Трагедия

3—5 июля 1917 года. Взрыв наступил. В полдень третьего числа, в самый разгар утреннего заседания съезда крестьянских депутатов, мы были встревожены телефонным звонком из Таврического. "Для воссо­единения с Советами рабочих депутатов приезжайте как можно скорее — готовится новый переворот большевиков". Мы тронулись в путь незамедлительно. Улицы, примыкающие ко дворцу, придворцовая пло­щадь были заполнены солдатами и матросами, а посреди всего этого столпотворения в автомобиле, окруженном людьми из Кронштадта,стоял Троцкий.

— Вы, товарищи матросы, — гордость и слава русской революции- Вы ее лучшие защитники и пособники. Своими деяниями, преданность коммунизму, безжалостной ненавистью и истреблением всех эксплу ататоров и врагов пролетариата вы впишете бессмертные страниц в историю революции. Теперь же перед вами стоит новая задача & вести революцию до ее заключительного этапа и воздвигнуть ^Р⁰⁷ коммунизма — диктатуру пролетариата — и начать тем самым _а вую революцию. Величайшая драма началась. Победа и вечная призывают нас к этому. Пускай враги наши трепещут. Никакой жалось

, кого милосердия к ним. Сконцентрируйте всю свою ненависть, ^чтоэкьте врагов раз и навсегда!

Дикий взрыв звериного рыка был ответом на эту речь. С громад­ой трудностями мы все-таки пробились во дворец, где в зале Думы ^НЬбоались многие представители Советов и социал-демократической тии. В зале царила атмосфера напряжения и крайнего возбуждения.?9то ужасно!", "Это преступление против революции!" — раздавались овсюДУ возгласы лидеров левых.

Тем временем оружейные выстрелы и пронзительные крики все чаще здавались извне. Чхеидзе призвал к объединенному заседанию Сове­тов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. ^т От лица коллегии Советов, — заявил Дан, — я предлагаю _едующее: все члены Советов, собравшиеся здесь, должны принести клятву, что сделают все возможное, а если понадобится, то и умереть для того, чтобы воспрепятствовать этому преступному мятежу против Советов и революции. Те, кто не желают давать такую клятву, должны немедленно покинуть залу.

После непродолжительного затишья раздались одобрительные ап­лодисменты. Вокруг же себя я видел лишь бледные лица депутатов и все же я слышал их жаркий шепот: "Да, мы готовы погибнуть". Нечто трагическое и при этом героическое происходило с нами. Окруженные необузданной толпой, посреди канонады и стрекотания пулеметов, за­щищаемые лишь двумя гвардейцами у дверей во дворец, члены Советов впервые, пожалуй, выросли до величественного благородства, когда остается выбор либо победить, либо погибнуть.

Через мгновенье группа большевиков, интернационалистов, левых социал-революционеров, возглавляемая Троцким, Луначарским, Гим- мером и Камковым, вышла вперед. "Мы протестуем против этого предложения, — воскликнули они в один голос. — Взгляните на море солдат и рабочих, разлившееся вокруг этого здания. От их имени мы требуем, чтобы Советы провозгласили о роспуске Временного правите­льства. Мы требуем также незамедлительного прекращения войны и установления диктатуры пролетариата и коммунистической государст­венности. Если вы не согласитесь на это добровольно, то мы силой заставим вас сделать это. Время сомнений миновало. Вы обязаны под­чиниться тому, к чему вас призывает революционный пролетариат".

В этом, пожалуй, заключалась квинтэссенция их выступления. Боль­шевики, чувствуя себя победителями, уже более не апеллировали к Сове­ем, а, напротив, приказывали им. Пытаясь обуздать их гнев и возмуще­ние, Советы выслушали их молча.

— Чего же вы добиваетесь? — спросил председатель. — Диктатуры Советов или вашей собственной диктатуры над Советами? Если первого, тогда прекратите угрозы, присядьте и дождитесь решения Советов, а уж °том следуйте ему. Если же второго, то есть вы сами собираетесь стать Диктаторами над Советами, то что же вы в таком случае делаете здесь? _Не^И,У ^{кого в} этом зале нет сомнений, чего вы добиваетесь, ибо ваша цель _й вся власть Советам", а вся власть вам самим. Вы зажгли темные _к ^°бузданные массы людей. Во имя этого вы инициируете граждане- Tec ^В0ЙНУ- О^чень хорошо, мы принимаем ваш вызов. А теперь убирай- ^ь и делайте что пожелаете! аков был наш ответ большевикам. После нескольких минут колеба- ели, °^{Ни в}новь разразились угрозами, но резолюция Дана была принята ^ногласно.

р_аз ^ДНа феерическая речь следовала за другой. Моя голова попросту Рвалась в сжатой атмосфере зала. Я вышел во двор. На фоне серых

сумерек июльской ночи я увидал море солдат, рабочих и матросов т здесь, то там стояли направленные на здание дворца пушки и пулеме развевались красные знамена, непрестанно слышалась канонада. Ov^' сшедший дом какой-то! Эта толпа требовала: "Вся власть Советам^ хотя в то же время направляла на них пушки, угрожая Советам смепт ' и расправой. ^Ь|°

Как только меня узнали, то я тотчас же был окружен людь_м посыпались вопросы, раздались угрозы. Я попытался объяснить им чт*' Советы не обладают всей полнотой власти, поскольку требования боль° шевиков невозможны. Я попытался объяснить также, какие бедстви могут последовать из их намерений. Однако я как будто бы разговапи^Я вал не с людьми, а с неким монстром. Глухим ко всяким доводам обуреваемым ненавистью и бесчувственной жестокостью, соблазненным идиотическими лозунгами большевиков. Я никогда не забуду эти лица в обезумевшей толпе. Они потеряли все человеческое, укрепив в себе лишь звериное начало. Толпа ревела, угрожала, потрясала кулаками.

— Советы продались капиталистам!

-т- Предатели! Иуды!

— Враги народа!

— Смерть им!

Сквозь этот гром голосов я прокричал: "Неужели моя смерть даст вам землю или наполнит ваши пустые желудки?"

Странно, но многие из "бестий" толпы разразились в ответ на мой вопрос смехом. Удивительно, к сколь мгновенным шараханиям из одной стороны в другую способна толпа.

В зале Думы продолжались речи, речи, речи... Ближе к рассвету часть депутатов Советов заснула, и то был сон изнеможения. Остальные сменяли друг друга у трибуны, продолжая дискуссию. Тем временем снаружи здание все еще было окружено толпами, подкрепленными на сей раз несколькими свежими полками. Одна стратегическая позиция за другой занимались солдатами. Выстрелы раздавались отчетливее, чем среди ночи, а пули все чаще ударялись о стены здания. Обессиленный от бессонной ночи, я вновь вышел во двор Думы. На этот раз я увидел три броневика. Про или контра? Конечно же против. Против были и со­лдаты, и моряки, вооруженные ружьями и скопившиеся во дворе. Внеза­пно раздался оглушительный взрыв, и все эти доблестные вояки в панике попадали на землю. Панику, как оказалось, вызвали сами большевики. Один из солдат бросил ручную гранату и убил нескольких людей. Полагая, что началась атака со стороны правительственных сил, пуле­метчики открыли огрнь. Число жертв возросло. После этого многие из бунтовщиков решили отправиться восвояси.

В пять часов пополудни Советы возобновили заседание. На нем присутствовали большевистские депутаты и их сторонники. Они отчет­ливо осознавали, что настал момент, когда они либо должны победить, либо признать поражение. Во имя того чтобы победить, они готовы были прибегнуть к крайним мерам. Но именно в тот момент, когда один из них произносил речь, полную кровавых угроз, дверь распахнула^ и в залу вошли три офицера. Их мундиры были запылены и грязью; они быстрым шагом приблизились к восседающему на тр Чхеидзе. Отдавши честь, они развернулись в сторону зала и старшии п чину обратился к труппе большевиков со следующими словами:

— В то время когда русская армия концентрирует все силы защиты родины от врагов, вы, солдаты и матросы, которые ^никоГД^а/?_оЛ- видели войну, болваны и предатели, убивающие время в злобной о^ товне, авантюристы и оборотни, что здесь вы делаете? Вместо борь

_гами вы губите мирных граждан, организуете заговоры, вдохновляя с ⁰Р^_аМым врагов наших, а нас, солдат великой русской армии, встреча- ^теМ_пулеметами и пушками. Позор! Но тщетно все ваше вероломство. Я, ^еТе анДУ^юЩ™ полком велосипедистов, информирую вас о том, что мои разделения вошли в Петроград. Бунтари разбежались. Ваши пулеме- ^Г в наших руках. Ваши вояки — храбрецы перед лицом невооруженных ^TbI _нЫХ жителей, — столкнувшись лицом к лицу с военными подразделе­нии, трусливо разбежались. А посему сообщаю вам, что тот, кто ^10!_еДПр_Имет всякую попытку продолжить или повторить нечто подо­бное, будет пристрелен, как собака.

Повернувшись к председателю, он снова отдал честь и добавил: "Имею честь доложить Советам, что мы поступили в распоряжение оавительства и Советов и ждем дальнейших распоряжений".

Взрыв настоящей бомбы вряд ли вызвал бы подобный эффект, громкие и радостные аплодисменты раздались с одной стороны, с дру-

_г(*й _ пронзительные выкрики, стоны и проклятия. Что же касается

Троцкого, Луначарского, Гиммера и Каца, Зиновьева, то они, как выра­ зился один из моих друзей, "бежали как черт от ладана". Один из них, впрочем, и попытался что-то сказать, но голос его потонул в криках. "Вон отсюда! Прочь!" — раздавалось отовсюду. И вместе со своими сторонниками они покинули зал.

Часа через полтора военная музыка заполнила комнаты и коридоры дворца. Два петроградских вооруженных полка вошли в Думу. Большеви­ки были разбиты, и вновь восторжествовали силы порядка. Толпы были рассеяны, мятежные солдаты разоружены и арестованы. Около двух часов пополуночи я добрался домой, свалился на кровать и мгновенно уснул.

5 — 6 июля 1917 года. Сегодняшние газеты опубликовали до­кументы, из которых следовало, что накануне своего возвращения из-за границы большевистские лидеры получили крупные суммы денег от германского военного руководства. Эта новость вызвала взрыв всеобщего негодования.

— Предатели! Немецкие шпионы! Убийцы!

— Смерть им! Смерть большевикам!

Все это сегодня выкрикивала толпа, которая еще вчера требовала крови большевистских врагов. Общественные настроения круто измени­лись, и сейчас уже необходимо было защищать большевистских лидеров от насилия. Некоторые из них самовольно предпочли арест, дабы попро­шу выжить. Чтобы предотвратить линчевание, Чайковский и я вынуж­дены были сопроводить кронштадтских матросов от Петропавловской крепости на их корабли. Понимая, что их ждет в случае, если они опадут в руки непостоянной толпы, "гордость и слава революции", как ₀р^{ЗВал вс}его лишь несколько дней назад Троцкий, дрожала как

иновый лист под гикание уличной публики, тел жив? Все ли в порядке?" С таким содержанием я получил еграмму от жены, которая находилась в то время в Самаре. Конечно У меня все было в порядке. д_е Сегодня Троцкий, Коллонтай и многие другие были арестованы, ину и Зиновьеву удалось избежать этой участи. Вопрос же теперь д_а§ ^{л так:} что делать впредь? Мы, умеренные, были не кровожадны, и, *ей ^{1 ЛИкви}Дир°вать саму возможность подобных насильственных мяте- ты ^слеДовало бы демонстрировать великую стойкость духа. Сове- °бст ^ли склонны к излишней мягкости, которая при нынешних °ятельствах означала ничего более, как слабость.

Мятеж был подавлен, но ничего не было сделано в плане наказа ораторов и бунтовщиков, а арестованные коммунистические лидеры б ^ вскоре выпущены на свободу.

Мне предложили три поста во Временном правительстве — _Тов^ ща министра внутренних дел, директора русской телеграфной служб** секретаря премьер-министра Керенского. После надлежащих размыт?¹' ний я остановил свой выбор на последнем, хотя и очень сомневалсяч при нынешних условиях смогу оказать большую службу стране. В эт ^Т° смысле, как помощник Керенского, я, пожалуй, смог бы сделать ма^М симум возможного.

Разработка закона о выборах в Учредительное собрание заверши лась. Они должны были стать самыми демократичными выборами допускающими полную и пропорциональную представительность насе' ления. Но, думалось мне, закон этот так же "пойдет" бедной России, как вечерний туалет — лошади.

За несколько дней до того как я вступил в обязанности секретаря Керенского, произошло событие, глубоко потрясшее всех трезвомыслящих русских, причем даже тех, кто годами участвовал в революционном движении. Я имею ввиду ссылку царя Николая II и его семьи в Тобольск в Сибирь. Все это было совершено в большом секрете, хотя за несколько дней до этого мой старый друг и коллега г-н Панкратов в редакции "Воли народа" сообщил мне, что он назначен шефом императорского эскорта царской ссылки. Панкратов был старым революционером и двадцать лет своей жизни провел в тюремном заключении в Шлиссельбурге. Несмотря на все это, он был гуманист, не хранил в себе злобы ни к царю, ни к старому режиму. Вот почему я был рад, что именно он был выбран для этого дела, и был совершенно уверен, что Панкратов сделает все возможное, чтобы императорская семья чувствовала себя комфортно даже под стражей. Мотивация этого наказания была не злонамеренной. Напротив, я знал, что Керенский ратовал за высылку царской семьи в Англию. Его планы были разрушены лишь потому, что Советы не дали своего согласия на это. По сути, экстремисты были ответственны за плохие условия царского заключе­ния в царскосельском дворце. Их нахождение там становилось небезопас­ным, и, продлись июльский бунт еще несколько дней, я уверен, что большевики убили бы их: Совершенно необходимо было выслать семью куда-нибудь, где ее жизнь была бы в большей безопасности и где бы не было стычек с экстремистами по поводу революции. В Тобольске же революци­онные настроения были не столь сильными, а фанатизма не было и подавно; так что под охраной Панкратова попытки террористического убийства были не столь устрашающими. Хотя, если большевики прийдут к власти, как сказал мне Панкратов, одному богу известно, что может произойти.

Новый кризис

Вперемешку с телеграммами, выражавшими преданность правитель­ ству со стороны городов, земств, рабочих и крестьян, поступали и ^теЛ® рафные отчеты о женских стачках, солдатских бунтах и анархистски настроениях среди крестьян. Я прочитывал все эти послания и ^гоТОВ_ве информативные обзоры для Керенского, хотя и зря, поскольку он предпринимал никаких конструктивных действий, занятый вместо ^эГ° обрамлением резолюций для несуществующего правительства. ГосуД У ственные колеса катили страну в пропасть. 26

Наконец, настал день катастрофы, титанического катаклизма- августа с диктаторскими интенциями генерал Корнилов направил ^ мию на Петроград с намерением скинуть правительство и Сове

была версия событий Керенского; мне же корниловские замыслы ^етись менее преступными.

³ Я знал о длительных связях Корнилова и Керенского и что с тех пор, они развалились, корниловская группа стала совершенно враждеб- правительству Керенского, которому, в частности, они вменяли *0Я надвигающийся развал России. Керенский же характеризовал Ь ^нилова и его последователей как предателей родины. Новые силы ганизовывались для отпора большевикам, однако вместо объединения °Р _д общим врагом армия патриотов разделилась на три лагеря, с льшевиков же, конечно, такое положение дел вполне устраивало. П какой иной расстановке сил они могли еще мечтать? Советы были няты лихорадочной деятельностью. Был избран высший комитет два- ^ати двух "для борьбы с контрреволюцией". Я был включен в его ^остав. Характерно, что в него вошли и несколько большевиков, так что мы оказались в ненормальной ситуации сотрудничества с "красными" для оказания сопротивления патриотам. Первое, что потребовали эти члены комитета, — освобождения из тюрем своих большевистских соратников (Троцкого, Коллонтай и других). Вопреки моему отчаян­ному сопротивлению, это требование было удовлетворено.

Большевик Рязанов был одним из самых деятельных членов комите­та: он писал прокламации, выпускал бюллетени. Один из членов комите­та как-то заметил: "Кто бы мог подумать, что Рязанов и Сорокин когда-нибудь будут работать вместе? Лично я нахожу это обнадежива­ющим".

Я же не находил ничего обнадеживающего в этом. Мои мысли были о революции, которая, как и политика, способна совершать самые крутые виражи.

В высший комитет поступала информация о том, что наша пропаган­да возымела успех и внутри корниловских подразделений началось брожение, открыто проявилось нежелание продолжать демарш на Пет­роград. Несколькими часами позже пришли точные известия о том, что внутри корниловской армии начался мятеж. На следующее утро сам генерал Крымов, командующий "контрреволюционными" силами, при­был к Керенскому и после непродолжительного разговора вышел от него и застрелился. Для меня вся корниловская афера виделась трагеди­ей, а его мотивы, также как и его адъютанта Крымова, были абсолютно чистыми и патриотическими. Они были совершенно далеки от контр­революционной идеи.

Теперь триумф большевиков становился делом времени. Правитель- ство, утратившее доверие среди всех несоциалистических сил, повисло на волоске, и его падение было предначертано.

Мне постоянно приходилось видеть жену и друзей страдающими от °лода. Никто не жаловался. Веселыми беседами мы старались позабыть ⁰ пустых желудках. Впрочем, это было своего рода самодисциплиной.

Во всех полках большевики организовали военные комитеты помо- ^ Революции. Все это предвещало новый взрыв. Я приобрел револьвер,

мог ли я выстрелить в кого-либо? Вряд ли. До ^ди тысячами покидали Петроград. В самом деле, почему они ₀ ^ЛЖны были в нем оставаться? Там царил голод, не говоря уже

°громах большевистских толпищ. ^я Пп ^ ^с°ветую тебе уехать, — сказал мне один из моих друзей, кого у Ришел проводить на вокзал, — отправляйся как можно скорей; вот

^^ь, скоро ты не сможешь этого сделать. Поет ^{ИНуть се}**^час Петроград? Я не мог и не должен был так

Пучина

Октябрь—декабрь 1917 года. Наконец, наступил хаос. Большей победили. Все было предельно просто. Временное правительство и т ***** ко что открывшийся-Первый Всероссийский съезд Советов были см°^ЛЬ ны с такой же легкостью, как и царский режим в свое время. Благод^ военным комитетам помощи революции большевики контролиров^* все военные подразделения. Через Петроградский Совет рабочих дел*¹* татов они установили господство над рабочим классом. Солдаты и п ^ роградские рабочие, хорошо вооруженные и моторизованные, захвати/ Зимний дворец, Петропавловскую крепость, железнодорожные вокзаль** телефонные узлы и почты. Для того чтобы разрушить старое правитель ство и создать новое, потребовалось не более двадцати четырех часов

25 октября, несмотря на болезнь, я все же отправился к Зимнему дабы разузнать о последних новостях.

Я' обнаружил дворец, окруженный большевистскими подразделе­ниями. Было бы полной глупостью идти дальше, поэтому я круто развернулся и отправился к Мариинскому дворцу, где располагался республиканский Совет. Там я узнал, что Керенский бежал на линию фронта в поисках военной поддержки. Коновалов с остальными ми­нистрами и губернатором Петрограда Палачинским забаррикадиро­вались в Зимнем, охраняемом женским полком и тремя сотнями во­оруженных кадетов.

— Это — неслыханно! — гремел один из социал-демократов. — Мы должны опротестовать это насилие.

— Что? Вы что же, собираетесь издать новую резолюцию? — поин­тересовался я.

— От лица Советов, республиканского Совета и правительства мы должны обратиться ко всей стране и мировому демократическому сооб­ществу, — выпалил он, парируя мое легкомыслие.

— Что же это, если не новая резолюция? — спросил я, полушутя.

— Мы должны апеллировать к военным силам.

— Каким именно военным силам?

— Но офицеры и казаки все еще преданы нам.

— Те самые, кого недавно революционная демократия именовала контрреволюционерами и реакционерами, — продолжал я настаивать на своем. — Вы что же, забыли ваше отношение к ним, особенно после корниловского фиаско? И после этого вы надеетесь, что они защитят вас? Я же думаю, что, напротив, они будут крайне довольны всем случившимся.

Осажденные министры не были убиты, их лишь загнали в Петропав­ловскую крепость, где томились царские министры. Участь, постигшая женщин, была куда страшнее, чем вообще способно представить наше воображение. Многие были убиты; те же, кого избежала милосердна смерть, были варварски изнасилованы. Они были обесчещены ^CT0J? отвратительным способом, что вскоре скончались в ужасающих ях. Многие из официальных лиц Временного правительства также был*¹ умерщвлены с садистским зверством. _х

У себя в офисе газеты я написал первую статью о захватчика» клеймя позором убийц, насильников, бандитов и грабителей. Стать я подписал своим полным именем вопреки протестам моих РРУ-^ и даже наборщика. "Пускай так останется, — заявил я им, — в лк>'^D случае мы все перед лицом смерти". Примечательно, что статья ла успех, так что пришлось увеличить тираж номера втрое. ДР^у уговаривали меня не ночевать дома, и я решил последовать эт

Я также согласился изменить свою внешность и перестал брить- сО&Тк[ногие поступили так же: бритые стали появляться бородатыми, ⁰одатые — гладко выбритыми.

а Керенский был разбит. Большевики захватили банки, государствен- _й частные, а мой старый приятель Пятаков был назначен _ссаром финансов. С фронта поступали все новые ужасающие *^оМения. Генералиссимус Духонин был убит вместе с сотнями других ^СА^Дперов. Наша армия превратилась в дикую неуправляемую массу, таюшую все на своем пути. Германское вторжение становилось

Неизбежным.

^в Сегодня мои коллега Аргунов, один из основателей партии эсеров, пал "в лапы кота". Организация и публикация газет становились ^П°айнс затруднительными. Вторжения в редакции и типографии стали Пактом рутинной повседневности. Большевистские солдаты рушили _и наборы, и даже типографские станки. Мы вынуждены были Подчиняться и прекращали наши публикации, но многие из них по­ являлись вновь с несколько видоизмененными названиями. "Воля на­рода", запрещенная вчера, сегодня выходила в свет под названием "Воля", затем "Народ", "Желание народа" и т. д. Газета "День" появлялась под заголовками "Утро", "Полдень", "Вечер", "Ночь", "Полночь", "Час ночи", "Два часа ночи". Самое главное было то, что наши газеты продолжали издаваться. Читатель, которому не уда­валось получить газету наутро, получал ее под ночь. Сегодня я едва избежал ареста.

Наше ежедневное меню стало экзотичным, если не сказать покрепче. Хлеба не было, но вчера в одном небольшом магазинчике мы об­наружили несколько банок с консервированными персиками. Вместо хлеба мы приготовили пирог из картофельной кожуры. Все нашли его вполне съедобным. Да здравствует революция, которая стимулирует изобретательность и умеряет человеческий аппетит и желания!

Выборы в Учредительное собрание проходили по всей стране. Они стали своего рода вызовом большевистской революции. Если большеви­ки правы, то они получат большинство голосов на выборах. Очень скоро нам будет известен вердикт России. Конечно же большевики делали все возможное, что было в их силах, дабы блокировать выборы, а "затрав­ленные мыши" делали все, чтобы содействовать им в этом. В течение последней недели я выступил на двенадцати митингах.

Но вот опубликованы результаты выборов, большевики оказались побежденными. Вместе с левыми эсерами они оказались намного позади правого крыла партии, а тем самым — в меньшинстве в Учредительном ^оорании. Совместно со своими товарищами в Вологодской губернии набрал около 90% всех голосов. В прошлую ночь мы организовали мый экстравагантный банкет: каждому было вручено по ломтю хлеба, лсосиски, консервированный персик и чай с сахаром, ясн ^ики ^^ыли Решительным образом побеждены. Однако было

Нал°' ^ЧТ° ^{они не согласятся с} таким вердиктом. Если раньше они Теп ^ЯЛИСЬ У^спешно пройти на выборах в Учредительное собрание, то

^еР^{ь он}и будут препятствовать его открытию. д_еп ^ем временем я продолжал играть в кошки-мышки. Формально все а бол ^аТЫ ^"овались правом неприкосновенности. Но закон — одно, Я б_ь^{Ьшевист}ская практика — другое. Все дороги теперь вели в темницу. ^{уставшим}* возбужденным частью от работы и напряжения, и>ю от голода.

с_обра ^Ноября 1917 года. Официальный день открытия Учредительного ^Чия начинался прекрасной ясной погодой, синим небом, белесым

снегом — благоприятным фоном для громадных плакатов, разве! ных повсюду: "Да здравствует Учредительное собрание, хозяин Росс Тысячи людей, несущих эти транспаранты, приветствовали прел**¹*' вителей высшей власти в стране, истинного гласа русского наг> Когда депутаты приблизились к Таврическому, многотысячная то^51, приветствовала их громкими аплодисментами. Но стоило им д₀"^Па до ворот, как выяснилось, что они заперты и охраняются вооруженны*¹** до зубов латышскими стрелками. ^

Необходимо было что-то предпринять, причем немедля. ВзоК. равшись по железной ограде, я обратился к людям. Тем времен моему примеру последовали другие депутаты. И все же им удалой отпереть врата, и люди бросились к ним, заполняя придворцовы* дворик. Ошеломленные наглостью этого прорыва, латышские стрелки на какой-то миг заколебались. В результате ворота были открыты и мы вошли вовнутрь, за нами плыла толпа граждан. Во дворцовой зале мы начали свое собрание обращением к русскому народу с при­зывом защитить Учредительное собрание. Резолюция гласила, что вопреки всем препонам собрание начнет свою работу 5 января на­ступающего года.

Для подкрепления успеха мы провели митинги на заводах и среди солдат. Тем временем политические лидеры продолжали работу над подготовкой основных декретов, упорядочению процедуры и т. д. Подобного рода собрания, как правило, проводились на моей квартире.

Тень разрушения распространялась над Петроградом. Вся коммер­ческая жизнь замерла. Днем и ночью постоянно раздавались винтовоч­ные залпы. Сумасшествие и грабеж распространялись по городам и се­лам. Армия, как таковая, уже больше не существовала, немцы могли вторгнуться, когда им заблагорассудится.

Наступил последний день уходящего 1917 года. Оглядываясь назад, я не мог избавиться от чувства горечи и разочарования.

На Новый год мы все собрались вместе, лидеры и депутаты от партии социал-революционеров. Глубокая печаль, перемешанная с при­зывами умереть за свободу, отмечала все наши речи. Этот мертвящий энтузиазм достиг своего апогея после выступления моего друга К., в то время когда мы прислушивались к словам известной арии из оперы Мусоргского "Хованщина" ("Спит стрелецкое гнездо").

— Бедная моя Россия уснула в окружении врагов! Ее грабят. Многие годы назад она находилась под игом татаро-монголов, после — тяжело вздыхала под гнетом помещиков. Моя бедная Россия! Кто спасет тебя сейчас от твоих врагов? Кто оградит тебя от невзгод? О, любимая и несчастная Россия!

Эти слова глубоко тронули нас.

— Мы не знаем, кто может спасти тебя. Но какие бы несчастья н предстояли тебе, дорогая моя страна, ты не погибнешь. Восстанешь и пепла великой страной и великой нацией, великой державой мировых держав. И если для этого нужно будет, чтобы мы все погибли,то мы готовы к этому.

Таковы были слова красноречивого К., который закрыл наше нов годнее празднество. ^

Перспективы 1918-го представлялись мрачными, но что бы ни слу лось, я верил в мою страну и ее историческую миссию. _Ql0

Ну вот! Большевистской кошке наконец удалось поймать ^сВ мышь... Я был арестован 2 января 1918 года.

ПРОБЛЕМА СОЦИАЛЬНОГО РАВЕНСТВА

НАЦИОНАЛЬНОСТЬ, НАЦИОНАЛЬНЫЙ ВОПРОС И СОЦИАЛЬНОЕ РАВЕНСТВО

В ряду вопросов, горячо и страстно обсуждаемых теперь, чуть ли не ₀е место принадлежит национальному вопросу и проблемам, свя- пеР* _{с ним} Такой факт неудивителен, но удивительно то, что споря- ^зай нередко едва ли и сами знают, из-за чего они ломают копья... вставьте большинству из них ясно и категорически вопрос: " Что такое °_иоНальность? Каковы ее элементы? В чем ее отличительные призна-?" И вместо ответа вы получите либо молчание, либо нечто вразуми­ тельное, но неверное, либо, наконец, ответ, быть может, и верный, но ^т _ысла которого ни мы, ни сам "отвечатель" понять не в состоянии. Посмотрим, так ли обстоит дело. Начнем с той категории теоретиков национальности, которые говорят, быть может, и верное, но никому не понятное. Что же они понимают под национальностью? А вот что... "Всякое национальное бытие... в своих последних пределах должно мыслиться одним из многочисленных проявлений абсолютного". "Мы должны понимать эту войну не как войну против национального духа нашего противника, а как войну против злого духа, овладевшего наци­ ональным сознанием Германии"и исказившего "метафизическую основу" немецкой национальности. Читатель! Вы понимаете? Я, каюсь, нет. Впрочем, я понимаю одно, что в эти фразы можно всунуть любое содержание: и бога, и сатану. Так пишут философы.

Посмотрим теперь, что говорят те, которые не тонут во фразах и слова которых понять нетрудно. Публицисты, ученые и теоретики этого класса вполне правильно видят в нации или в национальности не метафизический принцип, не какую-то таинственную "вне и сверхразум­ную еущность", а группу или союз людей, обладающих теми или иными признаками, иначе говоря, объединенных той или иной связью. Каковы же, спрашивается, эти признаки?

Рассмотрим бегло выдвигавшиеся принципы:

А). Одним из таких признаков, по мнению многих лиц, является "единство крови";, или, иначе, единство расы. Корни этой теории уходят далеко в прошлое.

В наше время нет надобности подробно критиковать это мнение. Оно давно уже опровергнуто. Достаточно сказать, что теория чистых Рас оказалась мифом¹; их нет, как нет, например, и специально немецкой или английской крови. В наше время чистота крови сохраняется разве только на^ конских заводах, выводящих "чистокровных" жеребцов, да хлевах йоркширских свиней, да и там, кажется, не этим "расовым" Ризнаком обусловливается "симпатия" одного коня к другому. В мире с людей указываемый признак единства крови и единства расы как Ритерий национальности решительно не годен. Когда мы говорим:

Пр^ Ж- Фино, например, германская раса с антропологической точки зрения Пеп°^Та^^{ЛЯет смесь} поляков, ободритов, вендов и других славянских племен: ^Насто ^{ЫТНЫе п}РУ^ссаки' оказывается, не имели ничего общего с германцами. Их

^яЩее имя было Белорусе, язык их был похож на литовский" и т. д. ак_Вит^{ОТ же} "втор французскую кровь или расу считает составленной из крови б_И1уп ^HllCB* силуров, иберийцев, басков, васконов, светов, либийцев, сардонов, ^лем^ИНОВ' ^{вандалов}» венедов, гсльветов, поляков, вендов, кимвров, вестготов, Т₀ ж_е^анов' Франков, евреев, сарацинов, этрусков, белгов, пеласгов, аваров и т. д. относится и к любой расе.

"Иванов и Петров — одной национальности", то, конечно, не по что мы исследовали химический состав их крови, установили ч_ео^Т°Му показатели того и другого, изгиб носа, разрез глаз и т. д., а по какй^ПНЬ|^ иным основаниям, ничего общего не имеющим с теорией единства. ^т°

Б). Многие исследователи видят отличительный признак нацио^РаСк1- ности в единстве языка. Люди, говорящие на одном языке, принадл^^ к одной национальности, таково основное положение этого теч^С*^ат Данная теория национальности едва ли не самая популярная и с* ^[125] **' распространенная. Однако от этого она не становится еще истинной^*

Если бы язык был таким решающим признаком, то тех лип таковых немало), которые одинаково хорошо и с детства владе несколькими языками, пришлось бы признать денационализирован»⁰¹ ми, а следовательно, венгры, владеющие и венгерским и немецки ^[126] языками, не могли бы считать себя по национальности венграм^М То же относилось бы и ко всем "многоязычным" лицам и народам Во-вторых, люди, обычно принадлежащие к различным нациям¹, _На пример англичане и американцы, раз они говорят на английском языке, должны были бы составить тогда одну английскую нацию- американской нации, как не обладающей собственным языком, тогда не могло бы быть. И, наконец, туринец, сицилиец и миланец не могли бы принадлежать к одной итальянской нации, так как их говоры весьма далеки друг от друга. В-третьих, если даже и принять этот признак, то мы не избавляемся этим от целого ряда противоречий и сомнений. Первое сомнение гласило бы: насколько расходящимися должны быть языки или наречия, чтобы язык, а соответственно и народ, говорящий на нем, могли быть признанными в качестве самосто­ятельных национальных единиц? Если это расхождение должно быть основным, тогда пришлось бы признать, например, национальностью только славянство и объединить в эту национальность такие группы, как великороссы, малороссы, поляки, сербы, болгары, русины и т. д. Каждый из этих народов в отдельности не мог бы составить национальность, ибо языки их более или менее близки. То же нужно было бы сказать и о французах, итальянцах и румынах как единицах,говорящих на языках родственных. И они порознь тогда не могли бы называться нацией и национальностью, а должны были бы составить одну "романскую" национальность. В итоге мы получаем картину, решительно расходящуюся с обычным пониманием этого термина.

Если же это различие языков должно быть незначительным, то мы попадаем в новую крайность. Почему тогда это различие не уменьшить и вместо русского, польского, украинского языков или наречий не счи­тать таким достаточным различием простое отличие говоров. Логичес­ ких препятствий для этого нет. Тогда вместо русской, польской и укра­инской национальности из одной великорусской народности выкроились бы нижег ородская, ярославская, московская, вологодская и другие ^наи ональности. Термин "язык" — не есть нечто абсолютно определенн и сплошь и рядом подменяется терминами "наречие", а иногда и ^г вор". Как видим, и здесь нет спасения.

Наконец, если бы все дело было в языке, то едва ли можно было ^ говорить о русской национальности или о национальности бельгиис или английской. Поляк, малорос, еврей, черемис, калмык, вотяк, ^^{ ' давании и т. д. в этом случае не могли бы говорить о "рУ^сС

₀тизме", о "русском отечестве", считать себя по национальности 03^тР^й_кИми" и наклеивать на себя значок "России", символизирующий то Р^гггво, к которому они себя относят. То же относится и к Англии или гии, в состав котор