Тиберий Цезарь Август

Ливия пережила своего супруга на пятнадцать лет и умерла в 29 г. в исключительном для того времени возрасте восьмидесяти семи лет. После смерти Августа она была еще полна энергии и намерева­лась воз­действовать на сына гораздо больше, чем на мужа. Она немедленно от­правила гонцов к Тиберию, который в этот момент во главе армии от­правлялся в Иллирию с целью начать там военные действия. Однако по получении письма матери он тут же сложил с себя командование и вер­нулся в Рим, чтобы стать его властелином. Он искренне радовался про­исшедшему, как бы освобождаясь от давившего на него авторитета пре­дыдущего императора.

Его полное имя было Тиберий Клавдий Нерон, а вошел он в исто­рию под именем Тиберий, хотя официально назывался Тиберий Цезарь Август. Родился Тиберий в 42 г. до н.э., был усыновлен Авгу­стом в 4 г. н.э. (т.е., когда ему было уже 46 лет), и стал принцепсом в 14 г. – в 56 лет. Поскольку по линии матери он был Клавдий, то начавшуюся с Ав­густа династию императоров Рима называют ли­нией Юлиев-Клавдиев.

Ко времени своего прихода к власти Тиберий считался честным, добросовестным человеком, строгим поборником морали, и к тому же заслуженным и удачливым полководцем. Он с успехом вел войны в Ар­мении, Парфии, Германии, Испании, Далмации, Галлии. Август, поте­ряв своих единокровных наследников, одно время серьезно полагал, что из него может выйти неплохой правитель. К сожалению, его характер оставлял желать лучшего, да и то, что Август легко распоряжался его судьбой, еще больше усугубило природные недос­татки.

Надумав женить его на своей дочери Юлии, Август не посчи­тался с тем, что Тиберий был очень привязан к своей жене Випсании Агрип­пине, от которой имел сына Друза Младшего, и которая в то время ждала ребенка. Юлия, несмотря на внешнюю привлекатель­ность, была ему ненавистна, ее неустанные поиски близости с ним только раздра­жали пасынка императора. Однажды, после развода, Тиберий как-то по­встречался с Випсанией и, по свидетельству Све­тония, «он проводил ее таким взглядом, долгим и полным слез, что были приняты меры, чтобы она больше не попадалась ему на глаза». Не выдержав совместной жизни с Юлией, Тиберий в 6 г. до н.э. уехал на остров Родос, где провел в добровольном изгнании восемь лет. Больше он женат не был.

 

Тиберий не пользовался популярностью в римском обществе: внешне он казался настоящим римлянином, но на самом деле был про­сто угрюмым, скрытным, надменным и жестоким человеком. Вполне возможно, сама жизнь сделала его таковым. Незадолго до своей смерти даже Август выразился так: «Бедный римский народ, в какие медленные челюсти он попадет!» В то время как его сверст­ники, молодые аристо­краты, изнеживались в Риме в роскоши, празд­ности, в чтении заворажи­вающих и развращающих сочинений Ови­дия, иными словами, пировали на празднике мирной жизни, Тиберий с молодости предпочитал уедине­ние, закалялся в походах, среди лагерной жизни и битв на берегу океана варварства, бушевавшего на границах Империи.

Зато в армии его уважали за справедливость и военную удачу. Хотя утвержденный в 27 г. до н.э. закон разрешал проконсулам и про­преторам платить жалованье своим легатам и хотя уже давно стало не­обходимым поощрять деньгами гражданское усердие сена­торов и всад­ников, Тиберий не принимал это нововведение и выдавал легионам только провиант, а не деньги. Он возродил ряд старорим­ских дисципли­нарных взысканий, но, поскольку не жалел себя во время походов, редко спал в палатке, пил и ел то же, что и остальные, всегда сам воз­главлял атаки на врага, солдаты предпочитали служить под его началом, а не более добродушного командира, полководче­скому искусству кото­рого они не доверяли. И это несмотря на то, что Тиберий никогда не улыбался солдатам, не хвалил их и перегружал муштрой. «Пусть нена­видят меня, - говорил он, - лишь бы повинова­лись». Он относился к ле­гатам с такой же строгостью, как и к про­стым легионерам, и поэтому никто не мог пожаловаться на его при­страстность. Служить под его на­чалом было также и выгодно, по­скольку, захватив территорию врага, он отдавал ее своему войску на безжалостное разграбление. В начале 9 г. Тиберий, усмирив восстав­шую Паннонию, был удостоен в Риме три­умфа – тогда общество искренне прославляло его добродетели полко­водца, победившего в опасной войне.

Внешне Тиберий выглядел достаточно солидно. Он был высо­ким черноволосым мужчиной грузного телосложения, с очень широ­кими плечами и сильными руками. Последними он мог легко давить орехи и проткнуть насквозь зеленое яблоко с толстой кожурой боль­шим и ука­зательным пальцами. Однажды в дружеской схватке он голыми руками случайно убил приятеля ударом по голове, от кото­рого у того раско­лолся череп. Тиберий никогда не болел. Ходил он, слегка вытянув шею вперед, но опустив глаза в землю, как бы скры­вая свои истинные мысли. Изображения Тиберия на статуях и бюстах на редкость хороши, хотя оригинал выглядел похуже – его красивую внешность портили прыщи, глаза навыкате и постоянно нахмуренные брови. К тому же он рано облысел, а оставшиеся на затылке волосы носил длинными, как было в моде у староримской знати. В повсе­дневной жизни он был тра­диционалистом, и, хотя очень хорошо знал греческий язык, говоря в Се­нате, старался избегать греческих выра­жений, которыми обычно изоби­ловала речь образованных римлян. Говорил он мало и медленно, и по­этому его собеседникам часто не терпелось одновременно закончить за него фразу и ответить на нее. Но при желании (подготовившись, ко­нечно) Тиберий мог произнести эффектную публичную речь.

 

Что он и сделал, на своем первом заседании Сената, но не приду­мал ничего лучшего, как воспользоваться старым испытанным трю­ком своего названного отца. Как и Октавиан в свое время, он заявил перед сенаторами об отказе от власти. Правда, к тому моменту он уже успел окружить себя вооруженной охраной – залогом своего господства. Он долго разыгрывал комедию и держал в напряжении сенаторов, подсту­павших к нему с коленопреклоненными просьбами. Некоторые даже стали терять терпение, о чем свидетельствовал голос среди всеобщего шума: «Пусть он правит или пусть уходит!»

Наконец, словно против воли, с горькими жалобами на возла­гаемое на себя тягостное рабство, Тиберий принял власть. Но с ого­воркой, что когда-нибудь он ее с себя сложит, он будет править, «… до тех пор, пока вам не покажется, что пришло время дать отдых моей старости».

Как бы то ни было, сенаторы поспешили вручить новому прин­цепсу бразды правления. Они знали его характер, признавали закон­ность притязаний того, кого Август избрал в качестве своего наслед­ника и… уже привыкли к мирному бытию. Одобрения Сената было дос­таточно для того, чтобы завещание императора вступило в силу. После этого в Риме начался настоящий парад раболепия перед Тибе­рием, и, чем человек был знатнее, тем больше он лицемерил и льстил. Это рабо­лепие было столь откровенным, что у Тиберия вошло в привычку перед тем, как он покидал здание Сената, произносить по-гречески: «О люди, созданные для рабства!» Разве не могли в подоб­ных условиях худшие качества принцепса не обостриться еще более?

Тем не менее, при Тиберии, по образному определению Тацита, «еще сохранялись следы умиравшей свободы». Хотя мы уже назы­ваем и Августа, и Тиберия, императорами, на самом деле слово «император» пока еще сохраняло значение самого высокого военного титула. При Тиберии, например, было несколько императоров. Се­нату также была оставлена видимость его былого величия, а прин­цепс иногда на заседа­ниях хранил молчание, не пользуясь своим правом заявлять первым свое мнение. Впрочем, сенаторы от такого «уважения к свободе» чувст­вовали себя еще хуже, ибо им сложно было догадаться, чего желает скрытный император.

С другой стороны, видимые признаки усиления власти были на­лицо. Тиберий навсегда передал Сенату право выбора должностных лиц, традиционно принадлежавшее комициям. В 21-22 гг. он по­строил возле Рима военный лагерь для размещения всех преториан­ских когорт, усилив, таким образом, собственную охрану и безопас­ность. Его жесто­кость и авторитаризм особенно проявились в реали­зации закона об ос­корблении величия римского народа и особы императора. То был закон, имевший место и ранее, но был направлен лишь против тех, кто, как пи­сал Тацит, «причинил ущерб войску предательством, гражданскому единству – смутами и, наконец, вели­чию римского народа – дурным управлением государством; осужда­лись дела, слова не влекли за собой наказания». Для Тиберия, прежде всего, важны были слова – он легко мог предать суду и лишить жизни человека, на которого ему донесли. По Тациту, «…его раздра­жали распространявшиеся неизвестными со­чинителями стихи о его жестокости и надменности и неладах с мате­рью… даже виднейшие из сенаторов не гнушались заниматься сочине­нием подлых доносов, одни – явно, многие – тайно». В первую очередь закон был направ­лен против римской знати, которая представляла, по мнению прин­цепса, наибольшую опасность для его власти.

 

В этом императору помогал Луций Элий Сеян – глава преториан­ской гвардии и вообще темная личность в истории Рима. Именно он по­дал мысль Тиберию собрать преторианцев в одном лагере поблизости столицы, чтобы их можно было быстро вызвать в случае непредвиден­ной ситуации. Это повысило авторитет префекта претория и, как выяс­нилось в последующие годы, сделало их опас­ными для спокойствия Рима.

Среди римлян Сеян считался монстром: полагали, что именно он организовал отравление сына Тиберия Друза Младшего, чтобы потом самому стать императором. Между Друзом и Сеяном часто происхо­дили ссоры, во время одной из них Друз даже поднял на Сеяна руку. Это переполнило чашу терпения любимца императора, но он не спешил. Сеян сошелся с женой Друза Ливией Ливиллой и стал ее склонять к мысли умертвить мужа. С помощью неверной жены и ее домашнего врача Друз в 23 г. был отравлен медленно действующим ядом.

После смерти сына Тиберий стал еще более мрачным, нелюди­мым и жестоким. Дело дошло до того, что в 27 г. он навсегда рас­стался с Ри­мом, переложив все дела на плечи Сеяна, и удалился на Капри. На этом острове была в свое время построена скромная вилла для Августа. Ти­берий соорудил там еще одиннадцать вилл, но рос­кошных, где, по слу­хам, предавался сладострастным оргиям, выли­вавшимся во всевозмож­ные виды жестокостей и гнусный разврат. Некоторые исследователи полагают, что это неправда, поскольку принцепс всю жизнь до того считался аскетом и поборником высокой морали. К тому же Тиберий тогда был уже довольно стар. Но люди меняются и особенно под воз­действием сильных душевных стрессов. Да и старость подобным «раз­влечениям» не помеха. После смерти сына Тиберием могла овладеть апатия, граничащая с ненавистью ко всем и вся, ставшая причиной раз­гула его жестокости и крайней аморальности. Возможно, на Капри он искал спасения и от собствен­ной искалеченной и порочной души. Не случайно однажды он напи­сал сенаторам: «Что вам писать, почтенней­шие отцы сенаторы, или как писать, или о чем в настоящее время со­всем не писать? Если я это знаю, то пусть боги и богини нашлют на меня еще более тягостные страдания, нежели те, которые я ежедневно чувствую и которые влекут меня к гибели». Тацит, сохранивший эти слова для истории, справедливо заметил, что «… ни единовластие. Ни уединение не оградили Тиберия от душевных страданий и мучений, в которых он сам признался».

В 31 г. преступление Сеяна, как раз в это время собиравшегося же­ниться на внучке принцепса, раскрылось. Гнев императора был до того велик, что он, оставив на время свои оргии, стал сам вести следствие, применив изощренные пытки в отношении не только Сеяна и Ливии Ливиллы, но и других людей, в большей или меньшей степени причаст­ных к отравлению его сына. Сеян, Ливия Ливилла и их сообщники были казнены.

Но этого мстителю было мало. Расставленные по всему Риму ста­туи Сеяна были разбиты и расплавлены, что зафиксировал в своих сти­хах Ювенал:

 

Вот затрещали огни, и уже под мехами и горном

Голову плавят любимца народа: Сеян многомощный

Загрохотал; из лица, что вторым во всем мире считалось,

Делают кружки теперь, и тазы, и кастрюли, и блюда.

 

Тиберий был первым в римской державе, Сеян вторым, но на­стоя­щим героем того времени, истинным римлянином со всеми соответст­вующими достоинствами, можно считать одного известного человека – Германика. Последний был старшим сыном брата Тибе­рия Друза Стар­шего и дочери Марка Антония Антонии Младшей. Когда ему было 19 лет, он по приказу Августа был усыновлен Тибе­рием и стал имено­ваться Германик Юлий Цезарь. Август по-настоя­щему любил этого мо­лодого человека, которого природа щедро наделила всевозможными достоинствами, и даже задумывался о том, чтобы сделать его своим на­следником. По свидетельству Светония, «… ему были присущи редкая красота и храбрость, замечательные способности к наукам и красноре­чию, беспримерная доброта, горячее желание и удивительное умение снискать расположение народа и заслужить его. Врага он не раз одоле­вал врукопашную. Выступать с речами в суде он не перестал даже после триумфа. Среди памятников его учености остались даже комедии, напи­санные им по-гречески».

Германика любили и уважали за редким исключением все в Риме, и особенно в армии, где он проводил большую часть времени. Он дважды был удостоен титула императора. С 13 г. он был коман­дующим восьми легионов на Рейне, и когда Август умер, легионы предложили ему вер­ховную власть. Германик, не сомневаясь, отка­зался, поскольку не мог пойти против воли покойного императора и предать своего приемного отца. Верность долгу этот римлянин ста­вил превыше всего и, помимо этого, не был честолюбив. К сожале­нию, эти превосходные качества сыграли роковую роль в судьбе этого человека.

Чтобы легионы не страдали от безделья и ощутили сладость по­беды, он после смерти Августа повел их в поход на германцев. Герма­ник вышел победителем в нескольких битвах и сумел показать против­нику, что победа над Варом была случайностью. Затем он провел свои легионы через Тевтобургский лес, в котором солдаты нашли побелев­шие останки погибших римских легионеров и похоро­нили их.

Тиберий, однако, серьезно не помышлял о расширении границ Римской державы и отказался от активной завоевательной политики. В 16 г. принцепс приказал войскам вернуться на берега Рейна, а Герма­ника отозвал в Рим. Безусловно, поступок императора пред­ставляется разумным: германцы получили хороший урок, и после этого на Рейне было спокойно в течение очень долгого времени. С другой стороны, Тиберий ревниво относился к популярности Герма­ника, личные каче­ства которого намного превосходили качества его собственного сына Друза. В Риме приемный сын императора долго не задержался и был отправлен на Восток.

Там он и умер в возрасте 34 лет, а, точнее, был отравлен мед­ленно действующим ядом, которым его «угостили» наместник Сирии Гней Кальпурний Пизон и его жена Планцина. Согласно Тациту, Германик сам назвал своих отравителей, но не определил, конечно, того, кто, ско­рее всего, стоял за ними – Тиберия. Весь Рим скорбел о его кончине. Когда же внезапно распространился слух, что, якобы, Германик жив, что весть о его смерти – ложь, всю ночь в городе пели с ликованием: «Жив, здоров, спасен Германик: Рим спасен и мир спасен!»

Надежды римлян не оправдались, и скоро ликование сменилось еще большей скорбью. На торжественном обряде погребения Герма­ника не присутствовали ни Тиберий, ни Ливия. Император не мог скрыть своей явной радости. Он пока еще не знал, что наследует ему именно сын Германика, затем императором Рима станет родной брат Герма­ника, а затем – внук того же Германика. В начале 30- х гг. жена полко­водца Агриппина Старшая и два ее старших сына были репрес­сированы и погибли.

 

Пожалуй, именно в повествование о Тиберии следует включить ис­ключительно важные, поворотные для всей последующей истории явле­ния и события, сопровождавшие как рождение Империи, так и ее ги­бель. В правление этого принцепса был распят на кресте Иисус Хри­стос, и с этого момента началось постепенное, но активно-посту­патель­ное, возраставшее с каждым годом, распространение новой ре­лигии - христианства, вступившей в противоречие с римской цивили­зацией.

Впрочем, именно в Римской империи содержались все необходи­мые условия для превращения христианства в мировую религию, так как сама империя носила мировой характер. Главной исторической при­чиной христианства исследователи считают кризис античного полиса на западе и общинного уклада жизни на востоке. А объединение народов Средиземноморья в рамках единой политиче­ской системы не могло не породить условий для возникновения новой религиозно-идеологической системы. Взаимное сосуществова­ние подспудно формировало пред­ставления об универсализме мира и Вселенной, а космополитизм стано­вился главной чертой обществен­ного сознания. Господство Рима и его властителя на земле порож­дали монотеистические религиозные на­строения. Последние допол­нялись совсем не новой идеей богочеловека, к которой приводили традиции обожествления правителя на Востоке и наделение импера­тора божественными чертами в самом Риме.

Изменение системы нравственных ценностей вследствие кри­зиса полиса и падение нравов породили идею искупления грехов, а центр тяжести с религии и философии переносился на мораль и этику. Не­удовлетворенность массы людей, особенно рабов и завое­ванных наро­дов, своей жизнью, отсутствие уверенности в завтраш­нем дне, внутрен­няя опустошенность, переходящая в безысходность и отчаяние, способ­ствовали возникновению идеи спасения и загроб­ного воздаяния. Фор­мирование из идеологии гражданина идеологии подданного приводило к появлению идеи смирения и покорности. Наконец, рационализм и практицизм римлян, их бурная деятельность и кажущаяся непобеди­мость вызывали тягу к мистике и духовности, к общению с высшими силами душой, а не разумом, и неизбежно порождали богоискательство и стремление к новой религии.

Начало христианской эры и распространение христианства связаны с именем мессии – Иисуса. Его короткая, но яркая и леген­дарная жизнь общеизвестна. Согласно Новому Завету, Иисус поя­вился на свет во время правления иудейского царя Ирода в Виф­лееме. По свидетельству апостола Матфея, Ирод, услыхав о рожде­нии этого ребенка, приказал убить в Вифлееме всех детей до двух лет, но младенца Иисуса его ро­дители – Иосиф и Мария – успели спасти и увезли в Египет. Дата рож­дения сына Божьего является неточной, поскольку по определению си­рийского монаха Дионисия Малого мессия родился в 753 г. по рим­скому летосчислению, а Ирод, что ныне точно установлено, умер в 749 г., т.е. в 4 г. до н.э. Поэтому, либо убиение младенцев только легенда, либо версия Дионисия неточна. Последняя, впрочем, настолько прижи­лась, что отменить ее не представляется возможным.

После смерти Ирода его три сына, получив отдельные части Иу­деи, не смогли справиться с их управлением, в результате чего туда были направлены из Рима назначенные лично Августом прокура­торы. Иисус вырос в Галилее, в городе Назарете. По достижении зрелого воз­раста он, обладая исключительной притягательностью и воздействием на людей, собрал группу преданных учеников. Некото­рые из учеников стали считать своего учителя Мессией. Христос же по-гречески озна­чает помазанник.

Скорее всего, как римские, так и иудейские власти обратили вни­мание на Иисуса, ибо его мессианство могло принести много проблем, вплоть до восстания. Когда популярность Мессии достигла апогея, он отправился в Иерусалим на праздник Пасхи. Он въехал в город верхом на осле, тем самым признав себя Мессией – ведь, со­гласно пророчеству в Ветхом Завете, мессия должен был появиться в городе именно таким образом. И огромная толпа, собравшаяся при­ветствовать его, отлично поняла значение этого символа. Властям этого было достаточно. Как только появилась возможность аресто­вать Иисуса, не поднимая шума (при помощи предательства одного из учеников Иуды Искариота), его немедленно взяли под стражу.

Иудейские лидеры объявили Иисуса в богохульстве и ложном объ­явлении себя мессией. Римляне рассматривали это дело чисто полити­чески: Мессия – человек, которого иудеи считали своим царем по праву. Следовательно, Иисус объявлял себя царем Иудеи и тем самым восста­вал против власти Рима, который считал себя единст­венным, кто мог возводить на трон правителей.

Приблизительно в 29 г. Иисус предстал перед судом. По свиде­тель­ству Библии, прокуратор Иудеи Понтий Пилат не хотел осуждать Ии­суса и сделал это, подчиняясь давлению со стороны иудейских религи­озных деятелей. Так или иначе, но Иисуса обвинили в измене метропо­лии и назначили обычное в этом случае наказание: распятие на кресте, одну из самых распространенных казней на Востоке и в Риме. Казалось, на этом все закончится. Ни один римлянин в то время не мог себе даже вообразить, началом каких процессов послу­жит эта заурядная казнь.

 

Тиберий прожил примерно столько, сколько и Август – он умер в марте 37 г. в возрасте 78 лет. Отчасти его смерть стала насильствен­ной. После очередного осмотра пациента Харикл, врач императора, заявил префекту претория Макрону, что император не протянет больше двух дней. Эти дни прошли, и 16 марта дыхание Тиберия пресеклось. Все тут же принялись поздравлять его наследника Гая Цезаря, но в это время покойный неожиданно открыл глаза. Собрав­шиеся в ужасе разбежались, а наследник, уже видевший себя власте­лином, застыл в молчании и ожидал для себя самого худшего. Не растерялся только один Макрон, приказавший своим преторианцам удушить Тиберия, набросив на него ворох одежды.

Нелюбимый принцепс Тиберий не был обожествлен. Римское об­щество вздохнуло с облегчением, не ведая, что худшее еще впе­реди.

 

V