Глава 23. — Много лет назад, — сказала Алтея, положив стиснутые руки на колени, — так давно, что ты можешь не поверить

Дженнсен устроилась поудобнее на подушке, лежащей перед колдуньей.

— Много лет назад, — сказала Алтея, положив стиснутые руки на колени, — так давно, что ты можешь не поверить, я отправилась со своей сестрой в Древний мир, за великим барьером на юге.

Дженнсен решила, что до поры до времени будет молчать о том, что знает про стремление нового лорда Рала напасть на Древний мир. Лучше послушать колдунью, а затем снова попытаться уговорить Алтею помочь.

— Я ходила в Древний мир, чтобы попасть в место под названием Дворец Пророков, — сказала Алтея. Это Дженнсен тоже слышала от Себастьяна.

— У меня есть очень примитивный дар пророчества. Я хотела узнать, что можно с ним сделать, а моя сестра мечтала узнать о способах лечения. Кроме того, мне хотелось узнать о таких, как ты.

— Я? — удивилась Дженнсен. — В каком же это смысле?

— Все потомки Даркена Рала были такими же, как он. Все, обнаружив, что на свет появились неодарённые отпрыски, уничтожали их. Мы с Латеей были молоды и полны пылкого желания помочь тем, кто в этом нуждался, кого, как мы чувствовали, несправедливо преследуют.

Мы хотели использовать свой дар, чтобы изменить мир к лучшему. Хотя мы собирались изучать различные вещи, причина нашего появления там была одинаковой.

Дженнсен подумала, что именно так она все и представляла и именно такой помощи ждала от Алтеи. Но говорить сейчас об этом было не время.

— А почему понадобилось ехать во Дворец Пророков, чтобы всё это узнать?

— Колдуньи там известны тем, что имеют дело со многими чародеями, с различной магией и, что самое главное, часто связаны с этим миром и другими мирами.

— Другими мирами? — Дженнсен показала рукой на доску с изображением Милосердия. — Вы имеете в виду мир мёртвых?

Алтея откинулась назад, на спинку стула:

— В общем, да, но не совсем. Ты понимаешь Милосердие? — Алтея дождалась кивка Дженнсен. — Колдуньи из Дворца Пророков знают о действиях дара, о взаимных отношениях между мирами, о том, как всё это сочетается друг с другом. Их называют сёстрами Света.

Дженнсен вспомнила внезапно, что Себастьян говорил, будто сёстры Света сейчас с императором Джеганем. Себастьян предлагал Дженнсен отправиться к сёстрам Света.

Он сказал, что, возможно, они помогут ей. Должно быть, они имеют какое-то отношение к Свету Создателя. Тут ей пришла в голову ещё одна идея.

— Это имеет отношение к тому, что говорила Латея? Будто вы можете видеть дыры в мирах?

Алтея улыбнулась, как учитель испытывающий удовольствие оттого, что ученик начинает делать собственные открытия.

— Это только самая верхушка горы. Видишь ли, не обладающие даром отпрыски лорда Рала — любого лорда Рала в последнее тысячелетие — отличаются от остальных людей. Вы — дыры в мире для тех из нас, кто имеет дар.

— А что это значит — дыры в мире?

— По отношению к вам мы слепы.

— Слепы? Но вы ведь видите меня. Латея тоже могла меня видеть. Я не понимаю...

— Мы не глазами слепы. Мы слепы с точки зрения нашего дара. — Колдунья махнула рукой в сторону окна. — Повсюду находятся живые существа. Ты их видишь с помощью глаз — как сейчас Фридриха и эти деревья. Я тоже могу видеть, как все вы, но...

Алтея подняла указательный палец.

— Но с помощью моего дара я вижу их по-другому. И с тобой получается так, что по-другому, с помощью дара, я тебя не вижу. И Даркен Рал не мог тебя видеть. Не может этого и новый лорд Рал. Для тех, кто имеет дар, ты — дыра в мире.

Поражённая Дженнсен даже заикаться начала:

— Но... но... но... это совершенно не понятно. Он же всё время преследовал меня. Он послал ко мне убийц. У одного из них на листе бумаги было записано моё имя.

— Они могли искать тебя, но только в самом обычном смысле этого слова. При помощи магии они обнаружить тебя не могут. Его дар в отношении тебя слеп. Ему приходится использовать шпионов, подкуп и угрозы, чтобы обнаружить твоё местопребывание. Будь иначе, он бы послал магических тварей и те бы разгрызли твои кости и с тобой было бы покончено. Для него это гораздо проще, чем посылать людей с листочком бумаги, на котором написано твоё имя.

— Вы имеете в виду, что для него я невидима?

— Нет. Я вижу тебя. Я помню твои рыжие волосы. Я узнаю тебя, потому, что знаю твою мать, а ты похожа на неё. Я знаю тебя так, как все люди узнают и запоминают друг друга. Даркен Рал, будь он жив, мог бы узнать тебя, если бы помнил твою мать.

А знавшие Даркена могли бы разглядеть в твоём лице его черты. Лорд Рал может узнать тебя самым обычным способом, как люди без дара. И может найти тебя обычными средствами. Но при помощи магии ему тебя не найти. Это не в его силах.

Дженнсен, нахмурившись, задумалась. Молчала и колдунья. Фридрих возился около очага. Наконец, Алтея сказала:

— Когда я была во Дворце Пророков, я познакомилась там с колдуньей по имени Эди. Она в одиночку приехала в Древний мир, чтобы научиться новому. Она была слепа.

— Слепа?.. Как же она путешествовала одна, раз была слепой?

Алтея улыбнулась:

— Она видела с помощью своего дара, а не глаз. Все колдуньи... вообще все люди с даром имеют свои способности. У кого-то дар сильнее... как сильнее тебя тот, у кого более мощные мускулы. К примеру, Фридрих. Он более мускулистый. У тебя волосы такие же, как у всех людей, но только — рыжие.

А у других — светлые, чёрные или каштановые. Каждый человек чем-то отличается от других. То же самое и с даром. Он различается не только по своим аспектам, но и по силе их проявления. У кого-то он очень силён, у кого-то слаб. Каждый из нас индивидуален. Все колдуньи уникальны по своим способностям.

— А что случилось с вашей подругой Эди? Алтея опять некоторое время помолчала, размышляя. И сказала:

— Глаза у Эди были совершенно слепыми, но она научилась видеть при помощи своего дара. Дар говорил ей о мире больше, чем я могла увидеть при помощи глаз. Это похоже на обычных слепых людей, которые приучаются слышать лучше, чем я или ты. Эди проделала то же со своим даром.

Она видела, ощущая мельчайшие искры от дара Создателя, которые находятся в любой вещи вокруг нас. Она видела саму жизнь и более того: само Творение. — Алтея снова помолчала. — И для меня и для Даркена Рала и для Эди ты не существуешь. Ты — дыра в мире.

Дженнсен объял непонятный ужас. Но постепенно образ этого ужаса стал принимать определённые очертания. Из глаз её брызнули слёзы.

— Создатель дал мне не такую, как у других, жизнь? Я существую каким-то иным способом? Я своего рода... чудовище, да? Мой отец хотел убить меня, потому, что я чудовищна по своей природе?

— Нет, дитя моё. — Алтея наклонилась и успокаивающе погладила Дженнсен по волосам. — Я вовсе не это имела в виду.

Дженнсен отчаянно пыталась сдержать вновь подступившую волну ужаса. Слёзы застили ей глаза и лицо Алтеи было размытым и нереальным, как дыра в мире.

— Я даже не часть Творения. Вот, почему одарённые не могут чувствовать меня. Лорд Рал просто хотел избавить мир от ошибки природы, от зла...

— Дженнсен, не переиначивай мои слова! Послушай меня!

Дженнсен кивнула, вытирая глаза:

— Я слушаю.

— То, что ты другая, вовсе не делает тебя злом.

— Но, кто я такая, если не чудовищное порождение зла?

— Дитя моё, ты — столп Творения.

— Но вы сказали...

— Я сказала, что те, у кого есть дар, не могут видеть тебя с его помощью. Я не говорила, что ты не существуешь, что ты не часть Творения.

— Тогда почему я — одна из этих... существ? Одна из этих дыр в мире?

Алтея покачала головой:

— Не знаю, дитя моё. Но неведомое нам вовсе не является злом. Сова может видеть в темноте. Люди — нет. Но разве делает тебя злом то, что люди тебя во тьме не видят, а сова видит? Это только указывает на существование ограничений.

— Но все ли потомки лорда Рала одинаковы?

Прежде, чем открыть рот, Алтея тщательно продумала ответ.

— Истинно неодарённые действительно одинаковы. Те же, кто родился с крошечной частицей дара, — разные. Эта частица может быть не используемой, её даже трудно обнаружить. С практической стороны такие потомки кажутся людьми, лишёнными дара, но его наличие делает их непохожими на тебя: они — не дыры в мире. И это делает их уязвимыми. Такого рода потомство можно найти с помощью магии и уничтожить.

— И большинство потомков лорда Рала таковы, да? И такие, как я, дыры в мире, встречаются редко, да?

— Да, — тихо признала Алтея.

Дженнсен почувствовала, как внутри всё оцепенело.

— И вы полагаете, что в этом есть нечто большее? Что мы — не просто дыры в мире, неуловимые для одарённых?

— Да. Это и была одна из причин, почему я поехала к сёстрам Света. Я хотела лучше понять взаимоотношения одарённых с жизнью, с Творением.

— И вы поняли? Смогли вам помочь сёстры Света?

— К сожалению, нет. — Алтея задумчиво смотрела в одну точку. — Вряд ли найдётся много согласных со мной, но я пришла к тому, что все обычные люди и все отпрыски лорда Рала без дара имеют в себе неощутимую колдовскую силу, которая связывает их с людьми одарёнными и, таким образом, с более высоким миром творения.

— Я не понимаю, какое это может иметь отношение ко мне.

Алтея медленно покачала головой:

— Есть в этом, Дженнсен, что-то большее, чем я понимаю.

Дженнсен не могла представить, что могут означать эти слова. И спросила:

— Сколько всего потомков родилось без дара?

— Мне удалось узнать, что они чрезвычайно редки. У каждого лорда Рала имеется не более одного отпрыска с даром. Как будто его семя содержит всего лишь одного истинного наследника.

Алтея подняла вверх палец и наклонилась вперёд.

— Но возможно, их гораздо больше. Просто у некоторых есть слабая искра дара и их обнаруживают и уничтожают раньше, чем такие, как я, узнают об их существовании. Как я уже сказала, мне кажется, в этом есть что-то более значимое, чем я знаю или могу понять. Но из таких, как ты, лишённых даже невидимых частичек дара, все...

— Столпы Творения, — саркастически сказала Дженнсен.

Алтея улыбнулась:

— Это звучит лучше.

— Но для одарённых мы — дыры в мире.

Улыбка Алтеи угасла.

— Именно так. Окажись здесь сейчас Эди, она бы видела всё, кроме тебя. В отношении тебя она бы осталась слепой. Для Эди, которая может видеть только посредством дара, ты была бы истинной дырой в мире.

— Что-то мне не нравится воспринимать себя таким образом.

Алтея снова улыбнулась:

— Разве ты не понимаешь, дитя? Это только доказывает, что существуют какие-то ограничения. Для того, кто слеп, всё вокруг представляет собой дыру в мире.

Дженнсен обдумала услышанное:

— Значит, это просто вопрос нашего восприятия. Некоторые люди попросту лишены способности воспринимать меня.

Алтея ответила коротким кивком:

— Верно. Но поскольку одарённые часто используют свой дар бессознательно... так же, как ты пользуешься зрением... то, когда мы встречаем таких, как ты, это вызывает беспокойство.

— Беспокойство? Почему?

— Неприятно, когда наши ощущения действуют вразнобой.

— Но ведь, вы же видите меня... Так, почему я тревожу ваши чувства?

— Ну, представь себе, что ты слышишь голос и не видишь, откуда он исходит.

Дженнсен не надо было особо напрягаться, чтобы представить такое. Она понимала, насколько это может беспокоить.

— Или представь, — продолжала колдунья, — что ты меня видишь, а когда протягиваешь руку, она встречает пустоту. Как будто меня здесь нет... Разве это не тревожило бы тебя?

— Полагаю, тревожило бы, — согласилась Дженнсен. — Есть ли ещё какое-то отличие в нас? Кроме того, что мы — дыры?

— Я не знаю. Встретить таких, как ты, — невероятная редкость. Вполне возможно, что существуют и другие. Как-то до меня дошёл слух, что один такой жил с целителями, которых называют Рауг'Мосс, но достоверно я знала только о тебе.

Когда Дженнсен была совсем девочкой, они с матерью посетили целителей, Рауг'Мосс.

— Вы знаете его имя?

— Шептались, что его зовут Дрефан, но я не знаю, правда ли это. Если да, то очень сомнительно, что он ещё жив. Лорд Рал — он и есть лорд Рал. У него свой закон.

Даркен Рал, видимо, как и все его предшественники, породил много отпрысков. Скрывать, что ты знаешь происхождение такого ребёнка, опасно. Мало кто пойдёт на такой риск, поэтому большая часть вас была немедленно умерщвлена. Да и остальных, в конце концов, найдут.

Размышляя вслух, Дженнсен проговорила:

— Может быть, мы такие, чтобы защититься? Есть ведь животные, у которых особые черты, помогающие новорождённым выжить. Например, оленята рождаются пятнистыми, чтобы можно было спрятаться и стать невидимым для хищника. Они тоже делаются своего рода дырами в мире.

Алтея улыбнулась:

— Этот пример может служить хорошим объяснением. Как и любой другой. Однако, зная магию, я считаю, что всё гораздо сложнее. Всё вокруг стремится к равновесию. Олени и волки тоже существуют в равновесии. Оленятам помогают выжить пятна, но это угрожает существованию волков, которым нужна пища.

Такие вещи действуют в обоих направлениях. Если бы волки съели всех оленят, то вымерли бы не только олени, но и сами волки, лишившиеся источника пищи. Ведь они бы нарушили баланс между собой и оленями.

А в магии баланс — вещь особенно необходимая. То, что на поверхности может казаться простым, часто имеет более сложные причины. Я подозреваю, что такие, как ты, устанавливают некую форму равновесия, а появление дыр в мире — просто вспомогательный признак.

— И, видимо, то, что некоторые одарённые могут видеть меня, является частью этого равновесия. Ваша сестра говорила, что вы можете видеть дыры в мире.

— Нет, на самом деле это не совсем так. Я просто выучилась некоторым приёмам при помощи дара. Примерно так же, как выучилась Эди.

Дженнсен нахмурилась, чувствуя себя совсем сбитой с толку и Алтея поспешила с объяснением:

— Ты можешь увидеть птицу в безлунную ночь?

— Нет. Без луны это невозможно.

— Да нет, возможно. Там, где пролетает птица, на время исчезают звезды. Так же можно наблюдать и за дырами в мире.

— То есть, просто другой способ видеть. — Дженнсен улыбнулась остроумному объяснению Алтеи. — Ну и какими вы видите подобных мне?

— Приведённое сравнение — самый лёгкий способ объяснить. Однако, оба способа видеть имеют свои ограничения. Ты сможешь разглядеть ночью птиц только в случае, если они летят на фоне звёзд, если нет туч и так далее. С такими, как ты, то же самое. Я просто выучила приём, помогающий видеть подобных тебе, но это очень ограниченный способ.

— А вы не узнали во Дворце Пророков о своей способности к пророчествам? Может быть, это сможет помочь?

Алтея покачала головой:

— Нет, пророчества тебе не помогут.

— Но, почему?

Алтея наклонилась вперёд, словно проверяла, внимательно ли слушает её Дженнсен.

— Откуда исходит пророчество?

— От прорицателя?

— Вот именно. Но прорицание — это одна из форм магии. А одарённые не могут видеть тебя при помощи своего дара, ты помнишь? Для них ты — дыра в мире. Поэтому и для прорицателей ты — тоже дыра в мире. В пророчествах тебя нет.

Колдунья вновь откинулась на спинку стула.

— У меня совсем незначительный пророческий дар, я — вовсе не великая прорицательница. Я провела десятилетия у сестёр Света изучая искусство прорицания и могу сказать тебе — как с точки зрения собственного опыта, так и из прочитанного, — что пророчества по отношению к тебе слепы, как Эди. Для пророчеств такие, как ты, никогда не существовали, не существуют и никогда не будут существовать.

Дженнсен села на пятки:

— Вот уж действительно, дыра в мире!

— Во Дворце Пророков я встретилась с пророком по имени Натан. — Алтея опять помолчала. — И кое-что узнала о своём даре. В основном, насколько он ограничен. В конце концов, вещи, которые я узнала там, стали для меня проклятьем.

— Что вы этим хотите сказать?

— Дворец Пророков был создан много тысячелетий назад. Он не похож ни на одно известное мне место. Уникальные чары окружают дворец. Те, кто попадает под их действие, по-другому старятся.

— И вас это тоже изменило?

— О да!.. Это меняет всех. Для тех, кто живёт под чарами, которыми окружён Дворец Пророков, старение замедляется. За десять или пятнадцать лет обычной жизни во Дворце как будто проходит всего год.

Дженнсен посмотрела на колдунью недоверчиво:

— Как такое возможно?

— Мир меняется. Во время войны три тысячи лет назад он во многом был другим. Когда был установлен великий барьер к югу от Д'Хары, чародеи были совсем другими. У них была более мощная власть.

— У Даркена Рала тоже была огромная сила.

— Нет. Даркен Рал, со всем своим могуществом, был, в сравнении с чародеями былых времён, ничто. Они могли подчинять себе такие силы, о которых Даркен даже и не мечтал.

— Что же, с тех пор больше не рождалось чародеев такой силы?

Алтея отвела взгляд в сторону и ответила печальным голосом:

— Да, со времён той великой войны такие не рождались. Даже обычных чародеев рождалось всё меньше и меньше. Но, впервые за три тысячи лет, один такой появился. Это твой сводный брат, Ричард.

Дженнсен была поражена. Оказывается, её преследователь должен внушать ей гораздо больше страха. Стоит ли тогда удивляться, что мать убита, что люди Рала буквально шли по пятам Дженнсен? Ведь получается, что нынешний лорд Рал более могущественен и опасен, чем их отец...

— Поскольку это эпохальное событие, некоторые из прорицателей во Дворце Пророков знали о нём задолго до того, как твой брат появился на свет. По поводу Ричарда — боевого чародея — было много предостережений.

— Боевой чародей? — Дженнсен совсем не понравилось это словосочетание.

— Да. Было много горячих споров по поводу значения этого пророчества. Даже по поводу самого термина «боевой чародей». Будучи во Дворце Пророков, я дважды имела возможность очень ненадолго встретиться с пророком Натаном, о котором уже упоминала. С Натаном Ралом.

Дженнсен даже рот открыла:

— Натан Рал? Вы имеете в виду, настоящий Рал?

Алтея улыбнулась не столько воспоминаниям, сколько удивлению Дженнсен.

— Куда как настоящий!.. Властный, могущественный, умный и невероятно опасный. Они держали его взаперти, за непроницаемым щитом магии, где он никому не мог причинить вреда, хотя иногда он всё же умудрялся это сделать. Да, он был настоящий Рал. Ему было более девятисот лет.

— Это невозможно! — вырвалось у Дженнсен прежде, чем она успела подумать.

Подошедший к ним Фридрих хмыкнул. Он вручил чашку с дымящимся чаем жене, а другую подал Дженнсен.

— Мне почти двести лет, — сказала Алтея.

Дженнсен смотрела на неё молча. Конечно, Алтея выглядела старой, но не настолько же!..

— Отчасти из-за того, что случилось со мной и моим старением, я и познакомилась с твоей матерью и с тобой, когда ты была ребёнком. — Алтея тяжело вздохнула и отпила глоток чая. — И это ведёт нас к тому, о чём ты хотела узнать, — почему я не могу помочь тебе колдовством.

Дженнсен тоже приложилась к чашке, затем глянула на Фридриха, который казался ровесником Алтеи.

— Вам тоже столько лет?

— Нет, — ответил он. — Алтея качала люльку со мной.

Они обменялись теми взглядами, какими обычно смотрят друг на друга очень близкие люди. И было видно, что они понимают друг друга без слов. Это был вид общения, в котором чувствовалось не только хорошее знание друг друга, но и любовь и уважение.

— Я встретила Фридриха, когда вернулась из Древнего мира. И после этого мы старились вместе. Вернувшись, я занялась кое-какими вещами. В том числе и тем, что помогла тебе.

Дженнсен внимала каждому слову колдуньи.

— Именно тогда вы встретили мою мать?

— Да. Видишь ли, я раздумывала на чарами во Дворце Пророков и у меня появилась идея, как я могу помочь таким, как ты. Я знала, что обычное накидывание колдовской сети на подобных тебе ничего не даст. Другие пытались это сделать, но безрезультатно: все отпрыски Рала были убиты. Я натолкнулась на другую идею: набросить сеть чар не на тебя, а на тех, кто входил в контакт с тобой и твоей матерью.

Дженнсен в нетерпении подалась вперёд, уверенная, что сейчас она подобралась к той помощи, которая ей нужна.

— Что вы сделали? Какого рода колдовством воспользовались?

— Я использовала магию, чтобы изменить временное восприятие людей.

— Не понимаю... Что вы сделали?

— Ну, я уже говорила, что Даркен Рал мог искать тебя единственным способом — используя обычные средства. Я сделала так, чтобы те, кто знал тебя, воспринимали по-другому время.

— Всё равно не понимаю. Как... Что вы могли заставить их воспринимать? Время есть время.

Алтея наклонилась к ней с хитрой улыбкой:

— Я заставила их считать, что ты только что родилась.

— Когда только что?

— Всегда только что. Когда бы они не обнаруживали сведения о тебе, как о дитяти, рождённом от Даркена Рала, они воспринимали тебя, как новорождённого ребёнка. Тебе было два месяца, десять месяцев, четыре года, шесть лет, а они всё ещё искали новорождённую девочку.

В этом смысле я прятала тебя до шестилетнего возраста, прямо у них под носом. Все их подсчёты сбиты на шесть лет. Именно с того времени они отсчитывают твой возраст.

И до настоящего времени, все, кто подозревает о твоём существовании, считают, что тебе около четырнадцати, тогда как на самом деле тебе двадцать.

Дженнсен опять встала на колени:

— Но ведь, это может подействовать ещё раз. Если бы вы наложили сейчас заклятие, как в детстве, оно бы подействовало, правда? И они не узнают, что я выросла. Они не будут преследовать меня. Они будут искать новорождённого ребенка... Пожалуйста, Алтея, сделайте это ещё раз.

Краем глаза Дженнсен увидела, как Фридрих, сидевший теперь на скамье в другой комнате, отвернулся от них. Увидев, как изменилось лицо Алтеи, Дженнсен поняла: она сказала именно то, чего колдунья ожидала. И сказав это, угодила в ловушку.

— Тогда я была молода и искусна в своём колдовстве. — В темных глазах Алтеи вспыхнула искра. — За тысячи лет мало кому удавалось пересечь барьер и вернуться. Мне это удалось. Я училась с сёстрами Света, имела аудиенции у их аббатисы, у великих пророков. Я смогла сделать такие вещи, какие удавались немногим.

Мне было далеко за сто лет, но я была всё ещё молода, у меня был обаятельный муж, с которым мы только что поженились и он верил, что я могу пройти до луны и обратно, если мне взбредёт в голову.

Алтея вздохнула.

— Да, мне было далеко за сто, однако выглядела я молодо и передо мной была целая жизнь. Я была мудра по возрасту, но молода телом. Я была умна и сильна в своём искусстве. Я была опытна и привлекательна, у меня было много друзей и знакомых, которые внимали каждому моему слову.

Длинными изящными пальцами Алтея приподняла подол своей юбки, прикрывавшей ноги. И Дженнсен отшатнулась от открывшегося зрелища.

Теперь она поняла, почему Алтея ни разу не встала со стула: её ноги были деформированными, ссохшиеся кости покрыты сухим налётом мертвенно-бледной плоти, так, будто они умерли много лет назад, но их не похоронили, потому, что все остальное оставалось живым.

«Как же эта женщина не кричит от постоянных страданий!», — подумала потрясенная Дженнсен.

— Тебе было шесть лет, — сказала колдунья совершенно спокойным голосом, — когда Даркен Рал, наконец, обнаружил, что я совершила. Он был очень изобретательный человек. И, как выяснилось, намного более проницательный, чем молодая колдунья ста с лишним лет от роду. У меня времени хватило лишь на то, чтобы предупредить свою сестру и твою мать. А потом он схватил меня.

Дженнсен помнила, как они с матерью бежали из Дворца. Это случилось ночью, вскоре после того, как к ним пришёл какой-то посетитель. И в тёмном коридоре шёпотом произошёл какой-то разговор...

— Но он... он не убил вас? — Дженнсен с трудом проглотила ком в горле. — Он проявил к вам милосердие, он пощадил вас.

Алтея хохотнула, хотя ей было нестерпимо грустно. Это был невольный смех: она впервые столкнулась с такой наивностью.

— Даркен Рал редко убивал тех, кто доставил ему неприятности. Он предпочитал сохранять им жизнь — на очень долгое время и так, чтобы смерть показалась им освобождением, понимаешь? Мёртвые ни о чем не жалеют, никогда не страдают и не служат примером другим!

Ты даже представить себе не можешь весь этот ужас!.. Как он схватил меня... Как меня вели к нему... Каково мне было находиться в плену у этого человека... Каково было смотреть на его спокойное лицо, в его холодные голубые глаза... И знать, что находишься в милости человека, у которого милость отсутствует как таковая.

Ты не можешь представить себе, каково это — знать, что в одно ужасное мгновение всё, что было тобой, всё, что ты имела, всё, на что надеялась в жизни изменилось навсегда. — Алтея снова вздохнула. — А какая была боль... Её ты можешь себе представить по моим ногам.

— Мне так жаль, — прошептала сквозь слёзы Дженнсен, прижимая руки к защемившему сердцу.

— Но не боль была самым худшим во всей этой истории, — продолжала колдунья. — Он лишил меня всего, что я имела. С моим даром он поступил гораздо хуже, чем с моими ногами. Ты просто не можешь этого видеть — в этом отношении ты слепа. А я вижу это каждый день.

Но и этого было мало Даркену Ралу. Его недовольство моим поступком было так сильно, что это оказалось только началом. Он запретил мне жить где-либо, кроме этого полузатопленного, омерзительного места с горячими ключами и зловонными испарениями.

Он поместил меня здесь, как в темницу, наполнив болото вокруг чудовищными тварями, созданными из моей колдовской силы, которой он лишил меня. Он хотел, чтобы я находилась рядом, понимаешь. Несколько раз он появлялся тут, просто чтобы посмотреть на меня в этом плену.

Колдунья уставилась куда-то вдаль, словно видела там человека, о котором говорила.

— За пределами этого дома я нахожусь во власти сущностей, которые появились на свет при помощи моего собственного дара, того дара, к которому у меня больше нет доступа. Я никогда не смогу освободиться собственными силами, но даже если мне придут на помощь, эти твари, созданные из моей собственной силы, разорвут меня на части.

Я не могу призвать их обратно. Он оставил тропу, чтобы могли привозить продукты и другие запасы, чтобы у меня наверняка было всё необходимое. Фридриху пришлось построить дом здесь, потому, что я не могу покинуть это место. Даркен Рал пожелал мне долгой жизни, которую я проведу, страдая для его удовольствия.

Дженнсен дрожала, не в силах что-либо сказать. А колдунья указала длинным изящным пальцем в открытую дверь:

— Человек, который любит меня, вынужден был стать свидетелем всего этого. Он был приговорён всю жизнь ухаживать за калекой-женой, которую он любил и которая больше не может быть ему женой с плотской точки зрения.

Алтея пробежала пальцами по своим костлявым ногам, нежно, словно видела их такими, какими они когда-то были.

— У меня больше никогда не было возможности получить радость от моего мужа, как женщина от мужчины. Мой муж никогда больше не радовался ласкам женщины, которую любит.

Она замолчала, собираясь с силами, а затем продолжала:

— В качестве дополнительного наказания Даркен Рал оставил мне власть над моим даром с одной только стороны, которая теперь преследует меня каждый день: он оставил мне дар пророчества.

Дженнсен не смогла удержаться от вопроса, который, как ей показалось, может послужить женщине хоть каким-то утешением.

— Эта часть вашего дара... разве она не может принести вам удовольствие?

Тёмные глаза колдуньи смотрели на неё в упор.

— Последний день с твоей матерью ты провела хорошо? Я имею в виду день, когда она умерла...

— Да, — ответила Дженнсен после долгой паузы.

— А если бы ты знала, что она будет убита? А если бы ты видела все задолго до того, как оно произошло? За день, за неделю, за месяц, за годы до того, как всё произошло... Ты знала бы, как это случится и когда, видела бы все жуткие подробности. Видела бы силой своей колдовской власти материнскую кровь, мучения, смерть. Получила бы ты удовольствие?

— Нет, — ответила Дженнсен упавшим голосом.

— Что ж, теперь, Дженнсен Рал, ты понимаешь, что я не могу помочь тебе. И не потому, что я недобра и эгоистична, а потому что у меня не осталось силы. Ты должна найти в себе свободную волю, чтобы выполнить то, что должна. Только таким путём ты можешь достичь чего-то в жизни. Я не могу решить твои проблемы.

Я провела большую часть жизни в страданиях за то, что помогла тебе когда-то. Если бы это касалось только меня, я бы вынесла: ведь во всём вина злого человека, а не невинного ребёнка. Однако, я страдаю каждый день, потому, что это не только моя судьба, но и судьба Фридриха. У него могло бы быть...

— Ничего у меня не могло быть! — Фридрих стоял позади Дженнсен. — Я воспринимаю каждый день жизни, как дар, который получил оттого, что рядом — ты. Твоя улыбка — моё солнце, она освещает краткое время моего существования. Не преуменьшай моей радости, Алтея, превращая её во что-то незначительное или обыденное.

Алтея снова взглянула на Дженнсен:

— Вот видишь? Это моя ежедневная пытка: знать, что я ничего не могу сделать для этого человека.

Рыдая, Дженнсен рухнула к безжизненным ногам мужественной женщины.

— Колдовство, — прошептала Алтея, — это несчастье, которое тебе совершенно не нужно.