Причины окончания

 

Итак, закончилась Босфорская война, оказавшаяся в отли­чие от казачьих атак, всегда стремительных и быстрых, совсем не скоротечной, а весьма длительной, занявшей целые десяти­летия, многоэтапной, крайне тяжелой для Турции и нелегкой для казачьих сообществ.

Рассмотренный нами фактический материал, как представ­ляется, дает основание вычленить в этой войне несколько пери­одов.

Первый охватывал 1613—1619 гг. и знаменовал собой нача­ло морских походов казаков к Босфору и на сам Босфор. Вто­рой, датируемый 1620—1628 гг., представлял собой апогей вой­ны, когда на поселения этого района регулярно обрушивались самые мощные набеги очень крупных казачьих флотилий, дей­ствовавших по всему проливу вплоть до Мраморного моря, и когда османская столица фактически постоянно находилась в состоянии обороны. Третий период приходился на 1629— 1646 гг., и для него были более характерны действия в черно­морском Прибосфорском районе; набеги казаков из-за собы­тий на Украине и в связи с Азовом оказались менее масштабны­ми, чем раньше, хотя и весьма активными. Четвертый период мы бы датировали 1647—1650 гг., когда опять-таки из-за укра­инских и донских событий временно прекращались босфорские походы, однако Турция, в частности и на Босфоре, продолжала находиться в оборонительном положении. Пятый период мы относим к 1651—1659 гг., и это последний период активных дей­ствий казаков у Босфора и на самом Босфоре (с последним по­ходом в пролив в 1654 г.).

Наконец, к обозначенным периодам примыкают 1660— 1676 гг., когда казачьи набеги к Босфору уже не совершались, но они еще обсуждались и планировались, и Турция ожидала их возобновления; угроза прихода на Босфор казаков, все еще дей­ствовавших в северной части Черного моря, целиком исчезла только в конце 1670-х гг. Поэтому мы считаем, что период 1660— 1676 гг. для османов психологически являлся завершающим ак­кордом Босфорской войны, реально закончившейся в 1659 г. В этой связи и всю войну можно датировать двояко: действи­тельная война продолжалась около полувека, с 1613 по 1659 г., а с психологической «добавкой» — свыше 60 лет, по 1676 г.

Окончили Босфорскую войну, как и начинали, казаки (хотя начинали запорожцы, а заканчивали донцы), причем сделали это сами и без какого-либо решающего, переломного, заверша­ющего события, будь то крупный разгром неприятеля или страш­ное поражение собственных сил. Казаки не достигли победы в Босфорской войне, но и не потерпели в ней поражение, равно как и Турция вышла из нее без победы или поражения.

Война закончилась как бы «вничью». С одной стороны, ка­зачество добил ось поставленных целей: на протяжении долгого времени оно наносило мощные удары по самому центру Осман­ской империи, и Стамбул, ее «голова и сердце», более полувека находился в состоянии страха на «передовом фронте» войны; систематически подрывалась военная и экономическая мощь государства, уничтожались и захватывались ценности его бога­тейшей провинции, дезорганизовывалось управление государ­ством, вооруженными силами и хозяйством, парализовался и отвлекался военно-морской флот, и тем самым существенно ос­лаблялся османский натиск на Войско Запорожское и Войско Донское и оказывалась поддержка освободительному движению в империи. С другой стороны, и Турция, много терявшая и тер­певшая в ходе Босфорской войны, в конце концов избавилась от систематических и ужасных казачьих нашествий на Босфор.

Но казаки закончили войну не потому, что полностью ре­шили поставленные задачи, и даже вовсе не принимали реше­ние о ее окончании. Война, постепенно «затухая», закончилась «плавно», словно естественным путем. Начавшись без офици­ального объявления, она и завершилась без подписания согла­шения о перемирии и тем более договора о мире.

Война на Босфоре и в прилегающем к нему районе являлась составной частью всей большой войны запорожских и донских казаков с Османской империей и Крымским ханством и, разу­меется, в первую очередь морской войны. Ее размах во второй половине XVII в. постепенно сокращался, а театр военно-мор­ских действий казаков, суживаясь с течением времени, все мень­ше и реже захватывал побережье Анатолии и все больше — севе­рочерноморские и азовские берега. «Затухание» Босфорской войны прямо вытекало из сокращения и «сжимания» всей вой­ны казачества в Азово-Черноморском бассейне. Последнее же вызывалось не одной, пусть и очень значительной причиной, а целым комплексом международных и внутриказачьих причин и обстоятельств.

Можно сказать, что первый удар по казакам, ведшим морскую войну, последовал со стороны Польши, правящие круги которой наконец-то, хотя неосознанно и косвенно, выполнили требование Турции прекратить морские походы запорожцев. Речь Посполитая, выполняя свои обязательства перед Стамбу­лом, оформленные рядом соглашений (в 1640 г. был подписан польско-турецкий трактат о дружбе, подтверждавший все пре­жние договоренности о недопущении королем выхода казаков в море), неоднократно и разными способами пыталась ограни­чить военно-морскую активность Сечи, но без заметного успеха. Однако политика Варшавы по отношению к Украине и Вой­ску Запорожскому вызвала антипольские восстания 1630-х гг. с ведущим участием казачества, которое тем самым существенно отвлекалось от операций на море. Именно вследствие этого в указанное десятилетие стала падать активность запорожцев в Босфорской войне.

Затем Запорожской Сечи пришлось отдать все силы учас­тию в труднейшей освободительной войне 1648—1654 гг., что привело к полному прекращению морских походов сечевиков. Таким образом, Войско Запорожское было вынуждено выйти из Босфорской войны и больше уже в ней не участвовало, даже и по завершении войны с Польшей. Как отмечает Ю.А. Мыцык, тя­желые войны, протекавшие на территории Украины во второй половине XVII в., и распри между различными группировками казацкой старшины значительно ограничили возможности со­вершения крупных военно-морских походов украинского каза­чества. После 1654 г. запорожские действия на море осуществ­лялись гораздо реже, чем до начала освободительной войны, и не имели своей целью нападения на Босфор.

Отдельные запорожцы и их группы, конечно, продолжали принимать участие в Босфорской войне, но уже исключительно в составе донских флотилий, выходивших в море из Черкасска. К донцам не просто перешла руководящая роль в войне — Вой­ску Донскому пришлось продолжать ее одному, без своего силь­ного союзника, Войска Запорожского, которое, надо заметить, вообще оставалось союзником и не участвуя в набегах к Босфо­ру. С учетом предшествующей роли, которую играло в Босфор­ской войне Запорожье — ее зачинатель, первоначальный орга­низатор и гораздо более многочисленный участник, становятся понятными последствия такого развития событий для хода вой­ны в целом, для мощи, разрушительности и регулярности уда­ров по Босфору.

Тем более что в 1640-х гг. Войско Донское оказалось в кри­тическом положении. Великая Азовская эпопея привела к гибе­ли подавляющей части донского флота, а также к уничтожению леса, приготовленного для строительства судов (Мустафа Най­ма замечал, что при осаде Азова турки это «заготовленное... де­рево и предместья, которые были такими же деревянными, со­всем сожгли... иначе казаки, сделав двести либо триста чаек... пришли бы на море и ограбили прибрежные края»).

Но самое трагическое для донцов заключалось в безвозврат­ной потере огромного числа товарищей. При взятии Азова в 1637 г. погибли 1,1 тыс. казаков из 5,5 тыс. участвовавших в штур­ме, т.е. пятая часть. В осадном сидении 1641 г., согласно сведе­ниям Войска Донского, из 5367 казаков было полностью поте­ряно 3 тыс., или 56 % оборонявшихся; остальные оказались «все переранены», «увечные», неспособные к «промыслам и бою». Если считают, чтов 1638 г. донцов-воинов насчитывалось око­ло 10 тыс., а после 1641 г. 4 тыс., то, следовательно, за время Азовской эпопеи Войско Донское утратило 60 % своего боевого состава. Главнейшее участие в этой эпопее принимали низовые казаки, составлявшие основу донского флота, и их потери ока­зались, соответственно, очень большими, что затем не могло не сказаться на военно-морских действиях казачества³⁴.

Приток беглых людей на Дон не мог немедленно исправить положение, так как, во-первых, он стал многочисленным толь­ко с конца 1650-х гг., а во-вторых, это была вовсе не адекватная замена. Пришлые не имели никакого морского опыта, и теперь, с сокращением выходов казачьего флота за пределы Азовского моря, приобрести новые навыки стало для новоявленных каза­ков затруднительно.

Воспользовавшись резким ослаблением Войска, Турция попыталась выбить казаков с Нижнего Дона, служившего исход­ным пунктом морских набегов. В 1643 г. «Главное войско», «сби­тое с куреней» на Монастырском острове, было вынуждено от­ступить в Раздоры, и при этом, как отмечает П.П. Сахаров, «пал цвет старожилого казачества». В 1644 г. казакам удалось вернуть­ся на Нижний Дон, восстановив «Главное войско» в Черкасске, но все это делалось на пределе сил, которые далее продолжали заметно истощаться в боях второй половины 1640-х гг.

Ослабевшее Войско Донское оказалось вынужденным обра­щаться за непосредственной военной помощью к Московскому государству, которое в 1646 и 1648 гг. впервые посылало на Дон свои воинские подразделения. С этого времени началось «все прогрессирующее подчинение» Войска царскому правительству. А оно, видя своего главного противника на западе в лице Польши, как и в предшествовавшие десятилетия, не желало ос­ложнений на юге и потому пыталось мешать осуществлению казачьих морских походов, тем более к Стамбулу.

Донцов подстерегала еще одна беда «естественного» свой­ства. Казачьи морские суда имели в своем основании так назы­ваемую струговую трубу — цельнодеревое днище в виде выдолб­ленного ствола дерева, и уже к трубе с боков прибивались оши-вины. От размера трубы зависели длина судна и другие главныеразмерения. Для черноморских походов требовались большие струги и, соответственно, огромные, редко встречавшиеся, ве­ковые деревья, которых к середине XVII в. на землях собственно Дона уже не находили. В поисках подходящих деревьев казакам приходилось ездить на Северский Донец и покупать трубы у русских торговых людей.

Войску Донскому пришлось просить трубы у Москвы. Хотя Ю.П. Тушин утверждает, что они нередко включались в царское жалованье казакам, в действительности московское правитель­ство присылало трубы на Дон лишь три раза — 25 штук в 1673 г. и по 10 в 1692 и 1693 гг., т.е. во всех случаях уже после заверше­ния Босфорской войны. Строительство казачьих больших мор­ских стругов постепенно сокращалось, что наносило ощутимый ущерб донскому мореходству.

Это было тем более печально для казаков, что с 1640-х гг. они наблюдали усиление османского флота и на протяжении второй половины XVII в. не имели возможности угнаться за Тур­цией в развитии технических средств военно-морских сил³⁵. Как уже говорилось, историки по-разному оценивают тогдашнее состояние и силу османского флота, но для ослабевшего Войска Донского он стал гораздо более страшным врагом, чем раньше, и вместе с армией получил значительно большие возможности предотвратить широкомасштабные действия казаков против Анатолии.

В литературе указывается на «наличие определенных момен­тов стабилизации османского военно-феодального режима» в названное время, что и «позволило Порте... с 40-х годов XVII в. возобновить наступательные действия». В период Кандинской войны с Венецией 1645—1669 гг., отмечает «Всеобщая история о мореходстве», «турецкая морская сила столь была велика, что до того времени не бывало таковой», и венецианцы «теряли все­гда много, хотя и гораздо менее, нежели неприятели, и ни од­ной победы не одерживали, которая бы не стоила им многих судов и солдат». Правда, во второй половине 1650-х и начале 1660-х гг. османский флот сильно ослаб, понеся особо тяжелые потери в сражении с венецианцами у входа в Дарданеллы в 1656 г. (81 корабль из 100), однако с середины 1660-х гг. опять усилил­ся постройкой нескольких десятков галер.

Устояв перед османским натиском и воспользовавшись помо­щью Москвы и отвлечением сил и средств Турции на тяжелую и затяжную Кандийскую войну, донские казаки в 1650-х гг. заметно оправились. По мнению Н.А. Мининкова, в целом за это десятилетие Войско Донское не только восстановило свою боевую мощь и отбило наступление турок, но и стало совершать морские похо­ды, по своим масштабам напоминавшие походы 1620-х гг.; Дон вновь стал играть роль значительной антиосманской силы³⁶. Набе­ги казаков к Босфору 1651—1659 гг. подтверждают это мнение, хотя и уступают походам третьего десятилетия XVII в.

Однако в тех же 1650-х гг., а именно в 1656 г., произошли два события — одно у Азова, а другое в Стамбуле, которые са­мым существенным образом повлияли на ход казачьей морской войны и операции казаков на босфорском направлении.

В указанном году донцы вместе с запорожцами под руко­водством донского войскового атамана Н. Васильева попыта­лись штурмом вновь взять Азов и тем «опростать» (очистить) выход в море, но потерпели сокрушительную неудачу. Из более чем 3 тыс. участников штурма, по сведениям находившегося тогда в Черкасске русского дворянина Савостьяна Протасьева, в ходе предпринятой турками неожиданной вылазки погибло око­ло полутора тысяч, а 900 человек попали в плен. В руках непри­ятеля оказался и второй руководитель походного войска, быв­ший войсковой атаман, «знатный старшина» П. Федоров, кото­рого, как сообщали русские послы в Крыму, азовцы казнили, «а голову его в Крым привезли, а из Крыму тое голову послали в Царьгород к турскому салтану».

Г.А. Санин полагает, что «казаки понесли небывалые поте­ри. Ни в одном из походов столь значительных жертв не было. Войско Донское оказалось значительно ослабленным, и опас­ность вторжения неприятеля на территорию самих казаков рез­ко возросла». Правда, В.Д. Сухорукое, исходя из соотношения численности азовского гарнизона и приступавших, сомневает­ся в верности сообщения С. Протасьева. Вопрос этот до сих пор остается открытым, но в значительности тогдашних казачьих потерь, возможно, и меньших, чем у московского информатора, сомневаться не приходится, как и в том, что неудачный штурм унес в могилу вместе с руководителем многих морских экспеди­ций П. Федоровым и большое число других казаков-мореходов, и это после катастрофических потерь профессионалов морской войны в предшествовавшее время.

В том же 1656 г. в Турции начался знаменитый «период Кёп -рюлю» — время правления получивших огромную власть вели­ких везиров Кёпрюлю Мехмед-паши и его сына Кёпрюлю Фа-зыла Ахмед-паши, которые рядом сильных реформ «обновили» Османское государство.

Материальные, военные, людские, финансовые и прочие ресурсы громадной империи были несопоставимо велики в срав­нении с возможностями донского сообщества, и огромной уг­розой для казаков являлось бы установление элементарного по­рядка в Турции и более разумное и целенапраштенное, чем преж­де, использование названных ресурсов. И как раз этим занялись Кёпрюлю. В 1656—1676 гг. они упрочили совершенно расша­танную центральную власть, упорядочили государственный ап­парат, привели в порядок финансы, но первое, что сделали, — укрепили флот, а за ним и армию. В результате Турция, кото­рую многие наблюдатели уже обрекали на скорую гибель, не только сохранила свои границы, но и расширила их, завоевав в 1669 г. у Венеции Крит и в 1672 г. у Польши Подолье.

Действия донского флота 1650-хгг., в том числе не в после­днюю очередь у Босфора, и, очевидно, набег на сам пролив 1654 г. подтолкнули Кёпрюлю Мехмед-пашу к необходимости предпринять решительные и эффективные меры по ликвида­ции казачьей угрозы. Усиление обороны Босфора он, несом­ненно, рассматривал как полумеру и выбрал более действенный вариант — закрытие устья Дона.

Сразу по возвращении Азова, отмечал К. Крюйс, султан не замедлил «не токмо опустошенное и разваленное паки испра­вить, но и новыми укреплениями по новому образцу крепост­ного строения укрепить». Крепость была снабжена большим гарнизоном и мощной артиллерией и затем продолжала ук­репляться на протяжении многих лет. Однако этого даже в со­четании с турецким наступлением и крымскими нападениями на казачьи городки оказалось недостаточно, и надежды на то, что, как выражался в 1649 г. Ислам-Гирей III, «враги — да от­правятся они в ад — испугаются и воздержатся от набегов» на морское побережье, не оправдались. Тогда, чтобы «з Дону на море стругов никаких не пропустить и тем струговой ход от­нять», великий везир решил построить в донской дельте до­полнительные и сильные укрепления, способные закрыть глав­ные рукава реки³⁷.

В июне 1660 г., на следующий год после последнего казачь­его похода к Босфору, рассказывал атаман донской станицы в Москве, «ис Царягорода морем под Азов пришло с ратными людьми и со всякими запасы и снарядом 33 катарги, а на них воинских людей з девять тысячь». Туда же прислали около 10 тыс. «работных людей — венгров и волох, и мутьян» и подо­шли примерно 40 тыс. татар и черкесов во главе с крымским ханом Мухаммед-Гиреем IV. В течение полутора месяцев при­бывшие построили выше Азова три прочных каменных укреп­ления, которые были снабжены значительной артиллерией и гарнизонами из испытанных воинов.

Две башни — Шахи (Султанская башня) и Султанийе (Баш­ня султанши), вместе называвшиеся у турок Сед-Исламом (Щи­том Ислама), а у казаков Каланчами, — расположились по обе стороны главного рукава Дона, выше отделения от него второго важнейшего рукава Каланчи. Форт, также получивший назва­ние Сед-Ислам (Донецкий городок, Лютин, Лютик), размес­тился на берегу третьего из самых важных донских рукавов — Мертвого Донца³⁸.

Казаки из-за недостатка сил не смогли помешать строитель­ству новых укреплений. «А как... делали крепости, — говорил Л. Семенов, — и они (донцы. — В. К.) ходили на них для языков трижды; а крепостей... делать мешать было им некем, потому что у них в Войске было малолюдно (в Черкасске всего "с 3000 человек". — В.К.), и опасались от них на себя прихо­ду...» Крымцы для отвлечения внимания от сооружавшихся ук­реплений нападали на низовые городки и их «стада конские и животинные... все отогнали». Попытки донцов овладеть укреп­лениями в 1660—1670-х гг. не увенчались успехом, даже несмот­ря на помощь московских войск: не было тяжелой осадной артил­лерии, а расположение крепостей низко к воде не давало возмож­ности провести подкопы и взрывами проделать проходы в стенах.

Хотя Войско Запорожское понесло в ходе войны 1648— 1654 гг. значительные потери и затем было вовлечено во внутриукраинскую борьбу и войну на суше, османские власти все же опасались возможного возобновления военно-морской актив­ности запорожцев, и Кёпрюлю в том же 1660 г. в дополнение к системе уже существовавших турецких укреплений на Нижнем Днепре построил там еще одно — Тоган Гечиди (Замок Соколи­ного Брода).

Из османских войск, прибывших в дельту Дона, был усилен гарнизон Азова. В 1665 г. у города поставили дополнительные каменные укрепления, а в 1670-х гг. он был укреплен еше боль­ше и, по словам Готлиба Зигфрида Байера, «приведен... в такое состояние, в каком нашла оной Россия в 1695 году».

Меры, принятые Кёпрюлю в донской дельте, оказались для казаков судьбоносными. «Благодарение Богу, — писал в 1666 г. Эвлия Челеби, —... на берегу реки... построены... две славные крепости... и проклятым лодкам казаков стало невозможно вый-ти в Черное море». То же отмечали и европейские современни­ки. Ж. Шарден, не совсем верно описав эти крепости под 1672 г., тем не менее справедливо замечал, что теперь в отличие от пре­жнего времени выход из Дона в Азовское море «закрыт для боль­ших судов». В донесении одного из европейских представите­лей в Польше 1684 г. читаем, что если раньше казаки разоряли «турецкие города и поселки», то ныне «берега обеих рек, днеп­ровские и донские, вооружены... крепостями и преграждаются от казацких нападений».

Собственно, немало свидетельств о сложившемся принци­пиально новом положении, о «сидении взаперти» оставили и сами донские казаки-современники. «Весно (известно. — В.К.) тебе, великому государю, — писало Войско Донское царю Алек­сею Михайловичу в 1666 г., — давно на море не ходим, морской ход у нас... отнят, и добычи нам... ниоткуда нет». Донцы жало­вались, что «им учала быть скудость большая, на Черное море проходить им немочно, учинены от турских людей крепости». В свое время В.Д. Сухорукое, знакомый с такими оценками, очевидно, посчитал их преувеличенными. По его мнению, «все эти преграды (турецкие. — В.К.) не в состоянии были удержать казаков от любимого ими плавания по Азовскому и Черному морям». «Построение на Дону и на Мертвом Донце крепостей не принесло туркам и татарам тех выгод, каких они от этого ожи -дали. Казаки по-прежнему врывались в Азовское и Черное моря посредством реки Миуса и прокопанного ими Казачьего ери­ка...» Ту же мысль находим и у Н.И. Краснова: «Построив эти крепости, мусульмане надеялись, что заградят козакам путь в Азовское море, но весьма ошиблись...»

Конечно, в жалобах казаков имело место некоторое преуве­личение тяжести их материального положения. Речь шла о не­обходимости увеличения царского жалованья, и донцы, что на­зывается, прибеднялись — на это они вообще были мастера, что и отмечено историками. Но, без сомнения, прибеднялись не слишком сильно, о чем свидетельствует вскоре разразившийся разинский социально-политический катаклизм.

Сам В.Д. Сухоруков рассказывает о случаях, когда донцам не удавалось выходить в море по Казачьему ерику³⁹. Последний вытекал из Дона выше Каланчинских башен и впадал в Калан­чу ниже новых сооружений, и казаки могли обходить и Калан­чи, и Азов: не доходя до Каланчей, суда попадали в Каланчу, не имевшую укреплений, и шли по ней в море. Но путь по Казачьему ерику представлял значительные сложности. Это был, в сущности, небольшой мелководный «ручей», который азовцы сравнительно легко перекрывали, засыпая его землей и камнями и сооружая там шанцы с артиллерией и солдатами. Казакам приходилось углублять ерик, прибегать к волоку и прорываться с боями.

Путь по Миусу также не мог заменить прежних путей, по­скольку донцам нужно было из Черкасска подниматься вверх по Дону и затем по Северскому Донцу, из которого мелководными речками и с применением волока попадать в Миус, а уже из него в море.

Факты показывают, что Турции все-таки удалось перекрыть главные судоходные протоки Дона, прежде использовавшиеся казаками в азовских, черноморских и босфорских экспедици­ях. Новые пути выхода в море оказались более сложными и тяжелыми, в миусском варианте гораздо более длинными, в «еринском» варианте более опасными и во всех случаях мелко­водными.

Вследствие этого Войску Донскому теперь часто приходи­лось прибегать к отправке в море небольших отрядов и пре­имущественно малых судов, плохо пригодных для больших чер­номорских плаваний. Донцы продолжали вырываться в море, но в ближайшие после построения Каланчей и Лютика годы прекратили походы к побережью Малой Азии и стали редко действовать даже у северных берегов Черного моря; операции теперь охватывали почти одно Азовское море. После 1660 г. не состоялось ни единого донского набега к Босфору и тем более на Босфор.

Усиление московского наступления, крайне тяжелые усло­вия развития на Дону сельского хозяйства и промыслов, обус­ловленные непрестанными набегами неприятелей, и падение доходности военного дела в сочетании с увеличением числа бег­лых, прибывавших на Дон, социальное расслоение казачества и другие причины вызвали восстание С. Разина. В 1667—1671 гг. Войско Донское вовсе не осуществляло никаких военных дей­ствий против Турции и Крыма.

Рассмотренные нами обстоятельства вели к значительному ослаблению силы казачьего флота, потере многими казаками прежних навыков мореходства, особенно большого черномор­ского, и к существенным утратам в когда-то замечательной во­енно-морской тактике.

После жестокого подавления разинского восстания в 1671 г. донские казаки впервые принесли присягу на верность царю иего наследникам. Московское правительство, находившееся в 1600—1660-х гг. в войнах и конфликтах с Польшей и потому желавшее мирных отношений с Турцией, как мы отмечали, пы­талось ограничить черноморские походы казаков. Оно требова­ло от них, по их мнению, совершенно невозможного: с татарами воевать, а с их властителями Турцией и Крымом — нет; с Кры­мом воевать, а его сюзерена Турцию «не задирать»; Каланчи во­евать, а на Азов, частью оборонительной системы которого они являлись, не нападать, и т.п. С русско-польского Андрусовского перемирия 1667 г. отношения Москвы со Стамбулом стали резко обостряться, пока дело не дошло до русско-турецкой вой­ны 1677—1681 гг., за которой последовала и война 1686—1700 гг., когда правительству потребовались действия казаков против Османской империи.

Они совершили ряд успешных походов, в том числе и на Черное море, правда, не далее его северного побережья. Может быть, при сильной материальной поддержке Российского госу­дарства еще возможно было организовать и дальние набеги к Босфору, однако ни в Москве, ни у самих казаков такая идея, насколько известно, уже не возникала.

3. «Великая скудость живностей»

 

Казачья война против Стамбула велась даже в то время, ког­да ни запорожцы, ни донцы не совершали набеги на Босфор или к Босфору, и продолжалась по окончании собственно Бос­форской войны. Дело в том, что, действуя и на большом удале­нии от османской столицы, казаки наносили ей хотя и не пря­мой, но громадный экономический вред.

Стамбул чрезвычайно зависел от подвоза продовольствия и иных грузов с Черного моря, о чем сохранились многочис­ленные свидетельства современных наблюдателей. П. делла Балле в 1618г. отмечал, что «это море снабжает его (город. — В.К.) зерном, хлебом, маслом, кожами, всем лесом, который необходим им (туркам. — В.К.) дляотопления, для постройки их домов, их судов, и тысячей других подобных продуктов». В 1634 г. Э. Дортелли, перечисляя предметы черноморского ввоза в Стамбул, упоминал пшеницу из придунайской Румелии, масло из Тамани, рыбу из Азова, Керчи и Кафы, икру из Темрюка и Азова, соль и кожи из Крыма, рабов из Крыма и с кавказского побережья.

Главными предметами вывоза из Кафы были рабы, рыба, икра, соль, пшеница, ячмень, просо, масло и вино; кроме того, вывозилось много шерсти, шкур ягнят, бараньих кож, говяжьего мяса, сала, нефти, меда, воска и др. Соляные озера у Керчи и Гёзлева снабжали Стамбул и все черноморское побережье сто­ловой и поваренной солью. Азов вывозил главным образом рыбу, икру, кожи и рабов. Ведущие потоки черноморских товаров на­правлялись в сторону Стамбула, но часть их следовала затем в османские провинции и за границу: рыба — в Венецию, икра — на острова Архипелага, кожи — в Италию, Фландрию, Англию и Францию и т.д.

Значение Черноморского региона для жизнеобеспечения османской столицы и всей империи не упало и к концу XVII— началу XVIII в. Посол Е. Украинцев писал Петру I в 1699 г., что в Стамбул «многий хлеб и масло коровье, и хороменный лес, и дрова привозят с Черного моря из-под дунайских городов — из Браилова и Измаила, из Галации и из Килии, из Белогородчины (района Аккермана. — В. К.) и из Очакова, и из Крыму — из Балаклавы и из Кафы, и из анатолийских городов, а масло коро­вье из Кубанской орды...» По сообщению другого посла в Тур­ции, П. Толстого, в столицу с Черного моря завозили пшеницу, ячмень, овес, коровье масло, сало, коноплю, мед, сыр, соленое мясо, кожу, воск и шерсть.

Стамбульский морской арсенал Касымпаша в XVII в. снаб­жался лесом из Причерноморья, железом из придунайских районов, медью из Анатолии, пенькой из Синопа и Трабзо­на, салом из Кафы и Варны. Лучшим корабельным лесом счи­тался синопский. Османский автор XVII в. Хюсейн Хезарфен справедливо замечал, что в империи «добывают с черномор­ских гор такое большое количество леса для строительства домов и кораблей, что турки могут легче любого другого наро­да в очень короткое время снарядить могучий флот». Важное для стамбульского кораблестроения и османского флота су­довое снаряжение и парусное пеньковое полотно поступали из Самсуна, славившегося местной коноплей. Знаменитый мелкий белый песок для корабельных и прочих часов добы­вался у Азова.

Канадский историк К.М. Кортепетер на основании турец­ких и западноевропейских материалов составил таблицу пред­метов экспорта черноморского побережья в XVII в. Приводим далее ее данные, видоизменив рубрики и порядок их располо­жения⁴⁰.

Значительная масса названных товаров перевозилась на судах через Босфорский пролив, который представлял собой очень важную, мощную и весьма загруженную транспортную артерию. Достаточно сказать, что генуэзский резидент в Стамбуле граф Синибальди Фиэски в начале 1670-х гг. «однажды вздумал со­считать суда, проходившие перед его домом (на Босфоре. — В. К.) от полудня до захода солнца, и насчитал около 1300».

 

Предметы экспорта	Северное Причерноморье и Крым	Кавказ	Балканы	Малая Азия
Продовольствие	Просо, пшеница, масло, сыр, соленая рыба, икра, оливковое масло, вино, фрукты, овощи, мед	Просо, рис, пшеница, масло, сыр, рыба, вино, инжир, лесные орехи, мед, чай (?)	Ячмень, пшеница, рожь, рис, сушеная и соленая рыба, баранина, говядина, козлятина, вино, изюм, мед	Пшеница, рис, сушеная рыба, масло, сыр, фрукты, вино, гранатовый сок, орехи, овощи, специи
Животные	Кавалерийские лошади	Соколы	Упряжные и кавалерийские лошади	Упряжные и кавалерийские лошади, рогатый скот, ослы, верблюды
Волокно, меха, кожи, воск, жир	Шерсть, лен, пушнина, кожи, воск, жир	Пушнина, кожи, шерсть, хлопок, лен, шелк, воск	Кожи, пушнина, шерсть, воск, жир	Шерсть, хлопок, лен, шелк, кожи, жир
Металлы, минералы, химикалии	Соль	Нефть, серебро, железо, золото, сурьма, свинец, красители, квасцы	Железо, золото, серебро, медь, свинец	Серебро, медь, свинец, железо, селитра
Лесоматериалы, стройматериалы		Самшит	Дрова, древесный уголь, строевой строительный камень	Самшит, дуб, древесина грецкого ореха, платан, ель, древесный уголь
Готовые изделия		Металлоизделия, ковры	Суда, ткани, металлоизделия	Ковры, ткани, металлоизделия, суда
Рабы	От набегов	Главным образом от торговли	От девширме («кровного налога»)	Специально отобранные, от девширме

 

 

Многие современники полагали, что подвоз продовольствия с Черного моря был для Стамбула важнее средиземноморского привоза. К. Збараский, ездивший послом в Турцию, в отчете сейму 1624 г. сообщал: «Из-за опустошения (разорения страны от безвластия, разбоев солдат и т.п. — В.К.)... земля почти не обрабатывается, мало сеют в окрестностях Константинополя. Все продовольствие для него доставляется по Черному морю и совсем немного (только рис и овощи из Египта) по Белому, но на всех этого не хватает».

Е. Украинцев писал царю, что если «запереть» Черное море, то «в Царьграде будет голод», ибо «с Белого моря только при­ходит пшено сарацинское (рис. — В.К.), сахар, кофе, бобы, го­рох, конопляное семя и сочевица, а иных хлебных запасов не приходит. Да и около... Царьграда и далее в иных местах хлебау них родится мало...» Иерусалимский патриарх Досифей, в свою очередь, в письме Е. Украинцеву замечал, что турки опа­саются, как бы не вышло много русских кораблей и «не пошли бы в разные места Черного моря восточныя и западныя в заго­ны, и будет оттого причина, что не будут приходить в Царьград хлебные запасы и будут препону иметь службы их восточныя и западныя великия и многая, и неначаянныя зла могут случить­ся от сего туркам, а наипаче смущения и мятежи, и трудности во всячине».

Е. Украинцеву и Досифею позже вторил и П. Толстой. Пе­речислив ввозившиеся в столицу черноморские товары, он за­мечал, что «ежели того с Черного моря не будет хотя един год, оголодает Константинополь».

Положение имперского центра усугублялось во время войн с Венецией, когда, как выражались современники-доминикан­цы Мариоди Сан-Джованни и Антониоди Сан-Назаро, подвоз съестных припасов в Стамбул становился «возможен только с этого (Черного. — В. К.) моря и ни с какой другой стороны». В 1646 г. венецианцы «одолели» несколько судов, шедших в сто­лицу с запасами из Архипелага, вследствие чего «в Царегороде великая смута востала». Венецианская блокада летом 1656 г. вызвала дороговизну в Стамбуле и резкое недовольство его жи­телей.

Именно последнего, подчеркивает один из тюркологов, «сул­таны всегда боялись и поэтому заботились о том, чтобы населе­ние Стамбула не знало недостатка в продовольствии». С XVI в. строго регламентировались качество хлеба, который мог прода­ваться только свежим, цены на хлеб и мясо, сама торговля про­довольствием и т.п.

После сказанного можно в общем понять, какую роль игра­ли военно-морские действия казаков в подрыве снабжения ту­рецкой столицы. Но, к сожалению, нет возможности восполь­зоваться какими-либо цифровыми данными, которые характе­ризовали бы ущерб, понесенный Стамбулом от запорожских и донских набегов. Приходится прибегать только к свидетельствам сведущих и авторитетных современников. Они же единодушно оценивают этот урон как чрезвычайно большой.

К. Збараский указывал, что когда во время Хотинской вой­ны 1621 г. и активных морских операций казаков Черное море и Дунай оказались закрыты для торговли, а на Средиземном море хозяйничали флорентийские и испанские галеры и «не было никакого подвоза продовольствия по морю», то крайне осложнилось продовольственное положение Стамбула: «Хлеб был столь дорог, что люди погибали от голода...» Папа римский Урбан VIII в инструкции своему нунцию в Польше в 1622 г. отмечал, что казаки уже не однажды умели «морить голодом» столицу Ос­манского государства.

Об особом недовольстве турок тем, что казаки мешают под­возу провизии в Стамбул, писал Т. Роу. 3 мая 1623 г. он доносил в Лондон о многих убытках, понесенных в результате закрытия из-за казаков столичного порта, и о том, что «на защиту торгов­ли» имперский флот вынужден отправить часть галер, а 30 мая извещал Д. Карлтона, что из-за тех же казаков продовольствен­ное снабжение Стамбула «очень расстроено». Когда упомяну­тые выше М. ди Сан-Джованни и А. ди Сан-Назаро, говоря о времени Кандинской войны или более раннем периоде, кон­статировали, что казачьи чайки легко запирали вход судам в Босфор, «к великому страху турок», то имелся в виду прежде всего страх перед возможным голодом.

В 1680 г. русский священник Тимофей в письме из Стамбу­ла в Москву излагал мнение иерусалимского и константино­польского патриархов, что царю Алексею Михайловичу следо­вало бы не воевать на Украине, а овладеть Крымом и Азовом и пустить по морю донских казаков для разорения турецких зе­мель и непропуска запасов в Стамбул. В письме указывалось, что османы сильно боятся русских, поскольку не имеют ни каз­ны, ни войска, и что «крепко дивятся все», почему царское вели­чество не бьется с ослабевшими турками. А представитель Ве­неции в Стамбуле, вернувшийся в июле 1684 г. на родину, рас­сказывал «о великом тамошнем смятении великой ради скудости живностей, и зоне (потому что. — В.К.) от стороны Черного моря, от казаков множество осажены; а когда б к ним из Белого моря 60 чайки (шаик. — В. К.) не пришли с запасом, то б голод вели­кой терпети».

В 1680— 1690-х гг. в Западной Европе не раз отмечали урон, который казачьи действия на Черном море наносили подвозу продовольствия в столицу Турции.

В связи с изложенным довольно странно видеть явную не­дооценку воздействия набегов казаков на положение Стамбула и империи у такого блестящего знатока истории османской сто­лицы второй половины XVII в., как Р. Мантран. Мы уже говори­ли во введении, что, по мнению этого историка, казаки больше угрожали Крыму, чем Турции, и что их первое появление на Босфоре, датируемое к тому же неверно, вызвало только «неко-торое волнение». Р. Мантран считает, что при этом