Низкопоклонство перед западом.
Низкопоклонство перед Западом… Если поглубже копнуть этот сталинский эвфемизм, то что, собственно, мы имеем? Низкопоклонство, очевидно, это признание абсолютного верховенства того, чему кланяются. Ну, например, низкопоклонство в церкви – буквальное – это отдание дани уважения Богу. Вообще, преклоняться можно только перед тем, что вызывает глубокое уважение и восхищение. Тем более – низко преклоняться, заниматься низкопоклонством. В СССР общегосударственные кампании просто так не начинали. Чтобы с самого верха партийного и государственного Олимпа прозвучала критика какого-то явления, это явление должно было быть всеобъемлющим, вплоть до угрозы основам коммунистической власти. Стало быть, пресловутое «низкопоклонство перед Западом» достигло в СССР необыкновенного размаха. Но вот вопрос – а что это был за Запад такой, которому по мнению Сталина в СССР стали поклоняться во второй половине 40-х годов? Ведь чтобы проникнуться уважением к какому-то явлению, восхититься каким-то образом, надо это явление или образ увидеть/услышать/осознать. Богу кланяются, поскольку в церквях есть изображения Бога, а священники постоянно объясняют пастве, каков он – Бог, что он делал и за что ему надо низко кланяться. Ну а образ Запада в СССР? Почему этот Запад вдруг так завладел мыслями многих советских граждан настолько, что они стали заниматься «низкопоклонством»? И ведь не в каких-нибудь там 60-70-х годах, а вот буквально только что после войны. Вот всего недавно страна победила огромную махину немецкой военной машины и вдруг впала в грех низкопоклонства перед Западом. Каким образом? Почему? И перед каким Западом? Нет, в самом деле, ведь Запад в разное время имел разный образ. Для брежневской эпохи, да и в наши дни Запад – это прежде всего США. Ну а в 40-е года? Что, собственно, знали про США советские люди в 40-х годах? Что это был союзник? Что он поставлял тушёнку «Второй фронт», «Студебекеры» и «Джипы»? Воля ваша, какой бы ни была жизнь в СССР, одной тушёнки для начала преклонения было маловато. Про США (САСШ) вообще в СССР знали очень мало – я имею в виду массу населения. Американские фильмы в прокате не шли, телевидения тогда не было. Ну то есть что-то конечно знали – про небоскрёбы и угнетение негров (а особо начитанные ещё и про «Одноэтажную Америку»), но всё-таки образ США для советских людей был слишком расплывчатым, чтобы на нём возникло массовое явление «преклонения перед Западом», такое массовое, что с этим явлением начала бороться вся государственная машина. Ну а если не США, то что тогда? Какой такой Запад столь прельстил советских людей, что даже мудрый, терпеливый и человеколюбивый Иосиф Виссарионович вознегодовал? Попробуем ответить на этот вопрос. Итак, что мы имеем накануне начала борьбы с «низкопоклонством перед Западом»? А вот то и имеем – четырехлетнюю жуткую тотальную войну. За всё время войны было призвано около 35 миллионов человек (преимущественно мужчин). За все годы войны в боях погибло около 14 миллионов и ещё около 2,5 миллионов погибли в немецких лагерях. А остальные? А остальные в составе своих взводов, рот, батальонов, полков, дивизий и фронтов вторглись освобождать страны Европы. Что это за страны? Польша, Чехия, Болгария, Румыния, Австрия, Венгрия, Германия. То есть всё то, что составляло собственно Рейх, союзников Рейха и оккупированные Рейхом Польшу и Чехию. Вот тот Запад, который увидели миллионы советских мужиков. Вот этот Запад их и очаровал. А потом эти миллионы советских мужиков двинулись с песнями и трофейными аккордеонами эшелонами обратно, в СССР. И там, дома, помимо рассказов о боях-пожарищах, о друзьях-товарищах, пехоте и родимой роте, нет-нет да вспоминали КАК живут люд в этой самой части Запада, которую немцы включили в состав Рейха. И нет-нет, да закрадывалась шальная мысль – это что же за такая петрушка, что все эти чехи, венгры, немцы и прочие румыны, даже несмотря на войну, жили вот эдак, а мы даже до войны жили так, что… Кстати, я делаю акцент именно на этом. Солдат, вернувшийся из Германии, сравнивал свою довоенную жизнь с тем, что увидел в Германии во время войны. Меня могу спросить – откуда такая уверенность? А оттуда, скажу вам, что если бы довоенная жизнь советских солдата была бы такой же, как то, что они увидели в Германии или Польше, то никакого «низкопоклонства перед Западом» в их душах не возникло бы. Ибо солдаты рассудил бы вполне здраво: «Ну и что, мы до войны тоже очень хорошо жили, а война всё разрушила. Ну так ничего, отстроим и снова хорошо жить станем, как до войны». Это штука психологией индивида называется (если верить Дживсу). В том-то вся и штука, что не мог сказать советский солдат себе самому: «Мы до войны жили не хуже», ибо он своими глазами увидел, насколько хуже он и все вокруг жили по сравнению с той частью Запада, в которой ему удалось побывать. Вот и зарождались в душе крамольные мысли. Вот и не прошло и года после победы, как вдруг по всей стране возникло «низкопоклонство перед Западом». А до войны его ведь не было, не было ничего такого, что подпадало под эту чудесную характеристику. Ибо до войны большинство советских даже не представляли себе НАСКОЛЬО хуже они живут, чем люди в рядом расположенной Европе. Вот и весь фокус. То есть даже не США советские люди увидели, а ту часть Европы, которая была под Гитлером, и уже сильно их зацепило, так зацепило, что невмоготу. Ну и конечно мудрый Иосиф Виссарионович тут же разобрался в тонкостях сложной душевной организации своих подданных и вполне логично рассудил: «Европы нанюхались, сволочи? Хорошей жизни захотели? Ну я вам сейчас покажу Европу и небо в алмазах по полной программе». И, что характерно, – показал. По полной. Ибо у Иосифа Виссарионовича слова никогда с делами не расходились. Умел он своим словам придавать убедительность. И таки убедил, что низкопоклонство перед Западом не есть гуд. А кто этого не понимает – того к стенке, как, например, председателя Госплана СССР Н.А. Вознесенского. А то – ишь, Европы им захотелось. Поскрёб советский народ в затылке и решил: «Да шут с ним, с Западом, не жили хорошо, да и начинать нечего». И лет эдак на 10 мысль о низкопоклонстве перед Западом забросил. Но иной раз, нет-нет, да взяв трофейный аккордеон, бывший «освободитель Европы» в полупьяных видениях вспоминал образы «освобождённых» городов и деревень, которые даже после длительной артподготовки и бомбардировок выглядели так, что аж дух захватывало. И наваливала на сердце кручина. Которую надо было спешно залить очередной порцией огненной воды, а то как бы не было беды. Ибо воспоминания об «освобождённой Европе» – штука опасная.
|
