Остров в Тихом Океане. Июнь 2013 г. Дмитрий решил, что она не достойна жизни: только потому, что она изменилась, потому её кровь стала иной
Дмитрий решил, что она не достойна жизни: только потому, что она изменилась, потому её кровь стала иной. Дмитрий был не первым и не последним, кто ненавидел измененных за одну лишь принадлежность к своей расе. Люди склонны испытывать страх перед тем, что не способны понять, ненавидеть то, чего боятся. Палач был одним из таких людей. Беатрис хотелось бы верить, что она избавила мир от фанатика, зацикленного на убийствах. Хотя для неё его жизнь больше не имела ни малейшего значения. Она не сумела вырвать Авелин из его лап, не смогла её защитить. Снова. Очнувшись в охраняемой палате, первое, что испытала Беатрис – горечь и отчаяние. Кое‑что не позволит Вальтеру до конца насладиться своей победой. Отсутствие Сэта на его фабрике ужасов, но Авелин это никак не поможет. Оглядываясь на свою жизнь, Беатрис понимала, что оставила главное за спиной. Сотни лет, потерянные в бегах и отчаянии, в злобе, которые абсолютно того не стоили. Она могла подарить Авелин свою любовь, но предпочла держать дистанцию и ненавидеть свое прошлое и всех, кто остался в нем. Дмитрия – за его убогую злобу, Сильвена – за его выбор. Она изливала свою внутреннюю тьму на окружающих и всех, кто оказывался рядом, испытывала омерзительное удовлетворение от сознания своей власти над мужчинами, ни один из которых больше не посмеет сделать ей больно. Со дня расставания с Сильвеном и до знакомства с Люком она практически не жила. Вдыхала кислород, а выдыхала яд концентрированной злобы, отчаяния и одиночества. Встреча с ним перевернула её жизнь, позволив приоткрыть свое сердце и впустить в него свет. Понять, сколько времени было потеряно. Пустой, выброшенный из жизни век. Беатрис сумела сбросить с души груз, который камнем тянул на дно. Освобождение началось с Люка, а продолжилось рядом с Сэтом и Авелин. Жаль, что произошло это слишком поздно. На то, что она отсюда выберется, рассчитывать не приходилось. Вопреки расхожим мнениям, измененные не собирались заявлять о своих преимуществах и правах на мир. Они не склонялись к декадансу, шли в ногу со временем, избегали витиеватых фраз и красочных образов. Они делили планету с людьми, не позерствуя и не распространяясь о своем существовании, потому что последнее могло им стоить жизни. Земля была песочницей Дариана, и он устанавливал свои законы для расы, которую создал, а затем уничтожил. Походя, попивая глясе и пописывая эссе, наслаждаясь жизнью и с легкостью распоряжаясь чужими. Беатрис встретила равнодушный взгляд охранников, стоявших у двери с оружием и готовых применить его в любой момент, криво улыбнулась. Сейчас она способна справиться разве что с котенком. У неё болело все, от пяток и до кончиков волос. Даже дышать было больно. На какое‑то время она с облегчением провалилась в полузабытье, а следующее пробуждение оказалось ещё менее приятным. Беатрис пришла в себя от ощущения пристального взгляда, и, открыв глаза, увидела Вальтера. Напыщенный козел мог бы стать образчиком нетленного опуса про «вампиров», которые так любят сочинять люди. Помнится, когда она увидела его впервые, сильно удивилась. Первая мысль во время знакомства: «Вот же чучело!» – мгновенно сменилась тревогой за Люка и напряженной сосредоточенностью. Если он мог помочь, пусть ходит хоть в прозрачной занавеске и изъясняется на древнешумерском. – Какая честь, – насмешливо произнесла она, увидев, как мгновенно подобралась охрана. – Ты меня разочаровала. – Поплачь. Говорят, помогает. Вальтер прошел к её кровати, остановился в двух шагах, глядя на Беатрис сверху вниз. – Плакать придется не мне, Мария. – Ступай в сад, Валерик. Как же вовремя он появился! Беатрис ощутила явный прилив жизненных сил. Такие ситуации здорово тонизируют, особенно когда хочется сдаться и расклеиться окончательно. На мгновение ей показалось, что он её ударит: под скулами заходили желваки, тонкие пальцы с ухоженными ногтями с силой сжались в кулаки. Утрись, гад ползучий! Он что, всерьез рассчитывал получить Сэта на блюдечке с голубой каемочкой после того, как позволил Люку умереть в одиночестве? Беатрис с содроганием подумала об Авелин. Если она здесь, значит и дочь на Острове. Теперь они обе целиком и полностью в его власти, и он не постесняется этим насладиться по полной программе, отыграться за все. Договориться с ним не получится, он идейный настолько, что маразмом от него через океан тянет. – Ты обещала мне Торнтона, Беатрис. Помнишь? Она не сразу поняла, что Вальтер говорит всерьез. Вгляделась в его лицо, пытаясь найти хотя бы намек на издевку, но тщетно. – Ты обещал мне спасти Люка, Вальтер. Помнишь? Голос сорвался, и она закашлялась, теряясь в собственных стремящихся покинуть грудную клетку легких. – Ты обещала мне Торнтона, – повторил он, и в глазах его горел маниакальный огонек. Семьсот лет явно не прошли даром для крыши Вальтера. Психи – самый опасный контингент, страшнее лютого зверя. В глубине сознания шевельнулся страх, и Беатрис поспешно отвела взгляд. Не хватало ещё, чтобы он заметил. Вальтер какое‑то время молча смотрел на неё, потом нажал кнопку вызова. – Беннинг, зайдите к Вороновой. Она в сознании. Мужчина в белом халате, вошедший спустя несколько минут тягостного молчания, показался Беатрис высоким, сутулым и невзрачным. Некоторая нервозность его движений говорила о том, что он находится в напряжении. Ей никак не удавалось поймать его взгляд, и она про себя отметила это факт. Парню часто приходится лгать. Быстрый осмотр не занял много времени, после чего доктор произнес: – Карту вы видели. Не рекомендую её беспокоить в ближайшую неделю. Беатрис не удержалась от хриплого смешка, мгновенно отозвавшегося болезненными ощущениями под ребрами. – Приведите её в порядок в течение суток, – отозвался Вальтер, – нужно, чтобы она протянула как можно дольше во время допроса. Он повернулся и вышел, кивнув охране. Беннинг хотел что‑то возразить, но промолчал. Беатрис была уверена, что причиной того стала отнюдь не природная скромность. – Люди не машины, чтобы можно было быстро починить, – пробормотал он, доставая шприц и вводя препарат в капельницу. Она не успела поинтересоваться, какой именно. Сознание отказалось от любопытства, уплывая в заоблачные дали.
– 22 –
|