Примечания. 1 Историк повторяет здесь слова запорожского гетмана из разговоров с представителем папского нунция

¹ Историк повторяет здесь слова запорожского гетмана из разговоров с представителем папского нунция, о чем см. ниже.

² С.Н. Плохий в своем более позднем переводе заменил «капитана» «гетманом».

³ Степаном называет его и В. И. Ламанский.

⁴ Таким образом, Н. Вахнянин не прав в утверждении, что шах ответил очень неопределенно. По Я.Р. Дашкевичу, Аббас «не дал конкретного ответа».

⁵ Н. Вахнянин в одном месте замечает, что отсутствие у Этьена широ­ких полномочий на заключение союза «было, кажется, и причиной, почему все дело не было доведено до конца», если не допустить, что эта причина заключалась в одной и той же вере шаха с султаном, которая удерживала первого от дружбы с христианскими государствами. Но далее читаем у авто­ра, что главную причину несостоявшегося союза следует искать в междуна­родных отношениях и подписании персидско-турецкого мира, а также в нежелании шахского окружения идти на дружбу с казаками — «бурлаками, как говорили».

Основанием для предположения служит сильное созвучие имен (Олифер — Оливарий). Я.Р. Дашкевич указывает, что не нашел среди высокопо­ставленных особ, близких к Сигизмунду III, ни одного Марконеса, а киев­ским воеводой тогда был великий коронный гетман С. Жолкевский, извес­тный своей враждебностью к казачеству. В письме О. де Марконеса 1620 г. упоминается и его же письмо, доставленное в Персию в 1618 г. Яковом, и, надо полагать, безымянный казачий гетман 1618г. и О. де Марконес — одно лицо. О. Голуб избирался запорожским гетманом, но в последующем, и Я.Р. Дашкевич предполагает, что он мог им быть и в какой-то период в 1617—1618 гг., а в 1620 г. уже не занимал этот пост и потому подписался «казачьим полковником». Ю.А. Мыцык высказывает мнение, что Этьен и ездил к шаху по поручению О. Голуба.

⁷ Согласно Я.Р. Дашкевичу, последнее замечание является еще одним аргументом в пользу идентичности О. Голуба и О. де Марконеса. Оба пути из Польши в Персию — через Россию и Турцию — были тогда перекрыты для польских дипломатов, и оставался только путь Этьена и его товари­щей — на запорожской чайке через Черное море и затем через Кавказ. «Этот третий путь, — считает историк, — вполне приемлем для казацкого полковника и абсолютно нереален (хотя бы с точки зрения престижа Речи Посполитой) для королевского посольства».

⁸ С.Н. Плохий считает, что миссия А. Зимины субъективно способство­вала «отвлечению масс от народно-освободительной... борьбы на Украи­не». С учетом неудачи миссии это утверждение требует подкрепления фак­тами.

⁹ Ю.А. Мыцык связывает уклонение Б. Хмельницкого от предложения венецианцев с соблюдением гетманом украинско-турецкого договора 1649 г.

¹⁰ И.В. Цинкайзен неверно сообщает, что царь ответил посольством только через три года, после морской победы венецианцев в Дарданеллах.

¹¹ По С. Боброву, мальтийцы и неаполитанцы «опустошили остров Лан-го и город, взяв великое множество бесценных добычь и пленников».

¹² В тексте упоминаются румелийская и «ассирийская» стороны.

¹³ См. также письмо Мурада IV королю от 13 июля 1628 г.: казаки вы­шли в большом числе чаек в море, и когда пленники сообщили, что 2 тыс. запорожцев послала Польша на помощь Шахин-Гирею, султан оставил на­мерение отправить флот на Средиземное море и направил Хасан-пашу на Черное. Об этой посылке см. письма самого капудаи-паши. С. Рудницкий ошибочно относит упомянутые события к 1629 г.

¹⁴ Впрочем, Н.Т. Накашидзе вэтом шаге Мегрелии по пути к независи­мости видит «теневую сторону» казачьих набегов, поскольку-де прекрати­лась местная торговля с Турцией, но вынужден признать, что донцы и запорожцы играли «важную роль в борьбе против турецкой агрессии» и объективно «являлись естественными союзниками Западной Грузии в борьбе за независимость». Историк, ссылаясь на статейный список Ф. Елчина, ошибочно указывает «ста четыредесят год» и переводит его в 1636—1637 гг., тогда как 140г. соответствовал бы 1631 — 1632 гг. У Я. Р. Дашкевича также почему-то фигурирует 1637г. и еще неверно указана дата беседы посла с представителем Левана — 1639 г., в то время как она состоялась 4 января 1640г. Любопытно, что и сам публикатор статейного списка С.А. Белоку­ров неверно понял цитированный текст и утверждал, что со 144 г. мегрель-иы, боясь казаков, перестали ходить в Россию.

¹⁵ Типичное требование Москвы содержится в грамоте царя Михаила Федоровича на Дон, войсковому атаману и «всему великому Войску», от 10 марта 1623г.: «И как к вам ся наша грамота придет, и вы б по прежнему и по сему нашему указу с азовцы однолично были в миру и на море для добычь под турского и под крымского (государей. — В.К.) городы и улусы не ходили, и катарг не громили, и никаких задоров им не чинили, и во всем с ними были мирны, тем бы есте нам службу свою показали и меж нас... ссоры однолично не учинили и в недружбу нас не вводили». Казаки объяв­лялись виновниками будущих вражеских нападений: если Турция и Крым, «видя от вас своим люлем и землям тесноту и войну, пошлют на наши украйны воинских людей, и та кровь и ссора будет от вас... а которая война нашим украйнам будет от турских и от крымских людей или посланником нашим во Царегороде учинитца задержаны; и теснота, и то будет от вас». «А то вам самим ведомо, — говорилось в грамоте, — что нашим посланни­ком во Царегороде за то, что вы ходите под турские городы и карабли громите, бывает многое задержанье и неволя...»

Последнее в самом деле соответствовало действительности (в главе III уже упоминалось, что послы П. Мансуров и С. Самсонов были задержаны в Стамбуле за «воевание» донцами в 1616—1617гг. турецких городов и «волостей» и захват османских судов, а также — добавим здесь — за попут­ное доставление дипломатами царского жалованья Войску Донскому), по­скольку в Турции рассматривали московского государя как верховного сюзерена донских казаков и знали об их тайной поддержке со стороны Москвы. С конца XVI в. цари особо требовали от казаков прекращения походов на период пребывания российских послов в Стамбуле и на турец­кой земле.

¹⁶ Современные историки подходят к вопросу объективнее и, во всяком случае, осторожнее, хотя и у них встречаются, на наш взгляд, недостаточно выверенные оценки. «Казацкие морские походы того времени, — напри­мер, пишет о 1610-х гг. Я.Р. Дашкевич, — создали чрезвычайно напряжен­ную обстановку в бассейне Черного моря, что осложнило международные отношения, в частности между Турцией и Польшей. С другой стороны, эти походы объективно облегчали положение Ирана...» Иными словами, полу­чается, что запорожцы вредили интересам Польши, зато «работали» на интересы Персии? Но почему же надо начинать с казачьих походов, а не с предшествовавших действий Турции?

¹⁷В 1630 г. польский посол Александр Пясечиньский, находясь на га­лере капудан-паши Фирари Хасан-паши, заявлял ему, что ущерб, наноси­мый татарскими набегами целым провинциям Речи Посполитой, несравним с тем, что «казак какое-либо судно разобьет или деревню вашу ограбит».

¹⁸ Обратим внимание на то, что Н.И. Краснов при неверной характери­стике похода И. Богатого «близко к Стамбулу» считает, что эта экспедиция независимо от ее результатов принесла «видимую пользу России своим нрав­ственным влиянием».