Глава 18. Дженнсен поблагодарила вышивальщицу и, только отойдя в глубь зала, поняла, что даже не знает, как зовут эту женщину

Дженнсен поблагодарила вышивальщицу и, только отойдя в глубь зала, поняла, что даже не знает, как зовут эту женщину. Впрочем, это было не столь важно. У обеих были матери. Обе понимали друг друга и сочувствовали друг другу.

Теперь, когда молебен закончился, покидающие Дворец люди снова превращались в толпу. По всему залу раздавался смех. Шум гулко отдавался от мраморных стен и колонн. Люди возвращались к своим заботам, к покупкам, торговле, болтовне.

Стражники патрулировали зал, а дворцовые слуги, в основном одетые в светлые одежды, занялись своими обычными делами. В одном месте рабочие ремонтировали петли огромной дубовой двери, ведущей в боковой коридор.

Появились уборщицы, начали деловито убирать пыль, протирать пол, оттирать до блеска стены.

Когда-то мать Дженнсен была одной из таких женщин, которые должны были работать в помещениях Дворца, закрытых для публики, в официальных залах, где решались дела государственной важности, где находился чиновничий аппарат и обслуживающая его дворцовая прислуга. И, конечно, в комнатах лорда Рала.

Сознание Дженнсен после молитвы было настолько ясным, словно она долго проспала и полностью отдохнула. Эта необычайная бодрость позволила ей принять быстрое решение.

Дженнсен отправилась назад, тем путём, каким пришла сюда. Терять время теперь было нельзя. Люди, живущие в Народном Дворце, с любопытством разглядывали с балконов толпу тех, кто пришёл полюбоваться великолепным сооружением.

Дженнсен старалась не обращать внимания на окружающих, сосредоточившись на том, чтобы держать себя в руках. Себастьян предупреждал её, чтобы она ни в коем случае не бежала и не привлекала к себе внимания.

Однако, опасность оказалась столь велика, что его схватили, хотя он вёл себя очень осторожно. Если поведение Дженнсен вызовет у кого-то подозрение, солдаты наверняка остановят её. А если солдаты остановят её и поймут, кто она такая...

Дженнсен всем сердцем хотела, чтобы Себастьян вернулся. Подстёгиваемая страхом за него, она быстро шла через зал. Она обязана вызволить его до того, как с ним сделают что-нибудь ужасное. Она понимала, что Себастьян сейчас пребывает в смертельной опасности.

Если его начнут пытать, он может не выдержать пыток. Если он скажет им, кто с ним пришёл во Дворец, его предадут смерти. От одной мысли о том, что Себастьяна могут казнить, колени у Дженнсен подкашивались.

Под пыткой люди могут признаться в чем угодно, оговорив и себя и кого угодно. Если его решат пытать, он обречён. И, представив на миг, как Себастьяна пытают, Дженнсен почувствовала подступившую тошноту и головокружение. Нет, она просто обязана вызволить его!..

Но для этого ей необходима помощь волшебницы. Если Алтея наложит на Дженнсен защитное заклятие, нужно попытаться освободить Себастьяна. Алтея должна помочь. Дженнсен её убедит. Ведь жизнь Себастьяна висит на волоске...

Она добралась до знакомой лестницы. Поток людей всё ещё вливался во Дворец. Некоторые шли, шумно отдуваясь от усилий при подъёме. Но кое-кто уже спускался.

Стоя на верхней площадке, Дженнсен опёрлась рукой о мраморную балюстраду и осторожно огляделась, проверяя, не идёт ли и не наблюдает ли кто за ней. Некоторые люди посматривали на неё, но не дольше, чем на других. Делающие обход стражники находились на значительном расстоянии.

Дженнсен ступила на лестницу.

Она полагала, что спускаться будет легко, но уже после ста ступенек обнаружила, что это очень утомительно. Ноги заныли. Она решила, что если уж нельзя бежать, то не стоит и останавливаться — только таким образом она сможет сберечь время.

На площадках между пролётами она срезала углы. Когда никто не смотрел, она перешагивала через две ступени. Когда ей надо было миновать боковые коридоры, она старалась спрятаться за соседями — в этих местах располагались караулы стражников.

Люди сидели на скамейках, ели хлеб и пироги с мясом, пили эль, разговаривали с друзьями... Им и в голову не могло прийти, что рядом находится сводная сестра лорда Рала.

Дженнсен продолжала шагать. Ноги её дрожали от безостановочного спуска. Мышцы уже горели огнём, но она не давала себе отдыха. Наоборот, добавляла шагу, как только возникала такая возможность.

На пустой лестничной площадке между двумя пролётами, где никого не оказалось, она даже побежала. Но сразу замедлила ход, когда мимо прошла молодая пара, держась за руки, склонив друг к другу головы, перешёптываясь и пересмеиваясь.

Наконец Дженнсен добралась до очередной площадки и устремилась дальше. Воздух становился всё холоднее. Площадку густо облепили стражники — словно мухи в хлеву весной. Один из них посмотрел Дженнсен прямо в глаза и улыбнулся.

Поразившись, она на мгновенье замешкалась, но тут же поняла, что он улыбается ей, как мужчина — приглянувшейся женщине, а вовсе не как убийца — жертве. И улыбнулась в ответ, вежливой, радушной улыбкой, однако, не настолько открытой, чтобы создалось впечатление, будто его поощряют к ухаживанию.

Дойдя до следующей площадки, она оглянулась. Стражник стоял, опершись на перила и наблюдал за ней. Он снова улыбнулся и на прощание помахал рукой.

Дженнсен, не в силах больше сдерживать свой страх, рванулась вперёд, перепрыгивая сразу через две ступеньки, а потом побежала по очередному залу, мимо небольших лавок, где продавали еду, броши и кинжалы, украшенные изящным орнаментом.

Она бежала мимо сидящих на каменных скамьях, установленных возле мраморной балюстрады, дальше, к следующей лестнице, пока не осознала, что люди изумлённо смотрят на неё. Тогда она с невозмутимым видом перешла на шаг, пытаясь создать впечатление, что мчалась только из-за свойственной юным живости.

Эта тактика сработала. Люди, мгновение назад разглядывавшие её, приходили к выводу, что мимо них пронеслась не беглянка, а девушка, у которой просто чудесное настроение. Они отворачивались и возвращались к своим делам. Обрадованная удачей, Дженнсен периодически использовала этот приём и сумела выиграть ещё немного времени.

Тяжело дыша, она, наконец, добралась до похожего на пещеру входа, где, потрескивая, горели факелы. Здесь было слишком много стражников, поэтому она замедлила шаг и пристроилась вплотную за немолодой четой, чтобы её приняли за их дочь.

Пара бурно обсуждала шансы приятеля заняться во Дворце распродажей париков. Женщина считала это многообещающей задумкой. Мужчина полагал, что не найдётся достаточного количества желающих продать свои волосы и всё закончится полным крахом.

Дженнсен не могла представить себе более бессмысленного разговора в ситуации, когда в плен захвачен человек и его скоро начнут пытать...

Никто из супругов не заметил её. Они шли, склонив головы, совсем медленным шагом. Цепкие взгляды стражников скользнули по их фигурам. У самого выхода ветер задувал так сильно, что у Дженнсен перехватило дыхание.

После длительного пребывания в помещении она была вынуждена зажмуриться от яркого дневного света. Как только они очутились на рыночной площади, она свернула в сторону и пошла искать Ирму, торговку колбасой.

Вытягивая шею, она старалась обнаружить красный шарф в рядах прилавков. Всё, что казалось ей раньше великолепным, теперь, после посещения Дворца, выглядело откровенно убогим.

За всю свою жизнь Дженнсен не видела ничего подобного Народному Дворцу. Ей трудно было понять, как в этом прекрасном месте могло существовать такое уродство, как Дом Рала.

К ней приблизился какой-то уличный торговец.

— Не интересуют ли леди заклинания? Удача-то наверняка требуется.

Дженнсен продолжала идти.

— Есть особые магические заклинания. За пенни серебром плохого не предложат.

У торговца дурно пахло изо рта.

— Не надо, спасибо.

Он отодвинулся в сторону, но совсем недалеко.

— Всего одно серебряное пенни, миледи. Дженнсен подумала, что еще чуть-чуть и она отдавит ему ноги.

— Спасибо, не надо. Оставьте меня в покое, пожалуйста.

— Тогда одно медное пенни...

— Нет!

Дженнсен отпихивала торговца локтем всякий раз, когда он, беспрерывно твердя о заклинаниях, пытался схватить её за руку. А потом, шаркая ногами, забежал вперёд, оглянулся и скривил физиономию в ухмылке.

— Очень хорошие заклинания, миледи.

Дженнсен попыталась обойти его и, вытянув шею, снова обвела взглядом торговые ряды.

— Удача непременно будет с вами.

— Я сказала: нет! — Едва не споткнувшись о ногу торговца, она не выдержала и отпихнула его. — Пожалуйста, оставьте меня в покое!

Мимо прошёл пожилой человек и уличный торговец тут же увязался за ним. Дженнсен с облегчением вздохнула.

Она слушала, как затухает вдали его голос и думала об иронии происходящего: ей предлагают колдовской обряд, а она отвергает, потому, что спешит найти другого человека, который совершит колдовской обряд...

Наконец, она наткнулась на стол с винными бочонками и резко остановилась. Трое братьев были тут. Один наливал вино в кожаный бурдюк, а двое других выволакивали полный бочонок из фургона. Но место рядом с ними, где располагалась раньше торговка колбасой, оказалось пустым.

Дженнсен почувствовала, что сердце её готово выскочить из груди. У Ирмы остались лошади, у Ирмы была Бетти. Впав в панику, она схватила за руку одного из братьев:

— Вы не скажете мне, где Ирма?

Он посмотрел на нее, сощурившись от солнца:

— Продавщица колбасы?

Дженнсен кивнула:

— Да. Где она? Она не могла уйти так рано. Ей надо было распродать свой товар.

Мужчина усмехнулся:

— Она сказала, что наше вино помогает ей быстрее продавать колбаски.

Дженнсен стояла, широко раскрыв глаза:

— Так она уже ушла?

— Да, ушла. И её колбаски помогли нам в продаже вина. Люди предпочитают запивать пряные колбаски из козлятины добрым вином.

— Из чего колбаски? — прошептала Дженнсен, не веря своим ушам.

Улыбка мужчины погасла.

— Что случилось, госпожа? Вы выглядите так, словно вас только что похлопал по плечу гость из загробного мира.

— Она продавала колбаски из козлиного мяса?

Он кивнул с озабоченным видом:

— Да, среди прочих. Я их все попробовал, но особенно мне понравились те, что из козлятины, со специями. — Он кивнул на своих братьев. — Джо больше всего понравились говяжьи, а Клейтону — свиные. А по мне, так лучше всего из козлятины.

Дженнсен затрясло.

— Где она? Я должна найти ее!

Мужчина почесал затылок, растрепав свои светлые волосы.

— Прошу прощения, не знаю. Она часто приходит сюда с колбасками. Хорошая женщина, всегда улыбнётся, каждому найдёт доброе слово.

Дженнсен почувствовала, как стынущие от холода слёзы бегут у неё по щекам.

— Но где же она? Где живет? Я должна найти её.

Мужчина схватил Дженнсен за руку, словно боялся, что она сейчас упадёт.

— Извините, госпожа, но я не знаю. А в чём дело?

— У неё мои животные. Мои лошади. И Бетти.

— Бетти?..

— Моя коза. И лошади. Мы заплатили ей, чтобы она посторожила животных, пока мы не вернёмся.

— О-о! — Мужчина нахмурился, у него явно не было для Дженнсен хороших новостей. — Мне очень жаль. У неё так бойко шла торговля, что колбаски быстро закончились, а обычно на то, чтобы всё продать, она тратит целый день. Она ещё тут с нами посидела и мы довольно долго разговаривали. А потом она сказала, что ей пора домой.

Дженнсен судорожно пыталась понять, что делать дальше. Она находилась в полнейшем замешательстве. Казалось, всё вокруг мчится, вращаясь, с невероятной скоростью. Но нет ничего, кроме одиночества.

— Пожалуйста, — сказала она и голос ее дрогнул от сдерживаемых слез, — не могу ли я нанять у вас лошадь?

— Нашу лошадь? А как же мы отгоним фургон домой? Кроме того, у нас не верховые лошади. Нет ни сёдел, ни стремян...

— Пожалуйста! У меня есть золото. — Дженнсен полезла за кошельком. — Я могу заплатить.

Однако кошелька на месте не оказалось. Дженнсен откинула полы плаща.

На поясе, рядом с ножом, были только короткие кусочки ремешков, начисто срезанные.

— Мой кошелек... Моего кошелька нет. — У неё перехватило дыхание. — Мои деньги...

Мужчина печально смотрел, как она трогает обрезки на своем поясе.

— Здесь рыщет множество подлых людей, так и норовят что-нибудь украсть...

— Как же так? Мне же надо!

Он молчал. Дженнсен оглянулась, пытаясь найти торговца заклинаниями. В мозгу, как вспышка, пронеслось воспоминание. Торговец хватал её за руку, подталкивал. А на самом деле в это время срезал кошелёк. Она даже не помнила, как он выглядел — разве лишь плечи были обсыпаны перхотью. Ей тогда совсем не хотелось смотреть ему в лицо, встречаться с ним глазами.

— Нет... — застонала она. — Нет, пожалуйста, нет! — Она тяжело села на землю рядом с прилавком. — Мне нужна лошадь. Милостивые духи, как мне нужна лошадь!

Мужчина торопливо наполнил чашку вином и присел перед плачущей Дженнсен на корточки.

— Вот, выпейте.

— У меня больше нет денег, — только и смогла она вымолвить сквозь рыдания.

— Бесплатно. — Торговец вином сочувственно улыбнулся, обнажив в улыбке ровные белые зубы. — Это поможет. Выпейте до дна.

Два других брата, Джо и Клейтон, тоже светловолосые, стояли за прилавком, держа руки в карманах и сочувственно склонив головы, смотрели, как их брат успокаивает Дженнсен.

Он поднёс чашку прямо ко рту рыдающей девушки, пытаясь заставить ее выпить. Часть вина пролилась на подбородок, немного попало в рот и ей пришлось проглотить его.

— Зачем вам нужна лошадь? — спросил мужчина.

— Я должна добраться до дома Алтеи.

— Алтеи? Старой колдуньи?

Дженнсен кивнула, вытирая вино с подбородка и слезы со щек.

— Вы приглашены к ней?

— Нет, — призналась Дженнсен. — Но мне туда надо.

— Зачем?

— Это вопрос жизни и смерти. Мне нужна помощь Алтеи, иначе может погибнуть один человек.

Согнувшись перед ней и всё ещё держа в руках чашку, мужчина отвёл взор от её глаз и взглянул на рыжие кольца волос, выбивающиеся из-под капюшона. Постоял так, упираясь левой рукой о колено, выпрямился и вернулся к своим братьям, а Дженнсен тем временем старалась перестать плакать.

Справиться со слезами оказалось тяжело. Бетти была её другом, помощницей и некоей связью с погибшей матерью. Дженнсен отдала бы сейчас всё на свете, только бы увидеть, как Бетти приветливо помахивает торчащим вверх хвостиком.

Тем не менее, надо было брать себя в руки. Плачем она ничего не добьётся. Надо что-то делать. Здесь, рядом с дворцом лорда Рала, помощи не найдёшь, а теперь ещё и денег нет. И нет рядом Себастьяна, на которого только и можно было бы надеяться.

Наоборот, теперь его жизнь зависела от того, что она предпримет. Нельзя сидеть, жалея себя. Она не имела представления, как вызволить Бетти, но в ещё меньшей степени она представляла, как помочь Себастьяну. Это было самое важное именно это ей и предстояло сделать. А она тут теряет драгоценное время!..

Дженнсен сердито вытерла слёзы с лица, а затем приставила руку козырьком ко лбу, защищаясь от солнца. Она долго находилась во Дворце и скорее всего уже близился вечер.

Приняв в расчёт положение солнца на небе в это время года, она сообразила, где находится запад. Будь с ней Расти, можно было бы передвигаться быстрей. А были бы деньги, можно было бы нанять или купить другую лошадь...

Впрочем, какой смысл тосковать по тому, чего не воротить. Придётся собраться с силёнками и идти пешком...

— Спасибо за вино, — сказала Дженнсен светловолосому торговцу вином, который нервно суетился у прилавка, не переставая смотреть на неё.

— Не за что, — сказал он, опуская глаза.

Она двинулась прочь и тут торговец, похоже, набрался храбрости.

— Подождите! — Он вышел из-за прилавка и взял Дженнсен за руку. — Что вы намерены делать?

— У меня нет выбора. Надо идти. От моего похода к дому Алтеи зависит жизнь человека.

— Что это за человек? Что могло случиться, чтобы его жизнь зависела от колдуньи Алтеи?

Дженнсен взглянула мужчине прямо в небесно-голубые глаза и осторожно высвободила руку. Этот крупный и сильный человек, с мощной челюстью и крепкими мускулами, напоминал ей людей, которые убили мать.

— Прошу прощения, но я не могу говорить об этом.

Дженнсен придержала капюшон у горла, защищаясь от налетевшего холодного ветра и снова отправилась в путь. Однако, не успела она сделать и дюжины шагов, как мужчина в два прыжка нагнал её и снова осторожно взял за руку.

— Послушайте, — сказал он тихо, когда она нахмурилась, — у вас ведь нет никаких припасов?

Дженнсен нахмурилась ещё больше и с трудом подавила слёзы, понимая всю отчаянность своего положения.

— Все пропало вместе с нашими лошадьми. Всё теперь у колбасницы. Кроме моих денег — они у карманника.

— Значит, у вас вообще ничего нет. — Это был не вопрос.

— У меня есть я и я знаю, что должна делать.

— И вы намерены отправиться к Алтее, зимой, пешком, без пищи?

— Я прожила в лесу всю свою жизнь. Я справлюсь.

Дженнсен попыталась выдернуть руку, но он не отпустил.

— Наверное, так оно и есть, да только Азритские равнины — это не леса. Там не из чего сделать укрытие. Нет ни хворостинки, чтобы разжечь костёр. Когда солнце сядет, станет холодно, как в сердце у Владетеля. У вас ничего нет. Чем вы собираетесь питаться?

На этот раз она всё-таки вырвала руку:

— У меня нет выбора. Вы можете не понять это, но существуют вещи, которые ты просто обязан делать, даже если будет риск для твоей жизни. Иначе просто нет смысла жить.

И прежде, чем он смог остановить её снова, Дженнсен рванулась вперёд и растворилась в потоке людей, движущихся меж прилавками. Она проталкивалась сквозь толпу, проходила мимо людей, которые продавали еду и питье. Глядя на прилавки, она вспомнила, что ела сегодня всего один раз — колбасу утром.

Однако мысль о том, что Себастьян и вовсе может не дожить до своей следующей еды, заставила её прибавить шагу.

Она свернула в первый же ведущий на запад проход между прилавками. Южное зимнее солнце светило ей с левой стороны и она вспоминала тот солнечный свет во Дворце, во время молитвы, свет, который так был похож на материнские объятия.