Еще одно плохое приземление.

 

Следующий час был, наверное, одним из самых ужасных в моей жизни.

 

Хотя я прошел через самые отвратительные события, которые вы только можете себе представить, - через поля сражений, заваленные трупами, да и личных переживаний хватало, как например, когда тиранидский воин почти отпилил мне ногу в Освобождении, - но абсолютная беспомощность нашего положения трепала мне нервы.

 

С помощью Кейта Полковник умудрился хотя бы восстановить работу автоматизированное телеметрии, чтобы капсула вошла в атмосферу под правильным углом, а не пролетела мимо или сожгла нас всех.

 

Ну, это только в теории.

 

Потому что единственный способ, которым мы можем проверить правильность настройки, предоставиться через пятнадцать минут.

 

Не меня одного напрягала текущая ситуация.

 

К этому моменту Эразм уже затих, хотя недавно он нервно бормотал что-то сам себе.

 

Теперь же он просто сидит на месте и поглаживает в своих руках серво-череп, почтительно и осторожно.

 

Лори настороже, ее взгляд постоянно переносится то на одного, то на другого, а челюсть сжата от напряжения.

 

Кандлерик все время теребит застежки своих манжетов, указательным пальцем кругами полирует тусклые медные полушария.

 

Кин-Драгг пытается выглядеть спокойным.

 

Он закинул руки за голову и закрыл глаза, но я-то вижу, что они периодически открываются, проверяя все вокруг.

 

Он десантник, так что полагаю, что эта ситуация для него не нова, как для остальных.

 

Но опять же, две большие разницы между падением в безумную сечу на неуправляемой спасательной капсуле, и высадкой с гравишютами на подготовленную зону боевых действий со взводом товарищей.

 

Брауни тоже что-то бормочет и выстукивает ритм полкового марша по своим коленям.

 

Его взор устремлен на пол между своих ног.

 

Пока я смотрю на него, он останавливает свою мелодию и достает с пояса боевой нож.

 

Я немедленно напрягаюсь и готовлюсь, замечаю как Лори немного сдвигается на своем месте, тоже готовая отреагировать, если он сотворит какую-нибудь глупость. Вместо этого он плюет себе на левую руку и размазывает слюну по лысине, затем, осторожно и медленно, он бреет свою голову, удаляя крошечную поросль, которая отросла после его утреннего бритья.

 

Ощутив на себе взгляды, он смотрит на нас. Чуть отводит но и пожимает плечами, затем снова

 

устремляет взгляд в пол и продолжает царапать ножом свою лысую макушку.

 

Гидеон Охебс сидит прямо напротив меня, но для того чтобы его увидеть, мне нужно немного отклониться влево или вправо.

 

И я рад этому факту, потому что когда я оказываюсь рядом с ним, он меня чрезвычайно выводит из себя.

 

Не знаю почему, но когда я рядом с ним, у меня вроде как начинает кружиться голова.

 

Это сложно описать, это вроде как если бы вам кто-то не понравился с первого взгляда, хотя вы совершенно не знаете этого человека.

 

И последний год я старался по возможности избегать находиться с ним в одной комнате.

 

Физически с этим парнем ничего такого, и он определенно один из самых тихих и послушных бойцов взвода.

 

На этой мысли я поправляю себя - больше нет никакого взвода, остались только мы.

 

По какой-то странной причине, я немного даже рад, что это так. Штрафники "Последнего Шанса", настоящие - это всегда только горстка бойцов.

 

Возможно Полковник и начинал с четырьмя тысячами легионеров пару лет тому назад, но остальные на самом деле были всего лишь лишним багажом.

 

Нас всех тестировали, и только небольшая часть пережила все, чтобы добраться до Коританорума.

 

Охебс достаточно комфортно расположился, положил руки на колени и жует свою нижнюю губу.

 

Я замечаю, что его ногти поцарапанные и искусанные, так что понятно как он разбирается со своей нервозностью.

 

Рядом с ним корчится Кейт, через каждые две минуты бросая нахмуренный взгляд на Охебса.

 

Так значит не только мне одному неудобно в его компании.

 

Ну и наконец Полковник. Невозмутимый, неприятный и неубиваемый, чувствую его справа от себя, словно скалу.

 

Он чопорный как на плацу, просто сидит на месте, держа каждую руку на колене, и просто смотрит вперед.

 

Он даже не смотрит на панель, чтобы проверить наш полет.

 

Словно его деактивировали, как лазган на предохранителе, будто бы он ждет кого-то или чего-то, чтобы это переключило его и снова заставило действовать.

 

С другой стороны, я замечаю небольшой тик его челюстных мышц, единственный признак его гнева или напряжения, что я когда-либо видел.

 

Ощутив на себе мой взгляд, он медленно поворачивает свою голову ко мне, его ледяные глаза впиваются в меня. Он ничего не говорит, просто прожигает меня взглядом.

 

- Сколько еще до входа в атмосферу, сэр? - спрашиваю я, с нетерпением разрывая давящее на меня молчание.

 

- Две с половиной минуты, - отвечает он даже не глядя на экран.

 

- Есть мысли, где мы грохнемся? - спрашиваю я, наклоняясь вперед, дабы взглянуть на бегущие по панели телеметрии и ничего не значащие для меня руны и цифры.

 

Он наконец-то отводит взгляд, чтобы посмотреть на экран, и затем тянется в карман шинели за истрепанной картой.

 

Он разворачивает ее, затем сгибает, смотрит на светящиеся на экране координаты, затем находит эту точку на карте.

 

- Есть хорошая новость. Вряд ли мы приземлимся на воду, - говорит он, убирая карту.

 

- А плохая? - спрашиваю я.

 

- Велика вероятность, что мы рухнем где-то в джунглях, - говорит он.

 

Ему нечего добавить. Из брифинга Грейта, нам известно, что в джунглях орудуют орки, несмотря на несколько огневых зачисток, чтобы выкурить их оттуда.

 

Наша единственная надежда, что кто-нибудь на базе Цербер заметит наше падение и вышлет поисково-спасательную экспедицию.

 

Но я полагаю, что вероятность такого исхода мала.

 

С теми проблемами, что на них свалились, я думаю, что падающая спасательная капсула будет последней в списке того, что их волнует.

 

Они фактически под осадой орков и у них есть чем занять свое свободное время.

 

- Ну, это если учесть, что мы не попадем в электро-бурю и не сойдем с нашей текущей траектории, - добавляет Полковник.

 

В капсуле раздаются стоны, и один из голосов мой.

 

Не впервые, и возможно не в последний раз я спрашиваю себя, стоит ли все это удовольствия прикончить своего собственного сержанта.

 

Ради великого баланса в галактике, мне следовало отдать ему ту девчонку. Но все же сожаления для слабаков.

 

Я сам встал на эту опасную дорожку, и Император принял мою ставку и бросил меня сюда. Так что все, что я могу с этим сделать - смириться.

 

Я давно уже перестал винить кого-либо в моем гнусном положении, так намного легче разбираться с ним.

 

Как только вы перестаете озираться по сторонам в поисках причин, почему все это дерьмо свалилось на вас, вы осознаете, что так или иначе виноваты ваши поступки.

 

К сожалению, я полагаю, что это одна из тех маленьких житейских премудростей, которые доходят до нас только когда мы конкретно лажанемся.

 

В противном случае я бы никогда не усвоил ее.

 

ВСЕ ВНУТРИ капсулы так нагрелось, что уже сложно дышать.

 

Мы с испугом смотрим друг на друга, думая о том, что это прелюдию к превращению в огромный огненный шар. Защиту от жара сорвет, металл начнет плавится, а наши тела испаряться.

 

Капсулу начало трясти, нас бросает из стороны в сторону, и мы на самом деле уже ощущаем притяжение гравитационного колодца и нашу собственную скорость.

 

Кандлерик начал сквозь зубы ругаться. В ответ на это Кин-Драгг ржет, и мы все смотрим на него.

 

- Если мы уже вошли в плотную атмосферу, чтобы нас начало трясти, значит вошли правильно, - говорит он с усмешкой, - теперь стоит беспокоиться только о приземлении. Ну или может стоит сказать - столкновении.

 

- Спасибо за то, что рассказал нам, - бормочет Данморе, качая головой, - ты на самом деле такой пустоголовый?

 

Кин-Драгг снова ржет и пожимает плечами, затем завидев, что от его шутки нам не смешно, он показывает на сияющую макушку Брауни.

 

- И это ты называешь меня пустоголовым? - говорит Кин-Драгг.

 

- Мне сбить с твоей морды ухмылку? - спрашивает Данмору, скрещивая руки на груди и подчеркивая это.

 

Вибрация корпуса становится все более и более сильной пока мы летим сквозь небеса Армагеддона, но затем внезапно прекращается.

 

Пару минут мы по ощущениям парим, но затем влетаем в сплошные дымные и густые облака, что покрывают атмосферу Армагеддона, и снова начинает трясти.

 

- Теперь уже скоро, - говорит Кин-Драгг, проверяя замки своих ремней безопасности.

 

- Ну тогда будет надеяться что ракетные двигатели не навернутся, как остальные системы, - говорю я, заслуживая тем самым кислые мины остальных.

 

- А что? Я говорю то, что думаю, не надо на меня так смотреть.

 

ПОЧТИ осязаемо спадает напряжение, когда капсула начинает трястись и из под нас раздается глухой рев включившихся двигателей.

 

Ощущаю как капсула замедляется, невесомость падения исчезает.

 

Когда ракетные двигатели выходят на полную мощность, нас вжимает в сидения, и я чувствую как к голове приливает кровь, вызывая тем самым головокружение.

 

Еще один толчок - это раскрылись парашюты и выключились двигатели, так что мы теперь полагаемся на свою удачу и не слишком быстрое приземление.

 

Несколько минут спустя капсула слегка заваливается на один бок, сопровождаемая металлически лязгом ударов по обшивке ветвями деревьев.

 

Задрожав мы останавливаемся. Я слегка вжимаюсь в ремни безопасности левым боком.

 

Раздается еще треск и стон металла, и я чувствую что мы приземлились.

 

Кандлерик бьет по замку ремней и вскакивает на ноги.

 

- Подожди! - говорит Полковник до того как я успеваю открыть рот.

 

Но мы оба опаздываем.

 

Когда Кандлерик делает шаг вперед, центр тяжести капсулы сдвигается и падаю, мы слышим хруст веток снаружи.

 

Меня кидает влево, затем вперед, Кандлерик же свободно летит по капсуле, отскакивает от центральной колонны и врезается головой в борт справа от меня.

 

Его лицо разрывается от удара, а голова с хрустом откидывается назад.

 

Я мало что слышу из-за хруста ветвей, но его тело заваливается на меня, а затем отлетает, голова на обмякшей шее говорит обо всем сама за себя.

 

Его шея сломана с такой же легкостью, как и ветки снаружи.

 

Удар отзывается в ногах и в спине, я ударяюсь затылком по стенке капсулы, и мы ударяемся о землю.

 

Модуль качает вперед и назад пока он успокаивается.

 

Мы сидим на местах, ждем дальнейшего движения. Слышу как хныкает Спуж, а уголком глаза вижу как Брауни сжимает и разжимает кулаки, бормоча что-то про себя.

 

Кин-Драгг крепко вцепился в свои ремни безопасности, упершись головой в стенку. Гидеон пялится на скомканное тело Кандлерика, лежащее у его ног.

 

Он нервно отпинывает его в сторону, но учитывая угол, под которым мы воткнулись в землю, тело снова скатывается ему на голени.

 

- Думаю, мы сели, - говорит Лори, глядя на меня, а затем на Полковника, тот кивает и скидывает с себя ремни.

 

Я замечаю, что он вытаскивает свой болт-пистолет, пока пытается подняться схватившись за центральную колону.

 

Скинув свои собственные ремни, я выуживаю дробовик из-под сидения, куда спрятал ранее, за одну из ножек. И теперь рад этому, потому что при падении нам не хватало только летающего по всей капсуле заряженного оружия.

 

Пока остальные отстегиваются, Полковник пробирается к двери, которая слегка выше уровня земли, но под небольшим углом.

 

Через покрытый конденсатом иллюминатор он выглядывает наружу.

 

- Кажется там все чисто, - говорит он, - по крайней мере ничто нам сейчас не угрожает.

 

- Каков план? - спрашивает Брауни, держась рукой за сидение для поддержки и разминая шею.

 

Полковник разворачивается и пока говорит, смотрит на нас всех по очереди:

 

- Мы устанавливаем периметр вокруг капсулы и проводим дальнейшую оценку, - говорит он.

 

- Ну и с чем на защищать периметр, сэр? - спрашивает Кин-Драгг. - Кроме дробовика Кейджа и вашего пистолета, у нас только ножи.

 

Полковник швыряет свой пистолет Кин-Драггу, тот неуклюже его ловит.

 

- Ты в двадцати метрах от люка. Кейдж, ты на противоположной стороне, - говорит Шеффер, хватаясь за колесо замка, - все ясно?

 

Я киваю, Кин-Драгг, с сомнениями следует моему примеру.

 

Полковник поворачивает колесо и выпихивает дверь наружу.

 

Та лязгает по обшивке, я позволяю Кин-Драггу пойти первым, хотя сам нахожусь ближе к двери.

 

Полагаю, что если нас там кто-то поджидает, то нет никакой нужды в спешке встретиться с опасностью.

 

Десантник выбирается наружу, несколько секунд спустя я иду за ним.

 

Вылезая из люка, я понимаю, что мы точно в джунглях и в этом не может быть никаких сомнений.

 

Обгоревший остов капсулы покоится на груде жухлой листвы и свеженаломанных веток.

 

Спрыгнув в джунгли с дробовиком в руках, я сворачиваю направо и обхожу капсулу.

 

В нескольких метрах над нами висят два ободранных белых парашюта, словно сигнальные флаги на деревьях.

 

Чертовски жарко, а воздух до одури влажный.

 

Меня уже можно выживать от пота, к тому же сложно дышать нормально.

 

Настолько влажно, что воздух забивает глотку, создавая ощущение, что я задыхаюсь.

 

К тому же достаточно темно: большая часть света проходит через дыру в листве, проделанную падением модуля.

 

За этим кругом света джунгли во тьме, кроме смутных очертаний изогнутых стволов через двадцать метров уже ничего не разобрать.

 

Из деформированных корней и веток торчат гигантские грибы, а тонкая терновая растительность вытягивает жизненные соки из сухой земли.

 

Необыкновенно тихо, ближайшие птицы и зверье явно пустились наутек от нашего драматического приземления.

 

Ничего не заметив, я стучу прикладом дробовика по капсуле.

 

- Все чисто, - говорю я негромко, не желая, чтобы мой голос разносился слишком далеко.

 

Приседаю и ухожу от капсулы, одновременно смотря влево и вправо.

 

Двигаюсь медленно, но уверенно, контролируя сильное желание остаться на месте и окопаться.

 

Всего на две вещи стоит обращать внимание. На что-то абсолютно неподвижное, в то время как все остальное колышется.

 

И на какое-нибудь быстрое движение, что немедленно бросается в глаза.

 

Я всегда был таким нервным?

 

Я всегда постоянно смотрел по сторонам, думаю, что увидел что-то движущееся?

 

Это чистый инстинкт самосохранения, и именно на него я в данный момент полагаюсь.

 

Есть небольшой подлесок, цепляющийся за жизнь и скудный свет, который продирается сквозь густую листву над головами.

 

Темные колючие кусты и тянущиеся лозы крест-накрест усеивают землю джунглей.

 

Когда положив перед собой дробовик я устраиваюсь меж двух деревьев, я еще раз осматриваю местность перед собой, но ничего не замечаю.

 

Но оказавшись здесь, я ощущаю как напряжение вызывает по всей спине мурашки.

 

Даже не само чувство, а скорее воспоминания. Воспоминания о планете под названием Ложная Надежда, которую я посетил вместе с Полковником.

 

Это был джунглевый мир смерти, была потеряна связь с местной заставой.

 

И то, что мы обнаружили там, одна из самых обескураживающих вещей, самая странная штука, что я встречал, но вы бы в это никогда не поверили, если бы не увидали собственными глазам.

 

Воспоминания об этом бое в джунглях, запах горящей от огнеметов растительности и крики разрываемых на части людей вернулись ко мне.

 

Держу палец на спусковом крючку, готовый выстрелить.

 

Слышу за спиной шаги, но сопротивляюсь соблазну развернуться.

 

Мне сказали стоять на посту, и что бы вы обо мне не думали, сейчас я чертовски хороший солдат и делаю то, что мне приказали.

 

И что бы мне не приказали.

 

- Полковник сказал, что мы снимаемся, - произносит Лори. Я вскакиваю на ноги и разворачиваюсь к ней.

 

- В какую сторону? - спрашиваю я, она кивает вправо. - А что там?

 

- Неважно, - отвечает она, пожав плечами. Разворачивается и уходит, - в любом случае у нас ни единой догадки где мы, так что Полковник выбрал направление наугад.

 

Если пройдем достаточно много, найдем что-нибудь, что нас сориентирует.

 

- Разумно, - говорю я, закидывая ремешок дробовика за спину и направляясь вслед за ней.

 

ИДТИ очень тяжело, и мне конкретно не хватает воздухе всего лишь после нескольких сотен метров.

 

Полковник сказал, что атмосфера Армагеддона так забита загрязнениями, что убивает человека за три дня.

 

Нам повезло, что мы приземлились в джунглях, деревья делают воздух чуть лучше.

 

Окажись мы в пустыне, мы бы кашляли и задыхались, как только выбрались бы из капсулы.

 

Учитывая плотный воздух, усилия, чтобы продраться через опавшую листву, раздирающие униформу кусты и что нам иногда нужно прорубаться сквозь терни ножами, то это трудный переход.

 

При нашем приближении из кустов разбегается разная живность.

 

Во тьме туда сюда летают жуки размером с мой кулак и с мерцающими крыльями.

 

Наше шествие провозглашают вопли и клекот птиц, а так же прячущихся в листве обитателей ветвей, что уничтожает любый шансы идти незамеченными.

 

Брауни идет впереди, а я заканчиваю колону.

 

Мы идем с интервалом в десять метров.

 

По крайней мере большинство. Кейт и Эразм идут парой в центре группы.

 

С тех пор как мы начали спуск, писчий вел себя неплохо.

 

Двигатели его серво-черепа сдохли, но он настойчиво тащит его с собой.

 

Пока что они не замедляют нас, но не знаю, сколько это продлится.

 

Не совсем так же понятно сколько осталось до наступления темноты, но вроде бы у нас еще есть куча времени найти хорошее место, чтобы разбить лагерь.

 

По моим расчетам, мы еще можем маршировать добрые пару часов.

 

Хотя продвигаемся мы не очень, к тому же ничто не препятствует прошагать еще десяток километров, прежде чем искать ночлег.

 

Пока что мы продвигаемся дальше, да и джунгли вроде бы становятся все более характерными.

 

По пути нам попались несколько мелких ручейков и запруд, к тому же мы стабильно поднимаемся вверх.

 

Несмотря на то, что мы влезаем и вылезаем из оврагов и впадин, я точно знаю, что это не мое воображение рисует подъем.

 

Полковник посоветовал нам не пить из всех подряд источников воды.

 

Тысячелетние развитие индустрии на Армагеддоне загрязнило тут почти все.

 

Поэтому вызывает удивление такое разрастание джунглей.

 

Я полагаю, что растения иногда так же намертво цепляются за жизнь, как и штрафники "Последнего шанса".

 

Время от времени Брауни указывает на особые ориентиры местности, типа торчащего огромного валуна, маленькой пещеры под корнями деревьев, особенно красивый откос с красными грибами или на поваленное дерево.

 

Когда мы проходим меж двух гигантских деревьев, чьи корни создают над головой арки, Данмор снова показывает на землю.

 

Кейт отстает от Эразма и начинает идти рядом со мной.

 

- Зачем он это делает? - спрашивает навигатор.

 

- Точки встречи, - говорю я ему, - если мы вляпаемся в какие-то неприятности, и Полковник прикажет нам рассеяться, то мы встретимся рядом с ними.

 

Просто запоминай где последнее место встречи, и если будут какие-то проблемы, беги туда изо всех сил. Лучше расскажи про них Спужу, если он вдруг не знает.

 

- Так и сделаю, - говорит он, глядя себе за плечо.

 

- Слушай, - говорю я, отталкивая его, - свали с дороги, ты загораживаешь мне обзор.

 

- Извини, - говорит он, спотыкаясь уходя вперед. Я качаю головой, когда он добирается до Эразма.

 

- Чертовы любители, - бормочу про себя, при ходьбе смотря то влево, то вправо.

 

КОГДА сумерки не позволили видеть дальше десяти или двадцати метров, мы нашли полянку на возвышенности.

 

Деревья стоят тут чуть свободнее, так что подлесок намного гуще, что дает нам превосходную возможность скрыться от любого наблюдения.

 

Нам нечего есть и пить, и несмотря на высокую влажность в горле першит от сухости.

 

Чувствую как от голода бурчит живот. Передаю дробовик Кин-Драггу, который вместе с Лори заступает на первое дежурство.

 

Полковник уже устроился спиной к дереву, глаза закрыты, а дыхание неглубокое.

 

Помогаю Кин-Драггу подыскать хорошее место для поста, расположенное под корнями дерева чуть дальше на полянке, но с отличным обзором окружающей местности.

 

- Полковник даст мне сигнал, когда нужно будет сменить тебя, - говорю я, и Кин-Драгг кивает и заползает в пункт наблюдения. Устраивает дробовик себе на колени.

 

Обхожу возвышенность, где под торчащими шипами темно-синего куста укрылась Лори.

 

В правой руке у нее болт-пистолет, но он присыпан листвой, чтобы замаскировать.

 

- А ты осторожна, - говорю я, кивая на пистолет, - да тут ведь едва хватает света, чтобы увидеть собственную руку, не говоря уже об отблеске металла.

 

- Если думаешь, что можешь расслабится, то по мне так это лучший способ быть убитым, - отвечает она не оборачиваясь.

 

- Ну иногда даже тебе нужно сбросить пар, - говорю я, присаживаясь рядом.

 

- Кейдж, отвали, - отвечает она, не грубо, но с достаточным чувством, чтобы я не питал иллюзий.

 

В ее голосе скорее желание остаться одной, чем злость.

- Давай только ты не будешь притворяться, что тебе не плевать.

 

Только открываю рот, чтобы ответить, и тут же закрываю его. Пожав плечами, встаю на ноги и продираюсь через кусты и папоротники обратно к лагерю.

 

Спуж рядом с Полковником, сидит поджав ноги на опавшей листве, лючок на макушке его серво-черепа открыт.

 

Он ковыряется внутри пальцами с подавленным выражением лица.

 

Серво-черепушка Спужа открыта, раздвинута по сторонам и из отверстия торчат мозги.

 

Тыкаю в них пальцами, проверяю насколько глубоко могу их всунуть, раздвигаю половинки в стороны.

 

Облизываю жидкость с пальцев, наслаждаюсь ее вкусом.

 

По ощущениям мозг в моих руках эластичен, пробегаюсь пальцем вдоль зазубренного края сломанного черепа, сравнивая с этим грубым тактильным ощущением.

 

Эта разность вызывает во мне восторженную дрожь, потрясающее удовольствие.

 

Хихикаю, когда острый осколок черепа ранить мою плоть и моя кровь смешивается с жизненной жидкостью писчего.

 

Запинаюсь, на мгновение ощутив головокружение. Спуж смотрит на меня своими водянистыми глазами и улыбается.

 

Это воспоминание мгновенно проходит, как я что-то делал с Эразмом.

 

Помню вкус крови, но не понимаю откуда.

 

В затылке что-то колышется и передвигается вперед.

 

Но это не ломающая боль от видения, это просто приятное небольшая дрожь, которая вызывает муршки по всему телу.

 

- Пожалуйста, ты не мог бы взглянуть на мой череп? - произносит Эразм, и я мгновение стою на месте и смотрю на него, ощущая страстное желание рассмеяться, хотя не знаю почему.

 

Подавляю это желание и сажусь рядом с Эразмом.

 

Он протягивает мне серво-череп, и я беру его.

 

Он весит больше чем я думал, и я удивлен тем, что он так далеко его пронес.

 

Уголком глаза слежу за Эразмом, но так, чтобы он этого не заметил.

 

Верчу череп в руках, якобы изучаю его.

 

Эразм с нетерпеливым выражением лица смотрит на меня.

 

- Я не техник, - говорю я, вручая ему обратно груду мертвой машинерии.

 

- Нет, ты ведь солдат, да? - говорит Эразм, кладя на землю перед собой писчий-череп.

 

- Да, я солдат, - отвечаю я, глядя прямо на него, стараясь уловить намеки на оскорбления или критику.

 

- и что?

 

- А ты знаешь, что я тоже хотел стать солдатом? - говорит он.

 

Качаю головой.

 

Мне так плевать, пусть хоть свето-сферой.

 

- Но мне пришлось пойти по стопам отца, ты знаешь об этом? - говорит он, быстро взглянув на серво-череп перед собой.

 

- Ты знаешь, что Департамено Муниторум дает дополнительное пособие если сын занимает место отца, когда тот отправляется к Императору?

 

- Нет, первый раз об этом слышу, - отвечаю я.

 

- Я был писчим вот уже тридцать пять лет, тебе не кажется, что это слишком долгий срок ожидать свое жизненно призвание? - говорит он.

 

- Без понятия, - отвечаю я, - не уверен, но мне, кажется, еще нет тридцати пяти. И это никогда не было для меня проблемой.

 

Я был еще пацаном, когда стал рабочим на фабрики, а затем вступил в Гвардию.

 

- Так ты не знаешь, сколько тебе лет? - недоверчиво спрашивает он.

 

Не удивлен его реакции, в конце концов он каждый день окунается в мир цифр и букв.

 

Думаю что статистика и записи - основа его жизни.

 

- Прибавь или отними пару лет за пролеты через варп, учти ошибки записей и ссылочную ошибку, так что тебе даже нет тридцати по стандартам Терры.

 

Я уже готов что-то ответить, но останавливаю себя. До меня доходит, что он только что сказал.

 

- Это же был не вопрос, - говорю я и поворачиваю голову в его сторону.

 

- Ну и что, что не вопрос? - говорит он. - Это так важно?

 

- Да не, полагаю, что нет, - отвечаю я, нахмурившись, - ну просто... Ладно, ты всегда...

 

- Просто, что? - обеспокоенно спрашивает он. - Я всегда что?

 

- Ты всегда отвечаешь вопросом на вопрос? - говорю я и фыркаю про себя, завидев его реакцию.

 

Я знаю, что он возможно даже не замечает этого, но самое долбаное время ему остановиться.

 

- Я всегда отвечаю вопросом на вопрос? - спрашивает он, глядя на меня своими огромными и честными глазами. -

 

И ты считаешь это странным, если я не задаю вопрос?

 

- А, забудь, - говорю я, вставая, -

 

ты лучше поспи, завтра мы встаем с рассветом.

 

- А как ты спишь в таких условиях? - спрашивает он, когда я разворачиваюсь.

 

Останавливаюсь и на секунду задумываюсь, после чего отвечаю, не глядя на него.

 

- Закрываю глаза, - говорю я, - затем пытаюсь вспомнить все дерьмо, что приключилось со мной.

 

Это обычно мне помогает.

 

КОГДА мы начинаем собираться, рассвет уже окрашивает верхушки деревьев. Я отстоял свой караул примерно в полночь, насколько я могу судить по этой лишенной света звезд тьме. Ничего не приключилось.

 

Брауни храпел, пока Полковник не отвесил ему пинка.

 

В листве хлопают крыльями пара летучих мышей, или возможно ночных птиц.

 

Половину ночи я провел сидя на муравейнике, можно считать, что мне повезло, я отделался только тошнотворным ощущением, как эти мелкие паразиты сновали по моей одежде. Я слышал истории, в том числе и на Ложной Надежде, что там насекомые могут отравить и сожрать человека в считанные минуты.

 

В будущем мне нужно быть более внимательным.

 

Большую часть утра мы монотонно переставляли ноги. Отсутствие воды уже становится серьезной проблемой.

 

А вся эта влага в воздухе изводит тебя, потому что пить все равно нечего.

 

Учитывая резкий привкус воздуха, к тому времени когда Полковник объявил привал, моя глотка ссохлась и потрескалась.

 

Кейт и Эразм, которые до сих пор тащат с собой чертов череп, выглядят полностью измотанными.

 

Но и остальные не лучше.

 

Хрипящие, отплевывающие забившую горло слизь, потные, мы делаем короткую остановку над нависающим пологом длинного, невысокого скального выступа.

 

Полковник использует корни деревьев, чтобы забраться на откос, и хотя мне не хочется терять ни секунды отдыха, я все же встаю на ноги и иду за ним.

 

- Мы не можем идти дальше в том же духе, без еды или хотя бы воды, - говорю я, добавляя "сэр", когда он одаривает меня своим ледяным взглядом.

 

- Неизвестно, сколько нам еще нужно будет обходиться собственными запасами, пока не пополним их, - говорит он, - мы должны сохранять их, и не будем тратить попусту.

 

- Будет гораздо лучше, если мы чем-нибудь набьем животы или хотя бы попьем, - говорю я, -

 

по моим расчетам рационов капсулы хватит дня на два.

 

Не повредит, если мы перекусим перед тем как сняться.

 

- Ладно, но только есть и пить будем на марше, - отвечает он.

 

Он вроде бы готов сказать что-то еще, но отвлекается на что-то среди деревьев.

 

- Что там, сэр? - спрашиваю я.

 

Он не отвечает, тогда я пытаюсь найти то, на что он смотрит.

 

Тут повсюду темень, но дальше каким-то странным образом чуть светлее. Примерно в двухстах метрах.

- Думаете поляна, сэр?

 

Он рычит и смотрит на меня.

 

- Принеси мне мой болт-пистолет и пусть Лори тащит дробовик, - говорит он, -

 

остальным оставаться на месте, пока мы разведаем.

 

Киваю и спрыгиваю с откоса, передаю приказы отделению.

 

Они спрашивают что за суета, но я ничего не отвечаю.

 

Я сам толком не знаю. Там всего лишь поляна.

 

Вооружившись мы отбываем к странному просвету, когда мы приближаемся, Полковник жестом приказывает нам пригнуться.

 

Через деревья я замечаю, что это действительно поляна, но ярко-желтый свет льется откуда-то сверху.

 

Поляна на самом деле оказывается концом джунглей.

 

Пока мы осторожно пробираемся вперед, то замечаем, что ближе к краю все чаще попадаются обгоревшие пеньки и раскромсанные стволы.

 

А на земле по лодыжку пепла.

 

Пробираясь через этот растерзанный лабиринт из деревьев, видим, что повреждения становятся хуже, и примерно через километр выходим на солнечный свет.

 

Перед нами раскинулось огромное открытое пространство, и насколько хватает глаз - все сожжено до земли.

 

Вдалеке, на вершине подъема свет отражается от чего-то металлического, но расстояние слишком велико, чтобы рассмотреть.

 

Возможно это какое-то сооружение, но я не уверен.

 

Мы делаем круг в поисках хоть каких-либо следов, но ничего не находим.

 

Полковник отсылает Лори назад забрать остальных, в то время как мы с ним выходим на открытое пространство, все еще прижимаясь к земле.

 

По пути к кратеру под ногами пепел и крошащиеся обугленные деревья.

 

Под прямым солнечным светом практически невыносимо жарко.

 

Чувствую как у меня обгорают лоб и руки.

 

Дробовик, который я забрал у Лори, очень быстро нагревается в руках и стремительно накаляется.

 

Замечаю, что Полковник убирает свой пистолет в кобуру.

 

- Какое-то зажигательное оружие, сэр? - спрашиваю я.

 

- Чтобы это ни было, оно нашло свою цель, - говорит Полковник, отпинывая груду обугленных ветвей.

 

Под ногами на ярком солнечном свету блестят осколки костей.

 

- Выглядят старыми, - говорю я, приседая и вытаскиваю одну. Это часть черепа, намного толще, чем человеческая, - орочья.

 

Отбрасываю фрагмент обратно в пепел и прохожу дальше, замечая другие обломки и куски, что пережили атаку.

 

Длинный нож с грубо зазубренным лезвием лежит рядом с костяшками пальцев, что видимо держали его.

 

Из под разбитой пластины торчит дуло оружия, и я стремительно откапываю его.

 

Но разочарованно выпускаю из рук, так как остальная часть пистолета сплавилась в бесполезный ком. Бросаю взгляд на Полковника, тот смотрит в небеса, прикрывая одной рукой глаза от солнца.

 

- Мы будем слишком заметны, если пойдем здесь, - говорит он, глядя на отблески вдалеке, - уже лучше продолжим марш под прикрытием джунглей.

 

- Мы здесь не найдем ничего полезного, - говорю я, в нетерпении убраться с солнца, которое свои жаром бьет мне по голове, словно молотом по наковальне, нужно идти дальше.

 

Он быстро осматривает воронку и затем кивает, после чего отправляется к краю джунглей справа от нас.

 

Оглядываюсь назад и вижу, что остальные уже добрались.

 

Они осматривают огромный кратер с тем же любопытством.

 

- Мы идем дальше, - кричу я им, жестами подгоняя вперед.

 

Когда ко мне подходит Брауни, я кидаю ему дробовик.

- Пойдешь впереди.

 

Его лысая макушка покрыта потом. Он тупо секунду смотрит на дробовик, а затем замечает мой нетерпеливый взгляд.

 

Откашливается и сплевывает, после чего трусцой бежит вперед к Полковнику.

 

Огненный ад охватывает Данмора, сжигая его будто свечу.

 

Воняет, словно обугленная свинья, и эта гарь забивает мне нос.

 

Его вопли, бульканье и хрип в моих ушах звучат симфонией.

 

Им аккомпанирует треск пламени.

 

Его кожа вздувается пузырями и трескается, создавая приятные глазу круговые узоры перед тем как кровь вскипит и кожа лопнет.

 

Жар прожигает его мышцы, подкожный жир шипит и брызжет как с восхитительно прожаренного стейка.

 

Иссушаясь до пепла мышцы превращаются в золу, которую разносят горячие потоки воздуха, и эти серых хлопья летят будто темный снег.

 

Когда трескаются и ломаются кости, его органы разрывает, каждый хлопается с таким восхитительным мне звуком, словно к моей душе прикоснулись губы любимой.

 

Эманации боли расходятся такими уловимыми волнами, что от удовольствия и наслаждения по спине бегут мурашки.

 

Последнее что исчезает - его сияющий череп, последние крохотные капельки влаги из его сгорающих мозгов с шипением улетучиваются.

 

Вздрогнув, я открываю глаза и вижу, что Охебс обеспокоенно смотрит на меня.

 

Я не помню, чтобы закрывал глаза.

 

Солнечный свет обжигает, и от духоты у меня кружится голова.

 

Но несмотря на это, я ощущаю, что спина покрыта холодной испариной.

 

Клянусь, вся спина: от основания черепа и до низа.

 

- Кажется жара доконала меня, - признаюсь я, отмахиваясь от нахмуренного Гидеона.

 

Он еще секунду стоит на месте, его глаза устремлены как будто бы куда-то мне в черепушку.

 

Затем он медленно отворачивается.

 

Сделав пару шагов, он бросает меня меня взгляд из-за плеча, после чего уходит к Брауни и Полковнику.