ­него и знатного патрицианского рода Юлиев, правда, ко времени его появления на свет обедневшего. Несмотря на это, он получил прекрас­ное по тем временам греческое образование, дополненное его прекрас­ными способностями, исклю­чительным желанием выделиться и просла­виться, а также целеуст­ремленностью в исполнении задуманного. Вполне возможно, что эти качества особенно развились на фоне его бурной эпохи и изрядно стимулировались нехваткой денежных средств и врожденной болез­нью, которой Гай Юлий страдал всю жизнь – эпи­лепсией. Со време­нем, когда Цезарь закалился в военных походах, при­ступы стали реже, после 50-ти лет опять участились, но о его болезни знали только самые близкие люди – он тщательно ее скрывал. К тому же он был слабого телосложения, с белой и нежной кожей и страдал ча­стными мигренями.

Этим личные качества Юлия Цезаря отнюдь не исчерпывались. Тон­кий вкус к красоте языка был в нем развит благодаря грамматику Анто­нию Гнифону и ритору Малону. Он был весьма красноречив, и, счита­ется, что в ораторском искусстве он уступал только Цицерону. Кстати, последний в этом плане был очень высокого мнения о Це­заре: «Кто ост­рее его, кто богаче мыслями! Кто пышнее и изящнее в выражениях!» Не зря же Гай Юлий был столь популярен среди рим­лян – смысл всего ска­занного им доходил до их сердец, облекаясь в самую лучшую форму.

Обладая смелостью и решительностью, с ранней юности Цезарь включился в политическую борьбу в Риме. Непомерное властолюбие гнало его к вершинам власти, было главной движущей силой всей его жизни. Тем более, тому были яркие примеры его старших современ­ни­ков – Гая Мария, являвшегося, согласно Плутарху, его родствен­ником – Марий был женат на Юлии, тетке Цезаря, и Суллы, врага его юноше­ских лет. Гай Юлий не побоялся навлечь на себя гнев жесто­кого Суллы, когда по его приказу отказался развестись со своей первой женой Кор­нелией, дочерью соратника Мария Цинны, с кото­рой он вступил в брак по любви в 17 лет. Сулла конфисковал прида­ное Корнелии, а когда Це­зарь, добиваясь жреческой должности, публично выступил в духе попу­ляров, вознамерился даже уничто­жить Цезаря. Когда диктатору заме­тили, что бессмысленно убивать такого юнца, тот ответил: «Вы ничего не понимаете, если не видите, что в этом мальчишке много Мариев». Сулла был достаточно умен, чтобы угадать будущее, ну а Цезарю все-таки пришлось скрываться. В результате он оказался в Вифинии, у царя Никомеда.

После смерти Суллы в 78 г. до н.э. Гай Юлий решил вернуться в Рим, но на обратном пути в Эгейском море его захватили пираты. Он с дос­тоинством сумел выпутаться и этой ситуации, проявив все свои природ­ные качества, но прежде всего – находчивость. Лучше всего об этом рассказал Плутарх: «Когда пираты потребовали у него вы­купа в 20 та­лантов, Цезарь рассмеялся, заявив, что они не знают, кого захватили в плен, и сам предложил им дать 50 талантов. Затем, разо­слав своих лю­дей в различные города за деньгами, он остался среди этих свирепых людей с одним только другом и двумя слугами; не­смотря на это, он вел себя так высокомерно, что всякий раз, собира­ясь отдохнуть, посылал приказать пиратам, чтобы те не шумели. Тридцать восемь дней пробыл он у пиратов, ведя себя так, как если бы они были его телохранителями, а не он их пленником, и без ма­лейшего страха забавлялся и шутил с ними. Он писал поэмы и речи, декламировал их пиратам, и тех, кто не выражал своего восхищения, называл в лицо неучами и варварами, часто со смехом угрожая пове­сить их. Те же охотно выслушивали эти вольные речи, видя в них проявление благодушия и шутливости.

Однако, как только прибыли выкупные деньги из Милета, и Це­зарь… был освобожден, он тотчас снарядил корабли и вышел из милет­ской гавани против пиратов. Он застал их еще стоящими на якоре у ост­рова и захватил в плен большую часть из них. Захвачен­ные богатства он взял себе в качестве добычи, а людей заключил в тюрьму в Пергаме».

Далее Цезарь, решив все обставить по закону, обратился к намест­нику провинции Азия Юнку, чтобы тот распорядился наказать пиратов. Юнк тянул с этим, и тогда нетерпеливый Гай Юлий (нетер­пение, кстати, тоже было одной из его характерных черт), сам прика­зал рас­пять пиратов на крестах, правда, из милосердия предвари­тельно заколов их. Вообще все историки от античности до наших дней обнаруживают в Цезаре природную мягкость и стремление к справедливости. С этим можно полностью согласиться. Да, Цезарь иной раз проявлял жесто­кость, но он не был бессмысленно жестоким. Для своего времени он был добрым, и скорее прощал своих врагов, нежели убивал. Впрочем, эта «доброта» сыграла с ним в расцвете сил и дел злую шутку, в конеч­ном итоге сведя его в могилу.

Есть, правда, мнение, что, напротив, Цезарь от природы был жес­токим, как и многие люди, стремившиеся к власти, но умел обуз­дывать свои страсти, говоря, по свидетельству Аммиана Марцеллина, что «вос­поминание о жестокости – это плохая подпора в старости». Мол, он яв­лялся господином своей души и своего тела. А, может быть, наоборот? Может, желания души и сердца заставляли его поступать, как он посту­пал, а что касается тела, то он умел обузды­вать только свою болезнь и стремление к роскоши и вкусной пище. Что же касается женщин, то Це­зарь считался величайшим в Риме распутником. Так или иначе, но при­родную жестокость скрывать все время невозможно, а его деяния лучше всяких рассуждений выявят его истинный характер.

 

Возвратившись в том же году в Рим в консульство популяра Марка Эмилия Лепида Гай Юлий, тепло принятый марианцами, выступил с обвинением в коррупции против двух могущественных сулланцев: сна­чала против друга диктатора и бывшего наместника Македонии Корне­лия Долабеллы, а затем против полководца в Гре­ции Гая Антония Гиб­риды. Но на фоне восстания Сертория в Испа­нии и угрозы поднимав­шего голову на востоке царя Митридата его обвинения повисли в воз­духе, и дело он проиграл. Ненадолго упав духом, он решил вернуться на Восток.

Отведя немного времени на совершенствование ораторского искус­ства на острове Родос в школе Аполлония (он тщательно гото­вился к своему возвышению, не упуская никакой возможности!), Цезарь вновь оказался в Риме. И немедля начал прилагать все усилия к тому, чтобы быть заметным: поражал своим красноречием на гром­ких судебных процессах и в выступлениях перед народом, вел бле­стящий образ жизни, огромными издержками на театры, церемонии, пиры и обеды затмил всех своих предшественников, а для удовлетво­рения потребно­стей плебса в зрелищах вывел на арену цирка 320 пар гладиаторов. Ко­нечно, все это требовало больших денег, и Цезарь влез в долги. Но это того стоило.

Этот начинающий политик неуклонно шел вверх. Сначала он стал великим понтификом вместо умершего в Галлии своего дяди Гая Авре­лия Котты, затем эдилом, а в 67 г. до н.э. достиг должности претора, т.е. стал обладать высшей судебной властью по граждан­ским делам. Цице­рону уже давно рост влияния в государстве Цезаря казался подозри­тельным и внушал опасения. Ярый защитник респуб­лики, тертый калач в политике Цицерон считал, что под маской ласковости и веселости Гай Юлий стремится к захвату власти. Затем он добавлял: «Но когда я вижу, как тщательно уложены его волосы и как изящно он почесывает голову одним пальцем, мне всегда ка­жется, что этот человек не может замыш­лять такое преступление, как ниспровержение римского государствен­ного строя». Что верно, то верно: Цезарь был изрядным франтом, сле­дил за своей внешностью, и, очевидно, его немного смущало начав­шееся поредение его волос.

Кстати, шесть поколений в роду Цезаря не занимали должностей выше претуры. Но Цезарь осмеливался публично заявлять о своем праве на особое положение. Очень ясно он об этом высказался в год смерти своей тети Юлии и жены Корнелии, т.е. в 68 г. до н.э.: «Род моей тетки Юлии восходит по матери к царям, по отцу же – к бес­смертным богам, ибо от царя Анка Марция происходят Марции Рексы, имя которых но­сила ее мать, а от богини Венеры – род Юлиев, к которому принадлежит наша семья. Вот почему наш род облечен неприкосновенностью, как цари, которые могуществом превыше всех людей, и благоговением, как боги, которым подвла­стны и сами цари». Фактически это было обосно­вание претензий на монархическую власть, которая наиболее полно реализовалась через три столетия, во время правления императора Ди­оклетиана. И то был мостик, перекинутый от Рима первых царей к Им­перии. Цезарь сделал заявку на будущее, и именно поэтому он первым стоит в ряду римских императоров.

Год претуры Цезаря прошел достаточно спокойно, если бы не один неприятный случай, также показавший характер этого человека. В Риме каждый год ночью справлялся праздник Доброй Богини, на котором могли присутствовать только женщины. Во время этого праздника в дом Цезаря переодетым в женщину пробрался Публий Клодий, молодой человек, склонный к авантюрам, да еще влюблен­ный в тогдашнюю жену Гая Юлия Помпею. Одна из служанок обна­ружила его, поднялся переполох, и на следующий день все в Риме знали о случившемся. Кло­дия обвинили в святотатстве и, мало того, приписали ему еще другие беспутства, в частности, связь с собствен­ной сестрой, женой популяр­ного полководца, покорителя Вифинии, известного также своими изо­бильными пирами, Луция Лициния Лукулла. Римский плебс, однако, стал на сторону Клодия.

Цезарь оказался в сложном положении: была затронута его честь обманутого супруга, его дом осквернен святотатством, и вообще ситуа­ция мешала политике, поскольку Цезарю было выгодно иметь в Клодии друга, а не врага. Поэтому Гай Юлий сохранил самооблада­ние, сам не поднимал шума, не обвинял во всеуслышание жену в измене, а тихо развелся с нею. Во время же суда над Клодием он заявил, что не имеет к нему претензий и не знает, в чем того обви­няют. Судья недоуменно спросил его: «Но почему же тогда ты раз­велся со своей женой?» И Це­зарь ответил: «Потому, что на мою жену не должна падать даже тень подозрения». С тех пор словосоче­тание «жена Цезаря» стало нарица­тельным. Клодий был оправдан, а Цезарь приобрел в его лице полезного соратника в борьбе за власть.

 

После претуры Цезарь получил в управление Испанию, по­скольку должности в Риме не оплачивались, но затем компенсирова­лись весьма доходным управлением какой-либо провинцией. Поки­нуть Рим оказа­лось для него делом чрезвычайно сложным: он был опутан долгами и его не выпускали кредиторы. Тогда Гай Юлий обратился за помощью к самому богатому римлянину Марку Крассу, который, соперничая с Гнем Помпеем, нуждался в союзнике. По­этому он удовлетворил наибо­лее настойчивых кредиторов Цезаря, предоставив тому возможность уе­хать в провинцию. Когда Цезарь, перевалив через Альпы, проезжал мимо одного бедного испанского городка, его спутники с иронией заме­тили: «Неужели и здесь есть соревнование из-за должностей, споры о первенстве, раздоры среди знати?» Цезарь ответил вполне серьезно: «Что касается меня, то я предпочел бы быть первым здесь, чем вторым в Риме». Там же, в Испании, почитывая как-то на досуге о деяниях Алек­сандра Маке­донского, Гай Юлий даже прослезился. Когда его спросили о при­чине такой печали, он ответил: «Неужели вам кажется недостаточ­ной причиной для печали то, что в моем возрасте Александр уже правил столькими народами, а я до сих пор еще не совершил ничего замеча­тельного!»

Стремление к власти и славе у этого человека было столь безмер­ным, что оно не могло не осуществиться. Нужно было только еще не­много подождать – он ведь не знал, что умрет во цвете лет.

Добившись военного успеха в Испании и изрядно разбогатев, Це­зарь вернулся в Рим и стал добиваться консульской должности. Ему удалось примирить могущественных Помпея и Красса и создать вместе с ними антисенатский союз. За Цезарем стоял городской плебс, за Крас­сом – всадники, а за Помпеем – его ветераны. Этот союз сложился в 60 г до н.э. и получил название триумвират, хотя некоторые современники, в частности Цицерон, называли его «трех­главым чудовищем». Союз был скреплен браком 46-летнего Гнея Помпея и 23-летней дочери Цезаря Юлии, оказавшегося счастливым. Немного позднее сам Цезарь женился на дочери видного политиче­ского деятеля Пизона Кальпурнии.

Так с помощью Красса и Помпея Гай Юлий был избран одним из консулов 59 г. до н.э. Другим консулом являлся Марк Бибул, но в поли­тике, несмотря на противодействие Цезарю, ничего не значил и даже рисковал быть убитым на Форуме. Поэтому до окончания срока своего консульства он заперся у себя в доме и не показывался на публике. Римляне шутили по этому поводу: «Мы живем в консуль­ство Юлия и Цезаря», намекая на то, что только предложенные Цеза­рем законопро­екты проводятся в жизнь, и только он подлинный хозяин Рима. Безус­ловно, этому в немалой степени способствовали воины Помпея, выве­денные на Форум. Цезарь последовательно реализовал программу три­умвиров, а также чаяния многих римлян, предложив вывод колоний и раздачу земель. Пока он был консулом, значительная часть сенаторов вообще перестала приходить на засе­дания, а его противник Цицерон был изгнан из Италии. Примеча­тельно, что, опрашивая Сенат, консул не придерживался традицион­ной очередности, а сначала интересовался мнением Красса, затем – Помпея. Как только дочь Цезаря была обру­чена с Помпеем, очеред­ность первых опрашиваемых поменялась: пер­вым стал Помпей, затем – Красс.

По окончании консульства Цезаря был принят закон, по кото­рому каждый из трех триумвиров получал в управление провинции на 5 лет с правом набора легионов. В наиболее выгодном положении оказался сам консул, которому достались Галлия и Иллирик, по­скольку перед ним открывались широкие перспективы завоеваний за Альпами. Красс по­лучил Малую Азию, а Помпей ограничился Испа­нией.

В дальнейшем судьба триумвирата сложилась так: Красс, завидо­вавший успехам и растущей популярности Цезаря, задался целью осу­ществить новые завоевания на востоке. Но там ему противостояла мо­гущественная Парфия. Под командованием Красса римляне вторг­лись в Северную Месопотамию, но в 53 г. до н.э. потерпели сокру­шительное поражение в битве при Карах. Погиб и сам Красс, а пар­фяне положили его отрубленную голову в мешок с кровью со сло­вами: «Ты хотел крови – так напейся ею».

Внешне Помпей ограничился относительно мирным управле­нием Испанией. Он, скорее всего, насладившись военной славой и успешной чисткой Средиземного моря от пиратов, что принесло ему звание Вели­кого, ныне жаждал славы на политическом поприще. Помпей с удоволь­ствием согласился на предложение Сената стать в 52 г. до н.э. консулом без коллеги, т.е. фактическим диктатором.

 

А Цезарь за время своего 10-летнего наместничества совершил бес­примерное завоевание обширнейшей территории от Британии на севере и от Рейна на востоке. Свои деяния он зафиксировал в «Запис­ках о Галльской войне», ставших примером одной из немногих исто­рических монографий той эпохи. Цезарь завоевал более восьмиста селений, поко­рил триста племен, сражаясь с тремя миллионами человек, из которых он миллион уничтожил и столько же взял в плен. В руках Гая Юлия оказалась колоссальная добыча, а за спиной его стояло всецело предан­ное мощное войско. Все это далось ему не­легко, поскольку для победы в Галлии и не только необходимо было, прежде всего, завоевать сердца легионеров.

Он был просто первым среди равных и, подобно самому себе, ста­рался воспитать в воинах мужество и любовь к славе. Цезарь щедро раздавал почести и добытые в походах богатства, добровольно бросался навстречу любой опасности и наравне с солдатами перено­сил трудности войны. Всех поражала его выносливость, то, как он переносил лишения, казалось, превосходящие его физические силы. В походе он шел впе­реди войска, с непокрытой головой, несмотря на любую погоду, и самые длинные переходы совершал с невероятной быстротой, делая по сотне миль (150 км) в день. Со всей своей сме­лостью и дерзостью он восста­навливал порядок, когда легионеры начинали отступать: хватая за горло, он поворачивал их лицом к врагу.

Солдаты его были неприхотливы, поскольку и сам Цезарь умел быть непритязательным в еде. Дисциплина в войске поддерживалась также отсутствием пьянства – пример подавал полководец, потребляв­ший очень мало вина. Его противник Марк Порций Катон Утический сказал по этому поводу: «Цезарь, единственный из всех, трезвым при­ступил к ниспровержению Республики». За все время его пребывания в Галлии в войсках не было ни одного мятежа, даже во время подавления восстания галльского вождя Верцингеторикса и сложной осады крепо­сти Алезия в 52 г. до н.э., когда он подвергся нападению сзади отбор­ных сил всех галльских племен.

Несмотря на все трудности галльского бытия, Цезарь внима­тельно следил за событиями в Риме и ухитрялся сохранять влияние в комициях, не давая возможности Помпею, уже покорившему Сенат, овладеть сим­патиями плебса. Наилучшим способом в этом отноше­нии были не только военные успехи, но и то, что богатую добычу Цезарь отсылал в Рим и использовал ее для подкупа должностных и прочих влиятельных лиц.

Тем временем Юлия, дочь Цезаря и жена Помпея, умерла. По­след­нее препятствие к столкновению между двумя сильными сопер­никами самоустранилось. Срок полномочий Цезаря в Галлии истекал, а полко­водец хотел, чтобы ему либо продлили полномочия, либо разрешили за­очно выставить свою кандидатуру на выборах в кон­сулы на 48 г. до н.э. Но по настоянию Помпея через Сенат был про­веден законопроект, со­гласно которому Цезарь должен был распус­тить легионы, сложить власть и предстать с отчетом перед Сенатом о своих действиях в Гал­лии. Для Цезаря это означало, по меньшей мере, политическую смерть, а то и, в худшем случае, физическую. Но он до последнего момента на­деялся решить дело мирным путем, и предложил через своих послов сам распустить свои войска, если Помпей сделает то же самое, а затем оба они в качестве частных лиц будут ожидать вознаграждения за свои дела. Ему отказали в этом, более того, в Сенате тесть Помпея Сципион внес предложение объя­вить Цезаря врагом Отечества.

 

В этих условиях Гай Юлий принял нелегкое решение, которое вы­разил ставшей знаменитой фразой «Жребий брошен» при переходе всего с двумя легионами через маленькую речку Рубикон. Сейчас, в наше время, ее можно перейти вброд, и особого впечатления на путеше­ственника она не оказывает. Тогда же, 10 января 49 г. до н.э., пришлось переправляться вплавь, поскольку с гор бурным потоком стекала вода. Переход этой пограничной реки провинции ее намест­ником с армией означал начало гражданской войны. Цезарю было за пятьдесят, а свой путь к власти от начал, когда ему не было еще и двадцати. Действи­тельно, его можно понять, когда он, перед тем, как вступить в реку, ска­зал: «Если я не перейду эту реку, друзья мои, это станет началом бедст­вий для меня, а если перейду, то это станет началом бедствий для всех людей». У него тогда было не более трехсот всадников и пяти тысяч пе­хоты – остальные легионы пока оставались за Альпами.

Решительные действия Цезаря посеяли панику, изрядно подогре­ваемую Сенатом и Помпеем. «После взятия Аримина как бы широко распахнулись ворота перед войною во всех странах и на всех морях, и вместе с границей провинции были нарушены и стерты все римские за­коны; казалось, что не только люди в ужасе мечутся по Италии, но и сами города, снявшись со своих мест, мчатся, враждуя друг с дру­гом,» - так образно описывал ситуацию Плутарх.

Ни власти Рима, ни сам растерявшийся Помпей не могли восста­но­вить порядок в заполоненном беженцами городе. Последний пани­чески боялся Цезаря и беспокоился за римский флот, и поэтому предпочел бросить Рим и Италию. Оставив флот под своим контро­лем, он пере­правился в Грецию, надеясь на верность своих легатов, командовавших легионами в Испании. А Цезарь, тем временем, на пути к Риму не тво­рил никаких жестокостей и даже старался демон­стрировать свою гу­манность. Поэтому, когда он подошел к городу, паника улеглась, и он стал хозяином положения без кровопролития. Ставший покорным Сенат провозгласил его диктатором, и в такой должности Цезарь поначалу пробыл 11 дней, пытаясь раздобыть средства из государственной казны для предстоящей войны с Пом­пеем. Один из народных трибунов, ссы­лаясь на законы, попытался ему в этом воспрепятствовать, и тогда Гай Юлий, сказав: «Оружие и законы не уживаются друг с другом», прика­зал взломать дверь казны.

Надо сказать, Цезарь поступил неординарно: он не стал сразу пре­следовать Помпея, а, произнеся: «Вначале я разгромил полко­водца без армии, а теперь нужно разгромить армию без полководца», сложил с себя полномочия диктатора, объявил себя консулом и отправился в Ис­панию. Там, при Илерде в излучине реки Ибер он принудил легионы Помпея к капитуляции. Только после этого он отправился в Грецию, где после ряда операций 6 июня 48 г до н.э. произошла решившая общий исход битва при Фарсале. У Помпея перед битвой было семь тысяч всадников и сорок пять тысяч пехоты, а у Цезаря – одна тысяча всадни­ков и двадцать две тысячи пехоты. Однако Цезарь применил хитрость: по его приказу легионеры цели­лись копьями в лицо молодым воинам Помпея. Помпеянцы, боясь ос­таться обезображенными, прикрывали лицо и отворачивались, и тем самым расстроили свои ряды и были вы­нуждены в итоге обратиться в бегство.

Побежденный Помпей морем бежал в Египет, но, едва успев сту­пить на берег, был предательски убит по приказу юного египетского царя Птолемея XIII, советники которого верно рассудили, на чьей сто­роне сила. Но они не учли, что победитель, кроме властолюбия, обла­дает еще честью римлянина и является страстной натурой. Це­заря поко­робило то, что ему преподнесли на блюде голову и перстень Помпея – он приказал украсить голову и с почетом предать погребе­нию на костре. А затем он вмешался в борьбу за власть в государстве между Птолемеем и его сестрой и одновременно женой Клеопатрой, выступив, в конечном счете, на стороне последней. Фактически же Египтом не правили ни тот, ни другая, а враждующие между собой группировки жрецов.

Можно было предугадать, что Гай Юлий сделает именно такой вы­бор. Если посмотреть на изображение профиля Клеопатры на монетах, оно не подтвердит ее изумительную красоту, описанную ан­тичными ис­ториками, в частности, Дионом Кассием, считавшим ее прекраснейшей из женщин. На изображении угадывается войной подбородок, да и нос с горбинкой был, пожалуй, великоват для ее лица. И все же правильные черты – не главный показатель воздейст­вия женщины на противопо­ложный пол. Клеопатра была исключи­тельно обаятельна, обладала кра­сивой фигурой, чудеснейшим голо­сом, прекрасным цветом кожи, кото­рый она умудрялась поддержи­вать в неизменном состоянии благодаря косметическим ухищрениям вплоть до своей смерти в 37 лет. И еще одна была умна, образованна, умела разбираться в людях и подобрать ключ к сердцу любого чело­века. Конечно, прежде всего, мужчины, по­скольку в этом смысле важным достоинством Клеопатры являлась ее бьющая через край сексуальность.

Вот такая молодая царица, просящая о защите своих интересов, предстала, тайно от Птолемея, пред очами умудренного опытом Цезаря. Тот не мог ей отказать и попытался примирить обоих царст­вующих особ. Несмотря на вопли Птолемея, на время ему это уда­лось; но сто­ронники Птолемея подняли восстание, и Цезарю при­шлось выдержать трудную осаду в александрийском дворце зимой 48-47 гг. до н.э. Лишь получив подкрепление из Рима, Цезарь сумел одолеть восставших, раз­громить войска Птолемея и передать власть Клеопатре, для видимости выдав ее замуж за другого брата, еще совсем ребенка, Птолемея XIV. На самом же деле Клеопатра царст­вовала одна, руководствуясь сове­тами Цезаря, и делила с ним ложе, в результате чего вскоре на свет поя­вился их сын Цезарион.

Тем временем в восточные владения римлян вторгся сын Митри­дата VI понтийский царь Фарнак. Цезарю пришлось бросить свои еги­петские дела и удовольствия и совершить стремительный марш в Ма­лую Азию. Там в 47 г. до н.э. в битве при зеле он наголову разбил Фар­нака, послав об этой победе свое знаменитое лаконичное сооб­щение в Сенат: «Veni, vidi, vici» (т.е. «пришел, увидел, победил»).

Из Малой Азии через Грецию Цезарь был вынужден поспешить в Рим, где его войска, готовые к отправлению в Африку против помпеян­цев, подняли мятеж из-за того, что они получили меньше добычи, чем им причиталось. Гай Юлий использовал все свое ора­торское искусство, чтобы успокоить их, но ему пришлось наделить одних воинов земель­ными участками, расположенными далеко друг от друга (чтобы они не могли собраться вместе и не представляли угрозы), а других, пообещав им больше положенного, взял с собой в Африку, где использовал их в особо опасных делах, и таким образом мог как избавиться от них, так и ценой их жизни победить врагов.

В апреле 46 г. до н.э. Цезарь разбил помпеянцев в битве у Тапса. После этого непоколебимый защитник республиканских принципов Марк Порций Катон покончил с собой в Утике, отчего и получил в ис­тории прозвище «Утический». Катон понял, куда ведут события, и по­считал, в отличие от Цицерона, дальнейшую борьбу с монополиза­цией власти в Риме одним человеком бессмысленной. А Цезарь, узнав о его самоубийстве, огорчился, заметив: «ненавистна мне твоя смерть, Катон, потому что тебе ненавистно было принять от меня спасение». Потомкам Катона, твердо придерживавшимся республи­канских идей, долго жить тоже не пришлось. Его сын погиб в битве при Филиппах в Греции в 42 г до н.э., сражаясь с цезарианцами, а дочь Катона была женой Брута, убийцы Цезаря, и после смерти последнего покончила с собой.

Победитель справил в Риме четыре роскошных триумфа – галль­ский, египетский, понтийский и африканский. Вообще в лучшее время Республики триумфы праздновали почти каждый год, и можно было подумать, что римляне, привыкшие к этим празднествам, должны были постепенно становиться к ним равнодушнее. «Я не хочу триумфа, - го­ворит одно из действующих лиц у Плавта, - это слишком обыкновенная вещь». Но это слова неудачника, который спешит отказаться от того, чего ему никогда не предложат. В дейст­вительности в триумфах был всегда новый элемент, возбуждавший интерес: здесь можно было уви­деть побежденных воинов и вождей в их костюмах и с их оружием, не­сли изображения взятых городов и самые редкие продукты завоеванных территорий – этого было доста­точно, чтобы возбудить любопытство толпы. В ходе своих триумфов для развлечения толпы Цезарь первым в Риме устроил морское сражение на озере, специально для этого выры­том на Марсовом поле. Противоборствующие стороны в составе 1 000 моряков и 2 000 греб­цов, посаженых на различные корабли, отчаянно бились друг против друга, представляя сирийский и египетский флоты. По свидетельству Светония, «на все эти зрелища отовсюду стекалось столько народу, что много приезжих ночевало в палатках по улицам и переулкам; а давка была такая, что многие были задавлены до смерти, в том числе два сенатора». Через год после смерти Цезаря, т.е. в 43 г. до н.э., озеро на Марсовом поле было засыпано, так как считали, что его дурно пахнувшие испарения способствовали распространению зверст­вовавшей тогда эпидемии.

Вскоре, однако, Цезарь был вынужден отправиться в Испанию, где восстали легионы Помпея под командованием его сыновей Гнея и Сек­ста. В 45 г до н.э. при Мунде состоялась последняя битва этой граждан­ской войны. Победа досталась Цезарю с большим трудом. Полководец потерял тысячу своих лучших воинов, и после сражения сказал: «Если раньше я дрался за победу, то теперь за свою жизнь».

Вернувшись, Цезарь первым в истории устроил гладиаторские игры в память женщины – своей давно умершей дочери Юлии. Он собирался долго жить и править тем, что завоевал.

 

Воюя, Цезарь успевал довольно эффективно осуществлять в Риме политические мероприятия, касавшиеся самых различных сторон жизни общества. По предложению Цицерона Сенат удостоил его почестей, ко­торые еще оставались в пределах традиционного величия: правами цен­зора, трибунской властью, консульскими пол­номочиями, постом вели­кого понтифика, титулом императора и либератора, т.е. освободителя. Но в угоду беспримерному победи­телю всех противников большинство сенаторов наделило его чрез­мерными правами. Еще в 46 г. до н.э. Це­зарь был объявлен диктато­ром на 10 лет, а в 44 г. был провозглашен «вечным диктатором», что было, по существу, беззаконием. Он также имел титул «отца Отече­ства». Права различных республиканских маги­стратов сделали его власть неограниченной.

Цезарь увеличил количество членов Сената до 900 человек (еще при Сулле их стало 600), пополнив его своими сторонниками и уда­лив своих противников. Права народного собрания (комиций) были ограни­чены, а политическое значение магистратур было ослаблено увеличе­нием их количества и упорядочением срока их отправления.

Законом Цезаря о муниципиях регламентировалось городское управление и устройство. Годам предоставлялась автономия в реше­нии местных вопросов, устанавливались четкие правила выбора городских магистратов и цензовые ограничения. При этом граждан­ские права и муниципальные городские формы распространялись и в провинциях.

Цезарь провел еще целый ряд других нововведений, из которых следует отметить занятие плебса общественными работами (так он мог меньше вмешиваться в политику и имел кусок хлеба); введение в обо­рот золотой монеты – денария, которая стала наиболее распро­странен­ной во всем Средиземноморье; и смену лунного календаря на солнеч­ный, который под названием Юлианского действовал в России до 1917 г., и в основе своей существует до сих пор, хотя из-за по­правки называ­ется Григорианским.

В моральном отношении (за исключением любовных страстей: он прославился своим блудом как с женщинами, так и с мужчинами) по окончании военных действий Гай Юлий вел себя безупречно. Своей главной целью он считал установление гражданского мира, и поэтому был исключительно милосердным. Он простил своих врагов Брута и Кассия, предоставив им почетные должности преторов. К Бруту он пи­тал особую слабость: многие считают, что тот являлся его сыном от знатной римлянки Сервилии, любовником которой Цезарь был долгое время. И Сервилия, любовь которой к Цезарю из-за его равнодушия пе­реросла в ненависть, не отрицала это. Она одной из первых уговорила своего сына вступить в заговор против Цезаря.

Цезарь вернул из ссылки Цицерона и поставил было сброшен­ные статуи Помпея на свои места. Кстати, в связи с этим Цицерон заметил, что Цезарь, восстановил статуи Помпея, упрочил свои собственные. Так или иначе, но Сенат даже постановил посвятить ему храм Милосердия в знак благодарности за его человеколюбие. Но, возможно, в отношении некоторых Цезарь поступал столь мило­сердно зря.

Думается, он сам признавал это. Как-то он записал: «Нет жадно­сти, более ненасытной, чем жадность избранных, верящих в то, что их при­вилегии были дарованы им некой высшей мудростью, и нет обиды бо­лее злой, чем у обездоленных, которым кажется, что их намеренно обошли». Слабость Цезаря заключалась в том равноду­шии, той отре­шенности, которую люди называют добротой.

Друзья Цезаря не раз просили, чтобы он окружил себя телохра­ни­телями, вполне оправданно приводя доводы, что у него еще много про­тивников, явных и тайных. На это Гай Юлий заявлял, что лучше один раз умереть, чем постоянно ожидать смерти. А когда его спро­сили, ка­кой вид смерти он считает наилучшим, он ответил, не заду­мываясь: «Внезапный». Считается, что так оно и произошло, хотя с этим общим мнением можно поспорить.

А ведь у Цезаря было много новых планов великих свершений – он не мог спокойно наслаждаться великим достигнутым. Напротив, это достигнутое еще больше воспламеняло его и подстрекало к дей­ствию, к новой славе. Воистину, он являлся беспокойной натурой, таковым будет и Наполеон, которого будут постоянно сравнивать с великим диктато­ром. Цезарь как будто соревновался не только с соперниками, среди ко­торых был и Александр Македонский, но и с самим собой. Не только для того, чтобы прославиться, но и, в частно­сти, решить экономические проблемы Рима, он задумал идти войной против парфян, а после поко­рения Парфии обойти Черное море (Понт) и вторгнуться в Скифию. За­тем он планировал напасть на земли германских племен и граничащие с ними территории и вер­нуться в Италию через Галлию, окружив, таким образом, римские владения водными просторами.

К сожалению, этим грандиозным планам не суждено было свер­шиться. Явно монархические устремления Цезаря, несмотря на мяг­кость диктатуры, привели к заговору против него, во главе которого находи­лись прощенные ранее Цезарем Гай Кассий Лонгин и Марк Юний Брут. О заговоре прекрасно был осведомлен старый Цицерон, но явного уча­стия в нем не принимал.

Античные историки описывают целый ряд дурных предзнамено­ва­ний перед тем роковым днем: это и вспышки света на небе, и спускав­шиеся на Форум одинокие птицы, и отсутствие сердца у животного при совершении жер