Синдром разбившихся надежд 15 страница

 

– Смотри, Глазастик! - выдохнул Джим. - Смотри! Ваше преподобие, да он калека!

 

Преподобный Сайкс перегнулся через меня и шепотом сказал Джиму:

 

– У него рука попала в машину - он ещё мальчиком был, убирал хлопок у мистера Дольфуса Реймонда, и рука попала в машину… он тогда чуть кровью не истёк… всё мясо с костей сорвало.

 

– Это и есть тот самый человек, который совершил над вами насилие, мисс Мэйелла?

 

– Ясно, он самый.

 

Аттикус задал ещё один вопрос, одно только слово:

 

– Как?

 

Мэйелла пришла в ярость.

 

– Уж не знаю как, а только снасильничал… я ж говорю, всё получилось больно быстро…

 

– Давайте рассуждать спокойно, - начал Аттикус, но мистер Джилмер прервал его: он протестует, на этот раз не потому, что вопрос несущественный и к делу не относится, а потому, что Аттикус запугивает свидетельницу.

 

Судья Тейлор захохотал.

 

– Бросьте, Хорейс, сидите и не выдумывайте. Уж если кто кого запугивает, так скорее свидетельница - Аттикуса.

 

Кроме судьи Тейлора, в зале не засмеялась ни одна душа. Даже младенцы притихли, я вдруг подумала - может, они задохнулись у груди матерей.

 

– Итак, мисс Мэйелла, - сказал Аттикус, - вы свидетельствуете, что подсудимый вас бил и душил… вы не говорили, что он потихоньку подкрался сзади и ударил вас так, что вы потеряли сознание, вы сказали - вы обернулись, а он сзади стоит… - Аттикус отошёл к своему столу и теперь постукивал по нему костяшками пальцев в такт каждому слову. - Не угодно ли вам пересмотреть какую-либо часть ваших показаний?

 

– Вы хотите, чтоб я говорила, чего не было?

 

– Нет, мэм, я хочу, чтобы вы сказали то, что было. Пожалуйста, скажите нам ещё раз, как было дело?

 

– Я уж сказала.

 

– Вы сказали, что обернулись и увидели его сзади себя. И тогда он начал вас душить?

 

– Да.

 

– А потом перестал душить и ударил по лицу?

 

– Ну да, я уж говорила.

 

– И подбил вам правый глаз кулаком правой руки?

 

– Я пригнулась, и… и у него кулак соскользнул, вон как было. Я пригнулась, и кулак соскользнул.

 

Мэйелла наконец поняла, что к чему.

 

– Вы вдруг всё это очень ясно припомнили. Совсем недавно ваши воспоминания были не так отчётливы, не правда ли?

 

– Я сказала: он меня ударил.

 

– Ну, хорошо. Он вас душил, ударил, а потом изнасиловал - так?

 

– Ну ясно!

 

– Вы девушка крепкая, что же вы делали всё это время - стояли смирно?

 

– Я ж вам говорила, я орала во всю мочь, и брыкалась, и отбивалась…

 

Аттикус медленно снял очки, уставился на Мэйеллу здоровым правым глазом и засыпал её вопросами. Судья Тейлор прервал его.

 

– Задавайте по одному вопросу зараз, Аттикус. Дайте свидетельнице ответить.

 

– Хорошо. Почему вы не убежали?

 

– Я старалась, но…

 

– Старались? Что же вам помешало?

 

– Я… он сбил меня с ног. Вон как было, он меня сбил с ног и навалился на меня.

 

– И вы всё время кричали?

 

– Ясно, кричала.

 

– Как же вас не услышали братья и сёстры? Где они были? На свалке?

 

Никакого ответа.

 

– Где они были? Почему они не сбежались на ваши крики? Ведь от вашего дома до свалки не так далеко, как до леса?

 

Никакого ответа.

 

– А может быть, вы закричали только тогда, когда увидели в окне своего отца? А до той минуты вы и не думали кричать, так?

 

Никакого ответа.

 

– Может быть, вы начали кричать не из-за Тома Робинсона, а из-за своего отца? Так было дело?

 

Никакого ответа.

 

– Кто вас избил? Том Робинсон или ваш отец?

 

Никакого ответа.

 

– Что увидел в окно ваш отец - преступное насилие или полнейшее нежелание его совершить? Почему бы вам не сказать правду, девочка, - разве не Боб Юэл вас избил?

 

Аттикус отвернулся от Мэйеллы, лицо у него стало такое, будто у него разболелся живот, а у Мэйеллы лицо было испуганное и злобное. Аттикус сел на своё место и начал протирать очки платком.

 

Мэйелла вдруг обрела дар речи:

 

– Мне надо кой-чего сказать.

 

Аттикус поднял голову.

 

– Вы хотите рассказать нам, как всё было на самом деле?

 

Но она не услыхала сочувствия в его голосе.

 

– Мне надо кой-чего сказать, а потом я больше ни словечка не скажу. Этот черномазый меня одолел, и коли все вы, благородные господа, так ему это и спустите, стал быть, все вы просто вонючие, подлые трусы, вот вам и весь сказ, подлые вы трусы, вся ваша шайка! И зазря вы тут благородничали, мистер Финч, и зазря вы меня обзывали «мэм», и «мисс Мэйелла», и по-всякому…

 

Тут она расплакалась по-настоящему. Плечи её тряслись от гневных рыданий. Больше она ни на один вопрос не стала отвечать, даже мистеру Джилмеру, который пытался хоть чего-то от неё добиться. Я думаю, не будь она такая бедная и тёмная, судья Тейлор её арестовал бы за оскорбление суда и всех присутствующих. Аттикус каким-то образом - я не очень понимала, как именно - больно её задел, но ему это вовсе не доставило никакого удовольствия. Он сидел за своим столом, понурив голову, а Мэйелла спустилась с возвышения и пошла мимо него на своё место и поглядела на него с такой злобой и ненавистью - я никогда в жизни не видала, чтоб кто-нибудь так смотрел.

 

Мистер Джилмер сказал судье, что пока у него больше вопросов нет, и судья Тейлор сказал:

 

– Нам всем пора отдохнуть. Сделаем перерыв на десять минут.

 

Аттикус и мистер Джилмер сошлись перед креслом судьи, пошептались о чём-то и вышли в дверь позади свидетельского возвышения, и это было как сигнал, что всем нам можно немного размяться. Только тут я заметила, что сижу на самом краешке скамьи и ноги у меня онемели. Джим встал, потянулся и зевнул, за ним Дилл, а преподобный Сайкс стал утирать лицо шляпой. Жара невыносимая, сказал он.

 

Мистер Бракстон Андервуд, который всё время смирно сидел в кресле, отведённом для представителя печати, и впитывал, как губка, показания свидетелей, теперь обвёл сердитым взглядом галерею для цветных и встретился со мной глазами. Фыркнул и отвернулся.

 

– Джим, - сказала я, - мистер Андервуд нас видел.

 

– Это ничего. Аттикусу он не скажет, он просто напечатает про это в хронике в своей «Трибюн».

 

И Джим опять стал что-то объяснять Диллу - наверно, что до сих пор было самое интересное, а мне казалось, ничего такого и не было. Аттикус и мистер Джилмер не вели друг с другом долгих споров; мистер Джилмер как будто даже нехотя выступал в роли обвинителя; свидетели отвечали послушно и почти не упирались. Но Аттикус когда-то сказал нам, что всякий юрист, который вздумает толковать на свой лад свидетельские показания, в конце концов получает от судьи Тейлора суровую отповедь. Аттикус хотел, чтоб я поняла: с виду судья Тейлор ленивый и сонный, но его не проведёшь, а это главное. Аттикус сказал - он хороший судья.

 

Скоро судья Тейлор вернулся и опять забрался в своё вертящееся кресло. Вытащил из жилетного кармана сигару и стал задумчиво её разглядывать. Я ткнула Дилла локтем в бок. Осмотрев сигару, судья свирепо куснул её.

 

– Мы иногда нарочно приходим на него смотреть, - объяснила я Диллу. - Теперь ему до вечера хватит. Ты только смотри.

 

Не подозревая, что за ним наблюдают с галереи, судья Тейлор ловко выдвинул губами откушенный кончик сигары… хлоп! - кончик сигары попал прямо в плевательницу, мы даже слышали, как «снаряд» плюхнулся в самую серёдку.

 

– Пари держу, если на меткость, так его никто не переплюнет, - пробормотал Дилл.

 

Обычно во время перерыва публика расходилась из зала, а сегодня никто с места не двинулся. Даже Бездельники остались, хотя им не удалось пристыдить людей помоложе, чтоб уступили место, и пришлось всё время стоять у стен. В общественную уборную мистер Гек Тейт, кажется, распорядился никого не пускать, кроме судейских.

 

Аттикус с мистером Джилмером вернулись, и судья Тейлор посмотрел на свои часы.

 

– Скоро четыре, - сказал он.

 

Загадочно и непонятно: часы на здании суда за это время должны были пробить два раза по меньшей мере, а я их ни разу не слыхала.

 

– Попробуем сегодня же и закончить? - спросил судья Тейлор. - Как ваше мнение, Аттикус?

 

– Пожалуй, можно и закончить, - сказал Аттикус.

 

– Сколько у вас свидетелей?

 

– Один.

 

– Что ж, послушаем его.

 

 

 

 

Томас Робинсон подошёл к свидетельскому месту и правой рукой приподнял левую. Он положил эту неживую руку на переплёт библии. Но едва он отнял правую руку, искалеченная левая соскользнула с библии и ударилась о стол секретаря. Том опять стал поднимать её, но судья Тейлор буркнул:

 

– И так хорошо, Том.

 

Том принёс присягу и занял место для свидетелей. Аттикус быстро-быстро стал его спрашивать, и вот что мы узнали: Тому двадцать пять лет, женат, трое детей; к суду привлекался: один раз был приговорён к месяцу тюрьмы за нарушение общественного порядка.

 

– Значит, было нарушение порядка, - сказал Аттикус. - В чём оно выразилось?

 

– Подрался с одним человеком, он хотел пырнуть меня ножом.

 

– И это ему удалось?

 

– Да, сэр, самую малость. Вы видите, я… - Том неловко повёл левым плечом.

 

– Вижу, - сказал Аттикус. - Осудили вас обоих?

 

– Да, сэр, и мне пришлось отбывать срок - штраф-то я не мог заплатить. А он за себя заплатил.

 

Дилл перегнулся через меня и спросил Джима, что же это Аттикус делает. Джим сказал - Аттикус показывает присяжным, что Тому скрывать нечего.

 

– Вы знакомы с Мэйеллой Вайолет Юэл? - спросил Аттикус.

 

– Да, сэр. Мне мимо них всякий день ходить на плантацию и обратно.

 

– На чью плантацию?

 

– Я собираю хлопок у мистера Линка Диза.

 

– Вы и в ноябре собирали хлопок?

 

– Нет, сэр, осенью и зимой я работаю у мистера Диза в саду. Я у него работаю круглый год. У него там и пекановые деревья и ещё много всякого дела.

 

– Вы сказали, что вам приходится каждый день ходить мимо дома Юэлов на работу и обратно. А другой дороги нет?

 

– Нет, сэр, другой я не знаю.

 

– Мисс Юэл когда-нибудь заговаривала с вами, Том?

 

– А как же, сэр. Я как иду мимо, всегда кланяюсь, а один раз она велела мне войти во двор и порубить гардароб.

 

– Когда она велела вам порубить этот… гардароб?

 

– Прошлый год, мистер Финч, по весне. Я почему помню, была самая пора окапывать хлопок, и у меня была при себе мотыга. Я говорю, у меня инструмента-то нет, одна мотыга, а она говорит - дам тебе топор. Дала она мне топор, я и порубил гардароб. Она тогда говорит: «Что ж, придётся дать тебе пятак, а?» А я говорю - нет, мэм, ничего мне не надо. И пошёл домой. Той весной это было, мистер Финч, больше года прошло.

 

– А ещё когда-нибудь вы туда заходили?

 

– Да, сэр.

 

– Когда?

 

– Да сколько раз.

 

Судья Тейлор потянулся было за молотком, но так его и не поднял. Ропот в зале стих сам собою.

 

– При каких обстоятельствах это было?

 

– Не пойму, сэр.

 

– Почему вы много раз заходили к ним во двор?

 

Лоб у Тома Робинсона разгладился.

 

– Она меня звала, сэр. Я мимо иду, а у неё всегда какая-никакая работа для меня, то дров наколоть, то лучины нащепать, то воды натаскать. Цветы эти красные, она их всякий день поливала…

 

– Вам платили за эти услуги?

 

– Нет, сэр, только в тот первый раз она хотела дать пятак. Так ведь я не для платы. Мистер-то Юэл, видать, ей не больно помогал, и ребятишки тоже, а лишние-то пятаки откуда ей взять.

 

– А где были другие дети?

 

– Так они всегда тут же, во дворе. Я работаю, а они глядят - которые тут же, которые в окно высунутся.

 

– Мисс Мэйелла разговаривала с вами?

 

– Да, сэр, разговаривала.

 

Том Робинсон давал показания, а я вдруг подумала: видно, эта Мэйелла Юэл всё равно что одна на свете. Страшила Рэдли - и то не такой одинокий, хоть он и сидит двадцать пять лет взаперти. Когда Аттикус спросил, есть ли у неё друзья, она даже и не поняла, а потом подумала - он над ней насмехается. Она такая жалкая, всё равно как мулаты, про которых говорил Джим: белые с ней не знаются, потому что она живёт со свиньями, а негры - потому что она белая. Она не может водить компанию с неграми, как мистер Дольфус Реймонд, у неё ведь нет своей земли на берегу и она не из хорошей семьи. Про Юэлов никто не скажет: «Это у них в роду». Мейкомб им даёт пособие, подарки на рождество - и поворачивается спиной. Один Том Робинсон, наверно, и обходился с ней по-человечески. А она говорила - он её одолел, и, когда показания давала, смотрела на него, как на самую грязную грязь. Тут я услышала голос Аттикуса:

 

– Случалось ли вам когда-либо вторгаться на участок Юэлов? Заходили вы когда-нибудь на их участок без особого приглашения от кого-либо из хозяев?

 

– Нет, сэр, никогда, мистер Финч. Как можно, сэр!

 

Аттикус нам не раз объяснял, как понять, говорит свидетель правду или лжет: тут главное даже не смотреть на него, но слушать. Так я и сделала - на один вопрос Том три раза сказал «нет», но сказал спокойно, не хныкал, не канючил, и я ему поверила, хоть он и говорил больше чем надо. Видно было, что он порядочный негр, а порядочный негр никогда не пойдёт в чужой двор, если его не звали.

 

– Что произошло с вами, Том, вечером двадцать первого ноября прошлого года?

 

Внизу в зале все разом вздохнули и подались вперёд. И негры позади нас тоже.

 

Кожа у Тома была совсем чёрная, но не блестящая, а как тусклый бархат. На чёрном лице блестели белки глаз, и, когда он говорил, зубы так и сверкали. Не будь он калекой, он был бы прямо красивый.

 

– Иду я в тот вечер домой, мистер Финч, - начал он. - А мисс Мэйелла стоит на крыльце, она вам так и сказала. У них было больно тихо, а почему - я не знал. Я иду и удивляюсь, отчего это тихо, а она меня кликнула, велела зайти помочь. Я и вошёл во двор, поглядел кругом, думал, надо дров нарубить, а их не видать, а она говорит - нет, - говорит, - у меня для тебя в доме дело есть. Дверь соскочила с петель, а зима на носу. Я спросил у мисс Мэйеллы отвёртку. А она говорит, отвёртка найдётся. Ну, я поднялся на крыльцо, а она говорит - иди в дом. Вошёл я, поглядел дверь и говорю - мисс Мэйелла, а дверь вроде в порядке. Отворил дверь, затворил - и петли в порядке. А она взяла да и захлопнула дверь. Я всё думал, мистер Финч, почему это так тихо, а тут понял, ребятишек-то ни одного нет, и спрашиваю - мисс Мэйелла, а куда ж все ребятишки подевались?

 

Чёрное лицо Тома начало блестеть, и он провёл рукой по лбу.

 

– Я спрашиваю, куда, мол, все детишки подевались? - повторил он. - А она эдак засмеялась… и говорит, в город пошли, мороженое есть. Полный год я им копила семь пятаков, а всё ж таки накопила. Все пошли в город.

 

Тому было явно не по себе, и не оттого, что он вспотел.

 

– А вы ей что на это ответили, Том? - спросил Аттикус.

 

– Я ответил вроде того, что ловко это вы с ними, мисс Мэйелла. А она говорит: ты так думаешь? Только она, видно, меня не поняла… Я-то думал, какая она ловкая, что накопила денег, и какая добрая к детишкам.

 

– Понимаю вас, Том, - сказал Аттикус. - Продолжайте.

 

– Ну, я сказал - я пойду, раз у вас для меня работы нет, а она говорит, есть. Я спросил, какая, а она велела: влезь вой на стул и сними тот ящик с гардероба.

 

– Не с того гардероба, который вы порубили на дрова? - спросил Аттикус.

 

Том улыбнулся.

 

– Нет, сэр, это другой. Высокий, под самый потолок. Я снял ящик, стал слезать, а она… она вдруг взяла да… да и обхватила меня, мистер Финч. Я до того напугался, спрыгнул, стул и опрокинулся… Только этот один стул и опрокинулся, а другое всё по местам стояло, когда я уходил, мистер Финч. Бог свидетель.

 

– А после того, как вы опрокинули стул, что было?

 

У Тома будто язык отнялся. Он поглядел на Аттикуса, потом на присяжных, потом на мистера Андервуда, который сидел напротив него.

 

– Том, вы поклялись говорить всю правду. Мы ждём.

 

Том растерянно провёл рукой по губам.

 

– Что же было дальше?

 

– Отвечай на вопрос, - сказал судья Тейлор. Он уже на треть сжевал свою сигару.

 

– Я спрыгнул со стула, мистер Финч, повернулся, а она как накинется на меня…

 

– Накинулась на вас? С кулаками?

 

– Нет, сэр, она… она меня обняла. Обеими руками обхватила.

 

На этот раз судья Тейлор громко стукнул своим молотком, и в ту же минуту в зале зажёгся свет. Ещё не стемнело, но солнце уже не светило в окна. Судья Тейлор живо навёл порядок.

 

– А потом что она сделала?

 

Том через силу глотнул.

 

– Она встала на цыпочки и поцеловала меня в щеку. И говорит, отродясь ни с кем не целовалась, хоть черномазого поцелую. А что отец с ней делает, так это, мол, не в счёт. Поцелуй и ты меня, черномазый, - говорит. Я говорю - отпустите меня, мисс Мэйелла, и хотел бежать, а она загородила дверь, - не толкать же мне её. Не хотел я её толкать, мистер Финч, и говорю - пропустите меня! А тут как раз мистер Юэл заглянул в окно и давай кричать.

 

– Что он кричал?

 

Том Робинсон опять глотнул и вытаращил глаза.

 

– Не могу я это сказать… ну никак не могу… тут народ, дети…

 

– Что он сказал, Том? Вы должны повторить присяжным, что он сказал.

 

Том Робинсон крепко зажмурился.

 

– Он сказал: «Чертова шлюха, я тебя убью».

 

– А потом что было?

 

– Я сразу убежал, мистер Финч, не знаю я, что потом было.

 

– Том, вы изнасиловали Мэйеллу Юэл?

 

– Нет, сэр.

 

– Нанесли вы ей какие-нибудь побои?

 

– Нет, сэр.

 

– Вы противились её заигрываньям?

 

– Я старался, мистер Финч. Я старался, только я не хотел быть грубым. Не хотел быть грубым, не хотел её толкать.

 

Тут мне пришло в голову - Том очень воспитанный, прямо как Аттикус. Только после отец мне объяснил, и я поняла, в какое трудное положение попал Том: что бы там ни было, а посмей он ударить белую женщину - и ему конец, вот он и кинулся бежать, а раз бежит, значит виноват.

 

– Давайте вернёмся к мистеру Юэлу, Том, - сказал Аттикус. - Он вам что-нибудь сказал?

 

– Нет, сэр. Может, он что и сказал, да меня-то уже не было…

 

– Достаточно, - оборвал Аттикус. - А то, что вы слышали, кому он говорил?

 

– Он говорил мисс Мэйелле, мистер Финч, и смотрел на неё.

 

– И потом вы убежали?

 

– Да, сэр.

 

– Почему вы убежали?

 

– Напугался, сэр.

 

– Почему вы испугались?

 

– Были бы вы чёрный, мистер Финч, вы бы тоже напугались.

 

Аттикус сел. К свидетельскому месту пошёл мистер Джилмер, но в это время в публике поднялся мистер Линк Диз и объявил:

 

– Вот что я вам всем скажу. Этот малый работает у меня восемь лет, и ни разу я его ни в чём дурном не заметил. Ни разу.

 

– Попридержите язык, сэр! - загремел судья Тейлор. Сейчас он был ни капельки не сонный и весь покраснел. Удивительное дело, несмотря на сигару, он говорил очень внятно. - Линк Диз, - заорал он, - если вам есть что сказать, извольте это говорить в положенное время и под присягой, а пока чтоб вашего духа тут не было! Понятно? Чёрт меня подери, стану я тут слушать этого фрукта!

 

Судья Тейлор свирепо поглядел на Аттикуса - попробуй, мол, скажи хоть слово, но Аттикус наклонил голову и только посмеивался про себя. Аттикус когда-то говорил: судья Тейлор очень любит метать громы и молнии, иногда даже хватает через край, но адвокаты пропускают его грозные тирады мимо ушей. Я поглядела на Джима, а он только покачал головой.

 

– Это ведь не то что присяжный встал да заговорил, - сказал он. - Тогда бы он, наверно, так не разъярился. А мистер Линк просто нарушает порядок.

 

Судья Тейлор велел секретарю вычеркнуть из протокола всё после слов: «Были бы вы чёрный, мистер Финч, вы бы тоже напугались», а присяжным сказал не обращать внимания на всякие неуместные выкрики. Он сердито глядел на проход - наверно, ждал, чтоб мистер Линк Диз закрыл за собой дверь. Потом сказал:

 

– Давайте, мистер Джилмер.

 

– Был ты приговорён к месяцу тюрьмы за нарушение общественного порядка, Робинсон? - спросил мистер Джилмер.

 

– Да, сэр.

 

– И здорово ты отделал того черномазого?

 

– Он меня поколотил, мистер Джилмер.

 

– Да, но осудили-то тебя, верно?

 

Аттикус поднял голову.

 

– Это был мелкий проступок, и это уже записано в протоколе, ваша честь. - Мне показалось, голос у него усталый.

 

– Всё равно, пускай свидетель ответит, - сказал судья Тейлор тоже усталым голосом.

 

– Да, сэр, меня посадили на месяц.

 

Теперь мистер Джилмер станет уверять присяжных, что раз человека осудили за нарушение общественного порядка, значит, и замыслить насилие над Мэйеллой Юэл он тоже может; только для этого мистер Джилмер и завёл этот разговор. Такие доводы всегда годятся.

 

– Робинсон, ты отлично умеешь одной рукой и гардеробы рубить и дрова колоть, верно?

 

– Да, сэр, сдаётся мне, что так.

 

– У тебя хватает силы придушить женщину и повалить её на пол?

 

– Я никогда этого не делал, сэр.

 

– Но силы у тебя на это хватит?

 

– Сдаётся мне, что так, сэр.

 

– Давно на неё заглядывался, а, парень?

 

– Нет, сэр, никогда я на неё не глядел.

 

– Так ты что же, из одной любезности ей и дрова колол и вещи перетаскивал, а, парень?

 

– Я ей старался помочь, сэр.

 

– Ишь ты, какой благородный! Ведь ты и на плантации работал, да и дома всегда дела найдутся, а?

 

– Да, сэр.

 

– Почему ж ты свои дела не делал, а работал на мисс Юэл?

 

– Я и свои дела делал, сэр.

 

– Хлопот, значит, было по горло. А чего ради?

 

– Что «чего ради», сэр?

 

– Чего ради ты для неё так старался?

 

Том Робинсон ответил не сразу.

 

– Да вот, я уж говорил, помочь-то ей вроде некому, - сказал он неуверенно.

 

– А мистер Юэл, а семеро ребят?

 

– Да ей вроде никто не помогал…

 

– И ты колол ей дрова и делал всякую другую работу просто так, по доброте сердечной, а, парень?

 

– Да вот, хотел ей помочь…

 

Мистер Джилмер криво усмехнулся и поглядел на присяжных.

 

– Смотри ты, какой добрый!… Столько работал, и всё задаром?

 

– Да, сэр. Я её жалел, она вроде одна за них за всех старалась…

 

– Ах, вот оно что, жалел? Это ты-то её жалел? - Мистер Джилмер чуть не подпрыгнул под потолок.

 

Свидетель понял, что сказал не то, и беспокойно переступил с ноги на ногу. Но ничего уже нельзя было поправить. Всем сидящим внизу ответ Тома Робинсона сильно не понравился. А чтобы его получше запомнили, мистер Джилмер долго не задавал следующего вопроса.

 

– Итак, - заговорил он наконец, - двадцать первого ноября ты, как всегда, шёл мимо дома Юэлов и она позвала тебя и попросила расколоть гардероб?

 

– Нет, сэр.

 

– Ты отрицаешь, что шёл мимо дома?

 

– Нет, сэр… Она сказала, у неё есть для меня работа в доме…

 

– Она говорит, что попросила тебя расколоть гардероб, так?

 

– Нет, сэр, не так.

 

– Значит, ты говоришь, что она лжет?

 

Аттикус вскочил, но Том обошёлся без его помощи.

 

– Я не говорю - она лжет, мистер Джилмер, просто она ошибается.

 

Мистер Джилмер задал ещё десяток вопросов, он хотел, чтоб Том подтвердил рассказ Мэйеллы. Но Том стоял на своём: мисс Мэйелла ошибается.

 

– А разве мистер Юэл не выгнал тебя из дому, парень?

 

– Нет, сэр, не думаю.

 

– Что значит «не думаю»?

 

– Он не успел меня выгнать, я сам сразу убежал.

 

– Насчёт этого ты очень откровенен. А почему, собственно, ты так сразу убежал?

 

– Так вот, сэр, я напугался.

 

– Чего же ты напугался, если у тебя совесть чиста?

 

– Я уж говорил, сэр, чёрному опасно попасть в такую… в такую переделку.

 

– Но ведь ты не попал в переделку, ты утверждаешь, что устоял перед мисс Юэл. Или, может, ты убежал со страху, что она тебя поколотит, эдакого детину?

 

– Нет, сэр, я боялся попасть под суд, а всё равно попал.

 

– Боялся, что тебя арестуют, боялся, что придётся отвечать за то, что натворил?

 

– Нет, сэр, боялся - придётся отвечать за то, чего не делал.

 

– Ты это что же, парень, дерзишь мне?

 

– Нет, сэр, что вы!

 

Дальше я уже не слушала вопросов мистера Джилмера - Джим велел мне увести Дилла. Дилл почему-то расплакался и никак не мог перестать; сперва он всхлипывал тихонько, а потом громче, громче, и все вокруг услыхали. Джим сказал, если я не уведу Дилла, он меня всё равно заставит, и преподобный Сайкс тоже сказал, что надо бы мне пойти, - и я пошла. Дилл в тот день был вроде здоров, ничего у него не болело, наверно, он просто ещё не пришёл в себя после своего побега.

 

– Ты что, заболел? - спросила я, когда мы сошли вниз.

 

Мы сбежали с крыльца. Дилл изо всех сил старался взять себя в руки. На крыльце одиноко сидел мистер Линк Диз.

 

– Что-нибудь случилось, Глазастик? - спросил он, когда мы проходили мимо.

 

– Нет, сэр, - сказала я на ходу. - Только вон Дилл чего-то скис.

 

– Пойдём под деревья, - сказала я Диллу. - Это ты, наверно, от жары.

 

Мы выбрали самый тенистый виргинский дуб и уселись под ним.

 

– Нет, просто я не мог его слушать, - сказал Дилл.

 

– Кого, Тома?

 

– Да нет же, этого противного Джилмера, как он его мучает.

 

– Так ведь это его работа, Дилл. А как же. Ведь если б у нас не было обвинителей, так, наверно, и защитников не было бы.

 

Дилл терпеливо вздохнул.

 

– Знаю, Глазастик. Но он уж так придирался - оттого мне и тошно стало.

 

– Ему так полагается, Дилл, он вёл перекрёстный…

 

– Но ведь с другими он не так…

 

– Так то были его свидетели, а не защиты.

 

– А всё равно мистер Финч Мэйеллу и старика Юэла совсем не так допрашивал. А этот всё время называет Тома «парень» и насмехается над ним, и, что тот ни скажет, он всё оборачивается к присяжным - видали, мол, как врет.

 

– Ну, знаешь, Дилл, в конце концов Том ведь просто негр.

 

– А мне наплевать. Всё равно это нечестно. Нечестно с ними так обращаться. Нельзя так разговаривать с человеком… Меня прямо тошнит.