Афинская девушка.До брака, в который афинянки вступали чаще всего около пятнадцати лет, они жили в глубине гинекеев9, в уединении, куда не доходил извне никакой шум, никакие волнения. Для девушки можно было, несомненно, пожелать более укрепляющего воспитания, которое, приведя ее в соприкосновение с внешним миром, подготовило бы ее этим самым к предстоящим ей впоследствии обязанностям; но никакая другая система не могла с. 85 выработать в ней в такой мере скромность и нежность — качества, которые греки особенно стремились привить женщине. Они, по-видимому, опасались, что при раннем знании жизни и житейских испытаний душа проиграет больше, чем выиграет: если она приобретет даже больше тонкости и проницательности, то этот опыт будет куплен дорогой ценой. Что сделалось бы с ясностью мысли и внутренним миром, которым эллины придавали такую цену, при преждевременном знании жизни и наполняющих ее бедствий. Искали они этого или нет, но во всяком случае воспитание, получаемое девушками, в результате поддерживало в последних такое настроение духа. В детстве девочки росли, окруженные тщательными заботами матерей или кормилиц; с возрастом они приучались к работам над шерстью и к тканью. Сидя подле своих матерей, они учились достигать совершенства в рукоделиях, которые составляли главное занятие и честь женщин. Ничто не тревожило их в этой мирной работе. Дверь внутреннего помещения была для них как бы преградой, которую они почти никогда не переступали, и никто посторонний не проникал к ним никогда.
Впрочем, эта жизнь не была однообразной. Речь ведь идет об Афинах, поэтому любовь к искусству нашла дорогу даже в гинекей, несмотря на его замкнутость. И к упомянутым чисто практическим сведениям, сообщаемым девушкам, присоединялись некоторые другие, как, например, чтение, письмо, музыка. Впрочем, не следует делать никаких преувеличений: греки никогда не прилагали заботы об умственном развитии женщины и приобщении ее к тем благородным занятиям, которые возвышают и укрепляют душу. Но музыка у народа с такой с. 86утонченной и живой впечатлительностью была чем-то большим, чем простое отдохновение: она уравновешивала движения души, вызывая в ней известные гармонические впечатления, которые медленно и почти незаметно проникали в ум и влияли на его склад.
Кроме того, в редких случаях, девушка могла выходить из своего убежища. Она появлялась в некоторых религиозных церемониях и принимала участие в хоровых танцах. Иногда на нее падал выбор нести во время празднества священные корзины; или, если она принадлежала к аристократической фамилии, ей давали вышивать предназначенное Афине покрывало, которое должно было торжественно проследовать в процессии на Великие Панафинеи10. Когда девушка затем возвращалась в родительский дом, в течение долгих часов работы, склонившись над своим станком, она предавалась воспоминаниям о празднике, на котором она присутствовала, и ее душа наполнялась прекрасными и грациозными образами. Пока ее ловкие пальцы перебрасывали челнок, она снова мысленно видела стройный порядок священного празднества, движения хоров и благородную архитектуру с. 87 храмов. Когда течение жизни так однообразно, то малейшие события кажутся значительными и оставляют продолжительные следы. Религия, дававшая молодой афинянке возможность в редких случаях видеть мельком внешний мир, и именно во время этих поразительно-изящных празднеств, была небесполезна при воспитании ее ума; она не нарушала тишины гинекея, но как бы оживляла его тщательно хранимыми воспоминаниями, которые помогали развитию в ее душе чувства порядка и гармонии. Таким образом, если мы при изучении занятий греческой девушки и редких развлечений, прерывавших их, отбросим все подробности, то получим цельное впечатление, — впечатление чего-то скромного и сдержанного: это была жизнь однообразная и мирная, зависимая, но не унизительная: неведение девушки тщательно поддерживалось, но не для понижения умственного уровня женщины, а для сохранения во всей неприкосновенности тонкости ее души и того цветка целомудрия, который еще не увял под влиянием знания зла или подозрения его существования. (Lallier. De la condit. de la femme, стр. 41—44). Эфебия В восемнадцать лет афинянин выходил из юношеского возраста и вносился в общий список граждан. С этого времени он становился граждански и политически полноправным человеком. Тем не менее, в течение двух последующих лет он подлежал отбыванию известного рода искуса в корпорации эфебов; освобождались от этого только одни несостоятельные люди. Эфебия была государственным учреждением: ее устав целиком исходил от сената или от народа; ее главные чиновники были городскими должностными лицами, а высшая власть над нею принадлежала стратегам. Очень возможно, что до македонской эпохи11 эфебам давалось только военное образование. В надписях с. 88 часто повторяются указания, что эфебы выступили из города в лагери. «Они поселялись в демах12 и крепостях, становились лагерем на границах». «При всех своих переходах они уважали владения, через которые проходили, и заслуживали только похвалу». Одной из целей этих прогулок за пределы Афин должна была быть безопасность деревень и надзор за дорогами; они были как бы подвижной жандармерией, а в то же время приучались владеть оружием и переносить утомление. Подробностей мы не знаем, но Ксенофонт и Платон дают нам картину этой жизни на чистом воздухе. «Пусть они рыщут по полям, пусть охотятся в горах, пусть приучаются переносить голод; кто ничего не убил, будет есть только какие-нибудь травы»; спали они там, где их захватила ночь, и, завернувшись в плащ, ждали восхода солнца.
Платон высказывает пожелание, чтобы молодые люди обучались тактике, маршировке, военным передвижениям и искусству устраивать лагери. Это, конечно, и было главной целью таких экскурсий, когда эфебы носили наименованиеπερίπολοι. Их приучали обращаться с с. 89 военными машинами, в частности с катапультой13, метать дротик и пользоваться кестром14. Их отправляли на государственные корабли и указывали им правила морского искусства.
Кроме космета, который являлся начальником эфебии, в число учителей этой коллегии входили: педотриб, ведавший все физические упражнения; гопломах, или учитель с. 90 фехтования; аконтист, обучавший метать диск; афет, или учитель, преподававший, как обращаться с метательными машинами; токсот, который обучал стрельбе из лука. Это простое перечисление свидетельствует в достаточной степени о военном характере корпорации эфебов. Одним словом, до тех пор, пока Афины сохраняли свободу, в эфебе видели не столько будущего гражданина, сколько будущего воина. (По Dumont. Essai sur l’éphébie attique, I, стр. 146—150, 177 и сл.).
|